Дум-Дум. 6. Псилоцибиновая одиссея 2003

Меня пронзила острая боль. Казалось, что я горю, охваченный белым пламенем. Пламя стало стихать, потухло, но на смену ему пришли мгновенные вспышки и клубы дыма. Лама-хирург осторожно извлёк инструмент. Во лбу осталась деревянная пробка.

Т. Лобсанг Рампа «Третий глаз»

Постепенно сырой холодец сумерек оставил улицу, уступив законное место на арене йодистому свечению фонарей. Мы стоим на пешеходном пятаке Трёхи. Мимо нас снуют экстравагантного вида подростки в широченных штанах, кислотных расцветок худи, с остекленелыми гримасами глаз и улыбок.

Этой осенью в городе Тверь псилоцибиновый бум. Необычайно дождливый климат в сочетании со спорадически выпадающими, но очень жаркими днями (t° под 30) вызвал к жизни внештатное поголовье псилоцибиновых поганок. Во всех молодёжных тусах только и разговоров что о грибах. Делятся на кланы. От категорических отрицателей до фундаменталистов. Грибы жарят на сковородке с подсолнечным маслом, настаивают на кипятке (говорят, так вставляет уже через 10—15 мин.), просто едят, закусывая чёрным хлебушком или запивая водичкой.

Мы подходим к нашему «связному» по кличке Пятак. Далее, уже вместе с ним, перемещаемся к многочисленной группе ****юков на бульварной скамейке. Пятак вычленяет из толпы приземистого, похожего на гнома, вроде того, что скачет в киносрани «Властелин колец», чувака. Остальные понимающе кивают сине-зелёными головами — звенят мириадами колец в губах и невидимых глазу гениталиях. Возрастная категория от 12—15 лет. Матерь божья, что МЫ делаем в этом детском лягушатнике?! Младшему из нас 22. Старпёры, а всё туда же…

Нашего дилера зовут Огурец. Делаю зарубку на коре головного мозга — запомнить погоняло на будущее. Он в оранжевой футболище 60-го размера и штанах, в которые можно целиком запихнуть Шакила О’Нила. Неужели все они слушают рэп?

— По чём? — спрашивает Пятак.

— По рублю, — отзывается Огурец.

Всё происходит на глазах у стоящего неподалёку патруля ментов. Интересно, они в курсах или им на всё похерить? Мы двигаемся за нашими проводниками-сусаниными под арку, в «сталинский» зассаный дворик. Осторожность тоже не помешает. Мы — это Бильярдо, Болезный, и я. Я достаю из-за пазухи промоченный потным волнением стольник. Взамен получаю свёрнутый из тетрадного листка «в клеточку» плотный, с сыроватыми жёлтыми пятнами от пигмента, пакет. Все облегчённо вздыхают и закуривают. Между Пятаком и Огурцом завязывается делёжка опытом. Нам остаётся только олигофренически улыбаться слушая их.

— Это какие? — интересуется Пятак

— Мигаловские. Нормально вставляют.

— А мы вчера с моей скво в Змеёво ездили. Те послабже. Я на них уже 3-тью неделю висну. Меньше, чем 150 шт. не забирают.

— Я вчера Мигаловских обожрался. С нашими на хату пошли. Думали, как всегда на выходной, групповуху устроить. Ну, а я-то уже под ними. Пива глотнул — и чё-то сплохело. t° 40. Всей туснёй меня аспирином UPSA отпаивали. Думал сдохну, до того обосрался.

— Бывает…

— Я вам ещё по дружбе отдал. У меня тут цыгане, которые золото скупают, хотели 300 шт. за 2 косаря взять. Ну, давайте, пацаны, не перебирайте особо.

— Счастливо.

Огурец уходит не спеша к своим разукрашенным корешам.

«Ну, чё, как договаривались что ли?» — глядя в сторону, вопрошает Пятак. Я медленно разворачиваю пакет. ****ь-ковырять! Какие же они огромные! Со школьного тетрадного листа на меня смотрят грязноватые, величиной около 12-ти сантиметров каждый, с продрисью фиолетового по краям шляпок, ядовитые обрубки. Может, высокооктановое топливо на этом Мигаловском аэродроме так на них влияет? Дрожащей от страха за свою жизнь дланью я протянул Пятаку этих монстров. Пятак сноровистой рукой отсчитывает себе 10 стеблей, собирает их в горсть и, закинув в рот, методично дует челюстями с видом китайского резанного по черепаховой кости Будды.

— А как же шляпки? — спросил я.

— Себе оставьте. Я сегодня уже 4-тый раз закидываюсь. Да ещё водку пил, — натянув поглубже на голову потрёпанную бейсболку, Пятак сует руки в штаны с многочисленными накладными карманами, ненароком обнажив на предплечье тату в виде свастики, и отчаливает с отрешённым взглядом куда-то по своим делам.

Приём решено было отложить на завтра.

***

У меня дома. Сидим на кухне. Где-то в квартире ходит сестра. Для конспирации, как учил В. И. Ульянов в учебнике для чтения из моего детства, я пускаю струю воды в раковину. Посреди стола тарелка. Полнёхонька. Готовые к употреблению, похожие на гигантские трупики фиолетовых сперматозоидов, сгустки мицелия.

— Ну… и как их хавать? — спрашивает меня Биль. — Они ж все в песке…

— Берёшь и жрёшь, — говорю я. — Ну, если хочешь, можно водой промыть.

Я беру дуршлаг, в котором обычно мою спагетти, и вываливаю в него кучу из тарелки. Хм-м, если б это дерьмо продавали свободно, как макароны, на развес, или в целлофановых пачках с надписью: «Приятного вам трипа!», их бы и в голову не пришло никому лишний раз потреблять. А так — запретный плод сладок. Философия в нагрузку. Кастанеды, Доны Хуаны, Greatful Dead’ы всякие.

Пока промываю, рассказываю пацанам предысторию:

«Давно уже к ним тянуло. Ну, сами сечёте. Религиозный аспект, шаманство всякое. Пошли тоже раз с чуваками, — кто-то ляпнул, что в Комсомольской Роще их можно надыбать. Как выглядят, не знаем. Делать нечего, ходим, собираем все подряд, какие по описаниям подходят. Жрём тут же, не отходя от кассы. Час собираем, два. И чёрные, и зелёные, и уж совсем ядовито-золотые. Походим — поблюём, походим — поблюём. Устали. Ещё мужик всё мимо нас по тропке бегал, круги нарезал. Спортсмен, наверное. Марафонец. Короче, пока на бледную поганку не напоролись, лучше, думаем, наберём тех, что показистее и поедем к специалисту. Знал я одного. Лёха-Грибник. Он ещё на заре 90-тых увлекался. Его один мастер питерский 3 года обучал, ещё когда вся байда эта у нас в стране только попёрла. Рэйв-революция, кислотные вечеринки, журналы про электронную музычку. В общем, приходим к нему, он глянул одним глазком, и говорит: „Вон, мусорное ведро стоит — туда и бросайте“. Мол, отстой это всё. А мы там полдня проползали. Как лохи. У него ещё дома какие-то бабы сидели и чел лет под 50. Я сначала подумал это батька Лёхин. Ну, разговор, ясно дело, о грибах зашёл. И тут чел этот как понёс, как понёс! Типа: грибы они сами знают, кому в руки даваться, наблюдают за собирателем из-за кочки или из-за куста какого-нибудь, и думают — „отдаться ему или нет?“ Бабы они что ли, чтоб отдаваться? Думали, на понта берёт, оказалось, нет. По н;туре мужик… того. Про собаку рассказал свою, с которой под грибами разговаривает. Но я думаю, тут первобытный пласт психики задействуется, мы же все по сути звери. И других зверей тоже понимать могём. Только не помним, как это. Короче, так и не попробовали тогда грибков. Ну, чё, давайте хавать что ли…».

Скрипит на зубах песок. Жуём. На вкус — заплесневелые шмотки из сэконд-хэнда. Тактильно — эластичные трубочки капельниц для внутривенных вливаний, постепенно нисходящие на жидкую кашицу.

Минуты ожидания тянутся как кленовый сироп над блинами.

Болезный: Биль, ты чё притих?..

Бильярдо: Блевать слегка тянет.

Я: На вот — хлебом зажри или водой…

Протягиваю ему корку чёрного хлеба и плюхаю воды из-под крана. Говорят, минут 40—60 надо подождать. Все рассасываются кто куда. Болезный читает какую-то идиотскую статью про «Metallica» в журнале; Биль уставился в ожидании первых глюков на рисунок обоев в комнате; я принимаюсь укладывать одежду в шкафу, что обычно меня ни в жисть не заставишь делать. Нервяк. Включаю мафон и начинаю тихонечко притоптывать под музыку. Это одна из моих любимых вещей. Корифеи даунтемпо — «Fila Brasillia». Эк, приджазовали в этом месте ребята! Здорово! Понемногу музыка настолько захватывает меня, что я хватаю с кровати узорчатое покрывало и, накинув его себе на плечи, как индейский вождь пончо, изображаю ритуальный танец вселенского Счастья и Добра. Дружелюбные деревья за окном приветствуют меня взмахами ветвей. Они разговаривают со мной языком жестов для глухонемых. О да, Друзья, я вас прекрасно понимаю! Я посылаю Вам своё телепатическое послание в ответ! Да, я тоже люблю Вас! Деревья согласно закивали ярчайше-зелёными макушками — давая понять, что моя мысленная морзянка дошла до них без помех. Связь нормальная. Обрыва на линии нет. Приём. ****ь, чума какая-то! Сам не заметил, как отошёл. Неужели работает?! Надо проверить, как остальные.

Болезный по-прежнему читает журнал, но рожа его что-то подозрительно улыбчива. Он и так-то от природы не красавец, а сейчас, с раззявленным во всю ширь хавальником, он похож на амазонскую рептилию. Обожравшуюся грибов к тому же. Биль тоже подхихикивает и бросает взгляд то на меня, то на обои.

— Чё ты там углядел? — спрашиваю.

— Смотри! — говорит и тычет пальцем.

Я посмотрел. Мать моя женщина! Почему я никогда до этого не замечал, какие же у меня фантастическо-психоделические обои в комнате?! В обыденной жизни серые, геометрически ровные квадраты вдруг обернулись неописуемой красоты волнующимся из стороны в сторону морем. Молниеносные всполохи голубоватых штрихов прорезают стену при каждом еле заметном повороте головы. В глазах рябит от солнечных бликов на поверхности воды. Ур-р-а-а! Я псилоцибиновый Одиссей! А эти доблестные воины рядом со мной — моя псилоцибиновая команда! Неожиданно Болезный разражается взрывом истерического хохота. В комнату заглядывает сестра. Мы ему: «Ты чё ржёшь, придурок?» А самих уже так и подмывает, так и подколбашивает. На очереди Биль — его крючит так, что он не в силах поднять с кресла своё тело «a la Бухенвальдский дистрофик». Скорее на улицу! Пока сеструха не позвонила в психушку. Я стараюсь держать ситуацию под контролем, но чувствую, что это ненадолго. Меня самого уже распирает. Лицо самопроизвольно ломается в дибильно-радостную гримасу. Гы-гы-гы-гы-умх!!!! Кое-как доползая на четвереньках до коридора, мы одеваемся и выкатываемся на воздух. Навстречу, нам в грудь, ударяется целый сказочный мир! Какая тут на хрен Шахерезада!

***

…Магическая сила колдовского Гриба указует нам путь! Мы движемся вперёд к пластилиновому, раскалённому докрасна шару Солнца! Его солнечные стрелы пробивают насквозь наши грудные клетки! Внутренности под всей поверхностью кожи зудят в беспрерывном броуновском движении! Нечеловеческая энергетика обуревает наши организмы полубогов! КПД 1000%. Взмахом руки при ходьбе мы способны разрушить многоэтажное здание! Наше дыхание может переворачивать автомобили и выкорчёвывать с корнем деревья! А запах флуктуаций уничтожать всё живое в радиусе действия водородной бомбы! Но нам нет нужды доказывать свою Силу кому бы то ни было! Мы и так знаем, что Сила в нас! Три космических товарища! Три межгалактические ракеты класса «Вселенная-Бог»! Три всемогущих нашкодивших поросёнка!
***

Безо всякого предварительного сговора мы организовались в единую биомассу. Этакую передвижную Грибницу. Мысль об общественном транспорте даже не приходит нам в голову. Мы шагаем великанскими шагами юного поэта Маяковского, подчиняясь какому-то общему встроенному компасу. Позднее я пойму, что это именно Гриб вёл нас к тому месту, где он впервые дался нам в руки. Но это будет позднее. А пока мы сворачиваем в Парк Победы, где прохаживаются с колясками умиротворённые тёплым воскресным днём мамаши и причудливые в своей немощи пенсионеры. На дороге нам попадается пятно блевотины. «Смотрите!» — верещит в судороге восхищения Биль. Заворожённые, не в силах оторвать лихорадочных глаз, мы столпились вокруг недопереваренной пищи и наперебой разражаемся Ниагарой восторгов:

— О! Эти краски достойны лучших полотен художников-импрессионистов!

— Вы только всмотритесь в удивительное сочетание красного и бледно-жёлтого!

— Я сейчас кончу, чуваки!

Но, размахивая нашими развинченными клешнями, мы спотыкаемся и уже несёмся дальше, не в силах устоять перед открывшейся перед нами панорамой Страны Чудес под ржаво-прекрасной вывеской «П К ПО ЕДЫ». Высотой в человеческий рост папоротникообразные растения, искрящиеся переливчатыми змееподобными телами лианы, бутылковидные сорта пальм — зависть любого нефтяного шейха, достойные экспонаты для персонального мини-оазиса в пентхаусе… на крыше небоскрёба… в самом сердце Омана. А это что за матрона? Ах, это лишь почтенного возраста старушка. Но сейчас она так органично вписана в данный сельвийский контекст — ацтекская, случайно ожившая мумия 4000-летней выдержки в пчелином меду и сброженных листьях коки. Я прямо чувствую, как её гипнотический взгляд пролезает под мою черепную коробку. Тварь! Что ей от меня нужно?! Скорее туда, к спасительному блеску воды меж ветвей. Протекавшая в парке ранее речка-говнотечка теперь — ирреальный сраный РАЙ с перекрякивающимися друг с дружкой утками, вздыхающей при каждом моём вдохе поверхностью воды и целующимися на противоположном берегу Адамом и Евой. Неподалёку Болезный, ничуть не помогая себе руками, обрывает ртом, точно жираф-недоросток, с ветки какого-то экзотического дерева молоденькие листочки. Ещё один представитель местной фауны.

— Ты видишь этих двоих на берегу, они целуются? — спрашиваю я у Биля, силясь раскодировать мозгом то нечётко-плывущее, то излишне-дальнозоркое, то всеохватно-сферическое изображение «действительности».

— Должно так быть, — говорит Биль, на гора выдавая целую бездну смыслов, в которую, как нам теперь кажется, могут заглянуть только отведавшие священного Гриба.

Мысли мои бегут всегда чуть впереди артикуляции, и пытаться облекать их в слова бесполезно. Я начинаю говорить одну фразу и заканчиваю её той, что свежесформировалась где-то в глубине подсознания. Не в силах более сопротивляться нахлынувшему шквалу чувств и эмоций, я падаю в густую болотную траву и лишь созерцаю. Как прекрасен твой мир О, Христос-Магомет-Иегова-и прочее! Как он прекрасен!

***

…Эпизод №2 нашей самоидентификации застаёт нас в том же «сталинском» дворике, где мы брали товар. В поле зрения мягко и неназойливо вплывает наш давешний знакомый Огурец и спрашивает: «Ну как, завтра ещё брать будете?»

Вопрос звучит как лёгкий скрежет затачиваемой напоследок гильотины над головой приговорённого. Если б этот ублюдок только знал, как нас сейчас плющит! Мы сидим втроём на усыпанной песком скамейке. На миниатюрной клумбочке перед нами исполняют какой-то танец шизофреников, выпущенных на свободу, нестерпимо-голубые незабудки. А тут ещё этот, со своей футболкой огненно-оранжевого цвета, от которого хочется навечно потерять зрение, как чернокожий соул-певец Рэй Чарльз.

Видимо, что-то про себя сообразив, Огурец незаметно удаляется. Но от этого нам не становится лучше. Вот уже часа 3 как мы не способны издавать членораздельные звуки, а только бульканье, переходящее в разнокалиберное эхо-хо-хо-хо. Со временем кардинальные проблемы. Ощущение такое, что ты существуешь только здесь и сейчас. И тебя никогда не было до и не будет после. Что такое ЗАВТРА или, скажем, ВТОРНИК, лучше вообще забыть. Неодолимый провал в памяти. От этого — СТРАХ. Неужели, это никогда не кончится?! В нервическом оцепенении я молочу Бильярдо в костлявое плечо — он единственный из нас, кто в своё время прошёл огонь, воду и героиновые отходняки — и, захлёбываясь слезами, причитаю одним вопросом: НУ, ЗАЧЕМ МЫ ИХ СТОЛЬКО СЪЕЛИ?! — НУ, ЗАЧЕМ МЫ ИХ СТОЛЬКО СЪЕЛИ?! — НУ, ЗАЧЕМ МЫ ИХ СТОЛЬКО
Внезапно, Болезный сползает со скамьи на колени и, схватившись руками за голову, начинает осатанело орать. Через его стоны слышно сквозьзубное: «Темно! Ничего не вижу! Какой-то рёв в голове! ОНИ зовут меня! ОНИ из космоса! ОНИ стреляют из лазеров!»

От страха за Болезного и его душевное здоровье — что мы скажем его матери? — я хватаю у него из рук баранку штурвала и со всей дури жму на гашетку… мерцающие перламутром трассы прорезают безвоздушное пространство… резким рывком я подаю штурвал на себя… наш челночный космический гриболёт послушно взмывает вверх… как корпускулярный кролик в горящей траве… кажется, оторвались… но нужно ещё вернуться на Землю и выполнить задание… на борту у нас 18 ядерных грибоголовок… грибанутые террористы из Грибанистана… взорвать здание Всемирного Грибного Торгового Центра… ВГТЦ… смерть глобальным грибным щупальцам, опутавшим планету… долой грибочеловечество… да здравствует священный
***

…Мы приходим в себя под придорожным рекламным стендом, гласящим, что шоколад «Папа Карло — это всегда отличное настроение!». В руке у меня неизвестно откуда взявшаяся бутыль минеральной воды. Она кочует между нашими ртами. Постепенно возвращается ощущение времени, приходят в норму зрительная картинка и слух. Господи, неужели кончилось?! Если б простой обыватель только знал, какое это счастье находится в 4-хмерном пространстве со всеми его войнами, катаклизмами, голодом и неразберихой! Пусть это не будоражащий усталый от каждодневной суеты мозг целлулоидный комикс, где всё цветёт и пахнет. Но зато, здесь есть такие понятия как: МИР, КРАСОТА, ДОБРО, ЛЮБОВЬ… — так, кажется, начался стандартный отходняк под кодовым названием «Депрессивный Психоз». Всё, как и предсказывали знатоки-грибоеды.

Со слезами умиления мы сажаем Биля на маршрутку. Ёж-вашу-Машу, это смахивает на проводы солдата на фронт. Вот он помахал нам рукой. Почему я никогда не таскаю с собой носовой платок?! Как это поётся… э-э-э… «Шёлк-оооооо-вый синииииииии-й плаааааааа-точек»…

Мы идём вдоль гремящей машинами автострады. Впереди две мокрощелки лет по 13. Я обгоняю их и, размахивая руками как пропеллером, начинаю втирать им про то, «как прекрасен мир и вообще планета Земля; как много здесь чарующих Незнакомок; что нужно любить людей и другую всякую зверушку…».

Девки с испугу шарахаются в сторону и, несмотря на беспрерывный поток машин, перебегают на другую сторону улицы. Приняли за психа. Но я всё равно прощаю их прощением тибетского умудрённого годами старца. Благословляю вас, дети мои! Остались только мы вдвоём с Болезным в этом бренном мироздании. Я спрашиваю у него:

— Как думаешь, БОГ всё-таки есть?

— А буй его знает…

ХОЛОД И ШИЗА / 1998