ПрибВО. Рига. Партизаны

Прошло почти три года как я оказался в штабе ПрибВО. Всё ехало и в службе и дома вполне успешно. Мне штабная деятельность сильно нравилась, собственно, как и та, которая была в полку, а может даже больше, ведь в штабе была необходимость усерднее, чем в полку, работать мозгами. Но случился один почти двухмесячный эпизод, который заставил меня не только в полном объёме вспомнить все свои войсковые навыки, но и приобрести новые.

Случилось это в начале июля 1980 года. Помню, что меня к себе вызвал начальник РАСТ майор Крючков и приказал собираться в длительную командировку в наш 22 полк химической защиты (пхз), который дислоцировался в Пярну (Эстонская ССР). Там было необходимо принять 45 военнослужащих запаса (они и назывались «партизаны») почти со всего округа и в течение месяца проводить с ними занятия по нашей РАСТовской тематике. В СССР было принято раз в три-пять лет вызывать запасников на сборы для переподготовки по необходимым войскам ВУС (военно-учётная специальность). Вот эти сборы и должны стать такой переподготовкой. Заодно требовалось подготовить необходимый для этого комплект методических материалов и оставить их у мобиста полка (офицер по организационно-мобилизационной работе). Ехать туда надо было на своём полукомплекте РАСТ, который тоже будет наглядным материалом на некоторых занятиях. Через месяц меня должен был заменить начальник другого отделения Коля Кириллов, который туда поедет на своём полукомплекте, продолжит занятия с партизанами и написание методматериалов.

В результате мы с Колей должны будем подготовить специалистов на случай развёртывания нашей и армейской РАСТ до полного комплекта в угрожаемый период, т.е. перед войной, а также создать комплект учебных материалов, если потребуется готовить таких специалистов ещё и ещё. Времени до отъезда было не много, через три дня надо выезжать. Ехать знал куда – я с начальником РАСТ и еще парой офицеров УХВ один раз туда ездил в полк на проверку. Выехав из РАСТ после завтрака к обеду прибыл в полк. За полдня огляделся, разместился, познакомился с руководителем сборов (им оказался командир одного из кадрированных батальонов полка в звании майор, раньше я его не знал). Он меня обрадовал тем, что, кроме должности преподавателя я буду ещё и командиром роты сборов. Потом майор познакомил меня с лейтенантом, прикомандированным к этим сборам в роли командира взвода. По штатной своей должности он числился начальником одной из химических лабораторий полка. Также майор мне объяснил, что занятия проводиться будут, но расписание составлено так, что все свои занятия по специальности я буду проводить до обеда. После обеда запланированы всё общевойсковые дисциплины (строевая, уставы, огневая, политподготовка), которые по идее, должен проводить лейтенант, но их не будет, так как полку надо достроить большой бокс под технику для развёртываемой на его базе фронтовой бригады химзащиты (на базе полка ещё много каких химических частей развёртывалось). Руководить партизанами на стройке будет приданный мне лейтенант, ну а мне послеобеденное время предоставляется для написания необходимых методичек.

Уже как командир роты я проверил готовность казармы для моих партизан. Казарма была и представляла собой большую комнату с рядами двухэтажных солдатских кроватей и тумбочек рядом. На кроватях и в тумбочках не было ничего – всё партизаны должны были получить по прибытии в полк. Мне отводилась комната в штабе полка, но там кровать была застелена простынями и с полотенцем. Под каптёрку и расположение старшины сборов была отведена комната рядом с ротой. Лейтенант, как оказалось, был выпускником нашего СВВИУХЗ 1979 года. Он, как и комбат отработал уже не одни сборы, так что с некоторыми организационными тонкостями был знаком.

На следующее утро начали прибывать первые партизаны. Сначала пришли ребята из Пярну, но таких было всего четверо, потом подъезжали из других районов Эстонии, далее из Латвии и к вечеру прибыли последние человек 7-8 человек из Литвы. По большей части это были представители местных национальностей, большинство русскоязычных призвали на сборы из эстонских районов у Кохтла-Ярве и Нарвы. Как правило, это были шахтёры из расположенных там сланцевых шахт (эстонцы в шахты лазить не любили). Многие были моими ровесниками или даже старше, а одному литовцу оказалось и вовсе под 40 лет. Повезло со старшиной роты с фамилией Шимкус. Это был реальный старшина и по званию, и по последней должности на срочной службе. Очень положительный, спокойный, уверенный в себе и исполнительный мужик лет около тридцати. Но, как оказалось, «повезло» нам не только со старшиной.

Прибывающие оперативно, под руководством моего лейтенанта получали военную форму и постельные принадлежности. Форму надо было дооборудовать (пришить подворотничок, погоны и петлицы, приколоть звезду на пилотку, начистить сапоги), гражданку сдать старшине в каптёрку и завтра предстать на разводе готовыми к проведению занятий.

Получилось, однако, не всё идёт так, как планировалось. Уже с первого вечера в роте началась повальная пьянка. Понятное дело, ведь собралась куча мужиков, они знакомились, а за знакомство надо выпить. В результате утром на построении готовых к занятиям оказалось лишь около половины моих партизан. Человека 3 или 4 вовсе отсутствовало, человек 10 были явно пьяны – слишком долго пили ночью или крепко опохмелились с утра, ещё около десятка сильно с бодуна – плохо им было. Выглядели они как на первой фотографии к рассказу. Майор занялся поимкой самовольщиков, к вечеру поймал всех и посадил на гаупвахту. Лейтенант занялся пьяными, а именно повёл их укладывать спать. Ну а я пошёл-таки проводить первые занятия с готовыми к занятиям партизанами, таковых оказалось чуть более 20-и. После обеда партизаны пошли работать на стройке бокса, где, проработав часов до 18.00, вернулись в казарму. Но не на долго, вскоре человек 15 ушли в самоход и разбрелись по рюмочным и кафешкам Пярну. В казарме мы им пить в этот вечер не позволили. Оставив лейтенанта в казарме, я подключился к майору в поисках самовольщиков. В результате наших розысков поймали не всех, один был задержан милицией за то, что разбил огромное витринное стекло кафе, поломал там мебель, но, главное, избил официанта. Около половины из тех, которых мы поймали (наиболее пьяных и проявлявших признаки дебоша), тоже отвезли на губу. Остальных вернули в полк. Парня, повязанного ментами, нам не отдали, мало того, на него завели дело и обещали отдать под суд в Кохтла Ярве (парень оказался русским шахтёром). Мы против не были – одним дураком меньше, да и в качестве воспитательного эффекта можно использовать.

Третий день начался не с моих занятий, а с зачитки выдержек из уголовного и административного кодекса. К тому времени дебошира из кафе увезли в СИЗО Кохтла Ярве, о чём нам сообщили менты. Из того, что мы с майором читали, для партизана-дебошира, кроме уголовки, было много страшных вещей, а именно: ему не засчитывались сборы и на новые он мог попасть уже в следующем году; он лишался очереди на квартиру от своего производства; его дети лишались места в яслях и/или детском саду; ему не работе не оплачивались эти два месяца сборов и т.п. На многих, как мне показалось, это произвело серьёзное воздействие, но не на всех. Опять вечером человек 5-6 ушло в самоволку, опять они там напились, опять мы их ловили и везли на губу. Я посчитал тогда, и оказалось, что мы с майором за первые три дня посадили на гарнизонную гауптвахту 15 человек и ещё одного отдали под суд. Позже из Кохтла Ярве пришло сообщение, что на того дебошира наложили штраф за всё повреждённое имущество кафе, а за избиение официанта посадили в колонию-поселение на год.

Ежедневные пьянки прекратились только к пятому дню и не только из-за наших разъяснений положений уголовного и административно кодекса, а, во многом, из-за того, что у ребят просто закончились деньги на водку, а у многих и на курево не хватало. Параллельно с разъяснениями я провёл беседу с некоторыми, наиболее вменяемыми, как мне казалось, партизанами, в том числе со старшиной. Выяснилось, что организаторами большинства пьянок и дебошей были два человека, оба эстонцы: сержант Вахеметс и ефрейтор Раба (до сих пор этих сволочей помню). Вахеметс невысокого роста, субтильный сержант из Тарту возрастом в районе 25-27 лет, а Раба здоровый рыжий мордоворот с хутора из-под Тарту, только года два-три назад отслуживший срочную. Вахеметс хоть и организовывал пьянки, но втихаря, в дебошах замечен не был и поэтому губы пока избежал. Раба только подзуживал на дебоши собутыльников, сам вовремя уходил в тень и только на третий день попал на губу, да и то всего на 3 суток от меня. Доложил про это начальнику сборов, и мы решили, что для этих двоих майор у командира полка (тогда им был полковник Власов) наберёт «путёвок» на губу на все оставшиеся сутки сборов. Оттуда мы их будем забирать каждые 7 дней, водить в баню и в тот же день возвращать обратно. Вахеметса мы нашли за что посадить, Раба уже сидел, а остальные постепенно вышли.

Так или иначе, но эта орда партизан начала приходить в порядок. К концу первой недели порядок практически создали. Возвращавшиеся с губы парни говорили, что там плохо, наши разъяснения (которые в том или ином виде продолжались) тоже сумели воздействовать на большинство, а отсутствие денег и пример уже сидящего в СИЗО Кохтла Ярвенского дебошира вовсе подкосило желание и возможности партизан много пить и сильно дебоширить. Так, пусть и с опозданием, но нормальный учебный процесс продолжился в полном объёме. Но эти первые пять-шесть дней стоили мне очень много нервов. Казалось, что ещё чуть-чуть и я сойду с ума, повешусь, поседею и/или начну физически устранять наиболее поганых подчинённых. Но выдержал-таки, не развалился сам и никого не убил.

Партизаны с интересом (в по крайней мере многие из оставшихся 42—х) слушали мои лекции и занимались на практических занятиях. Полагавшаяся после обеда общевойсковая подготовка и самоподготовка отсутствовала – все, кроме старшины и наряда по роте трудились на строительстве боксов. Там тоже ребята работали в большинстве своём достаточно усердно. Но случайно узнав, что у них должна быть и огневая подготовка с большим воодушевлением восприняли это и настойчиво просили эти занятия с ними провести – пострелять хотели все. Пришлось согласиться, тем более, что патроны на эти занятия были в полку зарезервированы. Их, правда, комбаты хотели бы пустить на тренировки срочников перед проверкой, но пришлось им отказать. Действовать только кнутом – это не верная стратегия, пряник тоже должен быть. Так что постреляли все, кроме Вахеметса и Рабы.

Постепенно, недели через две-три я пришёл к мысли, что ребят можно было бы отпускать в увольнение (особенно пярнусских – самые добросовестные из них вообще могли бы жить дома). К тому времени большая часть из них выглядели так же ловко и подтянуто, как на второй фотографии к рассказу (правда фотка эта не 1970-х годов прошлого века, а сильно попозже, но всё-таки). Некоторых иногородних, наиболее дисциплинированных я стал отпускать в увольнение на воскресенье (я добился от начальника сборов, чтобы это был законный выходной для моих партизан, даже без работы на стройке). Отпускал и в Латвию и даже в Литву, не говоря уже об Эстонии. Причём я сам за это время пару раз таки съездил в Ригу.

Там же в полку, во время наших сборов, у студентов-химиков Каунасского политехнического института военной кафедрой проводились преддипломные лагеря. Руководил им подполковник Лебедев – именно тот самый начхим 3 мотострелковой Клайпедской дивизии, который на моём выпуске состоял в государственной комиссии и обещал, что заберёт меня из 1 тд к себе в 3 мсд командиром кадрированной рхз. Лебедев мне объяснил, что он в самом деле просил и Марьясова В.И. (начхим ПрибВО) и Пуго В.К. (зам начхима ПрибВО) перевести меня к нему. Они затребовали объективку на меня, которую тот и представил, описав мои положительные качества. Почитав бумагу Пуго принял решение, поддержанное Марясовым, не Лебедеву меня отдать, а забрать себе в РАСТ, где в то время образовалась кадровая дырка в виде старшего помощника начальника отделения. Вот тут в голове моей и сложилось, почему именно меня искал во всей 1 тд капитан В.Гольдберг во время осенней проверки 1977 года. Ведь Лебедев в самом деле знал только то, что меня после училища распределили в 1 тд, а уж куда там дальше я попал надо было спрашивать у дивизионных кадровиков. Гольдберг же не считал, что надо к ним идти, чтобы не вызвать лишних разговоров.

Лебедеву же Пуго В.К. предложил вместо меня старшего лейтенанта Николая Волкова, который уже пятый год служил в 22 пхз командиром взвода. Вот оказывается, как я оказался не в Клайпеде, а в Риге. С Колей Волковым мы вскоре познакомились. Это случилось во время осенней проверки 1980 года, когда я приехал в Клайпеду вместе с подполковником Иваном Сопиным проверять, среди прочего, состояние дел и в его роте. Потом, в 1982 году, мы с Николаем вместе поступили в академию (он в Клайпеде быстро стал капитаном и начхимом полка) и далее тоже частенько встречались.

Тем временем подошёл конец первого месяца моей командировки, и пора было возвращаться домой. Жена моя Лена подумала, что ей было бы интересно посмотреть на Эстонию вообще и на Пярну в частности. Мы решили, что она пораньше утром в последнюю мою субботу приедет на автобусе в Пярну, а обратно под вечер мы поедем в Ригу на моём полукомплекте РАСТ с тем, чтобы за воскресенье передать дела Коле Кириллову и остаться в Риге. Но ни тут то было. Приехав вечером в Ригу, я был вызван к начхиму округа и примерно выдран за самоуправство и самовольное оставление сборов. Но я отбился, объяснив, что у меня был приказ начальника РАСТ майора Крючкова о том, что в начале августа я обязан прибыть в Ригу и передать дела Кириллову, который продолжит занятия с партизанами. Отмены этого приказа не было, и я поступил в соответствии с ранее отданным распоряжением. Это сильно остудило Кавунова от дальнейшего разноса меня, как безответственного офицера, но он посетовал-таки на нерациональный расход бензина и прочего моторесурса. В итоге он официально отменил приказ Крючкова и распорядился именно мне продолжать и завершить сборы. Тем более, как оказалось, майор Крючков недавно был переведён в Управление боевой подготовки округа на должность старшего офицера (подполковничья должность – это круто для офицера со средним училищем) и спросить уже было не с кого. А наш РАСТ ждал прибытия выпускника академии на вакантную должность. Новый начальник должен был прибыть в августе, поговаривали, что это будет какой-то капитан.

Так или иначе, но в воскресенье после обеда я на своём полукомплекте РАСТ уехал обратно в Пярну. Нельзя сказать, что был этому рад, но деваться некуда, надо выполнять приказ начальника. Там не сильно удивились, увидев меня вечером того же дня, Кавунов командиру полка про получившийся казус сообщил. Мне показалось, что все: от начальника сборов и до рядовых партизан с удовлетворением восприняли моё возвращение, ведь всякие резкие кадровые изменения редко приносят что-либо положительное, особенно в первое время.

Так началась вторая серия наших сборов. Всё ехало теперь по накатанной: до обеда я проводил свои занятия, после оного писал методические материалы. Иногда заглядывал на стройку боксов, проверяя работу своих партизан. По вечерам перед ужином отпускал всех пярнусских партизан домой – заслужили. Перед выходными достойным иногородним выписывал воскресные увольнительные на две ночи и день. Еженедельно мы водили партизан в баню. В этот же день, забрав с губы Вахеметса и Рабу, мыли и их, а потом сдавали обратно досиживать. Теперь уже почти каждые выходные ездил я в Ригу, так что ни жена, ни дочь, ни бабушка жены меня забыть не успевали. Мой лейтенант свои методические материалы писал до обеда, а после обеда вёл личный состав на стройку. Выходным у него была среда, когда на стройку партизан водил я сам. Даже майор – руководитель сборов почти перестал захаживать к нам, убедившись, что в роте порядок. Старшина Шимкус образцово вёл внутриротное хозяйство, назначал дежурного и дневальных, с рядом нескольких сержантов поддерживал воинскую дисциплину в роте, и вообще снял с меня и лейтенанта много головной боли.

Но вот и начало сентября, сборы заканчиваются, надо сдавать в мобгруппу полка все методические материалы и бумаги на прошедших сборы партизан, выправлять самим партизанам и в военкоматы документы об успешном прохождении сборов, освобождать помещение и т.д. и т.п. Но Вахеметс и Раба сидели на губе до последнего момента, когда уже никак нельзя было их там задерживать. Они тоже получили от меня документы, но там значилось, что сборы им не зачтены из-за отвратительной дисциплины и нахождением их в связи с этим на гарнизонной гауптвахте практически весь период сборов. Получив эти бумаги и увидев, что там написано, они, уже выходя за ворота полка, куда я их персонально проводил, обещали меня в Риге найти и рассчитаться за всё, а особенно за то, что сборы я им не засчитал и лишил двухмесячной зарплаты. Они ведь знали, чем им это грозит.

Ну а многие ребята даже благодарили за интересные занятия, за то, что они узнали, что такое ракетно-ядерная война, что такое атомное и химическое оружие и как от него защищаться, за то, что снова вспомнили свою молодость на срочной службе, за то мы не драли их по бестолковке и общались достаточно корректно. Нам, руководству сборов, это было очень приятно. А начальник сборов, прощаясь со мной, заявил, что сборов настолько спокойных с точки зрения дисциплины, и настолько производительных с точки зрения строительства боксов он давно не видел. Да я и сам много чего узнал про мобилизационную готовность ВС СССР, прочувствовал это на практике. Жаль, но тут всего, что узнал, увидел, понял и делал сам не напишешь.