Совпадение

Фаина Каземировна лежала на диване навзничь с покрасневшим лицом, и дышала трудно.
-Фаня, Фаня … - причитал муж, и прыскал в лицо воду.
 -Назначить ведущим редактором… Зай, Зайце.., нет, не могу. Но надо, надо, слышишь?
- Кого назначить, зачем?
-Мне сон приснился, если не назначу, то недолго мне…
Иван Борисович задумался «Недолго мне … это хорошо или плохо?»
Он настороженно посмотрел на Фаину – кормилицу: «Всё-таки плохо». И потрусил на кухню за жаропонижающим и гипотензивным препаратами – надо было сразу снизить и температуру, и давление.
Пригрезится же такое, подумала Олеся Зайцева, проснувшись в своей полуторке у самого МКАДа. Она никогда не видела мужа начальницы, только слышала о нём частенько: «Ваня то, Ваня сё», в общем, сидит на даче без работы и солит огурцы, ждёт пенсию. Во сне она увидела только его широкую спину в тёмно-синем халате.
Фаина Каземировна Олесю не жаловала: в издательстве открыток и всяческих поздравлялок, где она работала уже без малого пять лет, её по-своему ценили. Но многие блага жизни протекали мимо. А среди них – увеличенные квартальные премии, командировки в сторону Чёрного и других более-менее тёплых морей страны и в крупные города, повышение по службе.
Первые несколько лет Олесю всё устраивало –  в меру ненормированный рабочий день, лёгкое сочинительство, которое приносит хоть какие-то деньги. Хотя мечталось о большем.
         Поэтессой мечталось совсем давно, в младенчестве мозга, как она потом говорила, лет эдак с 12 до 25 лет. А потом стало понятно, что стихи по большому счёту никому не нужны. Сначала они не нужны стали в Северной Америке, и оттуда долетали тревожные вести о том, что печатать готовы, платить – нет. Напечаталась она в газете «Русская диаспора», выходившей для эмигрантов в известном городе С. Потом тоже случилось с германской газетой – напечатали, поблагодарили, не заплатили.
А ей тогда ещё писалось… Вот, это припоминаю, связанное с родной фамилией под названием «Зайчик»:
•   *     *     *
А у меня одна забота
Не стать едою для кого-то,
Не стать добычей грязных рук -
Бегу – не звери ли вокруг?
       Поработав в течение трёх лет после университета на рынке, в гостинице, в библиотеке, она приуныла. Но, наконец, одному турбюро, после приятного отдыха в Болгарии, она в подарок написала слоган - «Болгария – от тебя в угаре я!». Разместили его на баннере рядом с солнцем, морем, златым песком и пестрой вкуснятиной на большом блюде. Продажи на туры поднялись, а Олесю пригласили к сотрудничеству на внештатной основе. Она впервые убедилось в том, что сочинительство  может кормить. Счастье-то какое! Зонтик, туфли, сумочка – всё немного дороже, чем раньше – почти роскошь за эфемерный, радостный труд.
        Турбюро всё-таки прогорело, из-за кризисных явлений в его руководстве,  и девушка решила поискать работу попрестижнее. В связи с заниженной самооценкой больших денег Олеся не искала, но ей безусловно хотелось чувствовать сопричастность к чему-то, если не великому, то, по крайней мере, достойному восхищения.
       Издательство «Фантазия» было для неё поначалу как свадебный торт, как та самая сбывшаяся. Когда Олеся воспроизвела вслух эту аллегорию, возникшую в её воображении, то начала вспоминать, а каким он был у неё, съеденный восемь лет назад. Точно белым и сладким, больше никаких подробностей в виде начинки и украшений возродить в сознании не удалось.
Итак, «Фантазия». Сначала просто сотрудничество на нештатной основе и участие в составлении текстов к серии открыток и рекламе мыла. Потом пошли задания серьёзнее, например,  участие в оформлении рекламных буклетов. Олесю радовало ныряние в новую тему, новую реальность к созданию которой и её рука прилагалась.
        Она по привычке, сформированной ещё в школьные годы, всё поэтизировала, мысленно напяливая на нос очки с розовыми стёклами, защищая собственную душевную хрупкость от чрезмерных потрясений, с которыми нелегко было справляться её организму. Молодость была и энергия тоже, но размягчённая меланхолией, которая не позволяла брать достойную высоту в работе и личной жизни: то ли трудно, то ли просто лень, даже не поймёшь. Фамилию мужа – Гарулина, она носила только до развода, а потом снова стала Зайцевой, почти смирившись с ассоциациями, которые такая фамилия вызывала.
Коллектив её отдела года два состоял из трёх человек: Серёжа Макавейский, очкарик и ходячая энциклопедия, Роза Кудинова, крепко скроенная, коротко стриженная брюнетка за пятьдесят пять, бывший искусствовед  и она - Олеся Зайцева. Отдел пару лет работал без начальства. Сверху присматривались к этой тройке, подумывали, кто достоин. Задания просто спускались на всю команду, и они делили примерно поровну, учитывая интересы друг друга.  Хорошее было время, но оно казалось Олесе слишком хаотичным, и захотелось берегов, большей определённости в распределении обязанностей. Вот уж точно: не знаете, чего просите.
В один из октябрьских дней в офис вошла будущая начальница, это сразу  поняли все трое, потому что она посмотрела на всех оценивающим взглядом, будто взвесив на весах. И дело, конечно, не только в коллективном озарении, а в том, что вошла она вместе с замдиректора издательства Кларой Петровной и ворковала с ней очень по-дружески.
      Была их будущая в синем пальто и в странном шарфе, будто связанном из страусиных перьев. Рыжие волосы, собранные в ананас, бледная помада, круглые зелёные глаза на вытянутом лице, тяжело и жёстко очерченный подбородок, - что-то было в её образе от любительницы художественных выставок.  В ближайший понедельник им уже представляли  начальницу – Фаину Каземировну Шпилькину.
        Олеся не могла понять откуда произросла такая откровенная нелюбовь Фаины Каземировны к ней - мирной и исполнительной. Хотя могла бы догадаться. Недаром она запомнила день, когда пришла на работу в новом образе: просто постриглась и покрасилась, преобразившись из русоволосой среднестатистической девушки около тридцати в роковую фурию с цветом волос божоле. Высокий округлый лоб закрывала длинная ровная чёлка, серые глаза заиграли таинственно, и будто даже энергетики прибавилось в Олесином теле. И мужчины чаще стали задерживать при встрече взгляд на её полных губах и оборачиваться на стройную фигуру.
Фаина посмотрела на неё тогда сначала мельком, потом прищурившись, будто что-то вспоминая. И вдруг желваки напряглись, начальница нахмурилась и развернулась к окну, комкая бумажный платок.
- Не Ваш цвет. -только и произнесла.
Олеся впервые вспомнила, что как ни крути, а она моложе начальницы на целых 15 лет. И впервые подумала о том, что могла бы соперничать с ней, но вот по отношению к кому? Не было общего предмета вожделений. Мужчины в издательстве есть, нормальные. Но без цепляющего, обжигающего внутреннего огня, может, они где-то и зажигают, но не на работе.
Потом началось –  проекты выигрышнее и проще - Саше и Розе. Это те, что про цветы, любовь, детишек. К ним тексты писать – одно удовольствие. Особенно про детишек, у Олеси их пока не было, но о мечте так хорошо пишется. Всё фланелево-хлопковое, розово-голубенькое агу-агу вызывало её полное умиление и строчки рождались сами, она привыкла, что ей и доверяли тексты про младенцев, крестины и так далее. Но вдруг Фаина решила, что Олеся не чувствует тему, потому что не родительница и передала её Розе, маме 17-летнего студента, освежать воспоминания молодости.
         Тема весенних и прочих романтических праздников отошла Саше, потому что он мужчина, дарит цветы и знает о чём речь. Олеся начала вспоминать, кому же он хоть раз подарил цветы в издательстве, но не вспомнила ни одного случая. Впрочем, можно, было предположить, что у Саши личная жизнь вне издательства всё-таки есть, хотя он на неё не намекал даже. И все разговоры за ежедневным кофе сводились к тому, как написать очередной текст, а о жизни за стенами он не говорил ничего путного – обеды на работу ради экономии и здоровья желудка готовила мама, она же ходила с ним в магазин у дома выбирать одежду, а папа вечно решал кроссворды, но уже в интернете, обрабатывал новости для какого-то сайта, и держался от сына особняком.
Была в  жизни Саши какая-то Наргиз, но давно, в университетские годы, лет 17 назад. И иногда вдыхая аромат кофе, он нарочито произносил: «Наргис, где ты, с кем ты?», а потом с кислой физиономией смотрел на Олесю, и она чувствовала сравнение не в свою пользу.
-Фото покажи.
-Не покажу, ты ничего не поймёшь, да не красавица, но.
-Но тебе нравилась.
         - Она была лучшей.
-Из скольких?
        Наргиз, конечно, напоминает по звучанию «нарцисс», но, видимо, только этим и ограничивалась склонность Саши к флористике. Фаина вдруг взялась выяснять, что Олеся знает в принципе о тайных смыслах выбора букетов к 8 Марта, задавала вопросы о значении цветов, о знаках, которые посылались с их помощью в средние века в Европе и в другие эпохи в разных странах. Например, в Японии жёлтые цветы символизируют радость и счастье, а в европейских странах разлуку.
          Олеся, правда, песню вспомнила про тюльпаны того же цвета, но это её не спасло. «Поверхностность и недалёкость! В цветах ничего не смыслите, а могли бы изучить тему глубже, в интернете довольно материала для этого. Но нужно хотеть знать больше, нужно стремиться к цели, а для этого её необходимо видеть», - отчитывала её Фаина в присутствии Саши и Розы. Так ушла от Олеси цветочная тема.  Слёзы потекли позже, а при начальнице -только закусанная губа и удивление, какое у неё всегда вызывала чья бы то ни было продуманная подлость.
      Ей доставались теперь только тексты для редактирования, крохи со стола коллег. И тут незадача была в том, что улучшать особенно-то их тексты не хотелось, но, если этого не делать, то непонятно за что ей платят, а, если делать в полную силу, то слава и премии всё равно пройдут мимо. Этот срединный путь в творчестве был для Олеси особенно мучительным.
         Так протекли ещё полтора года - повышение мимо, премии – мимо. Саша за это время стал заместителем отдела, а Роза – ведущим редактором. Олеся как была, так и осталась младшим редактором и корректором на пол ставки. Теперь всякий раз, когда она протягивала свою визитку очередному заказчику, стеснялась и ёжилась.
- Ты стала сутулиться, - сказал Славик, приобняв её за плечи по время ужина. Познакомились они через месяц после её преображения, Олеся тогда спускалась в метро на Сухаревской в бледно-сиреневом платье, и его расширенный книзу подол на мгновение превратился в купол и тут же опал – ветер, ветер, ты не только могуч, но и деликатен, Славик только заметил аккуратные колени и стройные икры. Олесе исполнилось в этот день 35.   
        Она оставила подаренные цветы на работе и готовилась потратить содержимое подарочного конверта где-нибудь в центре Москвы.  Славик спросил, как пройти в… потом задумался, рассмеялся: «Нет в библиотеку мне не надо. А Вы не замужем?» «Разведена», «Вы свободны сегодня, прямо сейчас?», «Да, хочу прогуляться, у меня сегодня День Рождения, кстати». И они отправились на Тверскую. Славик шиканул и пригласил её в Арагви, вспомнив студенческую юность, когда туда хотелось, но не моглось.
Он – грузноватый, спокойный, большой и уютный был на 8 лет старше, и Олеся быстро успокоилась, потому что чувствовала, что нравится ему бесконечно, постоянно и во всех проявлениях, а такая удача с ней случилась впервые. Она вскоре стала воспринимать его ровное обожание, как норму, и разговоры дома всё чаще сводились к неудавшейся карьере и виновнице её бед Фаине Каземировне. Славик её поддерживал по-мужски и редко раздражался. А Олеся частенько за завтраком и ужином жаловалась на судьбину и искала глубинные причины неприятия со стороны начальницы.
Правда открыла внезапно, будто взорвалась крышка банки у забродившего варенья и забрызгала всё, что находилось рядом. На работу она в тот день опоздала, потому что закрутилась, собирая Славика в командировку в Углич. Он IT-специалист и занимается ремонтом техники при необходимости.  В дочерней фирме понадобилась его консультация «по железу», а не «по компьютерным мозгам», для которых расстояние не помеха.
Февраль, скользко и зябко, она зачем-то надела сапоги на каблуках и теперь передвигалась по гололёду как утка, расставив руки в стороны, как крылья, чтобы балансировать ими на ходу. Впереди неё шла пожилая низенькая женщина, она оказалась мудрее и обходила гололёд, почти прижимаясь к стене домов вдоль  переулка. Зазвонил телефон, женщина заговорила: «Фаня, ну что опять? Уволь ты её, если она так тебя раздражает!» «Да почему ж нельзя? А… Ну да кому-то и работать надо!» «А он что, видел её?» «И не увидит не бойся, да мало ли на кого она похожа. Он про эту Эльку и не помнит, конечно», «Где нашла фотографию? Вот негодяй, никак не успокоиться!» «Иду, иду, посмотрим».
Олеся остановилась и попятилась к первой попавшейся двери, так и вошла спиной в какую-то кофейню. Бабушка удалялась в сторону её издательства. «Кофе и ванильный эклер», - решила она побаловать свой организм после шока.
Вот почему эта напряжённость, неприязнь, вот почему в последний момент её не позвали на корпоратив за город, загрузив работой перед Новым годом! А, может, бред, и бабушка не та, и Фаня не эта. Олеся вспомнила странный вопрос начальницы: «Какие мужчины Вам нравятся?», а она зачем-то сказала, что ценит тех, кто в неё влюблён, а внешность, ум и заработок вторичны. Фаина задумалась, уставившись в стену.
      Вскоре со Славиком начались  ссоры  из-за обмусоливания каждого пасса начальницы. «Повысили, но не меня! Забрала тему, МОЮ, понимаешь?». Славик, конечно, терпелив, но… Даже собирая ему чемодан в очередную командировку, она опять вспомнила Фаину, предполагая, что она опять учудит за время его отсутствия - жаловаться целых четыре дня будет некому.
       Но он не выдержал. «Олесь, ну хватит, я устал от твоей Фани. Мы же не втроём с ней живём, уезжаю, а ты опять - Фаина, Фаина». Она постаралась сгладить ситуацию продолжительными объятиями, суетой вокруг его чемодана, нарезанной бастурмой, которую купила накануне, чтоб отдать в поезд перед отъездом. Замазала ситуацию, как могла.
Эклер закончился быстро, Олеся ела машинально, вспоминая недавнюю ссору, кофе успел остыть, ещё эклер и пора, она же обещала к 11-ти. В коридоре темноватом и узком с розово-жёлтыми стенами никого, а из их кабинета слева от секретарской доносился оживлённый пожилой голос. Вот и старушка, а взгляд у неё цепкий, она улыбалась ей и рассматривала внимательно и напряжённо.
- О, а Вы Олеся? Я уже со всеми познакомилась. Александра Львовна, мама Фаины. Как Вам работается у моей дочери?
-  Всё нормально.
- Фаина Вас ценит.
-Неужели? Приятно слышать.
Олеся даже не сняла пальто, так и стояла, с тяжёлой сумкой. И чем она вечно набита?
Наконец низенькая старушка в сером брючном костюме с элегантного обёрнутом вокруг морщинистой шейки тонким шерстяным в мелкую синюю клетку шарфом, повернулась к ней в пол оборота, увидев входившую в кабинет Фаину. Олеся наконец сняла пальто и поставила на стул объёмную велюровую сумку темно-красного цвета.
- О, какая Вы стройная! И как же похожи на нашу родственницу, дальнюю, настолько дальнюю, что мы с ней не общаемся давно. Мне Фаня говорила, но у Вас нос другой и Вы повыше, но сходство есть несомненно, - продолжала она словно мимоходом.
Олеся хотела ответить что-то, но Александра Львовна уже двинулась к Фаине в застеклённое углубление справа от входной двери. Оно было без окна, но почти походило на отдельный кабинет, потому что имело свою дверь из такого-же затемнённого стекла, её старушка прикрыла неплотно.
Саша и Роза сидели за компьютерами в наушниках, а из-за двери доносилось.
-Ты себя накручиваешь, похожа, но он её никогда не увидит, надеюсь.
-Мама, мама, как я устала! Хоть бы постриглась и перекрасилась. – голос Фаины задрожал, она, кажется, всхлипнула.
-А на корпоративе ужас был, я всё боялась, что сейчас заявится, хотя и не должна была. Устала я, мама.
Тут дверь закрылась изнутри плотнее и расслышать уже ничего было нельзя. У Олеси кровь стучала в висках. «Какая нелепость, что же делать? Подстричься и перекраситься? В издательстве сокращениями стращают. А вдруг?» - размышляла она, включая компьютер.
Минут через тридцать старушка вышла.
- Не провожай, Фанечка, работай. Олеся, Вы знаете, я много лет занималась дизайном одежды, создавала образы для очень успешных, высокопоставленных женщин. Думаю, Вам пойдёт пепельно-русый оттенок волос и короткая стрижка. Женщины, которые строят карьеру часто выбирают короткие стрижки. Попробуйте, потом будете благодарить, уверена.
- Некоторым гениальным женщинам, таким как Ваша дочь длинные волосы  - не помеха.
-Да, Фаня – золото, я назвала её в честь моей любимой актрисы, а теперь все думают, что мы евреи. Даже не знаю, помогает это или мешает, в нашей семье еврей только мой отец Лев. Что-то я разоткровенничалась с Вами. Знаете, Вам хочется доверять.
- Вас проводить? – Олеся улыбнулась.
-Не стоит, дорогая, у меня хорошая память.
Потом весь вечер Олеся вспоминала этот разговор, он ей казался многозначительным и многослойным. Цвет волос, стрижка, в ней явно хотели что-то поправить или сломать. Недели через две в офис заглянула ещё одна родственница Фаины или подруга. Полная блондинка с дурацкой чёлкой завитой внутрь рассматривала Олесю почти в упор шагая по коридору ей навстречу, и потом в спину прошептала так что эхо пошло гулять по всем закоулкам: «Ну, надо же, как похожа!». Фаина произнесла что-то невнятное, кажется: «Не бросалось в глаза пока не покрасилась, но». Олеся уже завернула в кабинет и не слышала продолжения реплики.
        «Так значит, я похожа на какую-то соперницу или ещё кого-то, кто её начальнице перешёл дорогу. Теперь моя внешность раздражает или даже оскорбляет, и милости ждать не приходится», - окончательно убедилась она.
Несколько месяцев у неё в голове крутилась дурацкая присказка: «Волосы не зубы, отрастут». Тема-дилемма о том, что важнее оптимальный для себя любимой внешний вид или благосклонность, ну хотя бы нейтралитет начальницы. Благосклонности не будет, но относительный нейтралитет возможен, если идти на все уступки, что называется в прямом смысле потерять лицо, а ещё лучше пополнеть килограмм на 20! Ну уж нет, перебор!
        Славик из очередной командировки приезжает завтра, может, рискнуть?...
        В 6.30 утра он уже звонил в дверь, а она надела карнавальный парик из зелёных волос.
- Здравствуй, милый!
- В честь чего этот… маскарад?
- Я перекрасилась,… решила преобразиться или наоборот.., не знаю, одобришь ли.
Славик тут же потянул за волосы парика и увидел её круглую светловолосую, аккуратно и коротко подстриженную голову.
- Это уже не ты.
-Я, я., – она всхлипнула.
-Неплохо в общем, совсем неплохо, но я должен привыкнуть. Не люблю короткие волосы.
- Отрастут. Не бросишь?
- До 8 Марта точно не успею. Шучу, шучу, при чём тут цвет волос? Я же тебя, именно тебя, ты сама знаешь. А позавтракать можно, проголодался очень.
Через три часа в полюбившейся кафейне жизнь уже не казалась ей безысходностью: «Славик, Славик, добрый, ласковый, как же мне повезло!»
Перед ней вдруг возникла большая тень и рухнула на противоположное сидение, воплотившись в мужчину – седовласого, лысоватого, с тяжёлым подбородком и контрастирующими с общим обликом большими распахнутыми чёрными глазами, подкупающим каким-то особенным детским выражением. На мужчине было кожаное коричневое пальто, уютный серый шарф обмотанный дважды вокруг шеи, явно связанный какой-то мастерицей.
- Простите, что врываюсь вот так в Ваше безмятежное кофепитие, но я должен сказать несколько слов.
Олесю осенило -  неужели вот он, воплощённый в реальность страх Фаины!
- Вы Иван, наверное, муж Фаины Каземировны?
- С чего Вы взяли? Ну, да, а Вы – ясновидящая или пророчица? Да и не обо мне речь, а о чудесном совпадении. Вы даже не представляете, как Ваш образ совпадает с моими лучшими представлениями… о женщине. Откуда Вы знаете мою жену, кстати?
- Она моя начальница, невзлюбила меня, кажется, я ей кого-то напоминаю.
- Тайное всегда становится, … ну, Вы знаете. Но я так впечатлён, поражён! У Вас такое располагающее лицо, так хочется снять с себя ношу многих лет и поделиться с Вами.
- Не знаю, про Вашу ношу, но я уже не первый месяц слышу за спиной, что кого-то напоминаю Вашей жене, это её раздражает и, кстати, плохо отражается на моей работе и премиях, вернее, отвратительно отражается.
-Они будто шли параллельно в моей жизни, и, если бы была Эля моей женой, то это не значит, что не было бы Фани, они будто антиподы, дополняющие друг друга и противящиеся друг другу. Как библейские Лия и Рахиль, может быть. Впрочем, Лия была Иакову навязана, а я сам выбрал Фаню, к тому же Эля соблазнила моего двоюродного брата, я бы не смог её простить… Извините, что всё это вливаю в Ваши ушки. Когда-то надо человеку высказаться.
- Вам бы с женой поговорить по душам.
- По душам? Да, она меня задушит из ревности, из собственничества!
- Вы так высокопарно выражаетесь!
- Я музыкант, кларнетист, но уже пять лет как ушёл из театра, осел на даче. После сильнейшего отита частично потерял слух, лечение тянулось долго и потом я просто не смог вернуться.  Фаня теперь моя опора и кормилица. Господи, теперь я понимаю, чего не хватало Эле – такого вот цвета волос и Вашего удивительного взгляда, я сражён.
Олеся уловила лёгкий запах перегара.
- Простите, но Вы немного не в форме, кажется.
- Да, я слегка пьян, но не так чтобы не понимать происходящее. Встреча с Вами – это что-то удивительное! Я чувствовал, что Фаня от меня кого-то скрывает у себя на работе, какой-то свой женский секрет. Она очень нервничала на Новогоднем корпоративе. Я был там и думал, молодой любовник появился, решил сегодня зайти к ней на работу и всё проверить, послушать разговоры. Зашёл сюда, в ближайшее к издательству кафе и вот оно - озарение!
- Знаете, я тоже рада, что Вас встретила, потому что Ваша тень меня буквально преследовала.
- Она увидела сходство! Не переживайте, я её успокою. К тому же, дело то не во внешнем сходстве, Фаня мне в молодости даже больше нравилась, но привлекала другая, на которую Вы похожи, привлекала своей порочностью. Вот у Вас взгляд чистый, светлый, как «Утро» у Грига, а та – «Болеро» Равеля, «Поэма экстаза» Скрябина! Но, если б Вы знали, что я плачу иногда от благодарности к Фане и так её ценю, когда она вьётся вокруг меня, хмурится, привозит продукты, готовит. О, я виноват перед ней, и не только в том случае, случаев было много, гастроли, знаете ли.
       У меня теперь всё пришло в равновесие, все ноты в партии сложились в одну гармонию именно в эту минуту встречи с Вами, я больше не тоскую по той. Да, Фаня Вас повысить должна, а не… истязать!
Иван неожиданно нагнулся к её лежащей на столике ладони и чмокнул, издав странный звук, похожий на присвист.
- Зачем Вы, и мне на работу пора.
- Я подойду позже, сделайте вид, что меня никогда не видели…
В эту самую секунду между ними выросла фиолетовая продолговатая тень в аромате тяжёлых вечерних духов и они оба вытянулись на стульях глядя друг на друга и боясь поднять глаза.
- Ааа, значит я была права, всё гораздо хуже и гораздо дальше зашло, – шипела тень, задыхаясь.
- Фаня, я шёл к тебе на работу, хотел сделать сюрприз и зашёл за твоими любимыми эклерами, а эта девушка разрешила сесть рядом.
- Иван, ты хоть себя слышишь? А эту девушку, кстати, скорее всего сократят, потому что её полставки передадут сотруднице, которая наконец выходит из декрета!
«Светлый цвет для меня невезучий, видимо», - думала Олеся, отрешённо, доедая эклер. Губы испачканы кремом, помада неровно стёрта, глаза поблёскивают и ждут от мозга команды «реветь!», но мозгу явно не до того, он настойчиво усваивает глюкозу, чтоб не взорваться, а сердце колотится - у него от стресса тоже работы прибавилось.
- Боже, сколько в Вас наглости и пошлости, как вульгарно Вы… едите!
- Как умею, так и ем. – парировала Олеся тоже почти машинально. Она внезапно решила отпустить ситуацию и не корчить хорошую мину при плохой игре.
- Я Вашего мужа впервые вижу, при чём в кафе, а Вы нападаете так, будто застали его со мной в…
- Прекратите… э… хамить - продолжала шипеть Фаина, с трудом подбирая слова. – А ты, пойдёшь за мной, нет, лучше дома поговорим, хотя… можешь считать, что дома у тебя больше нет!
          Олеся наконец подняла на неё глаза и увидела выражение страдания и презрения на кирпично-красном от прилива крови лице. Она поняла, что ещё одна страница жизни не перелистывается, а с шумом захлопывается, придавленная тяжёлой рукой рока.
        «А, может быть, и к лучшему, я никак не решалась на изменения, они меня сами настигли», - подумала она.
Иван встал тяжело и неохотно:
- Простите меня, Олеся, я испортил Вам жизнь, неуклюж, как слон в посудной лавке, не умею делать женщин счастливыми, как ни стараюсь! А обо мне не переживайте, есть, куда податься.

Он произнёс эти слова, когда Фаина рванула к выходу. Уже открывая дверь кафе, стоя при этом в пол-оборота, она смотрела, как Иван с виноватым видом обращается к её «сопернице».
       А Олеся, потупившись уже думала об очень конкретных вещах. Например, получит ли она какое-то выходное пособие, и сделает ли ей Славик предложение.