Киномеханик

"хроники ржавой империи"

    Киномеханик Васильев не верил в ангелов-хранителей.
    - Ну какие могут быть крылья во времена сплошного бетона? – спрашивал он.
    Зато верил в свидетелей приземленных желаний.
    - Они ходят за каждым человеком с рождения и снимают всю его жизнь на камеру для посмертного архива, - пояснял он свои убеждения. – Мой свидетель, к примеру, похож на горбуна после салона красоты. Маленький, крепкий, с рыболовными крючками в глазах. Я его пару раз заметил, когда он следил за мной в пивном баре.

    Несмотря на отказ верить в ангелов, Васильев любил заходить в церкви. Он вставал посреди просторного помещения и под строгим взглядом церковных работников, считал на удачу нимбы над головами нарисованных святых. Нечетное количество, по его мнению, сулило хороший сон и теплую погоду, а четное – боли в желудке и неприятные вести.
    А вот чего киномеханик не любил по-настоящему, так это фильмы про войну.  Рожденный еще в эпоху летних кинотеатров ему приходилось крутить их часто. Васильев ответственно выполнял свою работу, хотя и считал подобный товар идеологического фронта лживым и пафосным. С пошлыми воинственными речами и фальшивыми героическими позами. По его мнению, эти фильмы отбивали желание целоваться на последнем ряду и провоцировали выходить зрителей из зала строем. Во время таких сеансов киномеханик всегда затыкал уши шапкой-ушанкой и отвлекался на игру в домино со своим отражением в зеркале.

    Киномеханик Васильев мечтал снять свой фильм про войну. Суровый, правдивый, без грима. А главное, со спецэффектами, что делает жизнь, а не аппаратура. Настоящий режиссерский проект.  Где главную роль исполнит не накрахмаленная медсестра, влюбленная в замполита, а равнодушная старуха, что любит запекать людей в коллективных могилах.
    Поэтому, когда выпала возможность, когда Родина оказалась в опасности, а реальная война подкинула сценарий на пару лет экранного времени, Васильев схватил кинокамеру, что купил по случаю еще в холодное лето 87-го, и побежал записываться добровольцем на съемочную площадку.
    Но на пункте распределения ролей на него посмотрели скептично.
    - На режиссера вы не тянете, - сказали Васильеву строго. – У на режиссеров хоть отбавляй. Есть место только в массовке.
    - Но ка же так, - возмутился киномеханик. – У меня все-таки опыт. - Я хорошо разбираюсь в военном кино.
    - Если разбираетесь, то можем предложить вам должность оператора мясного штурма. Вот ваша кинокамера.
     С этими словами Васильеву вручили потертую временем винтовку Мосина, форму явно бывшую уже в употреблении с отверстиями от прошлых дублей и отправили первым рейсом на место съемок. Там он отыграл в массовке неделю, пока главная героиня не применила к нему свой главный спецэффект. Спустя мгновение Васильев увидел лицо равнодушной старухи и березу, украшенную собственными потрохами.
    - Какой удачный кадр, - успел сказать он еле слышно.

    - Ну что там внизу? – спросил архивариус, расчесывая седые усы.
    - Как всегда, хождение по кругу и имперские миражи, - ответил горбун с ухоженным лицом и острым взглядом.
    Сняв потасканное пальто, он вынул из горба кинопленки и сразу же с облегчением выпрямился.
    - "Они сражались за миражи", - заметил печально архивариус. - Хорошее название для сериала.
    - Пожалуй, - неохотно согласился свидетель.
    Когда «горбун» ушел налегке, работник архива собрал катушки с пленкой в увесистую стопку. Сначала он хотел посмотреть финальные кадры жизни киномеханика Васильева, но в последний момент отказался. Он не любил фильмы о войне. В них было слишком много человеческой глупости. Подняв с усилием пленки, архивариус понес их на свое место, где они вскоре затерялись среди бесконечных стеллажей.