Разборки по понятиям, или услуга за услугу

      Тёмная и промозглая осенняя ночь исключительно хорошо подходила для цели Валентина Львовича. Моросил дождь, ветер раскачивал над головой ветви старых деревьев. Асфальт на центральной аллее кладбища мокро и слепо хлюпал под его промокшими ботинками – темнотища была, как в склепе.
      Валентин  Львович свернул на узкую тропинку между могилами и, сжимая в кармане моток влажной верёвки, принялся выбирать, чуть ли не ощупью, подходящее для себя дерево – чтобы можно было дотянуться до нижних сучьев. Физкультурой он и в детстве не увлекался, по заборам не лазал, так что теперь, даже и для последнего в жизни поступка, ему требовался, так сказать, пьедестал пониже.
      И вдруг кто-то хрипло пробасил ему прямо в левое ухо:
      -  Э, мужик, ты чего тут ошиваешься?
      Обычно в жизни Валентина Львовича такой бас сопровождался мощным запахом вчерашнего перегара и сегодняшних мерзких сигарет, но этот пах совершенно по-другому: формалином, мокрой землёй и… как бы это сказать... чуточку испорченным мясом?..
      -  Ой,  -  слабо сказал Валентин Львович, обернулся, отшагнул назад и чуть не сел невежливо на чью-то могилу. – Я… я… я тут, знаете, по делу…
      Перед ним возвышался смутный тёмный силуэт, кажется, мужчины, и, кажется,  опасного.
      -  Так, лопаты нет, бутылки нет, пера нет, верёвка есть. Вешаться, что ли, собрался?
      Валентин Львович оскорбился и перестал бояться. «Да ведь теперь уже всё равно, - пришло ему в голову, - что такого он мне сделает? Убьёт? Ну и прекрасно, и хлопот никаких!»
      -  Да, представьте себе пожалуйста, именно вешаться,  и вас это совершенно не касается! – грубо ответил он.
      -  Ну и за фигом? – дружелюбно поинтересовался таинственный собеседник,  -  баба, что ли, бросила? Да наплюй и забудь, братан. Пока ты живой, все твои проблемы  –  временные. Мне отсюда видней.
      -  Никто меня не бросал,  -  с достоинством возразил Валентин Львович, и вдруг некая мысль пронзила его до самых пяток:
      -  А… позвольте, откуда это, вы говорите, видней?..
      -  Да у тебя чё, бестолковку заклинило?  – хохотнул бас,  -  отсюда, говорю, с могильника.
      Так вы,  -  решительно продолжал несчастный Валентин Львович, -  хотите сказать, что вы – вставший из гроба мертвец?!
      -  Ну да, - согласился бас, -  а я тебе об чём базарю? Так вот это у меня теперь –  проблемы, а у тебя, считай  –  так, шелупонь временная.
      -  Да что вы знаете о проблемах?! – взвился Валентин Львович,  -  вы покойник? Вот и лежите себе спокойно, надоело – погулять выходите. А у меня сына чуть не похитили! У меня деньги требуют, угрожают! Я ведь не бизнесмен, я инженер, ну, пусть бывший. Только открыл фирму, с носовой платок величиной,  хотел компьютеры  продавать,  -  приезжают: плати!  –  За что плати?  - За крышу! Я говорю – поймите, не из чего мне ещё платить, я даже товар не закупил  - слушать не хотят!
      -  Тебя на деньги, что ли, поставили? Счётчик включили?  -   понимающе-сочувственно перебил бас.
      -  Конечно, -  вздохнул и сник Валентин Львович, -  я занял, у кого смог, и один раз заплатил. А второй  –  уже нечем было. Так они моего сына из школы встретили, часа два на машине по городу повозили и высадили возле дома. Предупредили, понимаете? Я, конечно, перепугался, отправил его с женой во Владивосток к родным  –  и всё. Сам уехать не могу – они теперь пригрозили, что возьмутся за других моих родственников. Офис разгромили… Сказали, что если не заплачу – пытать будут. Что же мне теперь? Лучше самому…
      -  А почему на кладбище притащился? – вдруг удивился бас, -  других мест, что ли, нету? Или чтоб тут же, без хлопот, и зарыли?
     -  Ну, - смутился Валентин Львович, - здесь как бы обстановка соответствует… ничто не отвлекает, не расхолаживает… Думаете, так легко решиться?
      -  Не легко,  -  согласился тёмный силуэт и шагнул к нему, пахнув прелыми листьями.
 –  Идём-ка, сюда на лавочку сядем, побазарим, перетрём наши дела.
      Предложенная лавочка была деревянной и совершенно мокрой, но Валентину Львовичу было сейчас абсолютно не до таких пустяков.
      -  Колян меня звать, - протянул ему руку собеседник. Рука оказалась твёрдая и  пугающе ледяная. Валентин Львович в свою очередь представился и приготовился слушать.
      -  Проблемы твои, согласен, крутые, - начал Колян, -  но мои вот покруче будут. Застрял я здесь, как левый товар на таможне, и в полной безнадёге сижу. Меня ведь, как невинно убиенного, должны были сразу дальше, на суд отправить…
      -  Как это  –  невинно убиенного? – с сомнением протянул Валентин Львович.
      -  Да ствол на разборке не поспел вытащить, меня и прокомпостировали, как лоха, -  неохотно буркнул Колян и продолжал жалобно:
      -  А я в морилке, ну, в больничке, когда увидел, что мне вот-вот совсем отходняк, я же в полной памяти был, вот и захотел напоследок все дела по правильным понятиям оставить. Так среди прочего бабе моей, Тамарке, велел вторую мою тачку, джипешник, отдать Лильке, вдове моего брательника. У нас-то своих мелких нет, а у Лильки всё-таки племяш мой растёт, Борька. Так вот чтоб ему, значит.
      Ну, а с бабы что же ты хочешь? Скрысятничала, пожадилась и не отдала. Меня тут и стопорнули на выходе: завещание, мол, ваше не выполнено, соблюдите, значит, сначала все формальности, а потом можете валить. Я туда-сюда, выпросил свиданку, нарисовался Тамарке во сне и базарю так путём: что ж ты, так тебя и так, мою покойную предсмертную волю не исполняешь? У меня тут из-за тебя такой облом заделался! Отдай Лильке джипешник, по-хорошему толкую, а то хуже будет, ты меня знаешь! 
      Она, понимаешь, проснулась  –  и визжать, и хвостом метелить: Коленька, миленький, отдам-отдам, вот прямо завтра, только не приходи больше, упокойся, царство тебе небесное!
      Я, придурок,  и поверил. Возвращаюсь, а мне назавтра опять невпротык: не отдаёт баба тачку! И что сделала, зараза: в церковь пошла, свечек мне заупокой натыркала, сама крестами обвешалась, в квартире икон всяких понаставила, каждый вечер молится – аж лобешник в синяках от поклонов, и не подобраться мне теперь к ней никаким каком. Нету прохода! А тут ещё беда с другой стороны: ты позырь, где меня братва похоронила. Самая центровая шконка на могильнике! И кто у меня в соседях? Справа тебе генерал, слева купец первой гильдии, а вокруг секретари обкома, да тайный советник, да шишка из горздрава, да бугор из ментовки. И половина из них, прикинь, по ночам поднимается. А я им в соседи подхожу, как телега «Мерсу». Братва-то хотела как лучше, а вышло как нарочно.
      И начали они меня прессовать всем шалманом, как сявку мокроносую. А главное, круче всех наезжает сам смотрящий, по-здешнему ему погоняло – смотритель кладбища, Глаголев, вот его могила, по центровой аллее. А у меня здесь авторитета никакого, свежак я, вот и ищу пятый угол по могильнику каждую ночь. И где выход? Тебе хоть повеситься можно, а мне куда деваться? Что я могу? Нет, ты прикинь, в какую гадскую жару я попал?!
      Оба пригорюнились и притихли.
      -  Да-а-а…,  -  озадаченно протянул Валентин Львович,  - это вы меня сразили. Кто бы мог подумать, что загробные проблемы окажутся на порядок ещё хуже прижизненных?! Послушайте, Колян, -  продолжал он, помолчав, - если бы я мог вам чем-нибудь помочь, я бы очень охотно это сделал. Даже отложил бы в связи с этим свой, так сказать, добровольно-принудительный уход. Хотите, я схожу к вашей жене, то есть вдове, и попробую её убедить…
      Мертвец медленно повернул голову и посмотрел ему в глаза своими чёрно-зелёными мерцающими глазами.
      -  Подожди-ка, Валёк, кореш, -  выдавил он вдруг, - а ведь ты дело молотишь. Мы ведь друг дружку вполне могли бы вытянуть, если по уму помаракать. Только ты к моей сам не ходи, она тебя по таком адресу пошлёт – искать заблудишься. Ты бы к моему другану Лёньке Тарзану зарулил и  заяву мою ему обсказал. Точняк, пусть бы он с братвой к моей лахудре заехали и побазарили бы с ней конкретно за эту тачку. Только чтобы аккуратно, моя всё же баба, неудобно. Ты бы это дело срисовал как-нибудь, а?
      -  То есть как срисовал? Карандашом?
      -  Ну, проследил чтобы.
      -  И вы думаете, что если ваш товарищ побеседует с вашей жен… в-вдовой, то она передаст машину вдове вашего брата?
      -  Верняк. Стопудово. Если Тарзан говорит человеку: «делай», то человек, блин, делает!
      -  А почему вы сами не можете явиться к нему во сне, как вы описывали, и  изложить вашу просьбу непосредственно ему?
      -  Никак. Во-первых, без его заявы, или какой другой, со стороны, мне свиданку не дадут, он же не родственник, тут с этим строго. А во-вторых, к нему тоже пути нет.
      -  То есть в связи с чем? Он что, тоже обвесился крестиками и непрерывно молится?
      Мервец фыркнул и так загоготал, что эхо раскатилось по всему кладбищу.
      -  Это Тарзан?! Ой, умора! Да не, наоборот. Он перед сном как пару пузырей ханки заглотит, да пивом заполирует, да ещё "Кэмэла" пару высмолит, - так дрыхнет, что к нему в сон не то что я – ни чёрт, ни ангел не влезут. Сигнализация вырубается вмёртвую, сечёшь?
      -  Понимаю, понимаю… А я, выходит, должен попасть к нему утром, перед тем, как он уедет на работу. Отлично, давайте адрес.
      -  Дмитриевская, шестнадцать, квартира восемь. Ты вправду к нему зарулишь? Ну, спасибо. А тогда ещё одно дело сварганить бы надо, да оно непыльное, пара пустых.
      -  Излагайте ваше дело, - кивнул расхрабрившийся Валентин Львович.
      -  Ты на проспекте Мира домину такую кирпичную здоровую знаешь? Ну, там сейчас комиссионка и гастроном новый «Юпитер»?
      -  Знаю такой.
      -  Так вот требуется от угла кирпичину отбить, с кулак примерно, сюда принести и на могилу смотрящему положить. Это его хата бывшая, он этот дом сам когда-то сварганил и жил там до смерти, ну, до революции, ты понял? И как на могилку ему такой булыган задвинешь, он тогда вставать не сможет, по могильнику шастать и на меня наезжать. Заклятье такое на нём, ясно? А все другие-прочие, когда такой закидон позырят, так может, тоже меньше быковать будут. Сделаешь?
      -  Сделаю, это даже несложно, -  пожал плечами уже не узнающий сам себя Валентин Львович.
      -  Замётано. А теперь ты мне скажи, Валёк, кто это там тебя урыть хочет. Я ему, козлу, завтра ночью рога обламывать буду.
      -  Фамилии я не знаю, а самый главный в их компании некий Жора. Высокий такой субьект с приищуренными глазами.
      -  Жорка Стрелок! Знаю такого. Пацан без башни конкретно. Ну, лады, теперь ты хочешь, чтоб я к нему по ночи подвалил и побазарил за твоё дело?
      -  Если вам нетрудно.
      -  Мне-то нетрудно, а хочешь – так проси, в натуре, толком, а то мне выхода не дадут. Порядок такой, усёк?
      -  Я прошу… Я официально прошу вас зайти к этому Жоре и всё ему объяснить!
      -  О! Вот теперь я его быстро на понятки поставлю! Я ему, гаду, устрою ночь чудес! – мертвец вдруг развеселился и хлопнул себя по коленям,  -  он же у меня год будет спать лечь бояться! Он же всё лавэ, что у тебя нарыл, тебе обратно в зубах приволочёт и будет на пузе ползать и хвостом вилять, чтоб ты только взял! А твою контору за версту обходить станет, как ментовку! Ещё и всей другой братве раззвонит, что на тебя наезжать – гусеницы треснут!
      Воспрянувший духом Валентин Львович ещё поуточнял немного все детали предстоящей взаимовыгодной операции, совершенно забыв, где он находится, и вдруг Колян спохватился:
      -  Э, глянь, дело уже к двум ночи! Двигай-ка ты отсюда, пока тихо, а то сейчас этот волчара встанет, смотрящий. Он у нас аристократ, раньше двух не выходит, но лучше бы тебе с ним не пересекаться, понимаешь.
      -  Ну, тогда до встречи!  –  Валентин Львович пожал мокрую и холодную, но очень мощную ладонь Коляна и заторопился, оскальзываясь, к выходу, запоздало соображая, что прощальная его фраза получилась какой-то очень двусмысленной.               

      Разумеется, после таких треволнений утром он проспал, и идти разыскивать такого необходимого Тарзана в двенадцать часов дня было бессмысленно. Зато можно было заняться добыванием нужного кирпича.
      Валентин Львович завернул в газету молоток, положил его в кейс и пошёл на дело.
      Краснокирпичный трёхэтажный дом на проспекте Мира возвышался заносчиво и неприступно. Валентин Львович робко оглядел его, примериваясь, где бы приблизиться к нему незаметно. Но у дверей и витрин гастронома всё время бегал и толпился разнообразный народ, в комиссионке постоянно хлопала дверь, и о «незаметно» на проспекте нечего было и мечтать.
      Тогда догадливый Валентин Львович обогнул дом и зашёл со стороны двора. Но и там осенняя сырость и холод разогнали не всех: люди выбрасывали мусор, выгуливали собаку, чинили капризный мотоцикл, выбивали ковёр… Мальчишка лет двенадцати, явно прогульщик, со школьной сумкой и подбитым глазом, курил и наблюдал за бестолковой починкой мотоцикла.
    Валентина Львовича осенило.
-   Эй, мальчик,  -  негромко окликнул он,  -  заработать хочешь? Сто рублей.
    Мальчишка покосился и подошёл.
-   Куда чего везти?  -  процедил он.
-   Ничего не везти. Ты сумеешь сильно ударить молотком?
-   Чего ударить? Дверь, окно, тачку, башку?  -  уточнил деловой ребёнок.
-   Угол дома. Вот этого. Мне нужно отколоть кусок кирпича размером приблизительно с кулак.
   Мальчишка распахнул рот:
-   И всех делов?  А вам зачем?
-   Это тебя не касается. Излишнее любопытство к добру никогда не приводит. Ты приносишь мне кирпич и получаешь свои сто рублей. Только чтобы тихо, без скандала. Устраивает?  -  и Валентин Львович протянул ему завёрнутое в газету орудие преступления.
-   Да мне однофигственно. Ваши деньги  -  наш кирпич,  -  пожал плечами многообещающий  подросток, сбросил сумку с плеча на скамейку, взял молоток и потопал к дальнему углу дома, где редкие кустики даже ничего не скрывали. Бросил газету на землю и внаглую шарахнул молотком, отколов приличную кирпичину. Никто даже не оглянулся.
   Не скрываясь, мальчишка вернулся к Валентину Львовичу, подбрасывая в руке неровный обломок.
-   А тебе не попадёт?  -  спросил инженер-бизнесмен, вручая ему обещанную купюру и забирая свой молоток и заветный кирпич.
-   Мне? Да кто мне здесь что скажет, дядя? Не смешите мои кроссовки!  -  мальчишка цапнул деньги и живо дунул по своим делам.
 
    Довольный Валентин Львович сейчас же сел в очень удачно подкативший автобус и отправился на кладбище. Днём там всё выглядело совершенно иначе: нисколько не страшно, но зато уныло, тоскливо и замусорено. Могилу вредного покойника Глаголева он искал минут двадцать, но нашёл.
      «Ишь ты, статский советник. Почётный гражданин. Глаголев Аристарх Владимирович, 1812 - 1882 г.г. Пожил, пожил старичок, полежи теперь спокойно. В таком возрасте вредно так перенапрягаться»,  -  думал про себя Валентин Львович, пристраивая на могилу обещанный кирпич и прикрывая его на всякий случай мокрыми опавшими листьями.
      Назавтра, к десяти часам, как ему и советовал покойный Колян, Валентин Львович поехал на Дмитриевскую, 16. Ему пришлось позвонить раза четыре, прежде чем внушительная дверь приоткрылась и показался… О-ОХ, ЧТО ПОКАЗАЛОСЬ! Необъятная гора мускулов в майке и синих тренировочных штанах, вся поросшая рыжим курчавым волосом, небритый подбородок маячил где-то возле притолоки, и дым сигаретный валил, как из логова Змея Горыныча.
      -  Здравствуйте, - заторопился Валентин Львович, - скажите, пожалуйста, это вы  –  Леонид, не знаю, простите, отчества, по прозвищу Тарзан?   
      -  Ну, я Тарзан, - прохрипела гора, и стало заметно, что она хорошо под градусом и не совсем ещё проснулась,  -  а тебе чего? 
      -  Я к вам с просьбой, от вашего покойного друга Николая, то есть Коляна, - пояснил Валентин  Львович и принялся насколько мог доступно объяснять суть дела.
      По мере понимания просьбы Тарзан открывал глаза, просыпался, трезвел, бледнел, зеленел, и наконец обрёл дар речи:
      -  Ты чё, мужик? Взаправду от Коляна?!!!
      -  Ну, если вы не верите, сходите к нему ночью сами и поговорите, он вам всё подтвердит. Или, если вас больше устраивает, я его попрошу  –  он может сам вас навестить, только вы тогда не пейте столько перед сном, чтобы ему было удобнее…
      -  Не надо! –  шарахнулся Тарзан, врезался плечом в косяк и чуть не снёс дверную коробку,  -  да верю я, верю! Кишка у тебя тонка такое насочинять. Ты это… ты ему передай, я сейчас братву свистну, смотаемся и побазарим с его бабой, моментом отгонит тачку кому положено. Для другана  –  что хочешь, только скажи. Пускай спит спокойно…
      -  Только он просил разговаривать аккуратно, не грубо…
      -  Не парься, сделаем, в натуре, аккуратно, как в банке, - заверил Тарзан окрепшим голосом, и Валентин Львович откланялся.
      Теперь ему нужно было торопиться.  Эта публика, как он знал по своему горькому опыту, умела действовать чрезвычайно быстро, а он должен был успеть первым.  Для такого случая он даже разорился на такси.
      Выскочив из машины возле дома Коляна (или уже бывшего дома?), Валентин Львович перебежал улицу и устремился в подъезд дома, стоящего точно напротив. Колян указал ему отличное место для наблюдения. На третьем этаже Валентин Львович остановился у пыльного подоконника и вытащил из кармана прихваченный заранее пластмассовый бинокль своего сына. Игрушечный-то он, конечно, игрушечный, но проследить за квартирой через дорогу его рабочих способностей должно было хватить, благо и гардины были раздвинуты.
      Через двадцать минут к дому напротив подкатил агрессивного дизайна чёрный джип, и Валентин Львович порадовался своей оперативности. Из джипа вылезли четверо мужчин такого вида, что Валентин Львович даже поёжился, и двинулись к дому Коляна. Тарзан выделялся среди них, как вековой дуб в берёзовой рощице.
      Через грязное стекло на лестничной площадке Валентин Львович чётко видел в свой пластмассовый бинокль, как по комнате квартиры напротив прошла черноволосая женщина, потом она появилась снова,  пятясь назад через всю комнату, а за ней стали видны вошедшие мужчины в кожаных куртках.
      Женщина плюхнуласьв кресло у стены, а Тарзан встал прямо перед ней и стал разыгрывать нечто вроде пантомимы с размахиванием руками, топаньем ногами, потрясанием кулаками и прочими художественными телодвижениями. Женщина открыла рот, медленно взялась руками за растрёпанную голову и вид приняла потрясённый.
      Напоследок Тарзан ударил кулаком в стену, со стены сорвалась картина в золочёной раме, женщина вжалась в кресло, зажмурилась и быстро-быстро закивала головой, на чём визит закончился и гости удалились.
      С чувством хорошо выполненного долга Валентин  Львович покинул наблюдательный пост и решил заглянуть в свою фирму –  у него появилась надежда всё же как-нибудь попытаться наладить текущие дела. Но за офисом, повидимому, следили: не успел он усесться на единственный уцелевший стул, как дверь распахнулась и на пороге показался Жора Стрелок собственной персоной.
      Валентин Львович вздрогнул, но тут же изумился  –  Жора не был похож на себя нисколько. Глаза были вовсе не прищуренные, а вытаращенные и круглые, как блюдца, губы разбиты в кровь, под левым глазом пурпурный синяк, нос распухший, а вокруг шеи толсто намотан длинный серый шарф.
      Держа обеими руками большой пластиковый пакет, прихрамывая, Жора приблизился к его рабочему столу и с трудом проговорил:
      -  Ты… вы… Валентин, это… извини, пожалуйста. Мы не знали. Молоти себе спокойно, никто тебя трясти не будет. Вот я, значит… бабки тут принёс, что взяли… и ещё тебе… на ремонт, в общем.., и за беспокойство, -  трясущимися белыми пальцами он положил на стол пакет. – Только ты скажи своему корешу, чтоб не приходил больше, не надо. Всё путём будет, зуб даю, пусть лежит себе… не тревожится…
      -  А-а-а-а! – сообразил с облегчением Валентин Львович, -  это к вам ночью во сне Колян приходил поговорить?
      -  Какое, на фиг, «во сне»? –  у Жоры запрыгали  губы и глаза выкатились ещё больше,  -  в натуре сам припёрся! Трупяк! Жмурик с кладбища! Дверь выдавил! Чуть не убил! Ты глянь! – он размотал шарф, и на шее стали видны десять чётких чёрно-фиолетовых отпечатков огромных пальцев, - я думал, придушит, блин, как курёнка. И обещался ещё зайти, если что не так! Вы ему, значит, стукните, что я все бабки отдал и вы без претензий. Скажете?
      -  Непременно,  -  кивнул несколько ошарашенный поворотом событий Валентин Львович, Жора сделал два шага назад и мгновенно исчез из офиса.
      Валентин Львович заглянул в пакет, раскрыл свёрток, ахнул и стал лихорадочно названивать жене во Владивосток  –  пережить такие события в одиночку было решительно невозможно.
      Ночью он снова поехал на кладбище  –  отчитаться о благополучном исходе дела и поинтересоваться, всё ли в порядке у Коляна. Подойдя к роскошному памятнику, он посветил фонариком.
      «Шаповалов Николай Семёнович… трагически погибший… от безутешной вдовы и верных друзей… Да, и всего-то двадцать восемь лет пожил парень, жаль, жаль»,  -  Валентин Львович оглядывался по сторонам, но Коляна нигде видно не было.
      -  Вы Коленьку ищете? – раздался у него за спиной нежный шелетящий голос, и он подпрыгнул и оглянулся. У него за спиной стояло привидение  – полупрозрачный изящный скелетик, видимо, женский, в белом нарядном платье непонятно какого столетия. Закалённый событиями Валентин Львович судоророжно кивнул.
      -  Коленьки здесь уже нет. Вы не беспокойтесь, у него всё хорошо, его взяли дальше, наверх. Он просил передать, что очень вам благодарен за всё, и желает всего самого лучшего. И мы тоже вам благодарны, Валентин Львович, всё наше общество, вы нас просто осчастливили, теперь наша жизнь будет намного приятнее, и вы у нас всегда желанный гость.
      Валентин Львович справился с желанием завизжать и броситься наутёк и проговорил, даже не заикаясь:
      -  И чем же я вас, позвольте поинтересоваться, осчастливил?
      -  Камушком! – рявкнули справа из темноты, и из-за дерева выплыл полупрозрачный гусар в полном обмундировании, с усами и с крестами на на мундире,  -  камушек вы нашему Глаголеву на могилу положили, ни дна ему, ни покрышки! Командир выискался, понимаете ли! Вздохнуть не давал! Всех заездил, зануда крючкотворская! Туда-то не пойди, то-то не делай, шуметь на кладбище не следует, бал нельзя устраивать – нам танцы мертвецов по статуту не положены… Да у нас бы в полку таких формалистов в бараний рог… А вот теперь шалишь, Аристарх Владимирович! Теперь лежи себе полёживай смирно, спасибо вам, сударь! – гусар с чувством поклонился,  -  а мы теперь заживём на славу! И вы нам отныне лучший друг, Валентин Львович, голубчик, если будут ещё какие-нибудь затруднения  –  непременно обращайтесь! Всегда поможем-с!