1900 год или Последний президент. Ингерсолл Локвуд

ИНГЕРСОЛЛ ЛОКВУД,
член Нью-йоркской коллегии адвокатов.


                1900 ГОД,
                ИЛИ
                ПОСЛЕДНИЙ ПРЕЗИДЕНТ

НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ.

В 2017 году мир облетела потрясающая новость. Пользователи Интернета сообщили, что ещё в конце XIX века ныне забытый американский писатель Ингерсолл (Инджерсолл) Локвуд написал три пророческих романа о некоем бароне Трампе, третий из которых называется «Последний президент». И в этих романах – масса предвидений прошедших и текущих исторических событий, начиная с того, что сына тогдашнего президента США Дональда Трампа действительно звали Бэррон (Барон).
Спору нет, звучит эффектно. Единственный недостаток – не совсем соответствует, а вернее, совсем не соответствует реальности.
Американский юрист и литератор Ингерсолл Локвуд (1841 – 1918 гг.) действительно написал два – а не три – детских фантастических романа о путешествиях барона Трампа. С моей точки зрения, попытки найти в них какую-либо связь с событиями XXI века – это, выражаясь современным языком, натягивание совы на глобус.
А «Последний президент» не имеет с этой дилогией абсолютно ничего общего. И это не роман, а повесть-антиутопия.
К сожалению, она в буквальном смысле переполнена ссылками на исторические события, неизвестные (в лучшем случае, малоизвестные) широкому читателю, так что без пояснений не обойтись. Постараюсь не превращать предисловие в многотомный исторический обзор, остановившись лишь на ключевых моментах. Желающие узнать более подробные сведения смогут утолить свою жажду в Интернете, благо на эту тему имеется масса статей, начиная с «Википедии».
Так вот, повесть написана в 1896 году. На президентских выборах в тот год соперничали республиканец Уильям Мак-Кинли и демократ Уильям Брайан. Последний был номинирован от демократов-популистов и серебряных республиканцев (фракции республиканцев, выступавших за выпуск серебряных денег – см. ниже) с широкой поддержкой на Юге, сельскохозяйственном Среднем западе и в штатах Скалистых гор.
Примерно до середины XIX века в Америке господствовал биметаллизм — денежная система, при которой роль всеобщего эквивалента закрепляется за двумя благородными металлами (обычно золотом и серебром), предусматриваются свободная чеканка монет из обоих металлов и их неограниченное обращение. В 1873 году был принят закон, по которому серебро предназначалось лишь для чеканки мелкой разменной монеты. Этот закон фактически вводил золотомонетный стандарт. Противники этого закона стали называть его «преступлением 1873 года». В 1875 году были изъяты из обращения необеспеченные бумажные доллары, известные как «гринбеки», что привело к появлению движения в защиту бумажных денег, ставшего известным как «Движение гринбекеров». Название партии происходит от прозвища бумажных денег США «гринбеки» («зелёная спинка», от зелёного цвета бумажных долларов), которые стали выпускаться во время Гражданской войны. «Гринбекеры» выступали против возврата от «дешёвых» бумажных денег обратно к золотым, так как считали, что это приведёт вновь к тому, что частные банки и корпорации будут контролировать стоимость производимого продукта и труда. Государственный же контроль над монетарной системой страны позволит поддерживать более высокий уровень циркулирующих денег, как это было во время Гражданской войны. Это в свою очередь поддерживало бы бизнес и помогало фермерам за счёт, с одной стороны, увеличения цен, а с другой — за счёт возможности легче брать в долг и легче его отдавать. Объединение гринбекеров состояло в основном из фермеров, которые финансово пострадали во время экономического кризиса 1873 года.
Конвент Демократической партии («Чикагская платформа») прошёл в Чикаго 7 —11 июля 1896 года. Партия раскололась на две фракции: популистов и Национальную демократическую партию (поддерживающую золотой стандарт). Уильям Дженнингс Брайан, произнёсший на конвенции свою известную речь «Крест золота», был избран кандидатом в президенты от популистов. Большую поддержку Брайану оказали владельцы серебряных рудников в штатах Горного Запада, заинтересованные в выпуске в США серебряных денег.
А Мак-Кинли использовал новую стратегию. Его кампания просвещала электорат в вопросах денег и показывала ошибки сторонников биметаллизма. Мак-Кинли был показан как безопасный сторонник рабочих мест и твёрдых денег. Брайан же изображался религиозным фанатиком и революционером, который уничтожит экономику.
Выборы выиграл Мак-Кинли. Но что случилось бы в случае победы Брайана?
Этим событиям и посвящена повесть И. Локвуда. Сейчас подобные произведения относят к жанру «альтернативная история». Мне не удалось найти точную дату создания повести, но я полагаю, что этот памфлет был написан ещё до выборов и сыграл свою роль в предвыборной кампании. Все поименованные в повести люди – реальные лица.
И ещё одно замечание: как известно, человечество весьма неравнодушно относится к наступлению нового столетия. И хотя ХХ век начался 1 января 1901 года, а вовсе не 1900, именно с наступлением 1 января 1900 года часть людей связывала свои надежды на некие кардинальные улучшения, а другая часть трепетала в ожидании неслыханных невзгод и страданий. Поэтому завершение повести с последним ударом часов, возвещающим наступление 1900 года, весьма символично.
***
СИСТЕМА УПРАВЛЕНИЯ СОЕДИНЁННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ
Высший орган законодательной власти — двухпалатный Конгресс: верхняя палата — Сенат; нижняя — Палата представителей. Конгресс располагается в здании, называемом Капитолий.
Президент США — глава исполнительной власти с функциями главы государства, правительства, верховный главнокомандующий вооружёнными силами США. Администрация президента является правительством страны.
***
И последнее: повесть написана в 1896 году, термин «политкорректность» ещё не изобрели. Поэтому официально предупреждаю желающих скопировать текст: категорически запрещается замена используемых автором слов и понятий на современные, якобы «не наносящие морального ущерба», равно как купюры, пропуски текста и замена слов и фраз многоточиями.




При создании предисловия использованы материалы «Википедии».
В. Борисов.

;
ИНГЕРСОЛЛ ЛОКВУД


1900 ГОД,
ИЛИ
ПОСЛЕДНИЙ ПРЕЗИДЕНТ


Чикагская платформа (1)
фактически принимает форму
революционной пропаганды. Она воплощает
угрозу национального распада и разрушения.
               
ГАРРЕТ А. ХОБАРТ (2).


                ГЛАВА I

Это была ужасная ночь для великого города Нью-Йорка — ночь на вторник третьего ноября 1896 года. Город пошатнулся под ударом, будто огромный океанский лайнер, который на полной скорости с ужасающим грохотом врезается в могучий айсберг, и отшатывается обратно, разбитый и дрожащий, как осина (3). Новость обрушилась на беззаботных и уверенных в себе людей, собравшихся за вечерним столом, подобно грому среди ясного лазурного неба:
«Альтгельд (4) твёрдо и уверенно удерживает приверженность Иллинойса кандидату от Демократической партии. Это избирает Брайана президентом Соединённых Штатов!»
Как ни удивительно, жители верхней части города даже не пошевелились, чтобы выскочить из своих домов и собраться на площадях, хотя ночь была безоблачной и чудесной. Они сидели, парализованные невыразимым страхом, а если кто и произносил несколько слов, то с прерывистым дыханием и сильнейшим биением сердца.
Менее чем через полчаса конные полицейские промчались по улицам, крича:
— Оставайтесь в своих домах, заприте двери и забаррикадируйте их. Весь Вест-Сайд охвачен беспорядками. Огромные толпы собираются под руководством анархистов и социалистов и угрожают грабить и опустошать дома богачей, так много лет причинявших им зло и угнетавшим их. Не выходите на улицу. Погасите все огни!
К счастью, губернатор Мортон находился в городе, и хотя смертельная бледность его лица преодолела пепельный оттенок старости, но в голосе не слышалось ни малейшей дрожи:
— Поставить Седьмой, Двадцать второй и Семьдесят первый полки под ружьё.
Через несколько мгновений на притихших улицах раздались голоса сотен гонцов, сзывающих солдат этих полков в оружейные склады.
Медленно, но с поразительными выдержкой и упорством, толпа оттеснила полицию к северу, и хотя полисмены выдержали натиск с непревзойдённой храбростью, но, отброшенные назад, тёмные массы разъярённых существ вновь яростно обрушились на своих противников. «Успеют ли войска спасти город?» — шёпотом спрашивали командиры, руководившие действиями полицейских.
Около девяти вечера толпа с оглушительным криком, словно четырёхголовое чудовище, изрыгающее огонь и пламя, ревя и бушуя, ворвалась на Юнион-сквер (5).
Полицейские силы были истощены, но их шеренги всё ещё были подобны каменной стене, отличаясь от неё лишь подвижностью. Толпа неуклонно двигалась к северу, а воздух над ней дрожал и разрывался от безумных криков победителей:
— Брайан избран! Брайан избран! Наш день, наконец, настал! Долой наших угнетателей! Смерть богачам! Смерть золотым жукам (6)! Смерть капиталистам! Верните нам деньги, которые вы выжали из нас! Верните нам мозг наших костей, которым вы смазывали колёса своих карет!
Полиция была практически беспомощна. Полисмены по-прежнему размахивали дубинками, но удары были неэффективны и лишь усиливали ярость бесчисленных орд, наступавших на Мэдисон-сквер. Отель «Пятая авеню» первым ощутит на себе ярость толпы. Успеют ли войска спасти его?
И тут раздаётся нечто невыразимое – полу-приветствие, полу-крик радости. Мужчины глубоко вдыхают; женщины падают на колени и напрягают глаза; они слышат, но пока не видят, потому что газовые заводы и электростанции ещё с вечера разрушены толпами, которые предпочитали сражаться в темноте или при свете подожжённых жилищ богачей.
Снова звучат радостные крики, всё громче и отчётливее, а затем – возгласы:
— Они идут, они идут!
Да, они приближались — Двадцать второй по Бродвею, Седьмой по Мэдисон-авеню, оба на двойной скорости.
Через мгновение протрубил горн, послышалось несколько отрывистых, ясных и чётких команд, после чего оба полка окружили площадь, выстроившись в боевом порядке. Толпа двинулась на них. Сможет ли эта тонкая линия войск сдержать такую огромную массу людей?
Ответом был оглушительный залп из огнестрельного оружия, ужасающий треск, подобный тому, с которым взрываются молнии. Стена огня накрыла площадь. Залпы повторились снова и снова. Толпа замялась, застыла, заколебалась, отступала, снова хлынула вперёд. В этот момент невдалеке раздался грохот, словно от падения множества огромных ножей. Это доблестный Семьдесят первый напал на Двадцать третью улицу и окружил толпу с флангов. Солдаты наступали, как железная стена, ощетинившаяся стальными клинками. Без криков, без звука. Полк сеял смерть в тишине, за исключением момента, когда сталкивались, скрестившись, два штыка, сокрушая вдвойне сильного врага.
Когда колокола пробили полночь, последние остатки бунтовавших были изгнаны и спрятались в укрытиях, но колёса повозок, перевозивших мёртвых, грохотали до рассвета.
И тогда престарелый губернатор в ответ на слова мэра:
— Слава Богу, мы спасли город! — ответил:
— Да, но Республика...

;

               ГЛАВА II

Как бы сильно ни удивлялся мир восстанию «угнетённых масс» мистера Брайана в городе у моря и тому, как великолепные дома Нью-Йорка чудом избежали огня и разорения, ещё сильнее он поразился, когда по всей стране разнеслась новость о том, что Чикаго вообще не нуждается ни в одном федеральном солдате.
«Чикаго обезумел, но это безумие радости. Чикаго находится в руках толпы, но эта толпа — шумная, грубая и неистовая — состоит из обычных граждан. Это естественное ликование класса, внезапно получившего избирательные права, но не стремящегося ни к какому иному злу, кроме изобличения злодейских и корыстных душ, жестоко угнетавших бедняков и забивавших безжалостный гвоздь социальной и политической власти в сердца «простых людей», пока его шляпка не скрылась из виду, и отчаяние не прижало свою волчью морду к дверям трудящихся».
И всё же в этот момент, когда ночной воздух дрожал от безумных воплей «простых людей» о том, что Господь явил им Свою доброту, что злые менялы изгнаны из храма (7), что жестокосердые ростовщики наконец-то побеждены, что теперь у руля стоит «народный Уильям», что мир и изобилие через несколько лун вернутся в хижину бедняка, что Серебро стало королём — да, наконец-то, королём — мир продолжал удивляться: почему красноглазая анархия, стоявшая на площади Хеймаркет (8) и вздымавшая вверх тонкие руки, не вырвала из груди с диким выражением лица и ещё более дикими жестами динамитную бомбу, чтобы метнуть её в ненавистных приспешников закона, которые стали молчаливыми зрителями этого безумного народного ликования? Почему? Вглядитесь, и вы узнаете, почему мир в белых одеждах шёл в ногу с этой бушующей толпой и отвратил её мысли от грабежа.
Там был ОН (9). Главный дух, державший их в узде. Он, и только он, вознёс Брайана на недостижимую высоту. Без этих двадцати четырёх выборщиков, Брайан был обречён, безнадёжно обречён. Он, и только он, твёрдо и крепко заставил великое Содружество Запада придерживаться демократической линии; поэтому он пришёл как завоеватель, как создатель королей, и сами стены соприкасающихся с небом зданий дрожали, когда его несла по многолюдным улицам организованная толпа, и десять раз по десять тысяч его приспешников выкрикивали его имя и потрясали шляпами в безумном ликовании:
— Ты наш Спаситель, ты очистил Храм Свободы от зловонной орды ростовщиков. Мы приветствуем тебя! Мы называем тебя Создателем Королей. Сам Брайан должен именовать тебя Хозяином. Ты получишь свою награду. Ты будешь стоять позади престола. Твоя мудрость сделает нас здоровыми. Ты очистишь землю от незаконного сброда торгашей. Ты спасёшь Республику. Ты больше, чем Вашингтон. Ты наш друг, надёжнее, чем Линкольн. Ты сделаешь для нас больше, чем Грант (10). Мы твои рабы. Мы салютуем тебе. Мы благодарим тебя. Мы благословляем тебя. Ура! Ура! Ура!
И всё же это огромное сборище приручённых монстров, это могучее скопище добродушных ненавистников установленного порядка вырвалось из-под контроля Хозяина на несколько кратких мгновений и окунула руки в кровь врага. Произошедшее было столь же быстрым, сколь и ужасным. Их было всего четверо, безоружных, на потеху толпе. При виде этих людей тысяча глоток изрыгнула могучий и ужасный рык ненависти. Они были храбрыми людьми, и отступили к стене, чтобы умереть, как храбрые люди – сбитые с ног, избитые, разорванные в клочья, растоптанные, протащенные по улицам… всё завершилось за считанные мгновения. Они сталкивались с завывающими дикарями на далёком Западе, с раскрашенными монстрами в человеческом облике  (11), но ни разу им не приходилось слышать, чтобы такие вопли вырывались из человеческих глоток; и так они погибли, четыре храбреца, облачённые в синие ливреи Республики (12), единственным преступлением которых было то, что несколько месяцев назад, вопреки торжественному протесту Хозяина, их товарищи ступили на землю Содружества и спасли Метрополию Запада (13) от рук этой самой толпы.
Итак, Чикаго праздновал выборы нового президента, который должен был освободить землю от рук финансовых дельцов и положить конец многолетнему порочному союзу между бартерщиками (14), продавцами человеческого труда и законодателями.
По всей длине и ширине Юга и за пределами Великого Разделения (15) эта новость обрушилась на деревни и посёлки, словно благая весть нового Евангелия, почти столь же значимая для человеческого счастья, как и небесное сообщение двухтысячелетней давности (16). Колокола звонили, радостно приветствуя ликующих, и сами звёзды дрожали от снова и снова повторяющегося рассказа о том, что было сделано для бедняка его собратьями с Севера; и возле пылающих сосновых сучьев в очаге южной хижины, и перед кострами шахтёрских лагерей Дальнего Запада (17) раздавался крик:
— Серебро — король! Серебро — король!
Чёрные и белые ладони сплелись в этом странном пиршестве любви, и темнокожий внук больше не чувствовал боли от хозяйского удара плетью. Повсюду воцарились мир и благоволение, ибо люди наконец-то победили своих врагов, которые обложили их налогами и десятиной (18) до самой смерти. Теперь работник не только будет получать достойную плату, но получать её народными долларами, для блага народа, а казне богача придётся отдать неправедно нажитую прибыль, и солнце, глядя на эту широкую и прекрасную землю, не найдёт человека, который остался без работы и не может сбыть свой товар. Отныне богач должен, как и полагается, платить королевскую сумму за счастливое обладание своими привилегиями, а также взять налоги страны на свои широкие плечи, где им и надлежит находиться.
;



               ГЛАВА III

Не всякое перо способно было с достаточными исторической полнотой и точностью описать дикие сцены волнения, которые наутро после дня выборов разразились на биржах по всему Союзу (19). Чем больше и важнее был денежный центр, тем глубже, темнее и тяжелее было отчаяние, воцарявшееся после того, как утихали бурные всплески протестов, неповиновения и проклятий. Некоторым казалось, что предчувствия быстрого, но верного обнищания лишь превращают мрачную и унылую драму революции и распада в уморительный фарс, и они приветствовали возможную потерю своих миллионов громким хохотом и неописуемыми выходками, грубыми шутками и непристойным весельем.
День шёл своим чередом, а новости становились все хуже и хуже. Было слишком очевидно, что Палата представителей Конгресса Пятьдесят пятого созыва будет контролироваться объединённой коалицией популистов и сторонников Свободного Серебра, в то время как дикая радость, с которой весь Юг приветствовал избрание Брайана и Сьюэлла (20), не оставляла сомнений в умах северян, что южные сенаторы, все до одного, встанут на сторону Администрации в великом конфликте, в который вскоре будет ввергнута Республика. Добавьте к этому двадцать сенаторов Свободных Серебряных Штатов Севера, и новый президент получит полностью поддерживающий его Конгресс Республики. Ничто не будет стоять между ним и реализацией тех планов, которые может вызвать буйная фантазия, неукрощённая рукой опыта и презирающая поводья мудрости.
Слова исчерпаны? Нет, отнюдь; оставался Верховный суд. Однако судья Филд уже подошёл к восьмидесятилетнему рубежу, а судье Грею было почти семьдесят, и ещё один-два члена этого Высшего органа юстиции слабо цеплялись за жизнь. Даже при должном и упорядоченном ходе событий могут появиться вакансии и тогда...
Несмотря на невыразимый страх, охвативший множество людей и охладивший кровь промышленности страны, новый 97 год вступил в свои права с надеждой, безмятежно, почти вызывающе. В воздухе витало нечто неописуемое, дух политического безрассудства, чувство, что старый порядок ушёл в прошлое, и что Республика вошла в утробу Времени и родилась заново. Это чувство начало подавать внешние и видимые знаки своего существования и роста в отдалённых сельскохозяйственных районах Юга и Дальнего Запада. Люди отбрасывали свои рабочие орудия, слонялись без дела, собирались группами, и слова Вашингтон, Белый дом, Серебро, Брайан, Конторы, Два за один (21), День Юга, Царство Простых Людей, Налоги, Доходы, Юбилейный год (22), Свободная чеканка (23), Уолл-стрит, Альтгельд, Тиллман, Пеффер, Кокси (24) произносились таинственным шёпотом, сквозь сжатые губы, и сопровождались многозначительными кивками.
По мере того, как январь уходил, а февраль, приближаясь, приближал инаугурацию Брайана (25), группки сливались в группы, и было слишком очевидно, что из дюжины разных точек на юге и северо-западе для наступления на Вашингтон формировались «армии Кокси». Порой они были хорошо одеты и прилично снабжены; в других случаях они мало чем отличались от огромных масс голодных и беспокойных людей, деморализованных бездельем и возбуждённых чуть ли не до предела экстравагантными речами своих лидеров, воодушевлённых только одной мыслью: использовать эти огромные толпы Серебряных паломников, как те себя называли, для подкрепления своих притязаний на государственную должность.
Эти толпы обманутых людей вполне обоснованно назывались «Серебряными паломниками», поскольку сотни из них везли в пеньковых мешках серебряные изделия, в девяноста девяти случаях из ста – позолоченные вещи малой ценности, которые недобросовестные торговцы и коробейники сбагривали им как подлинные, обещая, что по прибытии в Вашингтон Монетный двор Соединённых Штатов перечеканит из этих изделий «брайановские доллары», давая в качестве оплаты «два за один».
В то время как эти разношёрстные «армии» маршировали к столице Республики, железнодорожные поезда день и ночь перевозили огромные толпы «новых людей», политиков низкого ранга, людей без работы, пьяных и недовольных механиков, сыновей фермеров, искавших счастья под Правлением Народа, прихлебателей и лизоблюдов начальников округов, стариков, не занимавших никаких должностей в течение тридцати и более лет – все они были вдохновлены заявлением мистера Брайана о том, что «американский народ не поддерживает пожизненное пребывание на государственной службе, что постоянное занимание должностей представителями правящего класса не гармонирует с нашими институтами, что фиксированный срок на назначаемых должностях откроет государственную службу для большего числа граждан, не снижая её эффективности». Все несли в руках или на плечах новые мётлы, и каждый был в высшей степени уверен, что при распределении добычи что-то обязательно достанется и ему, поскольку он принадлежал к «простым людям», которые были так дороги мистеру Брайану и которые сделали его Президентом, несмотря на чудовищное сопротивление богачей, совершенно напрасно широко распахивавших свои сундуки, и несмотря на сатанинскую и поистине дьявольскую власть того ада на земле, что известен под именем Уолл-стрит, тщетно тратившего золото в отчаянных попытках заковать в цепи доверия и отдать в когти бездушных монстров, известных как корпорации, этих самых «простых людей», которые вскоре должны были триумфально шествовать перед серебряной колесницей молодого Завоевателя с Запада.;

               ГЛАВА IV

Кто-то выдвинул странное пророчество, попавшее в ежедневные газеты, и его комментировали со смехом или всерьёз, в зависимости от политического тона газеты или чувства юмора автора: для американского народа никогда не наступит 4 марта 1897 года. В этом предсказании содержалось нечто любопытное и жуткое, и то, что произошло на самом деле, не могло ослабить тревожное напряжение, царившее среди людей, поскольку этот день буквально и по-настоящему так и не наступил для Вашингтона и вполне заслуживает своего исторического названия «День без рассвета». В шесть утра, в час рассвета, над городом нависла такая непроницаемая пелена облаков, что не видно было никаких признаков дня. Собравшиеся толпы ясно слышали жалобные крики и причитания, раздававшиеся в негритянских кварталах города. Лишь около девяти вечера свет перестал пытаться «светить во тьме» (26), и тьма смогла обнять мир.
Но хотя это и был унылый серый день, даже в полдень, его тяжесть не оказала ни малейшего влияния на дух ликующих десятков тысяч, которые полностью заполнили город и общественные парки и сбежались в лагеря и наспех созданные приюты за пределами города. Только накануне президент объявил имена тех, кого выбрал в свой кабинет. Юг и Дальний Запад были вне себя от радости, поскольку с их точки зрения уже в течение нескольких дней повсюду ходили отвратительные слухи. Даже намекали, что Брайан сдался «менялам», что выбор его конституционных советников докажет отречение
Президента от славного дела народного правления, и что Царство Простого Народа останется лишь мечтой «угнетённых масс».
Но эти опасения прожили недолго. Молодой Президент (27) твёрдо и уверенно стоял на платформе партий, вознёсших его к нынешним высотам. И мог ли он дать лучшее доказательство его глубокой веры в себя и в свою миссию, чем следующее:
Государственный секретарь — Уильям М. Стюарт, Невада.
Министр финансов — Ричард П. Блэнд из Миссури.
Военный министр — Джон П. Альтгельд из Иллинойса.
Генеральный прокурор — Роджер К. Миллс из Техаса.
Генеральный почтмейстер — Генри Джордж из Нью-Йорка.
Министр ВМС — Джон Гэри Эванс из Южной Каролины.
Министр внутренних дел — Уильям А. Пеффер из Канзаса.
Министр сельского хозяйства — Лейф Пенс, Колорадо. (28)
Первое, что приходило на ум многим при взгляде на этот список – отсутствие в нём имени Тиллмана. Что это значило? Мог ли молодой Президент поссориться со своим лучшим другом, своим самым могущественным помощником? Но более мудрые только качали головами и отвечали, что именно рука Тиллмана заполнила пробел на посту министра военно-морских сил, оставленную там новым правителем по велению народных сердец. Эванс был всего лишь творением этого великого простолюдина Юга, образом, высеченным его руками.
Инаугурационная речь не разочаровала тех, кто пришёл услышать её. Она была похожа на человека, который её произнёс — смелая, откровенная, недвусмысленная, много обещающая, нетерпимая к прошлому, безрассудная в отношении результата; дважды подтвердившая то, что это будет Царство Простого Народа, что многое должно быть разрушено и многое переделано, и, как бы в гневе или изумлении ни протестовали богачи, нация должна двигаться вперёд к выполнению более высокой и благородной миссии, чем обнищание и унижение миллионов ради обогащения и возвышения немногих.
Едва молодой Президент — его большие глаза светились удивительным светом, а гладко выбритое лицо сияло, подобно безоблачному небу — под руку с женой и детьми вошёл в высокие ворота Белого дома, как бросился в кресло и, схватив лист бумаги для официальных распоряжений, написал следующий приказ и приказал его немедленно опубликовать:

РЕЗИДЕНЦИЯ ПРЕЗИДЕНТА, ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ, 4 МАРТА 1897 Г.
Исполнительный указ № 1.
Для того, чтобы можно было немедленно облегчить ужасный финансовый упадок, тяготеющий ныне в нашей любимой стране, вызванный и возникший в результате незаконного объединения капиталистов и ростовщиков как в нашей Республике, так и в Англии, и дабы остановить губительное и неизбежное движение к всеобщему золотому стандарту, Президент приказывает и распоряжается о немедленном отказе от так называемого «золотого запаса» (29) и о том, чтобы с момента и после обнародования настоящего приказа золотой и серебряный стандарты Конституции были восстановлены и строго соблюдались во всех деловых операциях Правительства.

Было два часа дня, когда новость об этом, теперь уже всемирно известном, указе Президента разнеслась по крупным банковским центрам страны. Его эффект на Уолл-стрит не поддаётся описанию. На этажах фондовой биржи люди кричали и визжали, как размалёванные дикари, и, обезумев, рвали и топтали друг друга. Многие падали в обморок или, обессиленные, опускались на пол, изнемогая от своих диких и бессмысленных попыток высказать то, что никто не хотел слышать. Чьи-то лица покрывались мертвенной бледностью, у других кровь грозила прорвать пурпурную сеть набухших артерий. И наконец наступила тишина, которую нарушали лишь рыдания и стоны. Кто-то плакал, а кто-то ошеломлённо застыл, словно оказавшись в кошмарном сне, и ждал возвращения своих бедных, растерянных чувств, чтобы снова проснуться. Спешно вызванные кареты скорой помощи несли обессиленных и потерявших сознание людей через притихшую и шепчущуюся толпу, застрявшую на Уолл-стрит, чтобы увезти страдальцев в верхнюю часть города, к их домам, где бедняги смогли бы полностью прийти в себя и в отчаянии возопить, что крушение, полное крушение смотрит им в лицо, если новости из Вашингтона правдивы.

;

                ГЛАВА V

Указом от 5 марта 1897 года президент призвал обе палаты Конгресса собраться на чрезвычайную сессию «для рассмотрения общего благосостояния Соединённых Штатов, с целью предпринять такие действия, которые могут считаться необходимыми и целесообразными в отношении определённых мер, рекомендуемых для рассмотрения, мер, имеющих жизненно важное значение для благосостояния и счастья народа, если не для самого существования Союза (30) и продолжения пользования им свободами, достигнутыми отцами Республики».
В ожидании дня, назначенного для созыва Конгресса, «Великий Друг Простого Народа» внезапно столкнулся лицом к лицу с первым серьёзным делом, которым следовало заняться его Администрации. Пятьдесят тысяч человек бродили по улицам Вашингтона без хлеба и крова. Многие пришли в поисках должности, привлечённые торжественным заявлением своего кандидата о том, что следует немедленно очистить корабль государства от ракушек (31), и их уверенность в своём славном молодом капитане была настолько полной, что они буквально не смогли обеспечить себя «ни мешком, ни сумой, ни обувью» (32), и теперь, голодные, со стёртыми ногами, стояли у его ворот, выпрашивая корку хлеба. Но большинство из тех, кто составлял это огромное множество, были «безоружными воинами мирных армий», как та, которую некогда возглавлял грозный Кокси – их выманило из ферм, деревень и плантаций некое безымянное стремление «идти вперёд» (33), чтобы предстать перед новым Спасителем Общества, чьё пришествие к власти должно было принести им «воздаяние вдвойне» (34) за все их труды. И в странствиях своих не испытывали они бед, потому что их братья открывали им свои сердца и свои дома, когда эти «безоружные воины» маршировали с развевающимися знамёнами и громкими криками «ура», минуя на своём пути различные города.
Но теперь праздник закончился, люди находились далеко от своих домов, им грозила гибель от голода. Что же делать?
— Это наши граждане, — ответил Президент, — их погубила любовь к стране; нация не должна позволить им страдать, ибо они — её надежда и щит в час войны, её слава и убежище в мирное время. Они — простые люди, ради которых была создана эта Республика. Цари земные могут покинуть их; я никогда этого не сделаю.
Военному министру было поручено разбить лагеря в парках и пригородах и выдать несчастным скитальцам пайки и одеяла, пока Правительство не сможет обеспечить их отъезд по домам.
В понедельник, 15 марта, президент получил обычное уведомление от обеих палат Конгресса о том, что они собрались и готовы рассмотреть те меры, которые он может порекомендовать для претворения в жизнь.
Первым актом, принятым обеими палатами и получившим подпись президента, был Акт об отмене Акта 1873 года и открытии монетных дворов Соединённых Штатов для свободной чеканки серебряных монет в соотношении с золотом шестнадцать к одному и создании филиалов монетных дворов в городах Денвере, Омахе, Чикаго, Канзас-Сити, Спокейне, Лос-Анджелесе, Чарльстоне и Мобиле.
Объявление о том, что народу таким образом будет выплачена компенсация за «Преступление 1873 года», было встречено громкими радостными криками на этажах и в галереях обеих палат.
И Великий Север услышал эти радостные крики и содрогнулся.
Следующей мерой большой общественной важности, представленной Палате, был акт о предоставлении дополнительных доходов путём взимания налога с доходов, в основном на основе положений, установленных законодательством 1894 года (35). Сенаторы-республиканцы пытались продемонстрировать сопротивление этой мере, но ряды Администрации были настолько прочны, что им удалось отсрочить принятие акта лишь на несколько недель. Эта первая стычка с врагом, однако, привела Президента и его сторонников к осознанию того, что не только Сенат должен быть лишён власти блокировать «новое движение возрождения и реформы (36)» путём принятия правил, прекращающих длительные дебаты, но и что само «новое устроение» должно немедленно приступить к увеличению своего сенаторского представительства, поскольку никто не может быть уверен, что какой-нибудь из Северных Серебряных штатов внезапно не отречётся от своей верности «Другу Простого Народа».
Внесение законопроекта, отменяющего различные законы о гражданской службе, принятые якобы с целью «регулирования и улучшения гражданской службы Соединённых Штатов», и другого законопроекта, отменяющего различные законы об учреждении национальных банков и заменяющего банкноты Соединённых Штатов на все банкноты национальных банков, обеспеченные процентными облигациями, открыло глаза республиканской оппозиции на тот факт, что Президент и его партия одержимы отвагой своих убеждений и полны решимости, будь то хорошо или плохо, стереть все противоречивые акты из сводов законов. Битва в Сенате приняла дух крайней язвительности; сцены, невиданные со времён рабства, ежедневно происходили на этажах как Палаты представителей, так и Сената. Угрозы отделения открыто исходили с Севера, но были встречены насмешками и смехом серебряных сенаторов и популистов.
— Мы наконец-то в седле, — воскликнул один из южан, — и мы намерены скакать к победе!
Внесение законопроектов о приёме Нью-Мексико и Аризоны (37) и о разделении Техаса на два штата, которые будут называться Восточным Техасом и Западным Техасом, хотя каждая из этих мер была строго в рамках буквы Конституции, для республиканской оппозиции стало искрой в пороховой бочке. Пожар занялся мгновенно, и пламя партийного духа подскочило до таких опасных высот, что вся нация пришла в ужас. Неужели Союз вот-вот вспыхнет неукротимым пламенем и оставит после себя только пепел и обугленные пьедесталы своего величия?
«Мы — народ, — с достоинством и хладнокровием писал тогда Президент. — Мы — народ, и то, что мы творим, мы творим под святым соизволением закона, и нет никого столь могущественного или столь смелого, чтобы осмелиться сказать, что мы поступаем неправильно, снимая с плеч нации тяжкое и незаконное бремя, которое на них возложили предыдущие Конгрессы».
Итак, началась «Долгая сессия» пятьдесят пятого Конгресса, которой суждено было продлиться и летом, и осенью – вплоть до наступления зимы, и сама Конституция не могла установить пределы её продолжительности. И когда этот день настал, и спикер среди бушующего ликования встал, чтобы объявить, что сессия закончилась не по воле депутатов, но по закону страны, то он сказал:
– Славная революция находится в самом расцвете сил. С тех пор, как Президент призвал нас собраться в марте прошлого года, мы острым клинком общественного негодования и с полным чувством нашей ответственности стёрли из свода законов следы позора нашей страны и порабощения нашего народа. Свобода не может умереть. Ещё многое предстоит сделать на пути к её возрождению. Так соберёмся же с духом и двинемся дальше. В понедельник начнётся очередная сессия этого Конгресса. Нам придётся поздравлять своих близких издалека. У нас нет времени возвращаться домой и обнимать их (38).
;

               ГЛАВА VI

Когда республиканский член Палаты представителей встал, чтобы внести традиционное предложение о перерыве на праздники, отовсюду раздались шиканье и крики: «Нет, нет!»
Под оглушительные аплодисменты лидер Палаты представителей заявил:
— Мы — слуги народа. Наша работа ещё не завершена. Мы не имеем права веселиться, пока угольные бароны попирают ногами пепел бедняцкого очага, а сорняки и тернии загромождают фермерские поля из-за отсутствия денег на покупку семян и орудий. Мы не имеем права веселиться, пока железнодорожные магнаты выжимают из карманов рабочего человека шесть и восемь процентов прибыли с трижды разбазаренных акций, а алчные землевладельцы, обогатившись за счёт наследства, жестоко терзают бедняков. Мы не имеем права веселиться, пока враги рода человеческого посредством создания трастов (39), финансовых объединений и спекуляций занимаются тем, что вытягивают свои нечестивые миллионы из самой крови нации, парализуя её лучшие усилия и насылая на неё проклятье невоздержанности и безразличия, превращая жизнь в одну долгую борьбу за существование, без проблеска покоя и утешения в старости. Нет, господин спикер, мы должны не откладывать заседание, а напротив, нашими усилиями в этих залах, где создаются законы, дать нации знать, что мы работаем над её освобождением, и пусть монополисты и менялы осознают, что Царство Простого Народа действительно наступило, и тогда колокола возвестят, что пришёл более счастливый, более радостный Новый год, чем любой другой, когда бы то ни наступавший в этой Республике.
Оппозиция ощутимо дрогнула, столкнувшись с силой и серьёзностью «нового устроения». Вскоре Палата представителей вплотную приблизилась к окончательному принятию ряда важных мер, рассчитанных на то, чтобы пробудить незаурядный энтузиазм среди рабочих классов. Среди них были:
 Закон об учреждении Комиссии по займам для предоставления Соединёнными Штатами определённых денежных сумм фермерам и плантаторам без процентов;
Закон об учреждении постоянного Департамента общественных работ, глава которого будет именоваться Секретарём общественных работ, иметь ранг должностного лица Кабинета министров и контролировать расходование всех государственных средств на строительство общественных зданий и улучшение рек и гаваней;
Закон, объявляющий тяжким уголовным преступлением, караемым пожизненным тюремным заключением, вступление любого гражданина или группы граждан в любой траст или соглашение с целью сдерживания, подавления или какого-либо вмешательства в полную, открытую и честную конкуренцию в торговле и производстве между штатами или использование любых межштатных железных дорог, водных путей или каналов для транспортировки любых продуктов питания или товаров, изделий или предметов торговли, которые могли бы стать предметом спекуляции, припрятаны или скрыты с целью повышения их стоимости;
и, что самое важное, предварительный Закон, целью которого является назначение уполномоченных для покупки федеральным правительством всех межштатных железнодорожных и телеграфных линий, а до совершения этого акта – строгое регулирование всех тарифов и сборов правительственной комиссией, установленные предписания которой не подлежат обжалованию.
В день рождения Вашингтона президент выступил с поздравительным обращением к народу Соединённых Штатов, где, в частности, заявил следующее:
— Злонамеренные прогнозы наших политических оппонентов на деле оказались пустым звуком и бессильной яростью. Хотя не прошло и года с тех пор, как я, выполняя ваше поручение, вернул вам деньги Конституции, из каждой части нашего Союза доносятся радостные вести о возобновлении деятельности и процветании. Рабочий больше не сидит холодным и голодным у унылого очага; фермер воспрянул духом и возобновил работу; колёса фабрик снова пришли в движение; в магазинах и складах законопослушного торговца и купца творится деловая суматоха. Везде царит довольство, кроме конторы менялы, за что благодарим Бога и простых людей этой Республики. Свободная чеканка того металла, который Создатель в своей мудрости столь щедро хранил в подземных хранилищах наших славных горных хребтов, оказалась щедрым и многогранным благословением для нашего народа. Это в полном смысле слова «народные деньги», и завистливый мир уже с изумлением наблюдает за тем, как мы продемонстрировали нашу способность обходиться без «иностранного сотрудничества». Конгресс нашей Республики заседает почти непрерывно с тех пор, как я принял присягу, и члены Администрации заслуживают вашей самой глубокой и сердечной благодарности. Они воздвигают себе памятник, более долговечный, чем резная бронза или полированный монолит. Они не знали покоя, они не просили об отсрочке своих трудов, пока по моей настоятельной просьбе не позволили себе передышку, чтобы присоединиться к своим согражданам в праздновании этой священной годовщины.
Сограждане, помните об узах, которые наложил на вас злой и эгоистичный класс ростовщиков и спекулянтов, и в эту годовщину рождения Отца нашей страны давайте обновим наши клятвы – полностью и безусловно уничтожить следы их позорных деяний, и на общественном собрании и в семейном кругу новыми клятвами подтвердим нашу любовь к праву и справедливости, чтобы наше движение вперёд не остановилось, но продолжало усиливаться до тех пор, пока в сводах законов не останется ни единого следа записей о нашем порабощении. Что касается меня, то у меня есть только одно стремление, и это — заслужить в вашей памяти так много, чтобы, создавая мне эпитафию, вы поставили под моим именем единственную строку:
«Здесь покоится Друг Простого Народа».

;

               ГЛАВА VII

Едва закончился первый год правления Серебряного правительства, как начали распространяться неприятные слухи о том, что Правительство больше не в состоянии поддерживать паритет белого металла с золотом.
— Это работа Уолл-стрит, — кричали друзья президента, но более мудрые возражали, качая головой, ибо они наблюдали за сеянием ветра неразумия и слишком хорошо знали, что в своё время придётся пожинать бурю глупости. (40)
Страна была буквально затоплена серебряным потоком, который излил свои серебристые волны во все уголки и щели Республики, стимулируя человеческие усилия с самой неестественной и вредной энергией. Безумная спекуляция шествовала по земле. Люди продавали то, за что им следовало бы держаться, и покупали то, что им не было нужно. Производители накапливали товары, на которые не было спроса, а фермеры пахали там, где не осушали и не опустошали, где им никогда не следовало бы пахать. Мелкий торговец расширял свой бизнес скорее с поспешностью, чем рассудительностью, а вдова изымала свои скудные средства из сберегательного банка, чтобы купить землю, на которую ей не суждено было ступить. Дух жадности и наживы поселился в каждом уме, и «простые люди» с безумным рвением развязывали тесёмки кожаных кошельков, чтобы бросить свои с трудом заработанные сбережения в дикие схемы обогащения. Каждый кусочек белого металла, который попадался им под руку, ложки, освящённые прикосновением губ, давно сомкнутых смертью, чашки и кружки, из которых пили знатные люди, отправлялись на монетные дворы, чтобы их перечеканили в «народные доллары».
При первом же слухе о лишении этой надёжной монеты её паритета с золотом произошло страшное пробуждение, подобное дрожащему вздоху скряги, который видит, как накопленное сокровище тает у него на глазах, но он не в состоянии протянуть руку и остановить его. Сначала – протесты и увещевания, затем – стоны и молитвы, которые с лёгкостью сменились проклятиями. Рабочий человек срывал с себя шапку и фартук, чтобы броситься на городскую площадь и потребовать своих прав. Скапливались толпы, образовывались процессии, депутации спешили в Вашингтон, но не пешком, как «армия Кокси», а на быстрых крыльях «Лимитед Экспресс» (41).
«Простые люди» были допущены к «скамье» (42), их жалобы терпеливо выслушали, после чего обещали компенсацию. Спешно ввели новые законы об увеличении доходов, и новые налоги возложили на широкие плечи миллионеров: налоги на чеки, налоги на свидетельства о регистрации, налоги на сделки и ипотеки, налоги на прогулочные яхты, налоги на частные парки и площадки, налоги на завещания на всю собственность стоимостью свыше 5000 долларов, налоги на всю недвижимость, подаренную в знак естественной любви и привязанности, налоги на все проездные билеты в чужие страны и двойные налоги на имущество всех отсутствующих в течение шести и более месяцев.
Также вдвое увеличились пошлины на все зарубежные предметы роскоши, поскольку, как было сказано в Конгрессе, «если шелка и атласы американских ткацких станков, а также вина и табак местного производства недостаточно хороши для «властелина с Уолл-стрит», пусть он доплатит разницу и возблагодарит Небо, что может получить желаемое по этой цене».
Чтобы усмирить ропот добрых людей страны, Департаменту общественных работ в кредит перевели дополнительные миллионы, и гавани были вырыты за один месяц, чтобы заполниться в следующем, и были введены новые системы улучшения межгосударственных водных путей в масштабах, о которых до сих пор и не мечтали. Уполномоченные по распределению государственных денег фермерам, настолько обедневшим, что оказавшимся неспособными обрабатывать свои земли, были заняты распределением «Ссуд Пеффера» там, где в них чувствовалась наибольшая потребность. Наконец, чтобы положить конец «гнусным деяниям менял и торговцев, паразитирующих на несчастьях народа», был принят закон, объявляющий тяжким преступлением, наказуемым пожизненным тюремным заключением для любого физического или юридического лица, покупку и продажу государственных облигаций или государственных фондовых ценных бумаг или торговлю ими с целью извлечения собственно прибыли или прибыли из роста и падения стоимости.
Но как бы Правительство ни старалось, однако оказалось бессильным остановить медленное, но неуклонное падение стоимости «народного доллара». К середине лета он упал до сорока трёх центов, и прежде чем прекрасная Северная страна обернулась, как надменная красавица, в осеннюю золотую мантию, эта монета, которой все доверяли и которую все любили, опустилась ровно до одной трети стоимости стандартного золотого доллара. Люди несли в руках корзины, наполненные ныне дискредитированной монетой, когда отправлялись за границу, чтобы выплатить долг или купить предметы первой необходимости. Огромные мешки белого металла швыряли в дверь ипотекодержателя, когда требовалось уплатить долг в несколько тысяч долларов. Мужчины-слуги сопровождали своих хозяек в походах по магазинам, чтобы нести необходимые средства, а старомодные муслиновые карманы в мужских одеждах уступили место кожаным, поскольку вес пятнадцати монет, необходимых для изготовления пятидолларовой золотой монеты, постоянно прорывал тонкую ткань, и доллары сыпались из карманов на каждом шагу.
Весь день в больших городах огромные повозки, нагруженные мешками с монетой, катились и грохотали по тротуарам, подводя итоги дня. Торговца, который требовал счёт, встречали у двери с угольным ведёрком или бочонком с гвоздями, наполненными необходимым количеством товара, а в день выдачи зарплаты рабочий брал с собой старшего сына, чтобы тот «отнёс все домой», в то время как сам обычно нёс вязанку дров. И странно сказать: эти доллары, когда-то столь любимые «простыми людьми», расстались с самой своей природой богатства и лежали кучами, не замечаемые и невостребованные, на полке или столе, пока не возникал случай расплатиться ими, что делали, небрежно и презрительно бросая их, как будто это были железные деньги древних спартанцев, и Священное Писание – по крайней мере, на этот раз – было опровергнуто и дискредитировано, поскольку воры не проявляли ни малейшего желания «подкопаться и украсть» (43) эти сокровища, сложенные на земле, хотя диски белого металла могли лежать прямо на виду, на столе, как оловянные блюда или жестяная посуда. Люди позволяли долгам расти, не требуя их погашения, и бартер и обмен снова вошли в моду, и добрая хозяйка обращалась к своей соседке за ржаной или кукурузной мукой в долг, обещая вернуть то же самое сахаром или сушёными фруктами, когда бы ни возникла такая необходимость.
А тем временем некогда волшебные диски серебра медленно и бесшумно скользили вниз, и их стоимость и доброе имя продолжали падать, пока не возникло ощущение, что люди ненавидят само имя серебра.
;

ГЛАВА VIII

Наступивший «Роковой 99 год» застал Республику Вашингтон в ужасающем и опасном положении. Торговый и промышленный бум исчерпал свои силы, и теперь ужасные бедствия обесцененной валюты в сочетании с деморализующим воздействием безудержного патернализма (44) постепенно всё сильнее смыкали руки на горле страны. Капитал, всегда робкий и недоверчивый в такие времена, прятался в надёжных депозитных хранилищах или бежал в Европу. Труд, хотя и находился действительно в затруднительном положении и испытывал нехватку самого необходимого для жизни, был крикливым и непокорным. Социализм и анархизм нашли уши, в которые изливали свои жгучие слова ненависти и злобы, и следствием этого стало то, что в крупных городах Севера вспыхнули серьёзные беспорядки, часто до предела истощавшие возможности местных властей.
За рубежом распространился слух, что в Кабинете министров возникли ожесточённые разногласия, молодой Президент выказывал признаки заметной перемены взглядов, и, как многие люди, апеллирующие к тёмным страстям человеческого сердца, он, казалось, был готов воскликнуть:
— Я стою один. Духи, которых я призвал, больше не повинуются мне. Моя страна, о, моя страна, как охотно я отдал бы свою жизнь за тебя, если бы подобной жертвой мог вернуть тебе прежнее процветание!
Впервые он начал осознавать, какой сильный дух секционализма (45) проник в эту «революционную пропаганду». Он не говорил о своих страхах никому, кроме своей мудрой и рассудительной помощницы.
— Я доверяю тебе, любимый, — шептала она, прижимая к себе широкие, сильные руки, сжимавшие её в объятиях.
— Да, дорогая, но доверяет ли мне страна? — вырывался чуть ли не стон из уст молодого правителя.
Самым очевидным было то, что в этой борьбе за власть до сих пор Юг был главным победителем. Он увеличил своё представительство в Сенате на шесть голосов; он вернул себе прежний престиж в Палате; один из самых верных сыновей Юга занимал кресло спикера, в то время как другой блестящий южанин возглавлял силы Администрации во время заседания Палаты. Рождённый для блестящего проявления интеллектуальной мощи, Юг принадлежал к той породе, которая знает, как надлежит носить знаки королевской власти, чтобы наилучшим образом произвести впечатление на «простых людей». Многие из северян были очарованы и загипнотизированы естественной пышностью и врождённым величием поведения южан и поддались им.
Не проходило и месяца, чтобы эта ныне доминирующая часть не предъявляла какие-то новые требования к стране в целом. В начале сессии по требованию южан внутренний подоходный налог, которым так долго облагался урожай табака на Юге и который приносил столько миллионов в национальную казну, вычеркнули из свода законов при слабом протесте со стороны Севера.
Но теперь страна оказалась ввергнута в состояние, граничащее с безумием, из-за нового требования, которое, хотя и было сформулировано в спокойных и благопристойных выражениях, и более того, почти под видом прошения о долгожданной справедливости для угнетённых и страдающих братьев, имело в себе сдержанный, но несомненный тон осознанной силы и властности, который вполне подходил лидеру, выступавшему от имени «того славного Юга, которому этот Союз так обязан своим величием и престижем»:
— Господин спикер, почти тридцать лет наш народ, хотя и обедневший из-за конфликта штатов (46), отдавал часть своего имущества, чтобы залечить раны и облегчить старость людей, которые нас покорили. Мы платили этот тяжёлый налог, эти страшные кровавые деньги безропотно. Вы простили нас за нашу смелую борьбу за свободу, которая, по воле Бога, не увенчалась успехом. Вы вернули нам наши права, открыли нам двери этих священных залов, назвали нас своими братьями, но в отличие от благородной Германии, которая удовлетворилась тем, что взыскала единовременную сумму с «la belle France» (47), а затем отпустила её с миром и свободой от всех дальнейших поборов (48), вы почти тридцать лет возлагали на нас этот унизительный военный налог и тем самым заставляли нас год за годом целовать ту самую руку, которая нас поразила. Разве мы не люди, что теперь протестуем против этого? Разве мы не люди, если чувствуем трепет в своих жилах после стольких лет наказания за то, что мы не сотворили большего преступления, чем то, что любили свободу больше, чем узы Конфедерации, наложенные на нас нашими отцами? Мы обращаемся к вам, как к нашим братьям и нашим соотечественникам. Снимите этот позорный налог с нашей земли, которая в десять тысяч раз беднее вашего великого Севера. Сделайте одно из двух: либо возьмите наших старых и дряхлых солдат за руку и благословите их последние дни пенсиями из казны нашей общей страны, ибо они были неправы только в том, что их дело потерпело неудачу, либо отмените этот ненавистный налог и произведите такую реституцию (49) этих кровавых денег, которая покажется вам справедливой и беспристрастной, по вашему более трезвому и обдуманному суждению (50).
Сказать, что эта речь, из которой вышеизложенное является лишь краткой выдержкой, повергла обе палаты Конгресса в сильнейший беспорядок – почти ничего не сказать о её результате. Раздались крики: «Измена! измена!»; последовал обмен ударами, и на галереях завязалась рукопашная схватка, затем засверкали охотничьи ножи и послышался треск взводимых курков. Республика была потрясена до самого основания. По всему Северу повторились сцены, заставлявшие вспомнить о событиях после стрельбы по Самтеру (51). На публичных собраниях принимали резолюции, призывающие Правительство сосредоточить войска в Вашингтоне и вокруг него и подготовиться к подавлению второго восстания.
Но постепенно эта вспышка народного возмущения утратила часть своей силы и злобности, поскольку было легко понять, что на этой стадии дела ничего не будет достигнуто, если отвечать на жестокое и незаконное требование насилием и безумными советами. Кроме того, что это было, как не пустая угроза определённой клики беспринципных политиков? Республика стояла на слишком прочном фундаменте, чтобы её можно было поколебать простыми призывами к преходящим страстям. Совершение измены против нашей страны требовало открытых действий. Чего ей было страшиться от простой ораторской вспышки, мимолётной бури чувств?
Трудно сказать, что думал молодой Президент об этих сценах в Конгрессе. В последнее время он стал таким бледным, что никто бы и не заметил, если бы он побледнел ещё больше, но те, кто привык смотреть на его лицо в эти тревожные времена, видели, что за несколько коротких дней морщины на его лице заметно углубились, и что твёрдость и непреклонность, таившиеся в уголках широкого рта, заставляли выпячиваться квадратный массивный подбородок и подчёркивали вибрации широко открытых ноздрей. Он находился в ужасном напряжении. Когда он схватил скипетр власти, тот казался просто безделушкой в его крепкой руке, но теперь стал неимоверно тяжёлым, а лоб Президента таинственно покалывало, как будто терновый венец, который он не желал возлагать на головы других, с жестокостью возложили на его собственную голову (52).
;

ГЛАВА IX

Когда последние угли великого пожара Восстания были затушены слезами по Проигранному Делу (53), прозвучало пророчество, что могущественный Север, богатый сотнями великих городов и сильный осознанной мощью своей обширной империи, будет следующим, кто поднимет знамя восстания против Федерального Правительства. Но этот пророк не имел чести в своей собственной стране (54), и никто не обратил внимания на его, казалось бы, безумные слова.
Но теперь этот же самый могущественный Север пребывал в горе и тревоге, повернувшись лицом к Югу и напрягая слух, чтобы уловить шёпот, разносившийся в воздухе. Разве скипетр власти не утрачен северянами навсегда? Разве Революция не завершилась? Разве популисты и их союзники не прочно обосновались в залах Конгресса? Разве Верховный суд не стал окончательно бессильным из-за того, что в него вошли самые бескомпромиссные приверженцы новой политической веры? Разве сама природа Федерального правительства не претерпела изменений: разве не свирепствовал патернализм? Разве не набирал силу социализм? Разве не царили повсюду свидетельства сильной ненависти к Северу и твёрдая решимость взвалить всё бремя налогообложения на плечи богатых людей, чтобы излишки доходов Правительства могли быть распределены среди тех, кто является «простым народом»? Как могла эта часть Союза когда-либо надеяться выступить против Юга, объединённого, как ныне, с быстро растущими штатами Северо-Запада? Могли ли великолепные города Севера довольствоваться маршем в хвосте колесниц Тиллмана и Пеффера? Разве Юг не обладал несокрушимой властью в Сенате? Существовал ли хотя бы луч надежды на то, что Север когда-либо сможет снова вернуть себе утраченную власть, и мог ли он хоть на мгновение помыслить о том, чтобы доверить свои обширные интересы рукам людей, имевших совершенно противоположное мнение по всем важным вопросам государственного управления, приверженного политике, которая не могла быть иной, нежели губительной для благосостояния великих содружеств Средней и Восточной частей Союза и их братских штатов по эту сторону Миссисипи? Сами предположения об этом были безумны. Требовался решительный шаг, требовалось заявление. Не было никакой альтернативы, кроме покорного подчинения вождям «нового устроения» и полной трансформации огромной социальной и политической системы, неопределённо называемой Севером.
Но эта революция внутри революции была бы бескровной, поскольку не могло возникнуть ни мысли о принуждении, ни серьёзного намерения остановить столь мощное движение. В действительности это было бы истинным очищением Республики от опасной болезни, избавлением от больного и гангренозного члена – ни больше, ни меньше.
Это мощное движение выхода из Витенагемота (55) Союза уже носилось в воздухе. Люди говорили о нём шёпотом, затаив дыхание; но по мере того, как они снова и снова прокручивали эту мысль в уме, она обретала форму, очертания и силу, пока, наконец, не вырвалась к жизни и действию, как Минерва из мозга Юпитера (66) — полноценная, во всеоружии, полногласная и полностью открывшая своё сердце.
Действительно, разве не было бы лучше, если бы эта могущественная империя, быстро разросшаяся и ставшая настолько обширной и неповоротливой, что ею лишь с величайшим трудом можно было управлять из одного центра, была бы разделена на три части: Восточную, Южную и Западную, и разделена теперь, когда это можно сделать без опасных столкновений или трений? Три республики могли бы объединиться в федерацию для целей наступления и обороны, и пока не будут осуществлены эти великие и радикальные изменения, не возникнет больших трудностей в разработке «условий проживания», поскольку сразу же после Декларации о роспуске каждый штат вновь обретёт суверенные полномочия, которые ранее делегировал Федеральному правительству.
Между тем «роковой 99 год» приближался к своему завершению. Вся страна, казалось, была охвачена параличом, насколько это касалось различных отраслей промышленности, но, как обычно и бывает в такие времена, людские умы проявляли сверхъестественную активность. Дни проходили за чтением общественных изданий или в обзоре важнейших текущих событий. Север только ждал возможности действовать.
Но вот вопрос, который озадачивал самые мудрые головы: как и когда будет объявлена Декларация о роспуске, и как скоро после этого Север и симпатизирующие ему Штаты выйдут из Союза и объявят миру о своём намерении создать собственную республику с могущественным метрополисом Нью-Йорком в качестве её социального, политического и коммерческого центра и столицы?
Что ж, Северу не пришлось долго ждать. Пятьдесят шестой Конгресс, который вскоре должен был собраться на очередную сессию в Вашингтоне, был ещё более популистским и социалистическим, чем его знаменитый предшественник, который внёс столь знаменательные изменения в законодательство страны, не проявляя ни какого-либо уважения к прецеденту, ни малейшего почтения к старому порядку вещей. Поэтому все глаза были устремлены на столицу страны, все дороги обезлюдели, кроме тех, что вели в Вашингтон.

;

ГЛАВА X

И снова Конгресс отказался отложить заседание на праздники. Руководители Администрации не желали закрывать глаза даже для необходимого сна и ходили бледные и измождённые, вздрагивая при каждом слове и жесте оппозиции, как настоящие заговорщики, каковыми они и были, поскольку федеральные войска были почти поголовно выведены из столицы и её окрестностей, чтобы Президент в момент слабости не совершил или не допустил совершения какого-либо действия, недружественного Царству Простого Народа.
Как ни странно, в стране в целом даже не заметили внесённый на открытии сессии Законопроект о распространении пенсионной системы Соединённых Штатов на солдат армий Конфедерации и о возвращении в различные казначейства некоторых штатов Союза тех частей внутренних налоговых поступлений, собранных с момента повторного приёма указанных штатов в Федеральный конгресс, которые могут быть определены уполномоченными, должным образом назначенными в соответствии с указанным Законом.
Было ли это спокойствием отчаяния, бесстрастием отчаяния или холодной и сдержанной энергией благородного и утончённого мужества?
Однако введение этого Закона имело один эффект: оно привело в движение к Национальной столице мощные потоки людей — не фанатиков с дикими глазами или небритых и неопрятных политиков и безонианцев (57), а скромно одетых граждан с деловым видом – очевидно, людей, которые знали, как заработать на жизнь и даже более того, людей, которые платили налоги и имели право взглянуть на государственных служащих, если бы у них возникло такое желание. Но было совершенно ясно, что более мощный поток тёк с Юга, и те, кто помнил столицу в довоенные дни, улыбались, увидев старые, знакомые картины: чисто выбритые лица, длинные волосы, небрежно откинутые назад под широкими полями фетровых шляп, полурасстёгнутые жилеты и отложные воротники, маленькие ступни и аккуратно подобранная обувь, пружинистый подпрыгивающий шаг, мягкая негритянская интонация (58), длинная ароматная сигара.
Легко было узнать северянина: хорошо одетый и ухоженный, заботящийся о своём белье, как женщина, чопорный и подтянутый, презирающий живописные фетры (59), всегда увенчанный церемонным котелком; деловой человек, смотревший на жизнь с деловой точки зрения; но время от времени тень беспокойства омрачала его лицо, и он глубоко вздыхал.
Чёрные люди, вечно идущие по пятам своих белых братьев, непостижимым законом природы призванных управлять ими, также шли тысячами, весело болтая и смеясь, не обращая внимания на то, по какой причине белые братья столь глубоко обеспокоены, и не в силах понять, чего они так сильно желают. С каждым часом толпа прибавлялась. Широкие проспекты оказались не слишком широки. Возбуждение нарастало. Мужчины говорили всё громче и громче, женщины и дети почти полностью исчезли с улиц. «Южный элемент» всё больше и больше обособлялся от других. Мужчины бросались на кровати, чтобы поспать несколько часов, но не раздевались, как будто ожидали в любой момент некоего знаменательного события, события всей своей жизни, и страшились мысли о том, что опоздают хотя бы на мгновение.
При отсутствии препятствий законопроект полагалось представить для окончательного принятия в субботу, 30-го декабря, но борьба против него была столь ожесточённой, и так часто прерывалась неповиновением как членов собрания, так и различных клик, до предела заполонивших галереи, что прогресс был незначительным или вообще невозможным.
Лидеры фракции Правительства видели, что приближается полночь, а перспектив достичь своей цели до наступления воскресенья, дня, когда Палата ни разу не заседала, не было. Перенос заседания на понедельник Нового года мог оказаться фатальным, поскольку никто не мог сказать, какая непредвиденная сила не разрушит сплочённые ряды и не приведёт их в замешательство. Требовалось удержаться на высоте положения. Внесли предложение приостановить действие правил и продолжать заседание до тех пор, пока в Палате не будут решены все вопросы. Оппозиция неустанно выкрикивала: «Беспрецедентно!» «Революционно!» «Чудовищно!», но безрезультатно; Палата принялась за работу с такой мрачной решимостью победить, что республиканское меньшинство буквально содрогнулось перед ней. Еду и питьё доставляли прямо в зал заседаний; собравшиеся ели, пили и спали на своих постах, как солдаты, решившие не попасть в засаду или не подвергнуться паническому бегству.
Это было странное, но в то же время впечатляющее зрелище: большая группа, сражающаяся за права, которых была лишена в течение многих лет, свободные люди, ревностно относящиеся к своим свободам, связанные вместе стальными крюками решимости, и эти узы могла сломать одна лишь смерть.
Наконец наступило воскресенье, и борьба по-прежнему продолжалась.
— Люди не считают дни, если их свободы находятся под угрозой, — воскликнул лидер Палаты. — Суббота была создана для человека, а не человек для субботы (60).
Многие из речей, произнесённых в то знаменитое воскресенье, больше походили на плач Иеремии (61), искренние и пламенные речи Павла (62) или учёные и хорошо продуманные риторические высказывания Аполлоса (63). Утомительные часы скрашивались пением гимнов южанами, большинство из которых были добрыми методистами (64), и их друзья и сочувствующие на галереях от всего сердца присоединялись к ним. Но время от времени ясные, звучные и слаженные голоса стойких северян перебивали религиозную песнь и заглушали её величественными и волнующими душу тактами «Тела Джона Брауна» (65) и «Славься, славься, Аллилуйя» (66), которые, казалось, заглушали шум в зале, словно странное песнопение некоего невидимого хора, врывающегося в яростное буйство пира Валтасара (67).
Где-то после одиннадцати часов зловещая тишина опустилась на противоборствующие лагеря; все видели, как лидеры республиканцев нервно совещались. Пробил священный час ночи, трижды священный для великой Республики. В мире наступали не только Новый год, но и Новый век (68). Зловещее молчание сковало бурлившую Палату и ещё сильнее бурлившие галереи.
Лидер республиканцев встал. Его голос звучал холодно и глухо. Сильные мужчины дрожали, слушая падавшие в зал слова:
— Господин спикер, мы выполнили свой долг перед страной; нам больше нечего сказать, больше не с кем сражаться. Мы не можем стоять здесь, в священных стенах этой Палаты, и видеть, как наши права свободных людей попираются ногами большинства. Мы стремились предотвратить падение Республики, как люди, поклявшиеся сражаться против несправедливости и тирании, но наступает время, когда безысходное отчаяние охватывает сердца тех, кто борется с превосходящими силами. И этот час пробил для нас. Мы верим, что наш народ, великий и щедрый народ Севера, воззовёт к нам: «Хорошая работа, добрые и верные слуги». Если мы совершим ошибку, пусть они осудят нас. Мы, каждый из нас, господин спикер, только сейчас поклялись не находиться в этой Палате и не быть свидетелями принятия этого Закона. Поэтому мы уходим...
— Нет, мои соотечественники! — раздался ясный, металлический, далеко разнёсшийся голос, прозвучавший в Палате чуть ли не сверхъестественным колокольным звоном. В одно мгновение все головы повернулись, и тысячи голосов воскликнули со сдержанной силой:
— Президент! Президент!
Да, на самом деле, это был он, стоявший у «скамьи», и на лице его виднелась тень скорее смерти, нежели жизни. В следующее мгновение Палата и галереи взорвались оглушительным шумом, чьи неуклонно нараставшие и усиливавшиеся могучие волны сотрясали стены. Кто мог остановить этот поток? Снова и снова он вырывался наружу – смешение десяти тысяч слов, завывание, грохот и стон, словно бушующие стихии природы. Несколько раз Президент протягивал свои большие белые руки, призывая к тишине, и капли страха и мУки, смешанные между собой, выступили на его лбу и стекали по щекам в мольбе о том, чтобы народ либо убил его, либо выслушал. Шум на мгновение ослаб, и можно было услышать, как Президент отрывисто говорит:
— Соотечественники мои, о, соотечественники мои...
Но резкий стук молотка прервал его.
— Президент должен удалиться, — спокойно и холодно произнёс спикер, — его присутствие здесь представляет угрозу нашему свободному волеизъявлению.
Снова раздался оглушительный рёв, а на лице Верховного судьи (69) отразился почти ужас. И снова его большие белые руки поднялись к небесам, умоляя о тишине с таким немым величием, что безмолвие охватило огромное собрание, и губы говорящего не шевелились напрасно.
— Господа члены Палаты представителей, я стою здесь, пользуясь своим справедливым и законным правом, как Президент Республики, чтобы предоставить вам «Сведения о положении страны» (70). Я попросил достопочтенных сенаторов встретиться со мной в этой Палате. Я призываю вас успокоить свои страсти и прислушаться ко мне, поскольку ваша присяга налагает на вас священные обязательства.
В этих нескольких словах прозвучал тон непререкаемой и благословенной власти, почти божественной, способной заставить повиноваться ветры и успокоить бурное море. В глубочайшей тишине и с демонстрацией грубого и природного величия манер сенаторы вошли в Палату, члены Палаты встали, а спикер двинулся навстречу вице-президенту.
Зрелище было грандиозным и трогательным. Слёзы появились в давно непривычных к ним глазах, и при почти незаметном кивке головы Президента капеллан возвысил голос в молитве. Он молился столь мягко и убедительно, что, должно быть, даже самое чёрствое сердце обратилось к благословенным мыслям о мире, любви, братстве и единении. И снова все глаза с величайшим напряжением устремились на лицо Президента.
— Господа члены Палаты представителей, эта мера, которую вы сейчас обсуждаете…
Внезапно вновь ударил молоток спикера, поразив каждую живую душу, услышавшую его.
— Президент, — произнёс спикер с чувством превосходства, вызвавшим с галерей взрыв оглушительных аплодисментов, — не должен ссылаться на законопроект, ожидающий рассмотрения. Конституция гарантирует ему право «время от времени предоставлять Конгрессу сведения о Союзе». Он должен строго придерживаться этого конституционного ограничения или отказаться от участия в заседании Палаты.
Смертельная бледность покрыла лицо Верховного судьи; казалось, он сейчас погрузится в тот сон, который не знает пробуждения, но вместо этого Президент глубоко вздохнул, наклонился вперёд, снова умоляюще поднял руку, и в тот момент, когда он это сделал, колокола города начали отбивать полночь.
Родился Новый год, Новый век, но с последним ударом совпал страшный и громовой залп, как из тысячи чудовищных артиллерийских орудий, и Капитолий сотрясся до самого основания, заставив замереть самые отважные сердца, и покрыть белой краской щёки, которые никогда не знали цвета трусости. Купол Капитолия был полностью разрушен динамитом.
Через несколько мгновений, когда стало ясно, что Палата не пострадала, спикер Палаты внёс на рассмотрение последний абзац Закона. Президента увели, и вслед за ним республиканские сенаторы и представители медленно вышли из изуродованного Капитолия, а счётчики голосов готовились принять голосование Палаты. Колокола звонили, радостно приветствуя Новый век, но похоронный звон был бы более уместным, поскольку Республика Вашингтон больше не существовала. Она умерла так мирно, что мир не мог поверить в известие о её кончине.
Рассвет был холодным и серым, и когда его первый тусклый луч упал на этот разрушенный купол, великолепный даже в своих руинах, единственный человеческий глаз, сияющий дьявольской радостью, долго и пристально смотрел на него, а затем владелец этого взгляда затерялся в бурлящей массе людей, которая окружала Капитолий со всех сторон.

1896


ПРИМЕЧАНИЯ.
1.   Интересная аналогия: впервые понятие «Чикагская платформа» появилось в 1864 году, в разгар Гражданской войны в США 1861-1865 гг. между северными штатами (Североамериканский Союз) и южными (Конфедерация южных штатов). К очередным президентским выборам экономика страны балансировала на грани краха, финансисты находились в тяжелейшем положении, человеческие ресурсы были истощены, северяне терпели одно поражение за другим, а южане наступали. По мере развёртывания избирательной кампании демократическая пресса всё настойчивее требовала замирения с Конфедерацией без каких-либо условий.
Съезд Демократической партии («Чикагская платформа») состоялся в Чикаго 29-31 августа 1864 г. Основной пункт предвыборной программы требовал немедленного завершения войны. Более того, в программе демократов фактически признавалось, что четырёхлетняя бесплодная война была не только чудовищной ошибкой, вызвавшей разрушение страны, но и преступлением против своего народа. Такая позиция демократов была воспринята их противниками как измена общему делу восстановления Союза штатов. Отсюда и пошёл гулять по страницам прессы термин «чикагская измена». (По материалам статьи Г. М. Куропятника «Час пик» в истории США: выборы 1864 г., решившие судьбу Союза штатов».) (Здесь и далее – примечания переводчика. В создании примечаний использовались материалы «Википедии» и других источников.)
2.   Гаррет Огастес Хобарт (1844 – 1899 гг.) — 24-й вице-президент США в 1897—1899 годах. Разумеется, он имеет в виду «Чикагскую платформу» 1896 года.
3.   Напоминаю: повесть написана в 1896 году, за 16 лет до гибели «Титаника».
7 ноября 1879 года лайнер «Аризона» из «Гийон Лайн», направляясь из Нью-Йорка в Лондон, на скорости 15 узлов врезался носом в айсберг. На борту было 300 человек, но никто не погиб. После проведённой инспекции команда пришла к выводу, что судно держится на плаву, и после этого «Аризона» смогла вернуться в Сент-Джонс, Ньюфаундленд (Канада), где все пассажиры безопасно сошли на берег, а само судно вскоре было отремонтировано и возвращено в строй. Поэтому ничего неожиданного в этой фразе нет.
И, раз уж мы заговорили о пророчествах и таинственных совпадениях, хочу упомянуть ещё об одном.
Самым известным произведением американского писателя-фантаста Моргана Робертсона (1861 – 1915 гг.) стала повесть, впервые изданная в 1898 году под названием «Тщетность» и переизданная с небольшими изменениями в 1912 году под названием «Тщетность, или крушение Титана» (в русском переводе Ю. Суленко — «Тщетность, или Гибель Титана»). В ней описывается последнее плавание корабля «Титан» (!), считавшегося непотопляемым и затонувшего в третьем обратном рейсе, при попытке поставить рекорд скорости в пересечении Атлантического океана. Известность «Тщетность» получила через 14 лет, когда в апреле 1912 года от столкновения с айсбергом затонул лайнер «Титаник». Вопреки распространённому мнению, история Робертсона не детально совпадает с реальной катастрофой, а лишь в общих чертах перекликается с ней. При этом почти полностью совпадают основные технические характеристики «Титана» Робертсона и реального «Титаника» (однако варианты 1898 и 1912 гг. отличаются: в первоначальном издании у «Титана» имелись четыре мачты с парусами, однако в переиздании рассказа летом 1912 года автором были внесены правки, которые устраняли анахронизмы), время крушения (апрельская полночь), причина крушения (предельная скорость в сложной ледовой обстановке, хотя в романе стоял туман, и, как следствие, столкновение с айсбергом и сильные повреждения правого борта) и главная причина большого числа жертв (нехватка шлюпок из-за уверенности судовладельцев в непотопляемости судна).
После катастрофы в буквальном смысле разразилась буря. Газеты называли Моргана Робертсона мрачным гением, оракулом, ясновидцем. В его адрес шли сотни горьких писем от вдов и сирот. «Тщета» была предана проклятью, роман никогда больше не издавался, а само слово «Титаник» стало символом катастрофы, небывалого бедствия на море. (Текст настоящего примечания частично взят из «Википедии»).
4.   Джон Питер Альтгельд (1847 – 1902 гг.) – американский политик и 20-й губернатор Иллинойса, занимавший этот пост с 1893 по 1897 год. Он был первым демократом, правившим этим штатом с 1850-х годов. Ведущая фигура прогрессивного движения, Альтгельд подписал законы о безопасности на рабочем месте и о детском труде, помиловал троих мужчин, осуждённых по делу Хеймаркет (см. сноску 8), и отклонил призывы в 1894 году прекратить забастовку Пулмана силой. В 1896 году он был лидером прогрессивного крыла Демократической партии. Он потерпел поражение при переизбрании в 1896 году в ходе ожесточённой кампании.
5.   Юнион-сквер — одна из главных площадей Манхэттена, устроенная в начале 1830-х гг. там, где Бауэри соединялась с Бродвеем. Её название переводится как «площадь Объединения» — речь идёт об объединении двух центральных магистралей Нью-Йорка. С XIX века площадь известна как место политических демонстраций и протестов.
6.   В данном случае речь идёт вовсе не о рассказе Э. А. По. Упомянутый «золотой жук» – это: 1) человек, считающий золото самым надёжным капиталовложением и средством защиты от инфляции и экономической депрессии и предлагающий использовать золото для хеджирования (открытия сделок на одном рынке для компенсации воздействия ценовых рисков равной, но противоположной позиции на другом рынке); 2) человек, призывающий к восстановлению золотого стандарта.
7.   «Изгнание торгующих из храма» — евангельский сюжет о том, как Иисус Христос изгнал торговцев из Иерусалимского храма.
8.   Отсылка к демонстрации (митингу) рабочих на площади Хеймаркет в Чикаго 4 мая 1886 года против полицейской жестокости: 3 мая полицейские убили четырёх и ранили несколько десятков рабочих.
Во время этой демонстрации в полицейский отряд была брошена бомба; было убито несколько полицейских и рабочих, после чего стражи порядка открыли огонь по митингующим. Это событие послужило поводом для ареста 8 анархистов, и по приговору суда 11 ноября 1887 года четверо из них были повешены.
9.   Судя по дальнейшему тексту – губернатор Альтгельд.
10.   Джордж Вашингтон (1732 – 1799 гг.) — один из творцов независимого американского государства, американский государственный и политический деятель, первый всенародно избранный президент Соединённых Штатов Америки (1789–1797 гг.). Авраам Линкольн (1809 —1865 гг.) — 16-й президент США. Его главными достижениями считаются Декрет об уничтожении рабства и победа в Гражданской войне. Согласно общепринятой точке зрения и социальным опросам, он по-прежнему остаётся одним из лучших и самых любимых президентов Америки (в подавляющем большинстве опросов его ставят на первое место). Улисс Грант (1822 – 1885 гг.) — американский политический и военный деятель, главнокомандующий армии Севера в Гражданской войне, 18-й президент США с 4 марта 1869 по 4 марта 1877 года.
11.   То есть с индейцами.
12.   То есть солдаты регулярных войск.
13.   Метрополия — государство по отношению к своим колониям, поселениям за пределами своих границ, эксплуатируемым территориям, зависимым странам. В данном случае, по-моему, речь идёт о послевыборном восприятии Иллинойсом себя как отдельного государства.
14.   Бартер (вид гражданско-правового договора) — это обмен товара на товар, услуги на товар или услуги на услугу без использования денег. В данном случае, скорее всего, имеются в виду финансисты.
15.   Между северными и южными штатами, то есть противниками в Гражданской войне.
16.   Имеется в виду весть о рождении Спасителя – Христа.
17.   В конце 1870-х годов на Западе США были найдены обширные серебряные месторождения, и их владельцы поддержали фермеров в борьбе за «дешёвые деньги», выступая против золотого стандарта.
18.   Налог в размере десятой части дохода.
19.   Здесь и далее – демонстративное напоминание о том, что и спустя тридцать с лишним лет после Гражданской войны северяне и южане воспринимают себя отдельными государствами.
20.   Артур Сьюэлл (1835 – 1900 гг.) – американский судостроитель из штата Мэн, наиболее известный как кандидат от Демократической партии на пост вице-президента Соединённых Штатов в 1896 году, напарник Уильяма Дженнингса Брайана.
21.   Одно из требований противников золотого стандарта: установить соотношение цены золота к серебру 1:2, в то время как в 1896 г. реальное соотношение составляло 1:40.
22.   Юбилейный год – в данном случае 1900.
23.   В 1892 году была учреждена Народная партия США («популисты»), программа которой декларировала необходимость свободной и неограниченной чеканки серебряных денег в пропорции 16:1 по отношению к золотым и увеличения денежных средств, находящихся в обращении, не менее чем на 50%. Свободная чеканка серебряных денег означала, что любой собственник серебряных слитков мог бы требовать от монетного двора США чеканки из них серебряных монет.
24.   Бенджамин Тиллман (1847 —1918 гг.) — американский политик, член Демократической партии, губернатор штата Южная Каролина с 1890 по 1894 год и сенатор Конгресса США с 1895 по 1918 год. Уильям Альфред Пеффер (1831 –1912 гг.) был юристом, офицером Армии Союза во время Гражданской войны в США, законодателем штата и сенатором Соединённых Штатов от Канзаса. Он был первым из шести популистов, избранных в Сенат Соединённых Штатов. Джейкоб Сечлер Кокси–старший (1854 – 1951 гг.), иногда известный как генерал Кокси из Массильона, Огайо, был американским политиком, который несколько раз баллотировался на пост президента в Огайо. Дважды, в 1894 и 1914 годах, он возглавлял «Армию Кокси», группу безработных, которые маршировали в Вашингтон, чтобы представить «Петицию в сапогах» с требованием к Конгрессу Соединённых Штатов выделить средства на создание рабочих мест для безработных. Хотя марши провалились, Армия Кокси была первой попыткой пробудить политический интерес к вопросу, важность которого возрастала до тех пор, пока Закон о социальном обеспечении 1935 года не призвал к созданию государственных программ страхования по безработице.
25.   Инаугурация президентов США происходит 20 января в следующий за выборами год.
26.   «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Евангелие от Иоанна, 1:5. В оригинале фраза звучит так, как в Библии короля Якова – переводе Библии на английский язык, выполненном под патронатом короля Англии Якова I и выпущенном в 1611 году.
27.   В 1896 году Брайану было 36 лет.
28.   Уильям Моррис Стюарт (1827 –1909 гг.) – американский юрист и политик. Ричард П. Блэнд (1835 – 1899 гг.) – американский политик, юрист и педагог. Роджер Куорлз Миллс (1832 – 1911 гг.) – американский юрист и политик от Демократической партии. Генри Джордж (1839 — 1897 гг.) — американский политэконом, публицист и политик. Джон Гэри Эванс (1863 – 1942 гг.) был 85-м губернатором Южной Каролины с 1894 по 1897 год. Лафайет (Лейф) Пенс (1857 — 1923 гг.) — американский юрист и политик, который в течение одного срока (с 1893 по 1895 год) был представителем США от Колорадо.
29.   Золотой резерв, или золотой запас, — запас золота, находящийся в ведении центрального банка и/или министерства финансов государства, являющийся частью золотовалютного резерва.
30.   А вот здесь Президент имеет в виду всю территорию США, союз всех штатов.
31.   В средние века днище и борта деревянных кораблей раз в три-четыре месяца чистили от налипших ракушек и водорослей (т. наз. кренгование), иначе затруднялась манёвренность судна и уменьшалась его скорость.
32.   «Не берите ни мешка, ни сумы;, ни обуви, и никого на дороге не приветствуйте». Евангелие от Луки, 10:4.
33.   Эта фраза часто встречается в различных местах Библии.
34.   Встречается в различных местах Библии. В данном случае по контексту больше всего подходят слова из Книги пророка Исайи, 61:7 – «Вдвойне воздастся вам за былое унижение, бесчестие, испытанное вами, отрадою обернётся; вдвое большим будет надел ваш в родной стране, и радость ваша будет неизбывной»
35.   Закон о доходах или тариф Вильсона-Гормана 1894 года немного снизил тарифные ставки Соединённых Штатов по сравнению с величинами, установленными в тарифе Мак-Кинли 1890 года, и ввёл налог в размере 2% на доход свыше 4000 долларов США.
При поддержке сторонников свободной торговли из Демократической партии эта попытка тарифной реформы ввела первый подоходный налог мирного времени (2% на доход свыше 4000 долларов США, что означало, что менее 1% домохозяйств будут платить какой-либо налог). Целью подоходного налога было восполнение доходов, которые будут потеряны из-за снижения тарифов.
36.   Фразы в кавычках, очевидно, взяты из предвыборных речей У. Брайана. Я не сумел найти оригинальные тексты. Dispensation можно перевести множеством способов: разрешение, устроение, эпоха, мироустройство, осуществление, завет, закон, а также – «Божий промысел».
37.   В 1896 году Нью-Мексико и Аризона ещё не были штатами, а именовались территориями. Штатами они стали лишь в 1912 г.
38.   Скоро наступит Рождество, а рождественские праздники принято проводить в кругу семьи. Более того, почти все учреждения и предприятия закрываются на рождественские каникулы.
39.   Траст (не путать с трестом): доверительная собственность, в общем праве — система отношений, при которой имущество, первоначально принадлежащее учредителю траста (доверитель), передаётся в распоряжение доверительного собственника (доверительного управляющего или попечителя), но доход с него получают бенефициары (выгодоприобретатели).
40.   «Так как они сеяли ветер, то и пожнут бурю: хлеба на корню не будет у него; зерно не даст муки; а если и даст, то чужие проглотят её». Книга пророка Осии, 8:7.
41.   «Лимитед Экспресс» – курьерский поезд с ограниченным количеством мест.
42.   Bar of the House – «скамья» (для допрашиваемого в Палате представителей): специально отведённое место перед столом председательствующего для лиц, официально вызванных для разбора их дела и вынесения решения.
43.   «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут». Евангелие от Матфея, 6:19.
44.   Патернализм — система отношений, при которой власти обеспечивают базовые потребности граждан, а граждане в обмен на это позволяют властям диктовать модели своего поведения, как публичного, так и частного характера.
45.   Секционализм – выражение лояльности или поддержки определённого региона своей страны, а не страны в целом. В отличие от простого чувства местной гордости, секционализм возникает из-за более глубоких культурных, экономических или политических различий и может привести к насильственным гражданским беспорядкам, включая восстание.
46.   То есть из-за Гражданской войны.
47.   La belle France – прекрасная Франция (фр.).
48.   Имеется в виду завершение франко-прусской войны 1870 – 1871 гг. По итогам войны Франция потеряла Эльзас и Лотарингию, а также обязалась выплатить контрибуцию в размере 5 млрд. франков. До выплаты контрибуции на территории Франции оставались немецкие войска, при этом расходы на их содержание также была обязана нести Франция. К 1875 году правительство А. Тьера сумело удержать власть, в дальнейшем провести контрибуционные выплаты в полном объёме, добиться вывода немецких войск, начать военное строительство и упрочить международное положение.
49.   Реституция – восстановление, отозвание; возвращение прежних прав и преимуществ.
50.   Основным источником доходов государственного бюджета в США является налог на недвижимость. До Гражданской войны налоги на Юге были низкими, в частности, и потому, что землевладельцы имели право самостоятельно оценивать свои земли. В основном источником налогообложения здесь были налоги с продаж, в том числе продаж рабов. Кроме того, налогообложению подлежали граждане, имевшие право голоса, в связи с чем бедняки старались избегать участия в голосованиях — достаточно было лишь не участвовать в выборах, и можно было не платить налоги. При послевоенной системе налогообложения за неуплату налогов недвижимость конфисковывалась, что вынудило владельцев земель, не дававших доходов, достаточных для выплаты налогов на недвижимость, распродавать свои владения. Лишение крупных землевладельцев их собственности в эпоху реконструкции приводило к выступлениям против повышенного налогообложения. (К сожалению, иных, более подробных сведений я не нашёл, хотя и проверил множество источников – В. Б.)
51.   Сражение за форт Самтер (12—13 апреля 1861 г.) — блокада, бомбардировка и взятие южанами форта Самтер около города Чарльстона, штат Южная Каролина. Это событие послужило формальным предлогом для начала Гражданской войны в США. Атака на форт вызвала на Севере волну патриотизма, в частности, многотысячные митинги (в Нью-Йорке – до 100 000) и массовое вступление в армию.
52.   Аналогия с Иисусом, на чью голову перед распятием возложили терновый венец.
53.   Речь идёт о Гражданской войне.
54.   «Ибо Сам Иисус свидетельствовал, что пророк не имеет чести в своём отечестве». Евангелие от Иоанна, 4:44.
55.   Витенагемот — народное собрание в англосаксонский период истории Англии. Витенагемот представлял интересы англосаксонской знати и духовенства и имел совещательные функции при короле.
56.   Минерва — древнеримская богиня мудрости и войны, покровительница ремесленников, писателей, актёров, поэтов, художников, учителей, учащихся и врачей. По преданию, родилась из головы своего отца, верховного бога Юпитера.
57.   Безонианец – нищий, попрошайка, мошенник.
58.   Это не означает, что пришельцы с Юга были сплошь чернокожими, наоборот – речь идёт о белых. И об особенностях южного говора: удлинении гласных звуков, а также исключение звука R и общая тенденция к «сглаживанию» звонких и резких звуков; протяжное, несколько гнусавое произношение.
59.   То есть фетровую шляпу.
60.   Отсылка к Библии: «Помни день субботний, чтобы проводить его свято: шесть дней работай и делай в продолжении их все дела твои, а день седьмой — день покоя (суббота) посвящай Господу Богу твоему». Вторая книга Моисеева, Исход, 20:8-10. В христианской традиции днём отдыха и посещения церкви является воскресенье.
61.   Плач Иеремии – книга Библии, представляющая собой плачевную песнь, в которой выражается скорбь о бедствии, постигшем израильский народ в 586 году до н. э., когда вавилонский царь Навуходоносор разрушил Иерусалим.
62.   Апостол Павел – один из учеников Иисуса, прославился проповедями и речами.
63.   Аполло;с — святой Православной и Католической церквей, александрийский христианин I века, многократно упомянутый в Новом Завете (Деяния, 18: 24, 26 и др.).
64.   Методизм (официально — Методистская церковь) — протестантская конфессия, распространённая главным образом в США и Великобритании. Возникла в XVIII веке, отделившись от англиканской церкви с требованием последовательного и методичного соблюдения евангельских предписаний.
65.   «Тело Джона Брауна» — американская песня неизвестного автора времён Гражданской войны в Америке. Псвящена казнённому аболиционисту Джону Брауну.
66.   «Боевой гимн Республики» — американская патриотическая песня, в основе которой лежит музыка песни «Тело Джона Брауна». Песня написана в жанре протестантского религиозного гимна. Известна прежде всего благодаря рефрену Glory, glory, hallelujah! (Славься, славься, Аллилуйя!).
67.   Иносказательно выражение «Пир Валтасара» означает весёлую, роскошную жизнь, неуместное веселье в канун неминуемых бедствий. Восходит к Библии, где рассказывается, что в ночь взятия Вавилона персами вавилонский царь Валтасар устроил пышный пир. В разгар веселья, где настольными чашами служили драгоценные сосуды, захваченные вавилонянами в иерусалимском храме, и прославлялись вавилонские боги, таинственная рука начертала на стене непонятные слова. Вавилонские мудрецы не смогли их прочесть и истолковать. Прочитал надпись иудейский мудрец Даниил, он объяснил, что письмена предрекают гибель царю. Предсказание сбылось: в ту же ночь Валтасар был убит, а его царство было покорено Дарием. (Книга пророка Даниила, 5).
68.   См. предисловие.
69.   Ссылки на президента Соединённых Штатов как на «Верховного судью» («Главного магистрата») были обычным явлением в первые годы существования США, хотя сегодня этот термин используется редко. В 1793 году Джордж Вашингтон назвал себя «главным магистратом» своей страны в своей второй инаугурационной речи. В 1800 году Александр Гамильтон написал в частном письме Аарону Берру, позднее опубликованном Берром с его разрешения, что он считает Джона Адамса «непригодным для должности главного магистрата». Джеймс Монро заявил 18-му Конгрессу, незадолго до ухода с должности, в отчёте Палаты представителей от 21 февраля 1825 года: «В силу обязанностей этой должности великие интересы нации в их наиболее важных отраслях находятся под опекой главного магистрата». Авраам Линкольн назвал президента главным мировым судьёй в своей первой инаугурационной речи в 1861 году.
70.   В оригинале – «information of the state of the Union», «сведения о положении Союза». Ежегодная речь президента США на совместном заседании Конгресса в начале года, в которой он анализирует текущее положение дел в стране, называется именно «О положении Союза». На русский традиционно переводится как «О положении в стране».