Печальный эстет

Сегодня, 6-е декабря, день рождения Гайто Газданова. А вчера, 5-го декабря, он скончался. Время вывернулось наизнанку. Это по календарю. Хроника уточняет – года разные: 1903 и 1971. Что до календаря, в Санкт-Петербурге на нём в 1903 значилось 23 ноября. Так что, чуда не получается. Чудо – сам Гайто. По воспоминанию одного из русских парижан, когда к ним заходил Гайто Газданов, он всегда, чтобы повеселить детей, становился на руки и делал несколько шагов. У Гайто отец был любитель гимнастики. Так и Володя Набоков стал лепидоптерологом потому что отец его интересовался бабочками. Наследственность тоже чудо – и когда это генетика, и когда передаётся тот род интереса к жизни, который накладывает отпечаток на всё происходящее с наследником.

Первый раз Набоков и Газданов оказались для меня рядом когда посетил дом 47 на Большой Морской. В музее Набокова на первом этаже было пусто, только у входной двери сидел молодой человек, служащий, в разговоре он и упомянул имена авторов как равнозначные. Я и сейчас мало что знаю о русской литературе в изгнании, а в том 2017 знал ещё меньше, поэтому был озадачен.

Гайто автор «чья фигура все больше и больше вырастает в тени великого Набокова. Вместо осетинской ловкости скорее видится интеллектуал, поклонник Пруста, блистательный мастер словесных конструкций, умевший передать неуловимые состояния души и ежедневную пустоту, в которой оказались эмигранты из России». (Виктор Леонидов, «Печальный эстет, ходивший на руках»).

В тени Владимира Владимировича много интересного можно найти, но сегодня лучше дать слово Гайто. Вчера прочитал его рассказ «Когда я вспоминаю об Ольге». При жизни рассказ не публиковался, а сейчас, оказывается, есть пятитомное издание сочинений Газданова 2000 года, там всё есть. Главное, сам пятитомник полностью доступен в Сети.

Начало.

«Когда я вспоминаю об Ольге, мне всегда кажется, что я знал её всю мою жизнь, бесконечно давно; я видел её, как картину, которая бы всегда висела в моей комнате и которая, кроме того, сопровождала бы меня во всех моих воображаемых и настоящих путешествиях. И вместе с тем, несмотря на это длительное знакомство, которое началось с пятнадцатилетнего возраста, с тех времен, когда она была тоненькой девочкой с сердитыми черными глазами, в ней навсегда осталась какая-то неуловимость, которая иногда даже раздражала меня. Её нельзя было знать, как знаешь других людей или женщин; в ней было нечто скользкое и уклончивое, и время от времени в ней появлялась такая явная и чужая отдаленность, совершенно необъяснимая на первый взгляд, точно это было существо с другой планеты…
в этом была ее личная особенность, не зависевшая ни от ее воли, ни от ее чувств. В этом бывало иногда нечто почти мучительное и, во всяком случае, чрезвычайно странное, и к этому нельзя было привыкнуть, к этому постоянному впечатлению, что я встретил ее точно в поезде или на пароходе, провел с ней некоторое время, успел понять и почувствовать ее непередаваемое очарование, которое мне хотелось бы непременно удержать, и вот — вокзал далекого города или белая пристань чужого моря — и ее силуэт легко и быстро исчезает с моих глаз; она идет своей стремительной походкой, неся в руке маленький чемоданчик, и через минуту её опять нет, как не было несколько часов тому назад. Она действительно всю жизнь уезжала по каким-то чрезвычайно важным причинам, о которых не говорила, я думаю, оттого, что их не было, а была одна ненасытная жажда постоянного, и, в сущности, бесцельного движения, в котором она чувствовала необходимость».

Перечитывая, подумал вдруг о Льве Николаевиче, вспомнил его Анну Каренину, его длинные предложения, производящие иной раз странное, чарующее впечатление.

Оставляя полотно текста Газданова склонным к исследованию художественных произведений, достраиваю рамку рассказа. Фрагмент финала.

«…все то, о чем я думал столько лет, вся та значительная часть моей жизни, которая была посвящена Ольге, постепенно исчезала, точно растворяясь в воздухе, теряя свое абстрактное и театральное великолепие. Но в то же время возникло нечто другое, чего я ещё не мог определить, — это было похоже на отдаленный гул, так, точно где-то далеко текла вскрывшаяся ото льда река».

Ещё не могу определить внятно, почему проза Газданова мне интересна, но течение и берега темы присутствуют, сплав по реке времени продолжается. Париж где-то рядом…