Из книги Биография одного алкоголизма. ЦБИТ ВМФ

Алкоголь отшибает память,
но наполняет жизнь удивительными воспоминаниями.
(Из личных наблюдений)

Надеждами пусть утро дразнит;
Иду с похмельной головой
Я на работу, как на праздник,
С работы с радостью домой.

Это четверостишье я специально написал именно для того, чтобы охарактеризовать свою службу в ЦБИТе ВМФ. ЦБИТ – это Центральная база измерительной техники. Удивительно, но я живой пример того, как человек может всю жизнь заниматься не своим делом и при этом неплохо жить. Я терпеть не могу никакой техники: машины злят ужасно, компьютер у меня появился только в 2001 году, мобильный телефон – в 2005 или, даже, 2006-м, на мне ломаются аппараты УВЧ, бормашины, из транспорта признаю только метро и собственные ноги и т. д. и т. п. Но уж так сложилось, что я все время работаю в организациях, связанных с различными техническими устройствами и разработками.
Теперь непосредственно по теме. В ЦБИТе подобрался сплоченный, монолитный коллектив, костяк которого составляли офицеры, которые были не против периодически «заложить за воротник». При этом это были подтянутые в строевом отношении ребята, хорошо подготовленные физически (регулярно посещавшие спортзал, по четвергам ходившие в бассейн), прекрасные специалисты в своих областях, не чурающиеся любой работы.
Как-то, когда время подходило к концу рабочего я, Влад К. (заместитель командира части) и Юра М. (начальник метрологической службы ЛенВМБ), на местном сленге – «гремучая смесь», собирались втроем. Юрик прилетел взмыленный весь, суетиться, торопится.
  – Мужики, – говорит, – выпьем по сто?
«Мужики» задвигали головами в отрицательном жесте.
– Почему, – удивился Юра.
– Потому, Юрок, что по сто – мало.
Тема! У нас действительно от ста грамм только предательский запашок остался бы, а так «не в голове, не в ж…»
– Правильно, – соглашается М., – возьмем поллитра!
Покумекали, тоже как-то ни то, ни сё.
– Хорошо, – мозгует Юра дальше, – тогда ноль семь пять.
– А вот это уже перебор, – Влад почесал в затылке, – мне еще на доклад к командиру идти.
Крутили, вертели – минут двадцать – никак у нас концы с концами не сходятся.
– Тьфу ты, – Юра, поняв, что он безнадежно всюду опоздал, уже никуда не торопился, – возьмем «сабонис» , а допивать не будем.
Гробовая тишина. Секунд десять мы с Владом осмысливали услышанное. Юра переводил взгляд с одного на другого.
Взрыв хохота потряс стены кабинета Владислава К.
– Ты хоть соображаешь, как такое может быть: МЫ взяли бутылку и недопили!!! – Дальше хохотали втроем.
В итоге купили литр, банку огурцов, какой-то нарезки, водички попить, душевно посидели и, как обычно в таких ситуациях, не нажрались.
Забегая вперед, скажу, что начиная с определенного периода нашей службы, каждое утро рабочего дня у нас с Владом начиналось примерно так: он, огромный (194 см роста), стремительный, резкий, врывался в дверь моего кабинета (комната из-за недостатка помещений была проходной). Увидев меня, сидящего за столом, а я приходил почти всегда рано, его сосредоточенное, строгое лицо разом добрело, губы растягивались в улыбке, и он делал три шага ко мне, проходя при этом полкомнаты. Широченная, лопатообразная ладонь до боли сжимала мои пальцы. Это было даже приятно: я ненавижу вялых рукопожатий. Ответно улыбаясь, подмигивал ему:
– Ты как?
Влад кивал.
Я лез под стол, доставал маленькую и выливал полбутылки ему, вторую половину себе.
– Ну, будем! – Утренний тост никогда не менялся.
На душе становилось весело и тепло. Работалось в таком состоянии весьма легко и очень продуктивно.
В обед набалтывали ту же маленькую спирта, но выпивали ее уже не торопясь, в два приема, под прихваченную из дома еду. Это было счастливое время. Мне под тридцать, сил через край, прекрасные друзья, замечательная работа, дома ждет красавица жена и маленький, но уже самостоятельный сынуля. «Надеждами пусть утро дразнит…» Казалось, так будет всегда – и я в это верил!
Да-а. Наивняк. Кстати, насчет «набалтывали спирта». В то время мы с командиром части покопались в нормах выдачи спирта на техническое обслуживание приборов и выяснили, что на протирку множительной и копировальной техники полагается целый килограмм «шила»! Все понимали, что эти нормы затертого года, когда эта техника была размером с письменный стол, но других-то не было. Так что мы под эти нормативы с чистой совестью лепили все подряд: принтеры, ксероксы, сканеры и т. п. Я, например, руководитель не столько технического, сколько делопроизводческого подразделения получал больше четырех литров. Доходило до смешного: на полукилограммовый принтер – кило шила, а на пудовый генератор – пятьдесят грамм!
Понятно, никто ксероксы в спирте не купал, даже не поливал им, это вообще было запрещено правилами эксплуатации, но «техническую горючку» списывали регулярно. Спирт был хорошего качества и вполне годился для внутреннего употребления. Вот и растаскивали его по домам, настаивали на апельсиновых корках, грецких орехах, пили на работе, расплачивались им за мелкие услуги с работягами с техотдела. Тем более что запасы огненной воды постоянно пополнялись. Иной месяц, раздав и выпив все, что только можно, у меня в сейфе все равно оставалось литров двадцать.
Так что, сами понимаете, недостатка в крепких напитках у нас не было. Правда, через несколько лет, наш малопьющий командир, запретил сначала выдавать, а потом и получать спирт. Правильно, наверно, сделал – хватит здоровье гробить, – но для меня все равно было поздно: я окончательно пристрастился к спиртному.
Со спиртом припоминаю еще такую шутку. Мы его иногда пили не разбавленным, ну, чтобы лихость свою показать, что ли, хотя какая тут, в задницу, лихость – просто дураки были. «Небавленное» шило, если оно еще и холодное, имеет тягучий (как бы это странно не звучало) вкус и обжигает гортань, подобно сухому льду. Его можно пить долгими глотками и выпивать до стакана – обжигающее действие чувствуешь только после последнего глотка, но мы так по многу не пили: пятьдесят – сто грамм. Главное после соточки не запивать (иначе вода смешается со спиртом и получится, что ты выпил полтора стакана водки, сразу окосеешь), а закусить чем-то сочным, лучше всего соленым огурцом. Не у всех это легко получалось – слишком перехватывает горло – поэтому, чаще все же запивали.
Запивал и Влад. К моменту, когда он решил «накатить» чистого, мы уже несколько развеселились и решили немного пошутить. В.К. хряпнул почти стограммовую рюмку шила, тут же ему подали стакан с бесцветной жидкостью. Резонно предположив, что это вода (вообще-то, думать тут некогда), Влад, запивая, сделал несколько глотков.
Надо было видеть его лицо! В стакане, как уже понятно, была не вода, да, но и не спирт. В стакане была водка. Бедняга. Как его не вывернуло – уму не постижимо. А мы, идиоты, ухохатывались.
Сквозь крепко сжатые зубы (чтоб не стошнилоёло), он отдышался, запил уже водой, закусил, поругался для порядка, а потом стал смеяться вместе с нами. Как говориться: «На дураков не обижаются». Впрочем, подобного рода шуточки, проделывались постоянно, хоть и не очень часто, только главный герой менялся.
Жили мы весело и дружно. Никакого армейского идиотизма не знали и, вообще, из армейщины были только несложные наряды, выражение Влада «когда я служил на корабле…», ношение на работе военной формы, да периодические комиссии из Москвы, чтоб бдительность не теряли. Простых (не обремененных начальственными заботами) военных и гражданских они, практически, не касались, но вот история, в которой один из членов комиссии по фамилии Комаров, сконтактировал с обычными военнослужащими нашей части, как говориться, ближе некуда.
В последний день работы московской комиссии вышеупомянутый товарищ куда-то исчез. Ну, нет и нет, черт с ним, но завтра поезд в столицу, а тут еще потерянное им накануне удостоверение личности привезли из одной организации промышленности. Поступает команда: «Найти, вручить удостоверение, препроводить, по возможности, до места проживания». Я, молодой капитан-лейтенант, стою дежурным по части, а значит и приказ выполнять мне.
В этот же день, как на грех, кто-то из части день рождения отмечал, меня подменили, я выпил грамм сто, посидел, пообщался, и дальше дежурить. Сижу, мозгую: где ж мне его искать?
А, в целом, ситуация складывалась не веселая: конец рабочего дня, командование провожает комиссию – пьют в канцелярии, остальные бухают на дне рожденья. Отдельные «особи», пошатываясь, покидают часть, но веселье еще в самом соку. Кто-то заходит ко мне в рубку покурить, поболтать «за жизнь», в эти моменты я выскакиваю и бегаю по помещениям в поисках Комарова. Его нигде нет.
Спустя пару часов народ потянулся к выходу, вышел и мой ЦБИТовский друг, начальник одного из отделов Вадим Н., изрядно навеселе, но на ногах стоит твердо.
– Нигде этого козла нет, – жалуюсь я, – посиди минуту, сбегаю на стоянке посмотрю.
И точно! – кунг нашего «Урала» открыт. Забираюсь наверх – идиллическая картина: прямо на полу пропахшего соляркой кунга, на наспех брошенных солдатских матрасах, спит наш водитель Николай М., а рядом притулился Комаров. Оба, естественно, пьяные. Рядом стоит нетронутая литровая бутылка водки, другая – пустая, валяется тут же.
От такой наглости (касается только водилы) и пережитых волнений я не сдержался и врезал ногой по ребрам Николаю.
– Вставай, сука, – ору, – меня тут уже с дежурства снимать собираются, а он здесь бухает!
Как сзади меня оказался Вадик, я не заметил, но он, видя, что дежурный приступил к активным действиям, моментально включился в процесс, в точности копируя друга: врезал ногой в бок проверяющего из Москвы. Пинать спящего человека, дело захватывающее. Вадик сразу почувствовал азарт. Еле его оттащил от насмерть перепуганного, недоумевающего Комарова. Я пощелкал у него перед носом пальцами.
– Товарищ капитан второго ранга, бутылку водки я забираю. – Помахал в воздухе литровкой. – Зайдёте в рубку дежурного – отдам вместе с удостоверением личности.
– А тебя я чтоб до утра не видел, – это я водителю, – только постучись – морду набью.
Мы с Вадимом вылезли из «Урала».
– Ты какого хера на проверяющего набросился?
– Я смотрю, ты М. врезал, а их двое, дай, думаю, помогу.
Я махнул рукой.
Вадик проследовал за мной в рубку, многозначительно поглядывая на конфискованную бутылку.
– Даже не думай, – помотал я головой, – это не наше.
Через десять минут появился Комаров. Он, как мог, привел себя в порядок, и только едкий запах солярки напоминал о том, что он полдня провалялся в грязном кунге «Урала».
Я, как дежурный, от лица части принес ему извинения и попросил не докладывать об инциденте, приключившимся чуть ранее. При этом мне практически не приходилось беспокоиться, ибо сам Комаров выглядел в нем весьма сомнительно. Вручив ему найденные документы, я придвинул литровку водки.
– Ну, уж нет, – Комаров покачал всклокоченной шевелюрой, – эту мы выпьем вместе.
Вадик приободрился и потер руки.
– Я на дежурстве, – напомнил кто-то почти моим голосом.
– Как полномочный представитель Москвы, разрешаю употребить продукт! – Торжественно произнес проверяющий.
Спорить никто не стал. Я закрыл обезлюдевшую часть на замок, на всякий случай запер в сейф пистолет. Сходили за остатками закуски с праздничного стола и прямо в рубке дежурного быстренько приговорили литрович. Потом в ход пошло «шило». О чем мы говорили, спорили, что доказывали друг другу – я не помню. Очнулся я часов около шести. Мы ухитрились разложить маленький полутороспальный диван, которой в таком состоянии я ни разу не видел за все время службы в ЦБИТе, и спали вместе все трое, чуть ли не на друг друге.
Кое-как растолкав еще пьяненьких собутыльников, я отправил их в отдел к Вадику, откуда через часок они благополучно слились. Говорят, их видели на мосту лейтенанта Шмидта. Они стояли, пошатываясь, поддерживая друг друга, и о чем-то эмоционально спорили. Видимо час, проведенный в отделе, прошел «не без пользы».
Было мне жутко плохо и командир, принимая рапорт о том, что «за время дежурства происшествий не случилось», больше с сочувствием, чем с укоризной смотрел на меня.
«А ведь могло случиться, – подумал я после. – Тридцать два пистолета на мне» и БК.
Много лет спустя нам, офицерам уже другой воинской части, доводили, что называется «до сведения», прелюбопытнейший случай из жизни дежурного наряда. Не помню подробностей, но общая канва следующая: дежурный и старпом нажрались на вахте, и кто-то из них выпустил целую обойму из пистолета в другого. Все пули легли в цель, при этом пострадавший не погиб, а был лишь ранен, причем не тяжело. Как так? Оказывается, стрелявший палил по ногам!
А параллельно с моей шла другая, не менее захватывающая жизнь. Люди ходили на работу, рожали детей, ели, спали и, конечно, пили водку. Вот пример того, до чего может довести неумеренное употребление алкоголя.
Человека, про которого я сейчас расскажу, я знал лично, правда, не слишком близко. А историю про него рассказал мне его хороший товарищ.  Главный герой – Олег М. Как-то по лейтенантству пришел этот самый Олег в гости к своему другу, от выпивки отказался, чем весьма обескуражил хозяев дома. На резонный вопрос «Почему?», распахнул рубаху и явил присутствующим торс, туго перебинтованный от шеи до пояса. 
– Что случилось? – Был задан вполне закономерный вопрос, отвечая на который Олег М. поведал следующее.
Он с группой товарищей по службе решили что-то хорошо отметить. Собрались мужским коллективом, в свободное от службы время, на квартире у одного из друзей. В 90-е годы на «северах» с водкой было плохо, а вот со спиртом хорошо. Началось веселье.
Здорово поддав, не придумали ничего лучше, как раздеться до трусов и пуститься в пляс. Что творилось в их головах – загадка, только во время танца один из участников застолья плеснул на Олега спиртом из стакана, облив всю грудь и живот, а другой кинул в него зажженную спичку. Живой факел быстро потушили, но после этого случая Олег М. всерьез подумывал бросить пить. Кажется, это у него не получилось.
Вот еще случай, произошедший где-то в середине 90-х годов в походе на мыс АЯ в Севастополе. Участником того похода был я сам, но, слава Богу, не главным действующим лицом памятного эпизода.
Разбив лагерь на неумеренно каменистой прибрежной полосе, натаскав дефицитных в тех местах дров, мы (человек восемь), наконец, уселись к костру, разложив закуску и откупорив бутылки. Набрались довольно быстро – сказывалась усталость дороги, впрочем, каждый «держал удар» по-разному.
Дима С. неожиданно быстро «словил белочку». Со стеклянными глазами и идиотской блуждающей улыбкой он в одних шортах прыгал в кусты какого-то ужасно колючего кустарника и перекатывался там со спины на живот. Боли Дима, видимо, не чувствовал, хотя длина иголок на ветках была в среднем сантиметра полтора.
Не удовлетворившись этим, новоявленный мазохист решил прыгнуть со скального навеса, где мы расположились, вниз, видимо полагая, что там уже море. Я минут пятнадцать бегал за ним по камням, в полной темноте, ориентируясь только по красноватому свечению нашего костра, держал за руки, пытался скрутить – получалось с огромным трудом удерживать его на расстоянии от обрыва.
Диме что? Он в состоянии полной прострации, под алкогольным допингом, усталости не чувствует. А я порядком выдохся.
       – Да брось ты его, он взрослый человек, – резонно, но несколько не по-товарищески подвел черту главный организатор похода, – пусть, что хочет, то и делает.
Я плюнул на все, разжал объятия и отпустил Диму. Он незамедлительно этим воспользовался и с разбегу сиганул вниз с каменной плиты.
Шмяк! И ни звука. Я подошел к краю и глянул вниз: с таким же успехом можно было смотреть в валенок – ничего не видно, сплошная чернота. Но тут раздалось какое-то кряхтение и шебуршание. «Значит, жив», – подумал я и пошел к ребятам.
Не могу сказать, чтобы там было очень высоко, но метра два с половиной было точно. Для того чтобы убиться вполне достаточно, но на утро, аккуратно спустившись вниз к воде, мы обнаружили Диму живого и невредимого, сидящего на прибрежных камнях и задумчиво глядящего на зеленоватые волны прибоя. От падения вниз он практически не пострадал, но выглядел так, будто его всю ночь волочили по прерии, привязанным к хвосту лошади: колючки не оставили на его теле ни одного живого места.
Подобного рода историй я знаю очень много, да что там знаю – участником их неоднократно бывал сам. Порой, окидывая мысленным взором все со мной произошедшее, не понимаю: как я до сих пор еще жив? Я не собираюсь описывать все, что когда-либо происходило со мной – всего не вспомнишь, да некоторые вещи лучше и не вспоминать, но если брать в целом, то мне особо жалеть не о чем. Я как-то сказал отцу:
– А знаешь, пап, я очень дорожу, а где-то даже горжусь теми историями, в которых я побывал и из которых выпутался.
– Дорожи, но не преумножай, – напутствовал мой мудрый родитель.
Пьяница, а тем более алкоголик, только во хмелю лих, а трезвый он может быть человеком тихим, душевным. Я знаю очень многих алкогольно-зависимых людей, имеющих высшее образование (даже не одно), ученые степени и звания, прекрасную эрудицию, любящих своих детей и занимающихся их воспитанием с прилежанием достойным учителей младших классов. К тому же, многие алкоголики еще и трудоголики! Каждый раз, выходя из очередного запоя на службу, они испытывают угрызения совести за прогулы и чувство стыда за невыполненную работу. Эти переживания приводят к тому, что накопившиеся дела переделываются, чуть ли не мгновенно. То, что обычный человек «табанит » неделями, кающийся алкаш сделает за три часа. Этот феномен подмечен не только мной, но и многими другими. Так что начальникам иногда даже выгодно держать у себя в подразделении одного-другого пьяницу – в порыве раскаяния они сделают не только свою работу, но и их.
Опять же замечено, что все «бухарики», как правило, хорошие люди. Они всегда помогут, посоветуют, да просто выслушают, – а этого порой так не хватает всем нам.
С глубокого похмелья они люди очень уязвимые, почти беспомощные. Кстати, если резко завязывать после, скажем, пятидневного алкогольного марафона, как это делаю я, можно легко и «ласты склеить». Не у многих хватает сил «на сухую» перенести абстинентный синдром, и я их прекрасно понимаю. Вот именно поэтому я всегда подаю на улице алкашам.
Все вышесказанное относится, в основном, к категории «интеллигентных алкоголиков», людей больных, и не касается обычных бытовых пьянчуг, желающих постоянно пить, но не желающих при этом заработать на спиртное, вечно попрошайничающих у разливух, в тренировочных штанах с оттянутыми коленками и засаленных в пятнах майках, спящих тут же на асфальте и ссущих себе в штаны.
Временно закончим щекотливую тему и философствование на тему уязвимости пьяниц и перейдем к дальнейшему изложению фактического материала о моем нахождении в базе измерительной техники.
Был у нас в ЦБИТе старлей Алексей Сергеевич И. Хороший, веселый парень. Отличался он чрезмерной полнотой, очень складной болтливостью и умением выпивать литр водки и при этом не пьянеть. Одно время мы с ним даже сдружились, но впоследствии из-за финансовых вопросов дружба сошла на нет.
Но это потом, а в то время мы частенько собирались, ходили на дни рождения, в кабаки. Дважды, не помню точно по каким поводам, по-моему, обмыть очередное звание, Леша приглашал меня с женой в баню, где-то недалеко от Петроградской. Баня эта занимала подвальное помещение какого-то здания, но была классно оборудована: бассейн, поднимавшийся над полом и имевший стеклянную стенку, так что, сидя в зальчике напротив можно было видеть не только голову над водой, но и пловца целиком; небольшой тренажерный зал, две или три комнаты отдыха, сауну, парилку, разумеется, туалет. Но главное – это душ, который занимал целую большую комнату и представлял из себя не просто дуршлаг над головой, а набор всевозможных поливочных устройств. Мелкие колючие струйки поливали то сверху, то сбоку, то со всех сторон одновременно, а в одной кабинке стоял эдакий стульчак, садясь на который ты получал заряд водяной «дроби» снизу. А также знаменитый душ Шарко с обалденным напором воды.
Нас было человек десять – двенадцать. Гуляли мы всю ночь и к утру основательно нарезались, трое даже на ногах стоять не могли. Проблему двоих решили просто – одного на заднее сиденье машины, а другого в багажник (все равно он ничего не понимал). С третьим – Димкой – надо было что-то делать. Его били по щекам, терли нос и уши, поливали холодной водой – не действовало.
– А может его в душ Шарко засунуть? – Предложил кто-то.
Мысль показалась обнадеживающей. Димку положили на середину комнаты, направили на него шланг с раструбом и врубили ледяную воду на полную мощность.
Эффект был потрясающим! Димона бедного аж в стену впечатало. То, что мы не смогли добиться за полчаса, этот знаменитый душ сделал за одну секунду – потрясенный Димка закрывался руками и смотрел на нас абсолютно трезвыми глазами. Баня штука не только приятная, но и очень полезная.
Зима прошла, настало лето. Спасибо партии за это! Вернулся из Калининграда мой друг Джон. Прослужив несколько лет, он решил, что путь военного офицера не его стезя и, уволившись, устроился к отцу в перспективное в условиях нового времени НИИ.
Чудили мы с ним уже, конечно, не так, как в курсантские годы, но тоже будьте нате! Чего стоит хотя бы тот эпизод, когда мы, два офицера, изрядно выпив, гонялись друг за другом с газовым пистолетом, палили холостыми патронами и пугали прохожих, изображая собственную гибель.
Но бывали случаи и поопаснее. Мы тогда перепродавали гаражи и неплохо на этом зарабатывали. Ну, может для меня неплохо, он-то тогда уже начал серьезно разворачиваться. Была у него однокомнатная квартира где-то на Ланском, съемная. Он любезно предложил ее под офис нашей незарегистрированной фирмочки. Посадили туда его брата Дениса – звонки принимать. А в свободное время использовали ее для гулянок.
И вот как-то нахрючились мы там с вечера. Мы – это я, он, Денис и моя жена, а утром у нас продажа гаража. Проснулись: головы болят, взгляд расфокусирован, хмель еще не совсем отпустил, но надо ехать. Уселись в машину и аккуратненько, чтобы не нарваться на ГАИ, поехали. Благо недалеко.
Встали у гаражного кооператива. Говорю жене:   
– Сходи, пожалуйста, посмотри, нет ли там председателя, а то мы уже здесь несколько раз засвечивались, нам с ним встречаться не надо.
Пошла. Через пятнадцать минут вернулась какая-то растерянная, напуганная, жалуется:
– Там меня чуть не изнасиловали. Сидят на трубе парни, спрыгнули, ржут, за руки хватают, мерзости всякие говорят, еле ушла…
– Сколько? – Спрашиваю.
– Человек семь – восемь.
Переглянулись. Задача восстановления поруганной чести явно не показалась нам не решаемой.
– Посиди в машине. А нам все равно туда идти.
Перешли канаву, свернули. Точно сидят, матерятся, заплевывают все вокруг, музыка у них там какая-то играет. Примерно нашего возраста, может на год – два помладше. Проходя мимо, резко развернулись и к ним – там всего шагов пять. Быстро подходим и Денис, недолго думая, топориком (прихватил из машины) между двух сидящих – хрясь! он аж в трубе застрял, она гудроном была покрыта, что ли. Джон с битой рядом стоит, смотрит вызывающе. Я одного сразу за трубу определил – удар у меня тогда был конкретный, сказывались семилетние занятия армейским рукопашным боем.
Ребята опешили, шелохнуться бояться, объяснений ждут. Ну, мы им популярным у шпаны всего мира языком объяснили, как надо вести себя с дамами, а на прощанье Джон еще и магнитофон прихватил, повертел в руках, сплюнул и выкинул его в канаву.
– Говно, – резюмировал.
– Мы скоро обратно пойдем, – говорю, – вас увидим – все там окажитесь.
Но мы их больше не видели.
– Прошли мимо, – делилась впечатлениями моя супруга, сидевшая в машине, – косятся, я испугалась, но ничего не сделали.
Да-а, косяк. Мы и не подумали об этом. А ведь могли и машину побить, да и девушку достать. Но все хорошо, что хорошо кончается.
Мы раздувались от гордости: есть еще порох в пороховницах! Еще бы – и заработали на продаже и мужиками себя показали! Пацаны…
А как-то после Новогодней ночи в общаге ехали тем же составом прямо в кузове на «Газели» Джона ко мне, продолжать. Ну, сам-то, Жека за рулем был, а мы там орали военно-патриотические песни во все горло. Перед самым моим домом его все-таки тормознули. Мы заткнулись. Он тогда штрафом в сто баксов отделался, правда, об этом мы узнали позже.
В Севастополь я с Джоном ездил отдыхать пару раз. Там как-то ночью, возвращаясь в гостиницу, нарвались на местных гопников. Ну, мы под газом, я было в драку полез, а их человек десять. Спасибо, Дима Мацепуро – тоже Севастополец, с Остряков, мой однокашник по Нахимовскому училищу, нас отмазал – знакомца какого-то встретил. Отпустили.
– А ведь у меня в кармане 1000 долларов, – перевел я дух.
В то время средняя зарплата на Украине была долларов тридцать – сорок. Дима пришел в ужас:
– Да если б они это знали, вас бы сам господь Бог не защитил!
В Украину ездили на Джоновской машине. На всякий случай я прихватил с собой охотничью двустволку и газовый револьвер. Из-за них пришлось таможню объезжать по каким-то буеракам.
Где мы тогда только не были. Псебай, Донбай, Киев, Севастополь, Керч и т. д. Бухали, правда, на этот раз довольно умеренно – Жека за рулем.
 
               

Мы были хорошие друзья, жаль, что потом время и обстоятельства нас разделили и, похоже, безвозвратно.
А вообще, я никогда не терял связи с друзьями по школе, по Красницам, с товарищами по Нахимовскому училищу и Дзержинке. Несмотря на то, что автор этих строк человек довольно замкнутый и самодостаточный, он всегда находил время встретиться со старыми друзьями. Коммуникабельность и обаятельность – вот те качества, которые уравновешивали вышеприведенные, неизменно вызывая к нему интерес.
Так, например, я довольно часто виделся и вижусь с выпускником высшего училища ранее уже упоминавшемся в этой книге Сашей П. (помните, он ворота четырехметровые форсировал в системе). Был он уже тогда кандидатом наук, жил сначала в центре Питера, в доме со своей личной парадной, потом в Москве, а мама его даже имела квартиру в Вашингтоне. Но он все равно тянулся ко мне, хоть я и не всегда мог с ним встречаться.
Каждый свой приезд в Питер Санек добросовестно мне отзванивается и приглашает в ресторанчик на Петроградской стороне «Пушкарь», прямо из него и отзванивается. У меня вообще сложилось впечатление, что Саша пребывает в нем безвылазно все время, что находится в С.-Пб. Дело в том, что хозяин ресторана его друг. Друг настолько, что каждый раз привечает Санька у себя дома. Раньше-то, пока я жил один, он и у меня останавливался, а теперь с этим сложнее – я все-таки человек семейный.
Так вот, помнится один из таких приездов, совпал с днем его рождения. Сашок созвал гостей в свой любимый ресторанчик, накрыли шикарный стол, и началось веселье. Вообще, Саша мужик спокойный, но под градусом любит попонтоваться. Решил и на этот раз всех удивить.
Надо заметить, к тому моменту он уже изрядно набрался – не обладая внушительной комплекцией, ему для этого не приходилось шибко налегать на спиртное. Взял он со стола тонкостенный бокал для вина, постучал по нему вилкой (все думают: тост очередной созрел), но не тут-то было! Саша откусил внушительный кусок высокой стенки сосуда и принялся его жевать! Ну, все, конечно, обалдели, некоторые, даже, подавились непрожеванным угощением. Первым опомнился я (моя норма спиртного для Санька рекорд не битый), схватил его за шиворот и потащил в туалетную комнату. А ему, видимо, еще и осколок в десну между зубов впился. Я его дурную башку в раковину засунул, заставил рот открыть и полоскал минут десять, до тех пор, пока он не перестал причитать: «Ой, больно! Больно!» Все, слава Богу, закончилось без серьезных последствий – так, немного кровью в платок поплевал – после чего он расплатился, и мы поехали ко мне.
Приключения на этом не закончились. Я сплю, а под окном какая-то компания песни орет. Да так громко, что я решительно направился вниз, утихомирить. Утихомирил, дебил. Ввязался в драку, где меня минут пять лупили канистрой из-под бензина, а когда мне это надоело – пырнул кортиком в живот одного из лупцевавших. После этого, мы долго пили «мировую», потом я часа три звонился в свою собственную квартиру – Саша закрыл ее изнутри и спал мертвецким сном.
Кстати, именно у меня в гостях Саша отмочил еще одну «корку». Это уже другой случай и совсем не такой страшный, просто смешной. На одной из домашних вечеринок Санек набрался (для справки: пьяный он или трезвый понять было никогда нельзя; верным признаком опьянения служило только неадекватное, но всегда очень спокойное, поведение) и пошел в туалет, освежиться. Пропал он минут на двадцать и, хотя всем было вовсе не до него, но что-то слишком уж долго. Вдруг слышим:
– Эй, алле! Вы где? Я где?
Голос из туалета. Я подхожу, постучался, открыл дверь. Удивительная картина: Шурик стоит ко мне спиной, засунув голову в подвесной настенный шкафчик, дверцы которого распахнуты настежь, и что-то там рассматривает, при этом зовет кого-то.
Лишь позже все стало понятно. Дело в том, что двери в туалет и ванную у меня в квартире сделаны гармошкой. Чтобы открыть, их не надо толкать вперед или тянуть на себя, надо просто потащить в сторону, и они сложатся, впуская или выпуская посетителя. Саша это, видимо, спьяну забыл. Сделав свои дела, толкнул дверь – ничего, дернул ее – эффект тот же, сообразил, что выход с другой стороны. Развернулся – точно! вот же двери! Открыл шкаф и впал в отчаянную тоску: перед ним была бетонная стена, покрытая мелкими бисеринками строительного кафеля.
Стал звать на помощь, но услышали из-за шума застолья не сразу. Поэтому он периодически, между подаваемыми позывными, поворачивался, то в одну, то в другую сторону и повторял попытки вырваться из каменного мешка. Так продолжалось минут десять, и он совсем уже было отчаялся, но тут появился я и освободил пленника WC. Смешно? По-моему очень.
Напоминаю, что описываю период моей службы на острове Новая Голландия в ЦБИТе ВМФ. Служил там несколько лет мичман Вадим З., молодой, здоровый парень, очень похожий на молодого Пореченкова. На тот момент мы сдружились семьями, причем так близко, что он ездил на моей машине по доверенности, за это, иногда подвозил и меня (я сам не умею водить.
Как-то мы с ним здорово врезали после работы, ну и решили продолжить. Ехать на метро Вадик наотрез отказался, сели в машину (он на модной в то время бордовой восьмерке разъезжал) и покатили – сначала к нему, а потом, уже окончательно упасть, ко мне. Предварительно договорились, что в случае чего, скинемся гаишникам по пятьдесят баксов, такая у них тогда такса была за вождение в нетрезвом виде.
Поначалу все шло нормально, до Автово, где жил З., добрались нормально. Он что-то там забрал, взял денег, и поехали в Купчино, ко мне. Впереди переезд, светофор горит пока зеленый, шлагбаум поднят вверх. Но вот замигал желтый глазок, Вадик вдавил педаль акселератора, надеясь быстренько проскочить. В этот момент противно затрезвонил сигнал на переезде, и шлагбаум медленно стал опускаться. Обрулив скопившиеся впереди машины, по встречной полосе, на скорости за сотню километров в час, едва не сбив опускавшуюся штангу шлагбаума, немало выпивший Вадик, перескочил через рельсы, благополучно миновав аппарель, и выкатил прямо на гаишника, стоявшего по другую сторону рельс. Сзади грохотал поезд.
Обалдевший от такой наглости блюститель закона даже палкой не махнул. Чувствуя, что сейчас решается его судьба, как автомобилиста, Зубань только прибавил скорости, и гаишник быстро скрылся за изгибом дороги. Судя по тому, что нас никто больше не остановил, он даже номер не успел запомнить.
Мы остановились на обочине где-то через пару километров. Вадик тупо смотрел на баранку рулевого колеса; потом перевел взгляд на меня.
– Охренеть, – он нервно усмехнулся, – не только прав, но и жизни могли лишиться.
В тот вечер мы «оттянулись» по полной программе.
Во! Вспомнил еще одну страшненькую историю, к которой имел отношение и, хотя это отношение было косвенным, но последовательность тех событий крепко и навсегда врезалась мне в память.
Мой сын Кирилл ходил тогда в детский сад, и мы с женой по очереди отводили и забирали его оттуда. Супруга была барышней общительной и как-то раз привела в наш дом девушку с маленькой дочкой: познакомились в детском саду. Обеих звали Марина. Для удобства и ясности в дальнейшем старшую буду именовать Марина Б (большая), младшую – Марина М (маленькая).
Марина Б – веселая, разбитная, несколько худосочная девица, года на четыре помладше нас. Ей очень импонировало наше общество, она с удовольствием ходила в гости к нам и с не меньшим энтузиазмом звала к себе. Жили две Марины в соседнем доме, в трехкомнатной квартире на первом этаже, с бабушкой и, по-моему, дедушкой.
Семейка была еще та: Марина Б бывшая наркоманка в завязке, живущая с сожителем – безработным художником. Настоящего отца ее ребенка убили зверским образом: приколотили к шкафу гвоздями, перетянули веревкой половой член и лили в рот пиво через воронку, пока не лопнул мочевой пузырь. Дочка ее в силу того, что оба родителя баловались наркотой, была несколько заторможена и молчалива, но, в общем, впечатление недоразвитой не производила. Не чурались алкоголя и ее родители (бабушка и дедушка Марины М).
Как я уже сказал, на момент нашего знакомства Марина Б была в завязке, причем не только с наркотиками, но и со спиртным. Мы же в то время иногда употребляли по выходным, и было видно, как в Марине борются два чувства – чувство материнского долга, не позволяющее ей поднести рюмку к губам и чувство почти непреодолимого желания сделать это и снять, наконец, напряжение и усталость последних месяцев, а может и лет. В конце концов, победило второе. Пила Марина профессионально – мало пьянела, но меры не знала. Вот так мы и стали косвенными виновниками того несчастья, которое произошло года через два.
Больше она со спиртным не завязывала, и мне частенько доводилось видеть ее со стеклянными глазами, на автомате ведущую дочку из садика домой. Встречались мы редко, ей хоть и нравилось бывать у нас дома, но больше она в нашей компании (да и в любой другой) не нуждалась, и, по правде сказать, нас ее общество тоже тяготило. Так и жили – виделись часто, а встречаться почти не приходилось. Марина Б крепко села «на кочергу». Конечно, просветы случались, и тогда она бежала к нам, уверяла, что больше не пьет, но спустя пару недель срывалась в новое «пике». Подозреваю, что впоследствии она не ограничивалась только спиртным.
Мы переехали в новую купленную квартиру, ближе к метро, и наши встречи совсем сошли на нет. И вот в один солнечный день, ведя сына из садика, я увидел страшные черные провалы окон квартиры на первом этаже – квартиры, где жили две Марины, мама и дочка. Она выгорела дотла вместе со всеми обитателями, повезло только маленькой Марине – накануне ее забрал к себе в студию сожитель Марины Б. Позднее он удочерил девочку и уехал с ней куда-то в периферийный городок России, к родителям.
Как я узнал позже, Марина с родителями были в невменяемом состоянии, заснули и, видимо, от непотушенной сигареты возник пожар. Никто не проснулся, никто не пытался тушить, так и сгорели.
Со временем квартиру отремонтировали и продали. Сейчас предприимчивый новый хозяин прорубил выход с другой стороны дома, на улицу, и теперь там расположился магазин, торгующий всяким хламом для садоводов. Каждый раз, проходя мимо, я собираюсь зайти туда, и поинтересоваться: знают ли продавцы, что стало с прежними обитателями этих стен.
Я тут упомянул, что мы переехали на новую квартиру, совсем рядом с метро Купчино. Несмотря на то, что бухал я справно, но деньги зарабатывал с еще большим прилежанием: на каждую получку от Министерства Обороны, приносил домой еще две, три, а то и поболее, заработанных нелегально. Вот в 97-м году и прикупили, продав мою однушку, двухкомнатную квартиру. Отремонтировали, обставили, и все бы ничего, да вот, понимаешь, собаки под окном брешут и брешут. Днем-то мы на работе, а вот ночью – спать не дают. Я уж их со злости хотел из окна из ружья пострелять, да только это хулиганство, за него и в тюрьму сесть можно.
Как-то раз приехала к нам в гости чета Бо-ных – Александр и Татьяна с дочкой Катей. Помните, я писал, что мы Новый год в общаге справляли – так вот это у них. Оба они родом не из Питера, но Саша был участковым одного из районов города и ему дали комнату в общежитии. Ребята хорошие, большие любители повеселиться; мы довольно долго поддерживали дружеские отношения, но со временем наши пути – дорожки разошлись.
Так вот, приехали они в гости. Сели, выпили, и хорошо выпили, а тут как раз собаки залаяли.
– Сань, – говорю, – помоги, спасу нет. Всю ночь гавкают, спать не дают. Похоже, стая у них. У суки течка, вот они и бегают за ней, грызутся.
– Как помочь-то? – Спрашивает Бовин.
– Давай самку прирежем. Стрелять, конечно, проще, но ведь это город. Ты сам мент, знаешь, что за это может быть.
Так и решили. Я тогда еще активно охотился и как у всякого охотника были у меня и ножи соответствующие. Один я себе взял, другой Саше дал. Замотали предплечья тряпками, накинули, что похуже, пошли.
Нашли мы стаю во дворе, аккурат под моими окнами, чуть правее, там щель под крыльцом, вот туда-то сучка и забиралась, спасаясь от «поклонников». Мы ее оттуда пытаемся вытащить, косточками приманиваем, вокруг нас дюжина псов бегает, обнюхивает, но не нападает. Знаете, мы хоть и под газом были, а страшно все же: вдруг набросятся.
Обошлось. Вытащили мы суку из-под крыльца. Я ее за шею обнимаю, крепко так держу.
– Бей, – говорю, – слева снизу.
– Не, я не могу, давай сам.
Ох, и неприятно. Я нож из-за ремня достал, ухватил покрепче, а собака в этот момент меня «лизь» в лицо и смотрит в глаза так доверчиво, по-доброму.
– Тьфу ты, б…дь. – Я разжал объятия. – Да, пусть брешут, на то они и собаки. Высплюсь как-нибудь.
Бовин с облегчением вздохнул.
– Знаешь, вот в человека стрелять приходилось. А тварь неразумную, ну, не могу я зарезать. – Сказал он. – Пойдем, выпьем за то, что правильно все сделали.
Уважаемый читатель! Если Вы утомились от этих однообразных рассказов – отложите книгу, отдохните пару дней, а может и недель – интерес появится, тема-то для всех не чужая. Но на всякий «пожарный», хочу напомнить, что сама тематика этого повествования – пьянство в историях и алкоголизм, как финал. А все это разбавлено философскими рассуждениями по тем же вопросам.
Рассказ о моей службе в ЦБИТе ВМФ был бы совсем не полным, если бы я не упомянул о командировках. Я смотрю на командировки, в которые ездят мои нынешние сослуживцы по 1-му Институту МО и понимаю, что настоящих командировок они никогда не видели. Что стоит хотя бы поездка до Владивостока и обратно на поезде?! Полмесяца только дорога! А завоз на испытательную базу в Розливе 120 тонн угля из Ораниенбаума. Или ежедневные в течение месяца поездки на Кроншлот, когда мне приходилось каждый день вставать полпятого утра, чтобы  к 8.00 успеть на ведомственный катер, идущий из Кронштадта.
Представьте себе, что в Москву можно добираться не только самолетом или поездом, но и, пересаживаясь из одной пригородной электрички в другую, таким образом доезжая совершенно бесплатно (в то время военные за проезд не платили). Все это не имеет никакого отношения к теме моего повествования, хотя пили в командировках еще как. Но я хочу все же, рассказать об одной поездке в Москву, участниками которой был Ваш покорный слуга, и мой, ранее упоминавшийся друг, Вадик Н., а также, встречавшийся по тексту, водитель Николай М.
Замечательно мы тогда съездили! Тридцать часов только на грузовике, каждые две – две с половиной сотни километров заправляя этого монстра из двухсотлитровой бочки солярки. Начать с того, что мы водилу час ждали на Парке Победы, и уж совсем было решили, что командировка на грани срыва, но тут он появился. Странно, что трезвый. Водитель он был, как говорится, от Бога, но адреса точного не знал, а потому мы сначала заблудились в Пушкино, а потом – в Люберцах.
За эти тридцать часов мы с Вадимом «убрали» несколько бутылок горилки с перчиком, водиле, понятно, не наливали. По Подмосковью кружили часов шесть, и уже опять махнули рукой и порешили ехать домой, но случайно наткнулись на войсковую часть, где нас конкретно и ждали. Прикрепили к нам какого-то майора, вот он-то нас и сопроводил до вагона на запасных путях, где мы вместе с солдатами той же части и разместились.
Коля М. тем же вечером основательно нагрузился, стал приставать к солдатам, в том смысле, что стал их строить. Причем все это дошло до такой степени, что мне пришлось взять его за шкирятник и хорошенько встряхнуть. Дальше – больше, по уже отработанному сценарию, включился Вадик и уж тут-то точно нашему водителю мало не показалось.
– Тебе, – орал Вадим, – завтра за руль. Это мы с утра пивком опохмелимся, а ты весь день на сухую баранку крутить будешь! Марш отсыпаться, идиот!
Ничего, справились. Вот так, через стакан, грязные, пропахшие соляркой, сдавали и получали приборы, мотались по складам, чего-то выписывали, даже к нашему московскому начальству съездили – к самому начальнику метрологической службы ВМФ.
В тех высоких кабинетах особенно ощущалась разница в нашем положении: там адмиралов, как у нас матросов – шастают туда-сюда. Я пописать зашел – так за мной в кабинку сразу два генерала пристроилось.
А на запасных путях люберецкой дороги с этим делом все было проще. За двести метров от нашего вагончика стояла будка с дыркой и почему-то стеклянной задней стеной, туда и хезали. Дверь у нее не закрывалась, так и сидели все время, придерживая ее рукой и вполоборота, контролируя, чтоб сзади никто не подсматривал. Хотя, убей Бог, чего там подсматривать?
Неделя командировки пролетела быстро, в основном благодаря постоянной занятости и водке. Когда домой приехал, от меня воняло соляркой, спиртом и вяленой рыбой, которую я купил по дороге, при переезде Волги, и, помнится, очень возмущался тем, что жена не хотела заниматься со мной любовью.
В тридцать лет я часто ездил «на юга». В одной из таких поездок мы (тогда еще семья) познакомились с четой С. – ребят чудесных, как по характеру, так и по внешности. К моему большому сожалению, их брак, как и мой, не выдержал проверку временем и распался.
Удивительно, но Олегу (мужу) после развода удалось отвоевать сына, и они чудесно проживают вместе. Но на описываемой мною момент, Олег жил один, а приезжая в Питер с Камчатки, останавливался у меня. Жизнь он вел достаточно беспорядочную, но баб ко мне домой не таскал, за что ему и спасибо.
Сижу я как-то дома, дописываю очередное стихотворенье. Вдруг звонок по телефону. Посмотрел на часы – три ночи. Я только что прикончил литр водки и собирался ложиться спать, но трубку снял.
– Выручай, – голос Олежки, – мы тут в бане подвисли, денег не хватило, возьми у меня в сумке, сколько надо, лови тачку и приезжай.
Представьте мое состояние после литра водяры, в три ночи, бродящего по дому в одних трусах! Но, что делать, поехал. Где-то в заднице нашел эти бани. Мне там как родному обрадовались, и не только Олег с другом и та проститутка, что они заказали, но и обслуживающий персонал – ребята успели там всех достать. Забрал их…