В кровавом мареве...

Татьяна лежала на прибрежном песке, с удовольствием подставив лицо лёгкому морскому бризу, наблюдая, как багровеет закат, отражаясь в морской глади. Ей казалось, будто израненное окровавленное солнце медленно тонет, в бездонной морской пучине, чтобы к утру возродиться вновь.

Непонятное тревожное томление охватывало её именно в эти часы, было и больно, и сладко… и страшно. Но именно этот непонятный страх манил её. Как будто кто-то горячо шептал ей на ухо: "Уходи, уходи, нет, нет, постой…" Её охватывало какое-то странное предчувствие и ещё осторожные прикосновения, будто крылья бабочки… Но внезапно холодная волна страха накрыла её, и так же стремительно схлынула.

Она не решалась открыть глаза, но знала: рядом кто-то есть и он пристально смотрит на неё. Вдруг встрепенулась, но не смогла подняться, руки, ноги её не слушались. А тот из темноты становился всё ближе и ближе, плавно, словно, по воздуху, подбираясь к ней.

— Кто ты? — в отчаянии кричала она. — Кто ты?

Но он молчал, обдавая её горячим дыханием, и снова бабочки порхали, и сладкое томление охватывало её, а внутренний голос кричал ей: - Уходи!

— Почувствуй меня, вспомни меня, я искал тебя… Ты моя, моя, моя, моя!!! — этот пронзительный крик раненого зверя гремел в её голове.

И образ где-то в туманной дымке, лишь легкий абрис, дрожащей призрачной тенью вставал перед глазами и медленно таял. Она силилась узнать его, хоть какой-то намёк, какая-то подсказка, но ничего, только пустота, словно всё замерло в ожидании неизбежного… И вдруг вспышка – горящий, словно факел, парусник в кровавых всполохах заката как будто вынырнул из пылающего небытия … И мёртвая тревожная тишина сгустилась, став почти осязаемой, окутала его, медленно разрастаясь, гнала багровую волну прямо на Таню.

Она уже чувствовала тошнотворный, сладковатый запах и с ужасом осознавала, что вскоре, так же как и солнце, утонет в багровых водах там, за горизонтом, но возродится ли она вновь с первыми предрассветными лучами? Или навсегда растворится в кровавом мареве, чтобы так же дрожащей тенью вглядываться вдаль, в тоске выкрикивать стенания, плача о тех, кого оставила там, на берегу, куда ей теперь дороги нет.

Эта горькая боль потери, сливаясь с щемящей сладостной истомой, мучила её, истязая предчувствием чего-то неведомого, недоступного и желанного до изнеможения. Из горла рвался крик – она горела, багровые искры разлетались в разные стороны, ненасытное пламя пожирало живую плоть, и сотни глаз с жадностью и ужасом внимали тому, как смерть смеётся им в глаза, выбирая следующую жертву.

И только эти синие глаза, застланные слезами гнева и отчаяния, не отпускали её, мешая костлявой заграбастать своё. И когда пламя добралось до её ног, он бросился к ней, пытаясь собой закрыть от огня, чтобы испить её последний поцелуй и соединиться с ней навеки. С тех самых пор их неупокоенные души ищут свой приют, на закате, пламенея в багровом зареве, чтобы снова сгореть в предрассветных лучах солнца.

Таня медленно открыла глаза и встретилась с ясным синим взглядом, только теперь в них горел весёлый огонёк, плескалась лукавая улыбка и что-то ещё – какая-то щемящая боль. Она, узнала его, он улыбался ей, не сводя с неё глаз. Таня вздрогнула и резко приподнялась.

«Так не бывает, он, что, материализовался, что ли?» – пронеслось у неё в голове.

— Бывает – ты узнала меня. Я всегда был рядом, только ты меня не видела. А я так тосковал без тебя. Ты вообще ничего не помнишь? Как околдовала меня, как… Неужели ничего? — он говорил так искренне, так взволнованно, что она поверила ему.

— Но почему я вижу тебя только теперь, а раньше я только чувствовала, почему? –— тихо проговорила она, читая ответ в его глазах. А там, в их прозрачной синеве, алел парусник – их последнее пристанище. Вот почему было так страшно, но она сделала свой выбор, и теперь они снова вместе полыхают алым пламенем, которое не потушить, как и их любовь.

Он привлёк её к себе, и она почувствовала ту самую сладкую истому и лёгкость во всём теле, ощутила себя лёгким пёрышком, они то ли плыли, то ли летели, это было так ново для неё и так странно и прекрасно. Она в последний раз обернулась назад и вздрогнула, наконец-то осознав до конца, что случилось.

Там, на берегу, осталась лежать прежняя Таня, вернее, то, что от неё осталось, её плоть, что тянула к земле и не давала взлететь. Потому она никак не могла найти себя в земном мире. Её место рядом с ним в кровавом мареве заката, чтобы сгорать в огне желания и страсти, в пламени беззаветной любви, соединившей их навеки, снова и снова, снова и снова...