Когнитивные искажения князя Болконского

Иногда я воображаю себя той самой училкой, которой почему-то не все равно. То ли от того, что тем, которых я знала, было все равно, то ли от непомерно раздутого эго, то ли от личного одиночества. Тем не менее, такая фантазия имеется, и в ней я периодически поясняю за разные произведения.

Воображаемый урок по Толстому я начинаю с того, чтобы заразить призрачных учеников интересом и расположением к прочтению хотя бы некоторых глав. Есть одно главное сопротивление, которое я помню у себя и слышала от некоторых детей и уважаемых мной реперов - мне не интересны проблемы князей, графов и помещиков, сейчас таких проблем нет. Что ж, прыгаем в почтовую бричку к Болконскому и несемся в Брюнн, докладывать о первом выигранным русскими боем после изнурительного двухнедельного отступления.

Голая, уставшая, больная и раненая армия ликует. Захвачены знамя, орудие и два вражеских генерала. Бонапарт отступил. Любой, переживший сильные впечатления, может понять Болконского, который никак не может прийти в себя после сражения. Из смерти и ужаса он едет курьером в пряничный австрийский городок, лихорадочно гоняет по кругу воспоминания и на всем этом восторге буквально врывается в приемную к военному министру. Там его встречают как-то совсем не празднично. Естественно, Болконский испытывает ту гамму чувств, знакомую каждому, чьи ожидания не оправдываются.

(Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновение незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать адъютанта и военного министра. “Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!”)

Тут еще нужно понимать психотип князя Болконского. Это тот самый парень, который в первых главах приходит на прием к одной знатной даме и всем своим видом демонстрирует как ему тут на всех плевать. От его миленькой усатой беременной жены все в восторге, а он тяготится и мается. Позже становится понятно, что созависимые отношения с отцом и болезненная потребность в его одобрении (Болконский пишет ему письма с фронта КАЖДЫЙ ДЕНЬ!) обуславливают совершенно иной образ жизни. Поэтому счастливым князь Андрей становится только на фронте, получая подтверждения и одобрения от сильных фигур - проекций отца типа Кутузова.

Естественно, когда кто-то позволяет себе усомниться в авторитете кумира, не признать важности достижений (личные и общие там уже смешались), Болконского накрывает холодным душем равнодушия. А потом - бешенство.

(Они приняли меня с этой вестью, как принимают собаку на кегельный кон.)

Но тут на сцену выходит мой новый любимый персонаж - дипломат Билибин - который поясняет князю типичные механизмы работы контекстов.

(И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашею победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой особой радости … Видите ли: ура! за царя, за Русь, за веру! Все это прекрасно, но что нам, я говорю - австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам сюда хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда … это другое дело. мы прогремим в пушки. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, как будто бы вы нам сказали: с нами Бог, а Бог с вами, вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!.. Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать.)

Ну, что за хорошенький? Не даром дипломат. Можно справедливо возразить, что у всех своя работа и своя система ценностей, от того и происходят подобные конфузы. Но как часто подобное проявляется в обычной бытовой жизни. Охваченные восторгом от собственной идеи, находясь в своем контексте, мы даже не думаем о том, а как это будет выглядеть в контексте другого человека. И мы стремимся нанести непоправимое добро, разбиваемся о стену непонимания, равнодушия, то есть не получаем ту реакцию, которую ожидали. И вот в этом моменте происходит тот самый шаг, который ведет от любви к ненависти по всему спектру эмоций. Чистая бытовая психология в нескольких абзацах о войне.

(Наши заблуждения по поводу мыслей других людей - причина многих бед. По мере того, как мы движемся по жизненному пути, ошибочно предсказывая (20% незнакомцы, 35% - друзья и близкие), что другие люди думают и как отреагируют на наши попытки управлятьими, мы злополучно провоцируем междуусобицы, столкновения и разногласия, разжигающие разрушительные пожары неожиданных изменений в наших социальных пространствах. «Метамышление. Как нейронауки помогают нам понять себя» Стивен М. Флеминг)

У императора Франца все вообще происходит максимально банально. Император как раз тот человек, который тонко чувствует дипломатию, поэтому известие было принято радостно, Кутузов и вся армия получили награды, а вопросы вежливости, заданные князю Болконскому на встрече, имели вообще мало общего с тем, что на самом деле происходило на фронте.

(- В котором часу был убит генерал Шмит?
- В семь часов, кажется.
- В семь часов? Очень печально! Очень печально!)

Дальше - все несется, и выносит на берег того самого максимализма, который обусловлен лихорадочным следованием путем отца и преклонением перед его архетипом. Болконский едет “спасать армию” и тут же получает позитивное подкрепление своего порыва из уст Билибина:

(Мой милый, вы - герой)

Дальнейший путь нашего князя в точку В - там, где он герой - осложняется всякими бытовыми трудностями и мелкими неурядицами. На их фоне он - рыцарь в сияющих доспехах, с презрением глядящий на беспорядок, грязь и босоногость российской армии, через строй которой он пробирается к главнокомандующему. Ему все мерзко до тех пор, пока он не оказывается в коляске Кутузова. Величие главнокомандующего окутывает князя, и он признает право этого человека отправить многотысячную армию на верную гибель.

(Искажения, иллюзии, самообман, необходимые для создания нации, дают нам общее чувство идентичности и предназначения, сплоченность, необходимую для больших свершений, силу воли и способность защищаться от смертельной опасности (можно приземлить на функцию мозга в защите организма). Множество движений, изменивших мир, основывались на способности своих лидеров рассказывать убедительные истории о былой славе, нынешних страданиях и будущем величии; истории о несправедливости, которую необходимо исправить. Они сумели вдохновить своих последователей, особенно недовольных жизнью, - люди могут пойти на великие жертвы ради того, что антрополог Скотт Атран и другие исследователи называют “святой миссией”. Святая миссия наделяет жизни людей высшим смыслом и целью жизни; чувством, что они посвящают свою жизнь чему-то большему, чем они сами. Стоит таким миссиям зацепиться за нас, и мы можем оказаться на службе идеологий, религий и того, что Атран назвал “квази религиозным понятием нации”. Это относится ко всем без исключения людям, которые готовы жертвовать своими жизнями и убивать других. И к мирным движениям, лидеры которых готовы проливать собственную кровь, например движение Ганди в Индии. «Почему наш мозг стремится нас обмануть» Шанкар Ведантам, Билл Меслер)

Кутузов, Наполеон. Ох, уж мне эти ложные боги, сколько крови пролито, чтобы их имена сияли в вечности! Смотрите, дети, и думайте. Думайте хорошенько, прежде чем сделаете выбор, на чей алтарь положить свою единственную жизнь и бессмертную душу. Это и будет вашей домашкой. Урок окончен.