1980 год - Ропча

Московская олимпиада-80 закончилась 3-его августа 1980 года, и нас (студентов 4-го курса Физфака МГУ) с 6-го августа распустили на летние каникулы, точнее, на то, что от них осталось.

Геологи, с которыми я ездил в экспедиции, давно уже разъехались по своим «полям», а мои друзья по лесным походам освободились немного раньше и отправились в байдарочный поход за Урал.

Мне же байдарка, как средство передвижения не нравилась никогда – не люблю сидеть «кузнечиком» – меня больше привлекали надувные резиновые лодки, с которыми я познакомился в экспедициях, и это исключало наши совместные путешествия, слишком разной оказывалась скорость передвижения.

Однако сидеть в Москве последний летний месяц не хотелось, тем более, что предвидя такое развитие событий, я взял на время у знакомого геолога резиновую лодку «трёхсотку» и собирался в одиночный поход.

Север, к сожалению, отпал сразу: места, где мне хотелось побывать, были в Заполярье и являлись погранзоной, а поездка в погранзону «дикарём» оказывалась совершенно нереальной.

Поэтому место для путешествия я выбирал вполне продвинутым способом: открыл атлас Европейской части СССР, закрыл глаза, ткнул пальцем и попал в середину Коми АССР.

Отыскав карту поподробнее, я выбрал точку начала своего путешествия: место пересечения железной дороги Москва-Воркута и речушки с романтическим названием Ропча.

Далее я предполагал сплавиться по ней до реки Весляна, потом по Весляне до реки Вымь, а по Выми до станции Княж-Погост, где собирался сесть на поезд до Москвы.

Всего сплав рассчитывался километров на 350, и, по моим расчётам, на это мероприятие требовалось две-три недели, дабы не сильно утруждаться на вёслах.

Однако мой план, когда я изложил его маме, встретил её резкое сопротивление. Всё обсуждение излагать ни к чему, главным стало то, что мне пришлось дать ей слово, что отправлюсь я не один («с кем угодно, но только не один»).

Все мои приятели, как уже упоминалось ранее, разъехались, а отправляться с кем-то по объявлению у турклуба не хотелось совершенно, ибо всегда полезно понимать,  чего можно ожидать и на что можно рассчитывать в походе от напарника.

Как раз тут мне позвонила Наташа – последняя из моих знакомых, остававшаяся в Москве и много раз ходившая с нами в походы.

С моим планом она согласилась мгновенно: выбора у неё тоже не было, поскольку она, как и все студенты Пединститута, также отработала своё лето на Олимпиаде.

Отъезд планировался 7-го вечером на две недели, так что времени было не сказать, что много. Продукты, лодка, палатка, спальник – что ещё нужно в дорогу?

Рюкзак у меня был давно сшит из двух больших брезентовых, высотой больше метра, но под мой рост как раз и уже не единожды опробовался в походах, но на этот раз он оказался весом 42 кг, поэтому лямки я дополнительно прошил капроном.

А, в довершение всего, я взял у приятеля ружьё-одностволку, надеясь восполнять возможный недостаток провизии охотой.

Наташин же рюкзак был обычный, туристский, килограммов двадцати весом.

Поезд Москва-Воркута отправлялся в середине дня, вагон – плацкартный, места  – боковые, чтобы не пинали меня по ногам, обычно свисавшим с короткой для меня полки.

Мы загрузились и, поскольку мой рюкзак никуда не влезал (ни под нижнюю полку, ни на 3-ю верхнюю), пришлось поставить его на сиденье на нижней полке, где он и ехал всю дорогу, а потому мы окрестили его «собеседником».

Время в дороге составляло больше тридцати часов, и на наш полустанок мы должны были прибыть около шести часов вечера.

Август месяц вообще жаркий, а в поезде и подавно. Поезд тронулся, и началось (как выяснилось чуть позже) одно из самых ярких приключений в моей жизни.

По жаре есть особенно не хотелось, так что мы обходились чаем и всякой ерундой, захваченной «на перекус».

На следующий день немного похолодало и в середине дня мы решили перекусить, чтобы не начинать наш путь натощак.

По всем прикидкам от полустанка до речки требовалось пройти расстояние около четырёхсот метров, но оно вполне могло оказаться и больше, учитывая масштаб использованных карт.

Одним словом, около полудня мы устроились на завтрак-полдник, и тут выяснилось, что соль Наташа пристроила где-то глубоко в недрах своего рюкзака.

Чтобы не устраивать глубинные раскопки на радость всему вагону, я обратился с просьбой о соли к сидевшей рядом пожилой женщине.

Она тут же предложила нам баночку с солью, и невольно завязался разговор: «А кто вы, куда едете?- Студенты мы, в турпоход собрались.- А Вы?- А я к сыну, через полчаса выхожу. – А он работает здесь?- Да нет, милые мои, «сидит» он тут на «строгом режиме».

Мне как-то слегка поплохело и с запозданием вспомнились когда-то прочитанные слова «Коми – страна лагерей», но я гнал прочь нехорошие мысли, убеждая себя, что от этого места до нашего полустанка ещё больше четырёх часов езды на поезде.
 
А тут за окном показались лагерные бараки в паре сотен метров от насыпи, ограда из колючей проволоки с вышками и часовыми на них, да патрули из автоматчиков с овчарками на поводках.

Нехорошие мысли вновь навестили меня, но я по-прежнему упорно гнал их от себя.

В книгах я про лагеря, безусловно, читал, но в реальной жизни это выглядело немного по-другому, и впечатления становились намного более яркими и выпуклыми, если не сказать «тревожащими».

Бабулька стала собираться на выход, а поезд – притормаживать, на платформе показались солдаты в форме внутренних войск, и народ потянулся на выход.

На место бабульки сел лейтенант в форме с красным околышем, потянулся и задал вполне очевидный вопрос, кто мы и откуда.

Услышав мой честный и правдивый ответ, хмыкнул: «Да, отчаянный вы народ, студенты…» И больше не сказал ничего, только ещё окинул нас внимательным взглядом.

За следующие три часа мы увидели ещё несколько лагерей, изрядно добавивших мне беспокойства, но в последний час перед высадкой ничего похожего не наблюдалось, и ко мне стало возвращаться прежнее спокойствие и уверенность.

Пошёл меленький дождь, исчеркавший окна косыми штрихами, а проводница сообщила, что через десять минут наш полустанок.

Я выволок «собеседника» в тамбур и пристроился рядом. Потом вышла Наташа и за ней – проводница.

Поезд начал тормозить и, наконец, остановился. Кроме нас выходили ещё два человека, они вышли первыми, за ними моя спутница, и, вот, наступил мой черёд.
 
Рюкзак у меня на плечах, перрона нет, а от нижней ступеньки лесенки до земли около метра.

Нужно прыгать, а у меня внезапно появились большие сомнения, выдержат ли прыжок лямки – на такое испытание как-то я не рассчитывал.

Сажусь на пол тамбура и начинаю медленно сползать по ступенькам, вот и последняя, проводница начинает подгонять: «Давайте скорее, поезд сейчас отправляется!»

Собираюсь с духом и прыгаю – даже на ногах удержался, и лямки выдержали… Поезд начал движение, вот, и его красные тормозные огни исчезли вдалеке.

Полустанок – три бревенчатых домика и тропинка, ведущая в лес. Какой-то мужичок подтвердил, что до реки совсем  недалеко. А время – половина седьмого вечера.

Идём к реке, действительно, до неё оказалось несколько сотен метров, и песчаная коса, на которой я распаковываю свой рюкзак и начинаю надувать лодку.

Конечно, в природе для этого существует «лягушка», но она что-то весит и занимает место, и поэтому осталась в Москве, а ртом получалось значительно быстрее, как уже много раз было опробовано в полях.

Вот и лодка понемногу начинает обретать форму, моя спутница хочет поучаствовать, но после нескольких вдохов, говорит, что всё, голова кружится.

Я это тоже когда-то проходил, но уже довольно давно и успел за минувшие годы приспособиться.

А вот и последний выдох, в голове слегка шумит, но это не беда, начинаю грузить вещи, вёсла уже собраны, садимся и отчаливаем, чтобы отплыть от жилья как можно дальше и избежать разных возможных неожиданностей – человеки, они такими затейниками временами оказываются, что не дай бог…

Я сидел верхом на носу, чтобы видеть, куда мы плывём, а моя спутница – на корме. И грёб, в основном, я, ибо вклад от второго гребца был настолько незначительным, что можно было не принимать его во внимание.

Речка оказалась метров пяти шириной  и совсем неглубокой, а вёсла часто цеплялись за дно. Начинало темнеть, становилось плохо «видно воду» и возникала опасность напороться в темноте на притопленную корягу: пора было становиться на ночлег, благо подвернулась хорошая коса.

Ну, это дело обычное – палатка, костёр, котелок, затем пьём чай и забираемся в спальники. День был наполнен впечатлениями, теперь можно и выдохнуть, и передохнуть.

Просыпаемся рано, когда солнце осветило палатку, разбудив нас на рассвете. Вставать было лениво, лежим, переговариваясь о прошедшей Олимпиаде и о том, как же хорошо на природе.

Однако внезапно вдалеке начинают раздаваться выстрелы. Прикидываю, что примерно в это время открывается сезон охоты на водоплавающую дичь, а неподалёку есть озеро, так что всё в порядке вещей.

Довожу эту мысль до собеседницы, и мы продолжаем болтовню ни о чём. Так проходит минут двадцать-тридцать, стрельба на озере стихает, и тут я говорю: «Ну, вот, с водоплавающими закончили, сейчас примутся за двуногих…»

И стоило мне только произнести эти слова, как ударили автоматные очереди. И не сказать, чтобы очень далеко.

В голове сразу же возникла карта с правильным масштабом – озеро на ней оказывалось километрах в двадцати пяти от нас, ни о каком охотничьем сезоне речи не шло, и нам нужно срочно уносить ноги.

Быстро сворачиваем палатку и спальники, грузим в лодку и отплываем. О плохом думать не хотелось, но и хорошего как-то совершенно не чувствовалось.

Речка, действительно, изобиловала топляком, так что накануне остановились мы совершенно правильно, иначе проблем бы нам было не избежать.

Ропча текла, сильно извиваясь в лесу, а говоря учёным языком, «меандрировала».
 
Вёсла иногда цеплялись за дно, иногда за нависающие над водой деревья. Вопрос, что это за стрельбу мы слышали, не вставал вовсе – всё казалось яснее ясного.

К полудню начали выдыхаться – стало быть, пришла пора позавтракать. Нахожу галечную отмель, причаливаю. Беру топор, иду за дровами.

Как только захожу в лес, налетают комары. Плотно так налетают. Сухостоя много, поэтому с дровами проблем нет. Развожу костёр, варим гречку и кипятим чай.

Пока завтракали, рядом причалила моторка с двумя рыбаками. Мужики покидали спиннинг – безуспешно, подходят, спрашивают, можно ли на нашем костре согреть себе чаю – проблем нет, дрова есть.

Слово за слово, начался разговор, кто, что, откуда. И, поговорив о том, о сём, я задал главный вопрос, что же это была за стрельба?– А в ответ: «Да побег это, зеки с зоны сорвались…» «А далеко?»– «Да кто ж их знает, здесь лагеря через километр стоят…» 

Попив с нами чаю, рыбаки отчалили на своей дюральке. Мы тоже стали собираться. А мелькнувшую мысль: «Не стоит ли нам вернуться?»– я отогнал, как совершенно недостойную отважных покорителей неведомых просторов, тем более что возвращаться пришлось бы против течения, что на надувной лодке стало бы совсем непростым делом.

Вечером, выбирая место для стоянки, я отказался от удобного места на косе, к которой мы причалили и где сразу же развели костёр, и поставил палатку на обрывистом берегу над косой (так, чтобы её не было видно с воды), затащив туда же и лодку.

Костёр после ужина я тщательно загасил, чтобы не выдавать место стоянки, несмотря на то, что с костром спать всегда значительно приятнее – как-то на душе бывает теплее, когда рядом горит огонь.

Утром нас разбудил шум лодочного мотора. На берегу, похоже, начиналась какая-то жизнь. Надев штормовку, я вышел на край откоса – внизу трое рыбаков разводили костёр на нашем кострище, собираясь варить уху.

«Доброе утро, чаю вместе попьём?» Мужики подняли головы, увидели меня, тут же бросили разожжённый ими  костёр, покидали котелки со своим уловом  в моторку и «дали газу», чем меня несказанно удивили.

Завтрак много времени у нас не занял, тем более что костёр уже горел, и, завершив нашу трапезу чаем, мы двинулись дальше. Ропча понемногу становилась шире, уже метров десяти шириной, и текла значительно веселее.

Часов около двенадцати стали появляться мысли о перекусе – я уже присматривал подходящую косу, как после очередного поворота справа по берегу увидел дымок от костра.

Но дым этот мне показался несколько странным – обычно, чтобы уменьшить общение с комарами, все костёр разводят на открытом месте, как правило, на песчаной косе: здесь же тонкий дымок поднимался из кустов на берегу.

Когда мы подплыли ближе, на берегу стали видны три фигуры в чёрных робах – один сидел на корточках, прислонившись спиной к сосне, второй веточкой шевелил костёр, а третий вышел на берег и громко обратился ко мне: «Ходы курыть!»– «Не курю!»

Пока особой агрессии заметно не было, но, по большому счёту, мы могли стать весьма желанной добычей: гражданская одежда, документы, лодка и продукты.

А на мелкой узкой речке шансов уцелеть и уйти без потерь оказалось бы не слишком много.

Все эти мысли мгновенно пролетели в моей голове, и я заработал веслом, бросив вполголоса назад: «Греби!».

Однако, в общем-то, я мог этого и не делать – весло позади меня уже описывало два сверкающих полукруга, а Наташины глаза, смотревшие на меня, были полны неподдельного ужаса.

Это нужно было видеть – надувная лодка шла, как глиссер, оставляя за собой два расходящихся «уса» на воде. Мне никогда: ни «до», ни «после» этого, не доводилось видеть, чтобы девицы ТАК гребли…

Мне можно было просто сидеть, сложа руки, от моих усилий практически ничего не менялось, хоть я и пытался показать «высокий класс гребли».

В голове появилось объяснение, отчего так внезапно утром снялись с места рыбаки – видимой палатки и какого-либо признака стоянки не замечалось, а персонаж, в моём лице вышедший из леса на берег, не мог не вызвать законных подозрений.

Практически та же история встречи с зеками, но только наоборот.

И когда через час я предложил остановиться на запланированный ранее перекус, то услышал в ответ: «Нет, плывём дальше!» И ещё через час такой же ответ.

И ещё через час. Мы остановились на привал лишь около пяти часов дня. И эта остановка стала самой короткой из всех, а затем мы снова взялись за вёсла.

Вечером на ночлег мы вставали уже затемно, когда я совсем перестал «видеть воду». Лишь вероятность напороться на топляк заставила нас остановиться на ночлег, когда мы уже вышли на Весляну, а от встреченных зеков нас отделяла впадавшая в Ропчу справа по берегу речушка.

В эту ночь (и во все последующие) я клал между нашими спальниками заряженное ружьё.

Первый раз в жизни мне пришлось столкнуться с противоречием между необходимостью защитить и целесообразностью таких действий, поскольку хорошо понимал, что этот выстрел станет последним в моей жизни, по существу ничего не изменив в целом, ибо шанса на второй у меня уже не окажется.

Так себе, скажу, выбор. Но другого, увы, не наблюдалось.

Весляна текла значительно шустрее, по ней когда-то сплавляли лес, заготовлявшийся по берегам зеками – мы несколько раз видели по берегам чёрные полусгнившие сторожевые вышки, а вдали разваливавшиеся от времени бараки.

В один мы даже заглянули, поднявшись по берегу и стараясь не терять нашу лодку из виду – зрелище оказалось весьма удручающим – местами провалившаяся крыша, остатки стёкол в окнах, чёрные нары, какое-то шмотьё под ногами, запах тлена и неизбывное, сильно давящее ощущение мрака, тоски и печали.

На Весляне мы первый раз увидели «катища» – вырубленные просеки на крутых береговых склонах, по которым спиленные деревья сталкивали в воду, собирая далее в плоты.

Из чистого любопытства по одному «катищу» я поднялся на берег посмотреть «как оно там». Наташа, устав за день от гребли, подниматься не стала, оставшись у лодки.

На реку уже спускался вечер, багровый закат в полнеба освещал просеку,  поднявшись по которой я вышел на открытое пространство и замер: передо мной к алому, как кровь, горизонту уходили ровные ряды одинаковых безымянных холмиков, совершенно не отличавшихся друг от друга и поросших травой.

Всё было ясно без слов – лагерное кладбище.

Тягостное ощущение ужаса, оставшегося где-то там далеко в прошлом, ложилось на плечи тяжёлым грузом.

Спустившись к воде, я предложил подняться и посмотреть Наташе, остававшейся у лодки, но она, спросив, что там, и услышав мой ответ, решительно отказалась.

Даже теперь, почти сорок четыре года спустя, когда я пишу эти строки и вспоминаю увиденное тогда, то же самое ощущение безысходной печали приходит из прошлого, пробуждая в душе даже не воспоминания, а незабытые ощущения, которые теперь уже превратились в воспоминания.

Ещё через день мы подплыли к посёлку на берегу с названием Вожаель: у места, где можно было причалить, стояла будка на берегу, рядом сидели двое солдат с автоматами, и когда я спросил, можно ли оставить ненадолго лодку, пока мы дойдём до почты, то услышал в ответ: «Да, конечно, оставляйте – кто ж её тут возьмёт?»

И мы пошли, чтобы отправить телеграммы домой.

По дороге у меня в голове родился шальной текст: «Всё хорошо, проходим центр Архипелага…»– однако пока мы дошли до почты, по дороге пройдя мимо домика с вывеской: «Коми АССР, Управление лагерей, пос. Вожаель», и не один раз встретив солдат с красными погонами, текст как-то сам по себе превратился в самый обычный: «Всё хорошо, прошли Вожаель»,– ибо совершенно не располагало это место к шуткам на «лагерную» тему: прямо витало что-то такое в воздухе.

На обратном пути мы зашли в поселковый магазин и купили хлеба: больше ничего, достойного внимания, там не было.

Вернувшись к лодкам, двинулись дальше вниз по Весляне. На следующий день мы дошли до посёлка Весляна.

Там посередине  реки на якоре болтался буй с круглой площадкой и с автоматчиком в плащ-накидке.

В посёлке причаливать мы не стали, поскольку впереди на левом берегу виднелись сторожевые вышки с колючей проволокой и патруль с овчарками.

То ли в эту ночь, то ли в следующую нам пришлось вплотную познакомиться с мошкой. И знакомство это оказалось очень запоминающимся: душный предгрозовой вечер сменился ночной тьмой, под покровом которой тысячи лапок начали щекотать наши тела в спальниках, спасения от них не было никакого, ко всему ещё добавлялись укусы.

Немного облегчил положение костёр с сырым лапником, дававшим густой тягучий дым, но от дыма в палатке практически стало нечем дышать, и эта ночь прошла очень так себе.

Для меня это оказалось первым столь плотным знакомством с мошкой, поскольку с геологами мне доводилось бывать только на Севере, где её почти совсем не бывало.

Наташа же с мошкой столкнулась впервые, и мошка произвела на неё неизгладимое впечатление. Спать практически не пришлось.

По счастью, такая ночь: с духотой и без малейшего ветерка, оказалась единственной за всё время нашего сплава.

И каждый день, как тяжёлая грозовая туча на горизонте, витала мысль о тех (а возможно и других) зеках. Картина с костерком и тёмными фигурами на берегу никак не желала уходить из памяти.

Наконец, ещё через день, к вечеру пошёл мелкий противный дождь, когда сквозь пелену дождя я заметил на правом берегу голубой трактор «Беларусь» и несколько бревенчатых домов. Словно камень, тяжёлый груз мыслей скатился с плеч – люди!..
 
Мы причалили у самого трактора и поднялись на обрывистый берег. В ближнем доме тепло светились окна, но дверь была заперта. Подойдя к окну, я аккуратно постучал.

Откинулась занавеска, и появилась небритая мужская физиономия. Окинув нас внимательным взглядом, хозяин пошёл открывать дверь и позвал нас в дом.

Дальше пошли уже вполне привычные вопросы: кто, что, почему.
Пригласили за стол, поставили две миски, а мою попытку сходить за нашей посудой сразу пресекли вопросом: «Вы что, брезгуете?–Так мы не заразные, не бойтесь!»

Утешение было слабым, но пришлось сесть за стол.
В миски нам наплескали по черпаку гороховой похлёбки с тушёнкой.

Рассказывая, кто мы и откуда, мне пришлось рассказать о виденных на берегу зеках. Ответ старшего меня сильно удивил: «Так вы бы хлебушка им дали, они ж, наверно, голодные были…»

Тогда я аккуратно задал вопрос, чтобы понять, к кому же «в гости» мы попали?- Ответ буквально прогремел, хотя слова были сказаны вполголоса: «Да, условно-досрочные мы…»

И деваться было совершенно некуда. А вся радость от встречи с людьми сразу куда-то улетучилась.

Наш ужин завершился крепким чаем. Снаружи дождь усилился, и нам предложили провести ночь у них на сеновале.

Идти под дождь из тёплой избы не хотелось совершенно, и поэтому мы решили остаться, только сходили за спальниками и вытащили лодку на высокий берег.

Нельзя сказать, что ночь прошла очень спокойно, поскольку рядом за стеной ворочались, хоть и условно-досрочные, но всё же зеки, и что могло им прийти в голову, представить было трудно.

Поднялись мы рано, дождь не сказать, что перестал, но перемежился. Старший к тому времени уже поднялся и ставил чайник.

Вот только от чая мы отказались, сославшись на необходимость отправиться в путь до возможного дождя. Уговаривать нас он не стал, и мы отчалили.

Ещё через пару дней мы добрались до впадения Весляны в Вымь, которая оказалась шириной в несколько сотен метров.

Поэтому дальнейший наш сплав проходил вдоль правого берега, поскольку даже не слишком сильный ветер разгонял нешуточную волну, начинавшую перехлёстывать через борта лодки, тем более что Княж-Погост ожидался на правом берегу.

К тому же у берега волнение было намного меньше, и риск принять через борт воды – тоже. Ещё через два дня, впереди показались дома Княж-Погоста.

На этом водная часть нашего путешествия заканчивалась: у первых домов мы вытащили лодку на берег и, немного обсушив, спустили её и свернули, упаковав в мой рюкзак.

Дальнейшее мне виделось весьма простым: ж/д станция – билеты на поезд – Москва.

Но тут обнаружилось небольшое препятствие: в Княж-Погосте НЕ было станции (т.е. на карте в атласе она была, а в жизни железная дорога проходила через посёлок Железнодорожный, на другом берегу Выми в нескольких километрах от берега).

Первой появилась мысль распаковать лодку, переправиться через Вымь и продолжить свои действия по первоначальному плану.

Правда, весьма нехорошие мысли рождались при взгляде на волнующуюся от ветра Вымь.

Однако почти сразу же, выяснилось, что через пару часов в Железноорожный пойдёт рейсовый автобус, и на него можно будет попасть.

Автостанция была недалеко, и мы сразу двинулись туда, дабы не искушать судьбу лишний раз.

Когда мы прошли полдороги, прозвучала сирена, возвестившая конец рабочего дня.

Ворота в высоком заборе, мимо которого мы как раз шли, распахнулись, появились автоматчики с собаками, и за ними строем потянулись заключённые.

По обеим сторонам колонны  через каждые 5-7 метров шли автоматчики с овчарками на поводках.

Однако больше всего привлекали внимание сами зеки: в чёрных робах, они держали руки за спиной и молча так шли, глаза их смотрели в землю, а если взгляды и отрывались от земли, то в них сквозила такая злоба и ненависть, что по спине невольно пробегал холодок...

Мы подождали, пока эта печальная колонна пройдёт мимо, и двинулись дальше. На автостанции купили билеты и оказались первыми на посадку у остановки.

Через полчаса пришёл автобус – старый «ПАЗ», и мы почти с удобством устроились на задних сиденьях.

Народ всё прибывал, желающих уехать было много, и вскоре маленький автобус оказался набитым до отказа. Водитель закрыл двери, и автобус двинулся к паромной переправе.

Одним словом, через час мы сошли у ж/д вокзала: судя по расписанию, поезд Воркута-Москва ожидался через час, но в кассе меня снова ожидало сильное разочарование – билетов не было. Никаких.

Ни на сегодня, ни на три последующих дня. Мы вышли на площадку перед кассой, когда там наметилось некоторое оживление и суета: как выяснилось, через час должен был отправляться автобус до Сыктывкара – столицы Коми АССР (127 км).

А Сыктывкар же был конечной станцией железной дороги, где шансов попасть на поезд, по моим представлениям, должно оказаться не в пример больше.

Билеты на автобус в кассе были, автобус (старенький «ЛиАЗ») пришёл вовремя, и мы снова устроились на задних сиденьях со своим «собеседником», ибо в багажное отделение под автобусом он не влезал никак.

Уже совсем стемнело, наш автобус двигался по дороге, проложенной в тайге, и освещая дорогу светом своих фар.

Ехать нам предстояло 3 часа, но приблизительно через час автобус внезапно остановился прямо посреди тайги.

Я аккуратно выглянул в окно, приоткрыв шторку: автобус окружали солдаты с автоматами и овчарками.

Водитель открыл переднюю дверь, по ступенькам поднялся лейтенант внутренних войск и, оглядев пассажиров, буднично объявил: «Проверка документов…»

Сразу вспомнились детективные фильмы с похожим сюжетом: и здесь проверку тоже прошли не все – двоих, по виду рыбаков, высадили и куда-то увели.

Наши паспорта были тщательно изучены, задан контрольный вопрос: «Кто–куда–зачем?»– и автобус двинулся дальше.

В Сыктывкар мы прибыли в 22-30, ж/д кассы уже полчаса, как закрылись до утра, и нам пришлось подыскивать себе места в зале ожидания, чтобы хоть немного поспать.

Места-то нашлись, вот, только спать не пришлось: в одном углу пьяно гомонила картёжная компания, невдалеке позади нас громко плакал ребёнок, а в другом углу навзрыд рыдал ещё один – одним словом, сон не шёл.

Где-то около часа ночи появился милиционер в форме и, как бы прогуливаясь, стал прохаживаться по залу ожидания неторопливым шагом.

Я обратил внимание, что он, как самонаводящаяся торпеда, постепенно сужал круг в своей прогулке, не выпуская нас из своего поля зрения, причём наши скромные персоны оказывались в самом центре этого круга.

Наконец, милиционер материализовался перед нами с вопросом: «Кто такие?- Документы!» Изучив паспорта, поинтересовался, что мы здесь делаем?- Услышав, что студенты, захотел получить подтверждение наших слов.

«А в рюкзаках что?»– «Лодка, спальники, вёсла…» Пришлось доставать студбилеты. Внимательно изучив их, он пробурчал под нос: «Неугомонный вы народ, студенты – всё вам нипочём…»– и двинулся прогуливаться дальше.

Сон теперь точно не шёл, и задремали мы только под утро, когда в 7 часов открылись кассы вокзала.

Фирменный же поезд «Сыктывкар» до Москвы отправлялся около часа дня.

В этот раз билеты мы взяли в купейный вагон, потом сдали свои рюкзаки в камеру хранения и пошли прогуляться по городу, дабы посмотреть на него вблизи, а не ночью из окна автобуса.

Перед этом мы перекусили по дороге булочками с маком и кофе в вокзальном буфете.

Ничем иным же подзаправиться там мы не рискнули «во избежание…».

Город оказался свежепостроенным, с девяти- и двенадцатиэтажными домами, лишь несколько условно старых зданий в центре и всё.

Правда, в центральном универмаге нам попались забавные фигурки, «Чуди», как значилось на ценнике – это такие комяцкие божки.

«Чуди», были выполнены из обожжённой глины очень реалистично и с анатомическими подробностями (из тех, что гостям обычно не показывают).

Не купить их оказалось совершенно невозможно: настолько они выглядели необычными и непохожими ни на какие другие местные сувениры.

После этого, завершая свою маленькую экскурсию, мы вернулись на    вокзал.

Ждать отправления оставалось уже совсем недолго и, забрав рюкзаки из камеры хранения, поднялись на перрон.

Поезд подали вовремя, у нас были верхняя и нижняя полки. Наташа решила обосноваться на верхней, мне же досталась нижняя, а «собеседник» пристроился под столиком посреди купе.

После отправления ещё два места остались незанятыми, однако часа через четыре, на какой-то маленькой станции в вагон загрузились три «В», как они себя называли: два Володи и Витя – весёлые физики из «Курчатника» (ИАЭ им.И.В.Курчатова) с байдаркой.

У них был свой выезд на природу со сплавом, и после двух недель беззаботной жизни они возвращались на работу в Москву.

Отдохнули они знатно: с собой они брали из Москвы 4 литра спирта, запаянных  в 3 банки от киноплёнки, которые они лихо допили уже в поезде и на ближайшей станции делегировали одного «В» за добавкой для «продолжения банкета».

По широте своих натур все три «В» хором предложили и нам присоединиться к ним, а после нашего дружного отказа главный «В» весело прогудел: «Ну, ничего, нам больше останется!..». И они продолжили отмечать завершение своего путешествия.

Ночью я проснулся от шевеления какого-то из «В» на верхней полке, затем раздался негромкий возглас, и на фоне синего ночника под потолком возник тёмный силуэт, по форме весьма напоминавший растопыренного краба (или парашютиста перед раскрытием купола).

Потом же «краб» тяжело рухнул в проход на столик и на «собеседника» с выступавшими дюралевыми вёслами, издав при этом тяжёлый вздох с пристаныванием.

Тут второй «В» с нижней полки с искренним и неподдельным интересом заключил: «Полёт шмуля прошёл успешно. Шмуль, а повторить полёт сможешь? –  Не-ет… Бо-ольно очень…»– послышалось в ответ.

На этом ночные происшествия, к счастью, закончились. Следующий день прошёл совсем незаметно, а вечером мы сошли с поезда на Ярославском вокзале в Москве.

Так закончилось самое длинное приключение в моей жизни, подарившее мне яркие и запомнившиеся воспоминания, не говоря уже обо всём прочем…

1980