Башня. Франция

Уважаемый читатель!
Это произведение написано совместно с Огнеславой:
http://proza.ru/avtor/ogneslava

Род Ретель был древним... Очень древним. Предки дядюшки Антуана, вероятнее всего, пришли во Францию вместе с франками. Но этого точно никто не знает. Позже они имели феодальное владение, преобразовавшееся в графство Ретель. Были среди Ретелей и крестоносцы, и архиепископы, и чернокнижники. Владельцы Ретель постоянно соперничали с графами Шампани и Вермандуа. А с востока на них наседала могучая Лотарингия. Трудно было сохранить свою независимость среди таких соседей. Они и не сохранили её, войдя однажды в состав Герцогства Шампань. Во времена Французской революции они уцелели, благоразумно убрав «де» из своего имени. Кто-то из них даже заседал в Конвенте, вступая в споры с самим Робеспьером. Род их был славен! И он благополучно дожил до наших дней...

Всё семейство собралось в небольшом родовом замке по печальному поводу: умер горячо любимый всеми родственниками дядюшка Антуан Ретель. Лет ему было много –  девяносто четыре. Дядюшка был богат, очень богат. И хотя все собрались, чтобы выслушать завещание дядюшки и в соответствии с его волей получить часть наследства, всем было его искренне жаль... Много лет он собирал свою коллекцию произведений искусств, в которой были в том числе и несколько картин Буше, Ренуара, Моне и других импрессионистов. Также дядюшка Антуан собирал антикварную мебель, ювелирные изделия мастеров всех эпох, фарфор. Когда-то Наполеон подарил русскому царю Александру великолепный сервиз из 136 предметов с рисунками на египетские темы. Считалось, что сервиз был изготовлен только в одном экземпляре. Но на самом деле, после разрыва Франции с Россией, император повелел повторить его. И второй экземпляр сервиза был украшением дядюшкиной коллекции. Как и за какие деньги он его достал, было для всех большой загадкой. Ещё у дядюшки было три поместья в разных частях Франции – в Нормандии, во Французских Альпах и на самом юге страны возле курортного городка Колиур. Да и в банках у него имелись изрядные вложения. Дядюшка при жизни был добр и делал своим родственникам щедрые подарки на свадьбу, на рождение малышей, да и просто, при случае. Поэтому многочисленные родственники с печалью, но и с затаённым сердцем, собрались после похорон в его небольшом старинном замке, построенном ещё в 16-м веке, и ожидали оглашения последней воли усопшего. И Юбер, его внучатый племянник, был один из них. Пять лет назад Юбер закончил Сорбонну с отличием и подавал надежды стать большим учёным в лингвистической области, имея специализацией древние, ныне умершие языки. Главным интересом Юбера был, безусловно, Египет. Он преклонялся перед великим Шампольоном, благодаря которому была открыта возможность читать египетское письмо. Не так давно Юбер вернулся из Египта и сейчас изучал древние папирусы, найденные в разграбленной ещё в древности гробнице одного из чиновников Среднего царства. Свитки были обнаружены в корзине, которая не привлекла внимания грабителей, потом гробница была занесена песками, и только недавно папирусы были извлечены из векового забвения.
Итак, все собрались в большом зале фамильного замка недалеко от городка Ретель, и нотариус, призвав присутствующих к тишине, начал зачитывать завещание.
- Ну, - начал нотариус, - начнём.
В соответствии с последней волей дядюшки Антуана, Юберу досталась большая замковая башня с библиотекой. Башня была массивной и довольно высокой. Юбер был немного разочарован.
Башня была встроена в замковую стену. Создавалось впечатление, что это было задумано специально, чтобы обитатели замка не могли заметить, что кто-то не через центральные ворота выходит с территории замка.

Много дней Юбер разбирал книги, целые сутки проводил в большом библиотечном зале башни и сверял с картотекой, которую аккуратно вёл дядюшка Антуан. Он разбирал полку за полкой. Сколько там было интересного! Какие замечательные и редкие книги! Прижизненные издания Ларошфуко, Дидро, Вольтера. Юбер открыл томик Вольтера. Первое, что он там увидел, была такая строка: «Чем более читаете, не размышляя, тем более уверяетесь, что много знаете, а чем более размышляете, читая, тем яснее видите, что знаете ещё очень мало». «Как это верно», - подумал Юбер, отложив книгу. «Как мало я знаю. Но почему иногда вдруг приходит чувство, что ты узнаёшь что-то новое, но где-то в глубине души появляется осознание, а ведь это что-то тебе всё-таки знакомо? Да, странно». Рядом стояли средневековые книги на латыни, трактаты средневековых схоластов, врачей и поэтов.
И вот остался последний массивный книжный шкаф. Достав несколько книг с нижней полки, Юбер увидел, что в её боковой стенке показалась едва заметная рукоятка. Он убрал с полки все книги. Потаённая рукоятка никак не реагировала на попытки Юбера сдвинуть её с места. Наконец, Юбер догадался, что надо сделать. Он с усилием двинул рукоятку вглубь, раздался скрежет, и шкаф медленно отодвинулся в сторону, открывая небольшой, сантиметров пятьдесят, проход. При этом рукоятка с щелчком снова вышла из паза. За отодвинувшимся шкафом показалась небольшая дверь, но, чтобы войти внутрь, надо было бы сильно наклониться. К тому же дверь была закрыта. На двери был изображён анх, египетский ключ жизни и бессмертия. На связке с ключами ото всех дверей башни, которую Юбер получил от нотариуса, подходящего ключа не нашлось. «Где же искать ключ от этой двери?» - задумался Юбер. Внезапно он вспомнил, что на одной из книг из библиотеки он видел такое же изображение. Юбер нашёл эту книгу, которую отложил в первый день работы в библиотеке, и обнаружил в ней небольшой свёрнутый листочек. На нём мелким шрифтом была написана только одна строчка.
«Камин в верхнем ярусе башни».
Юбер стремглав побежал туда. Вот и камин. Было видно, что он не использовался много-много лет. Забравшись внутрь камина, Юбер встал в полный рост, включил фонарик своего смартфона и начал внимательно осматривать закопчённые стены. Почти сразу он увидел, что на вбитый в стену железный крюк был нанизан небольшой замысловатый ключ, головка которого была выполнена в виде анха. Сняв его, Юбер опять спустился в библиотеку и с затаённым сердцем вставил ключ в замок. Замок щёлкнул, и дверь с таинственным скрипом отворилась. Юбер увидел винтовую лестницу, уходящую куда-то вниз в подземелье. Спустившись по ней, он попал в небольшую тёмную комнатку. Комнатка была расположена явно ниже уровня земли. Нащупав на стене выключатель, Юбер повернул его, и яркий свет наполнил помещение. В комнатке был только один небольшой книжный шкаф. В нём лежала стопка древних папирусов. Каждый лист имел размеры 40 на 30 сантиментов и был зажат с двух сторон тонкими прозрачными, видимо из плексигласа, листами. Таким образом, можно было, не боясь повредить или испортить древние артефакты, брать их в руки и работать с ними. Рядом с папирусами Юбер обнаружил записку, в которой он прочитал следующее.
«Юбер, мой мальчик! Не переживай, что свои поместья и деньги я оставил другим. Тебе досталось, пожалуй, самое ценное из моего наследства. Это книги! А если ты читаешь эти строки, а я уверен, что ты нашёл это письмо, то приготовься... Возможно, ты стоишь в одном шаге от величайшей тайны человечества. Здесь в подземелье находятся древние папирусы, знать о которых не позволено никому. Я уверен в этом. Я уже слишком стар и скоро оставлю этот мир. Мне слишком поздно вникать в древние тексты, которые хранятся здесь. Тем более, что я не смогу прочесть, что здесь написано, а привлекать к их изучению других людей слишком рискованно. Как я был счастлив, когда несколько лет назад ты объявил, что собираешься изучать древние языки! Вот тогда я и решил, что рано или поздно это сокровище достанется тебе! Сейчас оно твоё. В одном из своих путешествий на Восток мне посчастливилось приобрести эти папирусы. Купил я их в Абидосе, у одного торговца, который сам не понимал, чем торгует. Тебе, конечно, известна Египетская Книга Мёртвых. Уже древние составители этой сакрального сборника изъяли из него несколько страниц, считая невозможным включать их в состав Книги. Эти страницы присутствовали в Книге в доканонический период её существования. Но до нас она дошла уже без них. Мне это сказал один старенький профессор из Каирского Музея, которому я показал эти страницы. Он вскоре умер и то, что у меня есть эти папирусы, никто не знает до сих пор. И ещё тот торговец передал мне с текстами небольшой медный сосуд с фитилём, похожий на масляную лампу. Только вот само масло в ней за прошедшие века превратилось во что-то твёрдое, словно камень. И будет ли гореть фитиль, да и нужен ли он, мне это неизвестно. И вот они, эти листы, лежат перед тобой. Я не знаю, о чём здесь говориться. Написано всё это иератическим письмом, но архаическим, как сказал профессор. Не каждый, даже умеющий понимать иероглифы сможет прочитать, что здесь написано. Не выноси папирусы за пределы этой башни. Может быть, это всего-навсего историческая хроника или древние гимны, а может быть, и нет... Дерзай, мой мальчик. Ты сможешь. Только умоляю тебя, будь осторожен!»
Юбер был сильно взволнован прочитанным. Он решил, что не будет выносить эти листы из башни, а будет изучать их здесь, вдали от дневного света, или будет пытаться прочитать их по фотографиям на ноутбуке. Он быстро выбрался из скрытой комнаты, принёс сюда свой цифровой фотоаппарат, с которым всегда отправлялся в путешествия или экспедиции, и аккуратно сделал снимки всех листов папируса. Самое удивительное было то, что текст был не просто написан на папирусе. Он был словно вырезан из сусального золота и вклеен или впечатан в папирус. Как? Какой такой неведомой технологией это было сделано, Юбер не мог себе представить. И по всему тексту были разбросаны искусно выполненные цветные миниатюры, изображающие богов, людей и животных.
Было уже три часа ночи. Юбер совсем не следил за временем и решил, что день был слишком насыщен событиями, и что он очень взволнован и устал. Он поднялся по винтовой лестнице в библиотеку, запер дверь в подземелье и надавил торчащую рукоятку. Шкаф снова сдвинулся и закрыл собою вход в подземелье.
Юбер вдруг почувствовал, что силы покидают его... Усталость, как волна, нахлынула на него. Он добрался до уютного диванчика в библиотеке, и, едва прилёг на него, как крепко заснул. Последнее, что он подумал, прежде чем погрузиться в сон, была мысль, что как всё это странно... Такой далёкий и древний Египет оказался здесь рядом с ним... Сон Юбера был глубоким, но заполненным видениями.

***

За стенами города бушевал гнев Сета. Это поэтическое название как нельзя лучше подходило к тому, что чужеземцы именуют песчаной бурей или происками пустынных демонов. Я знал, что в такое время лучше не покидать не только пределы города, но и стены храма. Там, где изумрудные поля отступали перед целым морем песчинок, танцевали сейчас золотые вихри. Они пели и свистели, сплетаясь телами и душами, объединяясь в смертоносный, острый, словно тысячи лезвий, беспощадный ураган.
Я – Хапусенеб, отпрыск сильного и знатного рода. Моя семья была в родстве с самим солнцеликим правителем Нижнего и Верхнего Та Кемет (древнее название Египта). Тот, что носил двойную корону, увенчанную уреем, был одной крови со мной, и одной крови с Богами… Именно они были первыми правителями Та Кемет. Трон, некогда занимаемый Осирисом и Исидой, унаследовали те, что были одной крови со мной.
Многие из жителей Та Кемет считали род фараона и боковые ветви древа этого рода воистину божественными. Впрочем, они были во многом правы – мой род заботился не только о золоте личной казны и блеске нарядных одежд, но и процветании и защите нашей плодородной земли, хранимой полноводным Нилом и непобедимым Ра.
Я был не единственным ребенком в семье. У меня было три сестры и один брат. С братом мне посчастливилось больше, чем моему божественному предку Осирису. С братом Са-Амоном мы разделили мир, словно солнечную барку: он выбрал для себя полуденную Атет (ладья для путешествия по миру живых), а я ночную – Сектет (ладья для путешествия по миру мёртвых). Брат был атлетически красив, ловок и необычайно силён. Он был одним из самых искусных в управлении боевой колесницей и хопешем (египетский меч). Меня тоже обучали боевым искусствам. Я принимал эти знания с прилежанием, но без страсти. Мои движения были точны и техничны, но напоминали действия глиняных фигурок ушебти – загробных помощников, оживлённых Хека (магией), но лишенных персональной души. Мне не были интересны танцы с мечом, обуздание строптивых коней и карьера славного воина. Вопреки сложившейся традиции (мой род был более воинским, чем жреческим), я решил посвятить себя пути священнослужителя. Один из моих наставников ещё в раннем детстве отметил мою чуткость к Хека и прекрасный голос – голос Силы, так он это назвал. Он сказал, что таким голосом нужно взывать не к людям, а к Богам. И так, я стал одним из приглашенных певцов в храм Амона (приходящих в храм, но не живших в нём), а завтра я должен был принять посвящение и стать жрецом.
В дверь постучали. Я отозвался и спросил у слуги, зачем тот меня беспокоит.
Его ответ меня удивил:
- Ваш брат желает разговора.
- Пусть же войдёт, - ответил я, - я отнюдь не Верховный Жрец, чтобы принимать родного брата по приглашению.
Слуга, глядя в пол, смиренно засеменил прочь, открывая дверь перед моим братом.
Брат обладал прямой, гордой осанкой, достойной полководца или царя, властным взглядом сокола и стремительной походкой. Куда бы он не направлялся – на бой или на пир, он шествовал так, словно собирается захватывать чужеземные края… Или даже не собирается захватывать, а уже захватил, и осматривает новые владения.
Вот и сейчас было так. Брат стремительно направлялся ко мне, резким взмахом ладони он приказал слуге затворить дверь. Я сидел у окна, на столе горела масляная лампа, а я бережно макал перо в чернильницу, заполняя папирус строками нового гимна, что слышал во вчерашнем сне.
- Хапусенеб! – брат опустился на пустующий стул рядом со мной. Он казался напряженным, ладони его были сжаты в кулаки, а взгляд полон огня.
- На кого ты злишься, Са-Амон?
- Разумеется, на себя! Ты отказался от Анипе ради меня? Она приходила к тебе вчера, я знаю! И видел, как она в слезах покинула твои покои, пробыв там лишь несколько мгновений.
- Анипе желала от меня того, что я не могу ей дать. Меня влечёт лишь одна женщина. Та, чьё имя тайна, скрытая покровом, – мои глаза насмешливо заблестели.
- Хапусенеб, ты насмехаешься! Ты также молод, как и я! Неужели, ты не чувствуешь, как взгляд прекрасной девы волнует плоть и кровь? Неужели, ты по собственной воле отказался от такой красавицы, как Анипе? Или ты, зная о моих тайных чувствах к ней, решил одарить меня, ограбив себя? – негодовал Са-Амон.
- Я не хочу, чтобы твои чувства были секретом от Анипе. Я знаю, что её родители давно хотели породниться с нами. Отец желал, чтобы мы взяли себе жён именно из её рода. Но мне не нужна жена! Прелести девушек меня привлекают так же сильно, как тебя папирусы с астрологическими расчётами! Ты знаешь, что как только стихнет буря, я отправляюсь в обитель солнечной мудрости не только для того, чтобы петь гимны, во время мистерии, но для того, чтобы остаться там до тех пор, пока Анубис не призовёт меня отправиться в путь по Дуату (царство мёртвых). Мне не нужна Анипе… Пусть она будет твоей женой: её сердце утешится в ладонях верного и любящего её воина, наша семья будет рада продолжению рода, и моя душа будет спокойна от осознания того, что мой брат счастлив. А ещё, я буду рад, что девочка, с которой мы водили дружбу, будучи детьми, не плачет из-за моей черствости. Я не могу ей дать то, что желаешь дать ты – взаимную любовь, возможность быть желанной и любимой, женой и матерью.
- Хапусенеб, ты всегда был мастером плести ловчие силки и узоры из слов. И сейчас, я слушаю тебя и верю… Хотя, так сложно осознать, что может жить на свете мужчина, равнодушный к страсти Анипе… Я всё равно чувствую себя твоим вечным должником! Лишь благодаря твоему отказу от светской жизни, стало возможным моё счастье! Как я могу отплатить тебе за такой подарок? – взгляд Са-Амон лучился благодарной радостью.
- Ты знаешь, Са-Амон, что у меня не может быть сыновей. А вот у тебя и Анипе будет много детей. Я знаю, что один из них будет одарён Хеку столь же щедро, как я. Когда этому сыну исполнится шестнадцать лет, отправь его во служение в храм, если на то будет его желание.
Брат поклялся исполнить мою просьбу… Спустя много лет, когда я был одной ногой в Дуате, Ра одарил меня самым лучшим из моих учеников. Этот юноша был моим племянником, похожим более на меня, чем на своих родителей. Я передал ему огонь посвящения и дело всей моей жизни – тайное и опасное. Это был свиток гимнов – не просто восхвалений, но новых технологий, позволяющих перешагнуть грань человеческого бытия и стать чем-то большим. Впрочем, во мне и моём ученике пламенеет кровь самого царственного Осириса. Я уверен, мы имеем полное право создавать и применять этот ключ от врат вечности.

***

Проснувшись утром, Юбер не мог понять, что за странный сон явился ему ночью. Сон был столь явным, что Юберу казалось, будто он до сих пор ощущает жаркий южный ветер и звуки голосов каких-то людей, показавшиеся ему столь знакомыми. Немного придя в себя, он включил свой ноутбук и перекачал в него отлично получившиеся снимки листов папируса. Снимков было двадцать. Каждый лист был плотно заполнен архаическим иератическим письмом, которое использовалось в Древнем и Среднем Царствах Египта, то есть примерно от 5-ти до 3-х тысяч лет назад, однако позже это письмо было вытеснено демотическим письмом. Этот вид письменности сложился ещё в додинастический период правления Древнего Египта и полностью оформился к началу правления I династии. Но Юбер хорошо разбирался в этом вопросе и, пусть и с трудом,  начал переводить текст с полученных фотографий. В тексте он сразу узнал стиль Книги Мёртвых. Юбер знал её многочисленные вариации почти наизусть, однако, тот текст, который он сейчас переводил, отсутствовал во всех ранее известных ему списках. Юбер знал, что Книга Мёртвых – это сборник магических заклинаний, чтение которых помогало умершему человеку преодолеть трудности перехода в иной мир. Собственно говоря – это и не книга вовсе. Это разрозненные тексты, которые редактировали жрецы много столетий той отдалённой эпохи. Книгой их назвали уже потом, в наше просвещённое время, точнее, только в 19-ом веке. Такие тексты часто закладывали умершему в саркофаг, поэтому до наших дней они дошли во многих вариантах. Много подобных текстов было найдено при раскопках в Фивах.
Но то, что читал сейчас Юбер, сильно озадачивало его. Этот текст был совершенно незнаком ему, а себя он считал знатоком в этой области. Этот текст не предназначен для усопшего! Такая мысль пронзила его. Это текст для живого человека! Для мага или жреца, который захочет вернуть душу ушедшего! Вот что понял Юбер, разобрав первые строки первого папируса. Он догадался, что это просто введение. Оно было предназначено для фараона, чтобы ему было проще занять своё место возле бога Ра. Но почти сразу же после этого кусочка текст стал более сложным, менее понятным. Прежде чем двигаться с переводом дальше, Юбер решил всё хорошенько обдумать. Итак, что следовало из первого листа, который был просто напросто введением к основному тексту. Одно место было загадочно. Точнее, перевод был неоднозначным. Суть этого сомнительного фрагмента текста сводилась к тому, что дальнейшие тексты надо произносить при четырёх условиях. Первое условие – абсолютно чёрная ночь. Ну, с этим-то Юберу было понятно. Надо выбрать новолуние, когда отсутствует яркий свет луны, да чтобы даже мерцающий свет далёких звёзд не мешал, небо должно быть затянуто тучами. А вот второе условие звучало так:
«Умилостивить Тота и Хапи отпустить усопшего вновь напиться воды, можно, попросив их открыть врата рая. Но надо покинуть землю и как можно выше взлететь к чёрному небу навстречу».
Как же понять эти слова? Как осуществить второе условие? И вдруг Юбера осенило. Может и пирамиды-то древние египтяне делали с одной лишь целью – оторваться от земли, покинуть её, подняться над ней! Надо было просто забраться на пирамиду! Ну, пирамиды-то у меня нет, - подумал Юбер, - а вот башня – есть. И довольно высокая. Значит, дальнейший перевод и чтение текстов надо осуществлять в ночь новолуния, когда даже звёзды не видны на небе, на самом верхнем ярусе башни замка!
Было третье условие: «Лишь свет Уарджета должен ласкать написанное, лишь он должен отражаться от золота папируса». Что бы это значило? И снова Юберу пришло озарение. Медная лампа в подземелье! Она должна дать свет! Получился такой план действий. Юбер должен дождаться новолуния. Хорошо бы, если на небе не будет никаких звёзд. И текст надо читать, если хоть минимальный свет будет исходить лишь от фитиля лампы.
Четвёртое условие было вовсе непонятным. Описано оно было так: «Сила слова должна проистекать от камня». Что это означало? Юбер терялся в догадках.

Через несколько дней наступило новолуние. Юбер наконец-то его дождался. С затаённым сердцем забрался он на самый верхний ярус башни. Ночь была чёрная, беззвёздная...  Юбер разложил на столе листы папируса. Первый лист, введение, он отложил в сторону. Поставив лампу с затвердевшим маслом, он попытался поджечь фитиль. Тот долго не собирался зажечься, но настойчивость Юбера дала свои плоды, и, в конце концов, фитиль сначала едва-едва, но затем всё уверенно разгорелся и залил башню ровным оранжевым светом, при этом яркости огонька было достаточно, чтобы Юбер мог без труда читать текст. Он монотонно читал, постоянно прислушиваясь к окружающемуся миру. Временами он прерывал чтение и оглядывал башню, стены, чёрное небо над головой. Он ждал, сам не зная чего. Ему казалось, что вот-вот что-то должно произойти. Но в башне было тихо. В эту ночь ничего не произошло. Следующие недели, ожидая новолуние, Юбер провёл в размышлениях. Что-то явно ускользало от него. Но что, он никак не мог понять. Что-то очевидное, что не было выполнено, но что не давало осуществиться тому, что было написано на листах папируса. Как-то прогуливаясь по старым улочкам города, Юбер остановился возле церкви Сен-Николя, что на улице Этьена Доле. Церковь была старая и была известна ещё с XIII-го века. Юберу нравились её фасады, трёхъярусная романская колокольня. Он стоял и разглядывал её строгие формы. На одном из кирпичей, из которых была сложена колокольня, он увидел какой-то символ, похожий на заводское клеймо. «Вот оно!» – подумал Юбер, - «вот оно, четвёртое условие для предустановленного чтения текста!» Иероглиф! Иероглиф имеет силу только тогда, когда он изображён на камне! На верхнем ярусе башни, на камне нужно выбить иероглиф, который в оранжевом свете фитиля соберёт в себе силу неба и передаст её звукам читаемого текста. И тогда все произойдёт... Что произойдёт, пока было непонятно, но произойдёт. Юбер искренне в это верил. Но какой же иероглиф или иероглифы нужно нанести на камень в башне? Юберу пришла в голову следующая идея. Он понимал, что текст не простой. Его когда-то сочиняли, а может быть, и получали от своих богов, древнеегипетские жрецы высших рангов. В глазах простых египтян они были великими провидцами, приближёнными богов. Такие жрецы носили титул Ур, что означало «высокий, возвышенный». Великий провидец именовался Ур Маа. Вот этот имя и следовало изобразить на одном из камней башни. На следующий день Юбер написал на бумаге иероглифами имя Ур Маа и отправился на городское кладбище городка Ретель. Там в конторе он попросил адрес местного гравёра, который по заказам родственников на надгробиях выбивал имена усопших, годы жизни, а то и целые художественные композиции. Ему дали адрес некого Жана Тайяра, который последние несколько лет и выполнял подобные заказы. Созвонившись с ним и выяснив, что тот дома, Юбер отправился к нему. Городок Ретель небольшой, поэтому минут через пятнадцать Юбер оказался возле небольшого домика почти на окраине. Жан Тайяр оказался крепким старичком с сильными руками. Хозяин пригласил Юбера в дом, приготовил кофе, за которым они и обсудили новый для Жана заказ.
- Странный заказ, - подумав, сказал Жан, - зачем это у нас во Франции, на вашей башне потребовалось выбивать какие-то египетские иероглифы...
- Вы знаете, мой дядюшка был поклонником всего египетского. У него в библиотеке есть книги  и Доменика Виван-Денона, и первые книги по египтологии, и собрание древних фигурок, которые он приобрёл во время своих путешествий по этой загадочной стране. Для меня ничего удивительного в том, что он почему-то пожелал, чтобы после его смерти на стене в башне появились эти иероглифы.
- И что же они означают?
- Думаю, ничего особенного. Просто это фонетическая передача имени Антуан, - уклончиво ответил Юбер на этот вопрос и сразу же перешёл к делу, - так за какую же плату вы возьмётесь за эту работу, мсье Тайяр? И в какой срок она может быть выполнена?
- Да работа небольшая. Мне надо посмотреть на месте. Думаю, за один день я отшлифую место на камне, а за второй день выбью вам эти иероглифы.
На том и расстались. На следующий день Жан появился в замке, а к концу второго дня на стене башни красовались иероглифы, означающие имя Великого Провидца Ур Маа.

Юбер дождался очередного новолуния. Ему снова повезло. Снова ночь была тихая, беззвёздная. Фитиль лампы давал неяркое оранжевое освещение. В колеблющемся свете выбитые на стене иероглифы выглядели немного странно, но не зловеще. Теперь все четыре условия, упомянутые во Введении текста, были соблюдены.
Тонкие папирусные свитки казались сотканными из золотистой паутины нефилы. Они были такими лёгкими, и одновременно прочными – манускрипты, пережившие тысячи лет. Юбер медленно, но чётко прочитал несколько строк текста первого папируса:

«Та, что владеет анхом – ключом от всех дверей, и от последней тоже!
Мать, сестра и супруга, вечно-прекрасная, совершенная в своей неисчерпаемой мудрости, 
Открой первый из семи покровов, позволь ступить на дорогу,
Сотканную тобой тому, кто владеет именами всех привратников!»

Ничего опять не произошло. У Юбера было состояние мучительного ожидания. Иногда бывает в жаркий летний день, что на горизонте соберутся могучие чёрные тучи, затянут весь небосвод, повиснут над головой, и на землю опустится тишина. Потемнеет всё, природа замрёт в предвкушении грозы. И все ждут первого удара. Он обязательно прозвучит. И вдруг небеса разверзнутся, сверкнёт молния, и прозвучит грандиозный взрыв. Все его ждут, но он, как обычно, раздастся неожиданно. Так и Юбер, чего-то ожидал, но ничего, решительно ничего, не происходило. Он уже подумал, что ничего и не произойдёт. Ну, прочитал текст-заклинание. Из этого не обязано было что-то случиться. Это же был просто древний, забытый, неизвестный текст. Чёрная ночь оставалась безмолвной. Юбер вздохнул и решил спуститься с башни в библиотеку. Но снизу по лестнице послышались шаги. К Юберу, на верхний ярус башни кто-то поднимался, тяжело ступая по каменным ступеням. Всё ближе и ближе. И вот он появился в проёме лестницы. Этот кто-то нёс подсвечник с горящими свечами в левой руке. Свечей было пять. Воздух был неподвижен, не было ни малейшего дуновения ветерка, поэтому свечи горели ровно, и их пламя практически не колебалось. Вошедший был странно одет. В правой руке он держал толстый деревянный  щит со стальной круглой красной пластиной, прикреплённой к внешней поверхности. Посередине щита было заметное утолщение, из которого торчал длинный толстый шип. Кожаные доспехи с пришитыми к ним металлическими бляхами, тёмно-синий плащ-сагум с большой золотой фибулой, тёмно-красные наколенники, щитки на голени, штаны из хорошо выделанной тонкой кожи. На толстом ремне в ножнах висел тяжёлый меч с искусно сделанным эфесом. В верхнюю гарду был вставлен большой алый камень, видимо, рубин. Меч был длинный, прямой, а крестовина чуть выгнута вперёд. У вошедшего были длинные светлые волосы, зачёсанные назад, он был без бороды, но пышные усы спускались ниже подбородка. Это был явно воин, могучий и яростный. Юбер замер. Воин молча подошёл к столу, на котором были разложены листы папируса, аккуратно переместил их на край и торжественно поставил свой пятисвечник на середину. Затем он поставил щит за стул, сел на него и только теперь взглянул на Юбера. Затем человек что-то сказал. Юбер ничего не понял. «Говорит на немецком?» - подумал Юбер. Хотя он в совершенстве знал этот язык, он не понял ни слова.
- Was haben Sie gesagt? (Что вы сказали?), - спросил Юбер по-немецки.
Человек быстро произнёс длинную фразу на своём языке, и Юбер догадался. Это был, безусловно, не современный немецкий язык. Это было какое-то устаревшее, древнегерманское наречие.
- Verlangsamen, wiederhole (помедленнее, повтори), - чётко сказал Юбер.
Человек его понял и стал говорить медленно, стараясь произносить слова внятно. Юбер начал понимать речь незнакомца. Знание немецкого языка явилось решающим звеном той беседы, которая начала получаться. Юбер понимал не каждое слово, но общий смысл речи становился с каждой фразой всё более и более понятным. Юбер справился с волнением первых минут встречи, и определённый план возник у него в голове. Значит, мне удалось. Значит, это работает! Значит, я смог вызвать своего далёкого предка с помощью заклинаний. Человек был грозен, но не казался опасным. Он дружелюбно сидел напротив Юбера и, казалось, сам был удивлён тому, что происходило сейчас в башне.
- Ты звал меня. Ты смог меня позвать. Я услышал. Я пришёл. Никогда ранее никто не мог меня позвать. Ты смог. Как ты это сделал? – произнёс незнакомец.
- Мне помогли эти заклинания, - ответил Юбер, показывая на листы папируса.
- Что это за листы?
- Это мой путь к тебе. Или твой путь ко мне.
- Зачем ты меня вызвал из моего спокойного сна?
- Чтобы ты мне рассказал о себе. Чтобы судьба твоя стала известна. Ты-то меня не боишься?
- Мне поздно бояться. Да я и раньше-то никого не боялся. Даже Карла.
- Какого Карла?
- Нашего короля. Великого Карла. Карла Магнуса. Он молодец. Он смог объединить всех нас, франков. А кто не хотел вставать под его тяжёлую руку, тех он убил. А мы, первые его люди, помогали ему в этом. Чтобы он стал сильнее. А с ним и мы станем сильнее. Так что, мне ли бояться?
- Так ты из ближних людей Карла Великого?
- Да! Моё имя Рюйтель. Я был одним из первых, кто понял замысел Карла. И я поддержал его. Раньше франки воевали друг с другом. Убивали друг друга. Мы, салические франки, не любили тех, за рекой, рипуарцев. Хорошо, что нас разделял Угольный лес. А с алеманами у нас всегда была смертельная вражда. Разве это дело? Карл сказал – хватит. Земли вокруг много. Если мы прекратим внутренние раздоры, объединимся, то весь мир станет нашим. Где те, кто его не послушал? Мы их всех убили. И мы все встали под руку Карла. Его отец Пипин не смог, а Карл смог. А может и не так. Может, мы поняли, что надо сплотиться. И мы выбрали Карла, чтобы он нас объединил. Но кто знает, как это случилось на самом деле? Да это и не важно. Важно то, что нам подчинился весь мир! Мы взяли себе земли и лангобардов, и баваров, и саксов. И нам помогал Господь. Сам Папа боялся нас. Но мы защищали и поддерживали церковь. Она нам помогала объединяться и подчинять соседей. Только мавров в Испании мы не смогли покорить. Немного сил не хватило. А сколько великих воинов ходило с Карлом за Пиренеи! Не все вернулись. Сам Роланд остался там. Я его хорошо знал. После того как он погиб, его меч достался мне. Карл велел бросить меч в озеро. Но я достал его и тайно сохранил.
Рюйтель достал меч из ножен. В свете свечей сталь хищно сверкнула голубым отсветом.
- Вот он. Дюрандаль! Меч Роланда!
- Дай мне его на мгновение.
- Это против правил. Но ты смог позвать меня. Это чего-то да и стоит. Держи.
И Рюйтель протянул меч Юберу. Тот взял его, оглядел с одной стороны, с другой, переложил в другую руку.
- Он жжёт мне ладонь. Почему?
- Сталь зла. Она несёт в себе смерть. Ты ещё слаб для такого меча. Чтобы обладать таким мечом, надо многое испытать, преодолеть боль и тоску. Пройти через сотню битв и при этом выйти из них победителем. Вот тогда сталь признает тебя.
- Что же было потом?
- Потом мы вернулись сюда. За верную службу Карл щедро наградил меня. Все эти земли, что ты можешь видеть отсюда, с этой башни, и те, что скрыты лесами, от Мезье почти до Реймса, города Святого Ремигия, Карл передал мне.
Восток чуть просветлел. Чёрная ночь начала отступать.
- Силы, которые меня держат там, зовут обратно, - промолвил Рюйтель. – Моё место там. Прощай.
Рюйтель исчез. Его появление произвело сильное впечатление на Юбера. И дело было даже не в том, что древние заклинания сработали, а то, что разговаривая со знатным франком, Юбера не покидало странное чувство, что все его рассказы он знал раньше. Знал, но почему-то забыл. А вот теперь – вспомнил.

После прихода Рюйтеля Юбер мог надеяться, что заклинание сработает и в следующий раз. Но ему пришлось подождать следующего новолуния. Как только оно наступило, он взял листы папируса, медную лампу и зашёл на верхний ярус башни.
Юбер бережно достал второй лист и начал читать второе заклинание. Как же понять его? Оно было о женщине? Так оно звучало:

«Хранительница тайн, истина, что сокрыта священным покровом,
Позволь воспевающему тебя, преклонить колено перед твоим алтарём
И продолжить путь познания твой многоликости!»

Как только он прочитал эти слова, туман от реки во мраке ночи и при тусклом горении фитиля заполнил всё пространство башни. Туман постепенно сгустился почти до осязаемого состояния. Видно было, что маленький фитилёк излучал бледно-оранжевый диффузный свет. Но постепенно туман начал проясняться, почувствовался едва заметный ветерок, который рассеял остатки тумана. Свет от фитилька стал тёмно-оранжевым, почти алым. За столом напротив Юбера сидела привлекательная молодая женщина. Очень привлекательная. Как она здесь появилась? Туман ли её принёс? Также как и Рюйтель она была одета несовременно. Ярко-красное парчовое платье, светлая вышитая накидка, похожая на гобелен. Длинные светлые волосы аккуратной волной покрывали её плечи, а синие глаза сияли теплом и дружелюбием. Но самое главное, её голову венчала небольшая золотая корона! Женщина сняла корону, аккуратно сдвинула листы папируса и положила корону в центр стола. Широко раскрыв глаза, Юбер с восхищением смотрел на неё.
- Кто вы? – тихо спросил Юбер.
Женщина мягко улыбнулась.
- Я Мелисенда, королева Иерусалима, - гордо ответила она.
Разговор шёл на французском языке с небольшими вкраплениями устаревших слов и латинизированных выражений. Таких сложностей как с Рюйтелем, Юбер нисколько не испытывал.
– Как же неспокойно сейчас у нас! Но раз ты позвал меня, я пришла, – добавила Мелисенда.
- Мелисенда? Я знаю только одну Мелисенду. Дочь Балдуина, сына Гуго, графа Ретельского.
- Да, король Балдуин был мой отец. И он, и я – из рода Ретель! – с гордостью подтвердила Мелисенда.
- Ваше Величество! Я тоже Ретель! Поведайте мне свою историю! – учтиво поклонившись,  попросил Юбер.
– Ретель? Ты – Ретель? Как интересно. Ну, слушай, Ретель. Я родилась в Эдессе. А когда мне исполнилось 13 лет, рыцари избрали моего отца королём. Как я любила его! Я была первой из трёх его дочерей. Ради политических соображений его уговаривали развестись с моей матерью, чтобы новая жена родила ему наследника. Но он любил мою мать и категорически не стал этого делать! Он остался верен ей! А когда отца короновали, мать не вмешивалась в дела государства. Только раз ей пришлось сделать это. Во время одной из кровавых схваток с сарацинами отца взял в плен эмир Алеппо Бен Бахрам. Тогда мать через своих армянских родственников наняла отряд наёмников и спасла отца. А потом отец объявил меня наследницей и соправительницей. С моим изображением чеканились деньги!
- А разве женщина могла в то время да в таком неспокойном месте быть государыней?
- А почему бы и нет? В моё время такое бывало. Взять хотя бы английскую Матильду. Или Урраку Кастильскую. Но ты прав. Это было бы нелегко. Тогда мне выбрали жениха. Он был опытным полководцем. Моим мужем стал Фульк, графа Анжу. Свататься ездил сам Гуго де Пейн. Могущественный магистр Ордена тамплиеров! Но Фулька у нас невзлюбили. А когда мы с Фульком взошли на трон, и я родила ему сына, то он несправедливо обвинил меня в измене. Но, клянусь Богом, этого не было. А потом Фулька убили... И я одна управлялась и с государственными делами, и воспитывала сына. Тоже Балдуина. Когда короновали моего сына, и он стал королём Иерусалима, то всё равно правила я!
- Наверное, это было нелегко.
- Да, время было крайне неспокойное. Через какое-то время мы потеряли Эдессу. Но мне помогал Бог! Пришло большое подкрепление из Европы. Много славных рыцарей-крестоносцев, которых возглавляли французский король Людовик и немецкий император Конрад.
- Что же произошло после их прихода?
- Мы сумели отбить и Эдессу, и даже Алеппо. Но на Дамасск не пошли. У нас с ними был мирный договор. А потом нас поссорили с сыном. Мне пришлось уехать из Иерусалима. А ведь я правила 30 лет! Упокоилась я в Гефсимании. Ну, наверное, мне пора возвращаться...
Юбер обратил внимание, что в башне снова стал сгущаться туман. Всё вокруг стало белым и непрозрачным. Только светло-оранжевый фитилёк был виден сквозь уплотнившееся пространство. Через минуту лёгкий ветерок смёл туман из башни. Юбер сидел один за столом. Мелисенда исчезла. Свет огонька стал тёмно-оранжевым, почти алым. На востоке скоро должно было подняться солнце.

Юбер долго не мог успокоиться после встречи с Мелисендой. Тоже Ретель. Он понял всё. Заклинания вызывают не просто души давно ушедших людей. Они вызывают его предков!
Он едва дождался очередного новолуния. Как только стало совсем темно, Юбер поднялся на башню. Начиналось всё, как и в два предыдущих раза: в абсолютно чёрную ночь в верхнем ярусе башни при неярком свете фитилька старой лампы. Всё подготовив, он прочитал слова со следующего листа.

«Прошедший двое врат, наделенный благословением Госпожи,
Да будет он неделим на осколки вечности,
Пусть пребудут в сияющей целостности его чистые души!»

В какой-то момент Юберу стало неудобно читать текст. Он сразу не понял в чём дело. Но, оказывается, фитилёк лампы начал давать сбои. Он стал прерывать горение на мгновение и вспыхивать с новой силой. Потом он, словно в стробоскопическом угаре, начал гаснуть и вспыхивать, причём вспышки становились всё ярче и ярче, а перерывы между вспышками всё длиннее и длиннее. И вот в этих ослепительно ярких, и абсолютно чёрных интервалах времени, Юбер заметил, что вдоль стены что-то движется и приближается к его столу. Фитилёк погас вовсе, но через несколько секунд восстановил своё ровное ярко-оранжевое, почти алое свечение. За столом напротив Юбера сидел воин-рыцарь в белом на плаще с красным крестом. Юбер сразу же понял. Рыцарь, крестоносец, тамплиер.
- Приветствую тебя! О, благородный рыцарь! – торжественно произнёс Юбер.
Рыцарь кивнул, снял перчатку и пожал ему руку.
- Гийом де Ретель, - представился воин, - а кто же ты? Тоже Ретель?
- Я Юбер Ретель! Гийом, откуда же ты явился?
- Юный Ретель! Ты вызвал меня.
- Расскажи, кто ты?
- Я доблестный воин, господин этих мест, победитель турниров и участник многочисленных походов.
- Какой из походов запомнился тебе более других?
- О! Их было много. Я воевал и с маврами в Испании, и с сарацинами в Святой Земле. Мой отец, Гуго де Ретель, видный воин Ордена тамплиеров, был среди тех, кто отбил у мавров замок Калатраву на самом юге Кастилии. Но удержать его они не смогли. Тогда король Кастилии Альфонсо создал свой боевой отряд – Орден рыцарей Калатравы. Альфонсо хотел, чтобы отец оставался в Испании и возглавил рыцарей нового Ордена. Но мой отец остался верен тамплиерам. И я пошёл по его пути. Я тоже тамплиер. Мы воинствующий орден. Мы ничего не боимся и готовы умереть во славу Христа.
- Так чем ты гордишься больше всего? Что ты сделал в своей жизни самого достойного?
- Мой ответ может удивить тебя, - ответил Гийом.
- Расскажи!
- Хм... Чем я горжусь больше всего? Ну, слушай. Когда папа Иннокентий и Жоффруа де Виллардуэн, наш сосед из графства Шампань, объявили очередной поход в Святую Землю, я, не задумываясь, встал в ряды крестоносцев. Но всё случилось очень печально. Наши войска должны были перевезти в Египет, и мы должны были вступить в войну с сарацинами с юга Палестины. Мы обратились к венецианцам с просьбой предоставить нам их флот для этого путешествия. Но во главе Венеции стоял хитрый лис дож Энрико Дандоло...
- Почему же он лис?
- Слушай, сейчас поймёшь. В то время Венеция жестоко соперничала с Византией за торговлю по всему Средиземному морю. Вражда была нешуточной. Дандоло заломил огромную сумму за перевозку нашего воинства к Святой Земле. Мы согласились, а что было делать? Иначе было сложно попасть туда. Но в условленный час не все собрались в условленном месте. И серебра не хватило. Хитрый ли Дандоло решил в тот момент расправиться с Византией нашими руками. Он предложил не ехать на Святую Землю, а напасть на Константинополь. Сколько там золота и серебра! Сколько там жемчугов и драгоценных камней! А какие там женщины! Так он соблазнял крестоносное воинство. Зачем вам ехать в Палестину? Давайте нападём на Константинополь! Вы заплатите мне установленную плату только лишь за перевозку, а остальное – всё ваше. И рыцари дрогнули. Поверили этому хитрому лису. Я поначалу тоже. Мы осадили великий город, детище Константина. Их воины были слабы, истощены своими междоусобными распрями. После долгой осады, мы смогли взойти на стены города. Мой отряд славных тамплиеров был одним из первых, который смог сломить сопротивление изнеженных византийцев. Город был взят. И тут начался дикий грабёж. Заметь – христианского города! Я с ужасом наблюдал, как озверевшие крестоносцы, чей путь служить Христу, избивали христиан же. Ради наживы, ради богатств. Все церкви, включая Святую Софию, были разгромлены. Мраморные статуи разбиты. Дворцы сожжены. Крови невинных жертв было столько, что кони скользили по брусчатке улиц. Сарацины проявляли меньшую жестокость, чем эти крестоносцы. И когда я увидел это всё, я приказал своим воинам выйти из несчастного города. Как только не клеймили меня и моих воинов остававшиеся грабить безумцы. Но я был тверд. Я и мои верные соратники покинули полуразрушенный город, не взяв с собой ни единого сольдо. Наши сердца остались выше этого безумия.
- А венецианцы?
- О, хитрые подлые лисы! Формально они не грабили город, но они руками крестоносного войска нанесли Византии такой удар, от которого она уже никогда не оправилась. Вся торговля перешла к венецианцам. Теперь ты понимаешь их коварный замысел?
- Да, Гийом, понимаю.
- Так ты спросил, чем я горжусь в своей жизни больше всего? Так вот этим. Я не участвовал в убиении христиан. Я не грабил город Константина. Я не увозил чужих жемчугов и золота. Я не пролил ни капли крови мирного населения. Я не попрал своего благородства. Моя душа осталась чиста перед Господом! И ты, мой юный Ретель, будь достоин нашего славного рода!
- А как же ты вернулся назад, сюда?
- А я и не вернулся. На последние личные деньги я нанял корабль, который нас увёз из этого столь печального места. Мы высадились на Кипре и с соизволения великого магистра нашего Ордена образовали там новое командорство. А я стал там его магистром. Там и упокоил душу свою.
- Как ты узнал, что я тоже Ретель?
- Посмотри в то зеркало, что висит на стене, и ты всё поймешь сам.
Фитилёк моргнул. Потом прерывание горения участилось. Снова возник стробоскопический эффект, когда ослепительные вспышки перемежались с интервалами абсолютной тьмы. В этом безумном освещении Юбер увидел, как тень мелькнула возле стены, а когда фитилёк загорелся ровно и без прерываний, он обнаружил, что сидит в башне один. Восток алел... Юбер подошёл к зеркалу и долго всматривался в своё изображение. Но пока он не понял последней фразы Гийома...

Через положенное время наступило очередное новолуние. Поднявшись на башню, Юбер зажёг фитилёк и перво-наперво подошёл к зеркалу, которое висело на стене. Ничего необычного он не отметил. Он вглядывался в своё лицо, отражающееся в тусклом свете фитилька. В это мгновение упали первые капли дождя. Юбер, предусмотрительно взявший большой зонт, раскрыл его, сел за стол и начал читать очередной лист папируса:

«Да пропустят врата Запада того,
Кто с честью готов выдержать испытания отражений,
Того, чьё сердце не тяжелее пера Богини!»

В ушах Юбера послышался тонкий высокий звук. Затем неподвижный воздух задрожал, повеял свежий ветер, который чуть не погасил горящий фитилёк лампы. Через несколько мгновений звук прекратился, а ветер утих. Юбер обнаружил за столом напротив себя очередного рыцаря. Закованный в сталь, в руке он держал орифламму с изображением лилии.
- Кто ты? Как звать тебя, доблестный рыцарь?
- Роже де Ретель! Знаешь такого?
- Рыцарь Роже... – прошептал Юбер, - тот самый, который с Жанной д’Арк снимал осаду с Орлеана?
- Именно так!
- Расскажи... Как же ты с ней познакомился?
- Впервые я увидел её, когда ей было всего 16 лет. В то время я был в свите дофина Шарля. Сидеть вдали от боевых действий, когда англичане вот-вот должны были захватить Орлеан, мне было невмоготу. Я всё время рвался туда, на помощь осаждённым. Но дофин меня не отпускал. И вот она, маленькая, светлая и одухотворённая девочка явилась ко двору. И сказала: «Я спасу Францию!» Кто ей тогда поверил? Да никто! Только я один из свиты дофина. Тогда по всей стране ходили слухи, что Дева спасёт нас. И она явилась. И я поверил. Я! Я увидел исходящий от неё свет. Я увидел в ней небывалую веру, неизбывную силу, в ней, хрупкой, нежной и непорочной. Я убедил дофина поверить ей! Тогда дофин решился. Он дал ей войско и поставил Деву в его главе. А меня назначил её главным помощником. Слух о том, что на помощь Орлеану идёт войско воодушевило французов и озадачило англичан. Но потом, узнав, что во главе войска стоит всего-навсего юная девочка, они посмеялись. Англичане готовились легко справиться с этим войском. Видимо, Франции скоро придёт конец, если уже не осталось славных рыцарей, способных потягаться с нами – так думали они. Как же они просчитались! Достигнув поздно вечером Орлеана, мы тайно вошли в город. На рассвете Жанна одна приблизилась к крепости Турель, одной из многих, занятых англичанами. В руках она держала белый стяг, усыпанный королевскими лилиями. Англичане с крепостных стен с интересом наблюдали за ней, потом рассмеялись и засвистели. Но свершилось чудо! Мы сняли осаду с Орлеана. Много славных битв последовало за этим. Много побед мы одержали, расчищая Луару от англичан. Потом была решающая битва при Патэ. Вновь победа. Путь на Реймс был открыт! Это совсем недалеко отсюда, всего 12 лье. Когда там короновали дофина, Жанна стояла рядом. Она вся сияла! Я смотрел только на неё. Её свет озарял всё моё существование. После коронации вся Франция встрепенулась! Но нам пришлось расстаться с ней.
- Как? Зачем? Почему?
- Новый король понимал, что меркнет в лучах её славы. Она стала мешать ему. Он уже без неё хотел победоносно окончить войну и вовсе изгнать англичан из Франции. Тогда он послушал некоторых своих советников. Король отправил Жанну в Компьень, что к северу от Парижа. В тот момент Компьень был осаждён бургундцами и французами же! Но предателями, поклонниками англичан. А меня оставил при себе, сказав, что мне надо будет возглавить посольство в Бургундию на переговоры по поводу мирного договора. Я туда и отправился. Сердце моё сжималось от страха за Жанну. В дороге меня настигло печальное известие: бургундцы захватили Жанну в плен! Её гнусно предали! Ну почему меня не было рядом? Я бы отдал жизнь за неё! Не допустил бы пленения! Я проклинаю тот момент, когда мне пришлось покинуть её. Только потом я понял всю хитрость короля. Таким образом, он убирал её со своего пути...
- Но в эти времена всегда можно было выкупить пленника! Тому множество примеров.
- Да. Но не в этом случае. Она была не просто пленницей. Она была ещё обвинена в ереси. А это уже совсем другое дело. Хотя в тюрьме её охраняли англичане, словно военнопленную. Сам король не сделал ничего, чтобы вызволить её из плена. Он, кого она короновала!
Роже замолчал и погрузился в воспоминания. Все его чувства и переживания читались на его лице. Оно стало усталым и совсем печальным.
- Почему я оставил её? - снова тихо произнёс рыцарь Роже.
Внезапно в ушах Юбера снова послышался тонкий высокий звук, неподвижный воздух задрожал и повеял свежий ветер. И снова через несколько мгновений звук прекратился, а ветер утих. Роже исчез. Юбер был без сил. Словно он сам участвовал в походах, стоял за спиной Жанны в битвах и был готов своим телом заслонить её от пролетающей стрелы, или, подняв меч, биться за неё. Эту маленькую, хрупкую, светлую девочку... Слеза покатилась по его щеке.
Предутренние тучи развеялись. Поднималось солнце. Юбер встал из-за стола, подошёл к зеркалу и взглянул в него. Из зеркала на него смотрел Роже де Ретель... И по его щеке катилась слеза.

Прошёл ещё один беспокойный месяц. Юбер постоянно думал – что же происходит? Вера и соответствующие условия чтения способствует торжеству древних заклинаний? Каким таким образом к нему приходят гости? Откуда? Куда исчезают? Каждый раз после такой ночи он уносил тексты и лампу в подземелье и оставлял их там до следующей встречи. Пару раз он пытался читать тексты там, не в новолуние, не забираясь на башню, но нужного эффекта добиться не удавалось. Почему же это происходило так? Иногда сны у Юбера были беспокойными. Может быть, того, о чём было сложно догадаться и понять является человеку свыше? Во сне? В видениях? Так виделось Юберу. Или это само родилось в его сознании?

***
Сотни и тысячи жизней пламя традиции и моя живая тайна передавались от учителя к ученику. Я жил в их Хека, я пел и колдовал их устами, стараясь не вмешиваться в жизни и чувства носителей. Я был подобен пламени, перемещающемуся из лампады в лампаду.
Однажды мой гордый и смелый план был грубо нарушен событием значительного масштаба… Одна из величайших библиотек, которые когда-либо знал мир, сгорела… Спасая от пламени драгоценные тексты, бежал прочь наследник моего дара. Он бежал прочь, унося с собой тексты тех, кто писал для времени, роняя на песок текст того, кто писал для вечности.
Мой манускрипт был утерян наследником и забыт в веках…
Я продолжал жить, отныне разделенный на две части, словно неофит, заплутавший в зеркальном лабиринте испытаний. Я жил в тексте моего папируса, я жил в крови моих наследников… С каждым из них, отныне я пытался вести беседу, через сны, а иногда видения. Сначала меня чтили, как хранителя рода, но с каждым новым поколением память обо мне бледнела, и вот уже далёкие потомки боятся меня, и чтят демоном, желающим вкусить их души…
***

Наступила осень. Деревья начинали ронять листву. Ночи становились холодными. В очередное новолуние Юбер был на верхнем ярусе башни. Ему опять повезло – звёзд на небе не было вовсе. Он зажёг фитилёк, и золотые иероглифы нового листа хищно сверкнули во мраке ночи. Прежде чем начать читать, он подошёл к зеркалу и долго всматривался в своё изображение. Он понимал, что это он, но что-то в нём изменилось.
Очередной лист папируса Начинался так:

«Хранительница Бездны, мудрейшая из Богинь,
Позволь не обольститься счастьем полей тростника,
Где обитают праведные души!
Вдохнови меня на дальнейший путь! Не позволь остановиться!»

Он прочитал заклинание. Но никто не появился. Юбер встал из-за стола и снова подошёл к зеркалу. То, что он увидел в его отражении, потрясло его... За его спиной замельтешили многочисленные тени неопределённой формы. Затем небо словно задрожало, откуда-то прилетела летучая мышь и, немного похлопав своими перепончатыми крылышками, прицепилась к стене башни. Потом она сползла на пол, и на этом месте оказался изящно одетый молодой человек эпохи Людовика XIV. В руках у него была длинная трость. Пышный чёрный парик волнами спускался из-под шляпы с пером и закрывал его плечи. Камзол с золотыми пуговицами ладно сидел на нём. Он важно подошёл к столу и, оглядевшись по сторонам, заявил:
- Я так это всё и представлял.
- Что вы так и представляли? Кто ты?
- Тогда, в моё время, я часто занимался подобными практиками.
- Какими же?
- Заглянуть вдаль. Вперёд или назад. Но у меня так далеко уходить не получалось. Только на пару лет. А звать меня Анри де Ретель. Мне кажется, что и ты из нашего рода..
- Да, Анри, я тоже Ретель. А как ты занимался этими практиками? Зачем?
- Чтобы защитить её. Мою возлюбленную Луизу.
- От кого?
- От тех сил, которые преследовали её. Ей по наследству досталась одна загадочная вещица, небольшой кристалл. Её бабка была связана с тёмными силами. Но однажды она решила покинуть их, эти силы. Бабка унесла и спрятала этот кристалл, который был очень важен для них. А как только бабка умерла, силы решили вернуть кристалл. Но чтобы защитить мою прекрасную Луизу, мне пришлось познать все тонкости ритуалов и волшбы.
- Как же ты этому учился? У кого?
- О! Тогда в Париже было много разных алхимиков, колдунов, чернокнижников и мастеров тёмной магии. Вот у одного из них я познавал эту необычную науку. Поэтому мне понятно – ты тоже маг, раз сумел извлечь меня из мглы забвения. Разве не так?
- Не так, Анри. Я совсем не маг. Вызвать тебя мне помогли вот эти папирусы, - ответил Юбер, показывая тексты на столе.
Анри взял в руки один из листов.
- Ничего не понимаю. Но от этого листа веет холодом. Что здесь написано?
- Это древние египетские тексты.
- О! Египет! В наше время о нём мало что знали. Загадочная страна пирамид. И всё. И как это делается? Мне, знакомому с разными вариантами «Гримуара», это безумно интересно.
- Если читать текст в безлунную ночь, если находиться над землёй, например, в этой башне, если золото иероглифов освещено колеблющимся светом, то они начинают жить. И вызывается чья-то душа. Твоя, например.
- Эх, мне бы уметь это делать в моё время. Я бы сумел защитить Луизу!
- А что же произошло с ней?
- Этот бабкин кристалл! Он был им нужен. Я узнал это и вступил в противоборство с ними. Я хотел надёжнее спрятать кристалл. Чтобы они оставили её в покое. Она в то время часто посещала Версаль. Я написал ей послание, которое я помню наизусть.
«Луиза, моя дорогая. Завтра буду ждать Вас в Версале возле Малого Трианона в два часа ночи. Приходите одна, служанку оставьте дома. Ничего не бойтесь. Моя честь, шпага, моя осведомлённость в делах тонких материй послужат гарантией Вашей безопасности. Вы же знаете, что я готов умереть, ринуться в бой, сразиться с сотней демонов, нежели допустить какую-либо угрозу для Вас, моя Госпожа. Там, у дворца, при свете Луны, я должен Вам предложить что-то секретное, запретное, предназначенное не для всех».
- Следом я послал ей второе послание.
«Мы же сегодня встречаемся у Трианона! Вы не забыли? Приходите в том прекрасном платье, в котором я имел счастье видеть Вас на Королевском балу несколько дней назад. Мне казалось, будто Вы сошли с картин Веласкеса. Я буду Вас ждать во втором гроте, справа от дворца. Когда подойдете, станьте лицом к дворцу, подождём с минуту и выясним, не следят ли за Вами. Версаль место опасное, здесь всего можно ожидать... Если всё в порядке, я дам Вам знак. Но умоляю, пока не берите с собой тот предмет, тот символ, о котором мы ранее уславливались. Мы пустим его в ход чуть позже».
- Но она не пришла в ту ночь, - продолжал свой рассказ Анри. – Тогда я написал ей ещё одну записку.
«Луиза, жизнь моя! Вы не пришли вчера. Не случилось ли чего-то, что помешало Вам? Лишь бы не произошло того, чего Вы так опасались. Неужели злые чары возродили к жизни того чёрного и таинственного мага, о котором Вы мне недавно говорили? Он силён и коварен... Будьте осторожны! Моя шпага к Вашим услугам! Пусть я не и не чародей, но моё оружие и знания смогут отразить тот колдовской туман, которым дерзкий и злокозненный маг попытается окутать Вас. Одно Ваше слово - и я сражусь с ним... Постарайтесь завтра прийти в условленное место. Или дайте мне знак, как Вы собираетесь поступить. Ещё раз призываю Вас к осторожности! Ходят слухи, что в Париже происходят весьма странные вещи... Над Ситэ видели пролетающую чёрную тень, а в районе Шатле раздаются крики, хотя охрана не может никого поймать и определить происхождение этих звуков. Несомненно, злые силы собираются предпринять решительные действия. Думаю, они собираются похитить тот драгоценный дар, который Вам передали на хранение».
- Что же произошло дальше? - волнуясь, спросил Юбер.
- В следующую ночь она пришла. Я ждал её во втором гроте, справа от дворца. Я обнял, поцеловал её и укрыл своим плащом. Но она не послушала меня и принесла с собой небольшую шкатулку, внутри которой на бархате лежал кристалл. Это был не алмаз и не рубин. Возможно, это был горный хрусталь. Камень был необычен. Во мраке ночи он испускал голубое свечение. Я взял его в руки. Он был тяжёл и холоден. Уж и не знаю, зачем он нужен был тёмным силам. Наверное, для каких-то обрядов. Или увеличения их сил. Между нами произошёл такой разговор...
- Луиза, дорогая! Ты понимаешь всю опасность обладания этим предметом?
- Да, мой милый Анри. Моя бабушка немного рассказывала о нём.
- Я хочу, чтобы ты избавилась от него! Пока он был укрыт твоей бабкой, тёмные силы не знали, где он. Они искали его по всему свету, но не могли найти его следов. А теперь, когда её нет, сможешь ли ты противостоять им? Они же всё сделают, чтобы завладеть камнем.
- Нет, Анри. Я не смогу. У меня нет таких способностей, какие были у моей бабушки. Может быть, отдать его им? Или просто выбросить?
- Нет, так не годится. Мы не должны позволить им завладеть камнем!
- Что же мне делать? Я боюсь.
- Не бойся, дорогая Луиза. Я помогу тебе. Я сумею. Хотя меня нельзя назвать чернокнижником в полном смысле этого слова. Я родился с другим даром и научился многим сильным заклинаниям. Я смогу спрятать этот камень так, что они не найдут его.
- Как ты это собираешься сделать?
- Прежде всего, ты должна освободиться от камня. Отдай его мне. Я спрячу его в одном секретном месте, никто не будет знать о нём. А на самом месте я наложу заклятие. Камень исчезнет из их видимости. Надо только заставить их быть уверенными, что у тебя его нет. Но это моя забота. Отдай его мне. Я полагаю, что они следят за нами прямо сейчас. Давай выйдем из тёмного грота. При свете луны ты мне передашь эту шкатулку. Они узнают об этом и оставят тебя в покое.
- Откуда ты знаешь, что они сейчас следят за нами?
- Я чувствую это. Ты мне передашь шкатулку, а потом ступай из парка домой, пусть они увидят, что шкатулки у тебя уже нет.
- А ты? Ты не боишься? Может, оставим шкатулку здесь и уйдём отсюда вместе?
- Нельзя им отдавать камень. Иди и ничего не бойся.
- А ты?
- Я прямой сейчас увезу шкатулку из Версаля и Париж. А завтра с рассветом, когда их силы ослабеют, я помчусь в свой родовой замок. В Ретель. Там, в подземелье башни я и спрячу шкатулку, сокрою его заклятием. А потом, когда страсти улягутся, я перевезу её в крепость Мон-Луи, что на самом юге, в Пиренеях. Там никто не найдёт шкатулку.
- Я верю тебе, Анри. Хорошо так и сделаем.

Анри продолжил свой рассказ:
- Мы вышли из грота. Площадка перед дворцом была залита лунным светом. Луиза передала мне шкатулку. Пара крупных летучих мышей, похлопав крыльями, улетели во мглу. Я-то знал, что это не просто летучие мыши. Теперь можно было быть уверенным, что они знают – шкатулки у Луизы нет. Они оставят её в покое. Луиза поцеловала меня на прощание и пошла по аллее парка. Прежде чем свернуть с аллеи, она оглянулась и помахала мне рукой. Ах, если бы знать! Ведь в тот момент я видел её в последний раз! Наутро я вскочил на коня и помчался сюда, в Ретель. Моё путешествие прошло спокойно. Здесь я и сокрыл шкатулку, предполагая позже перевезти её в Мон-Луи.
- Так кристалл сейчас здесь? В подземелье башни? – с удивлением спросил Юбер.
- Да, он здесь. Я не смог, не успел увезти его отсюда.
- Так где же он?
- Я бы мог тебе сказать, но поостерегусь.
- Почему?
- Ты слаб. Ты не чародей. Ты научился вызывать души предков. Но подлинной силы в тебе нет. Когда ты поймешь это, когда научишься мастерству, тогда ты сам поймёшь что к чему. Только тогда ты сможешь найти и развеять чары, наложенные на камне. И что с ним делать потом, для чего он нужен и как оберегать его – до этого ты должен дойти сам. Только сам.
- А что же случилось с Луизой?
- Она исчезла. После возвращения в Париж, а затем и в Версаль, я не мог её найти. Все мои попытки не увенчались успехом. Ходили слухи, что в Париже продолжали происходить странные события... И над Ситэ видели только чёрную тень, но и светлую дымку, которая под утро опускалась над Сеной. Может, это была она? Может, тёмные силы забрали её себе, но сделать чёрной тенью так и не смогли?
- Что произошло с тобой потом?
- Потом... У меня не было «потом». Я решил сразиться тёмными силами, освободить Луизу. И я встретился с ними. Но я был один, а их было много. И я не помню, что произошло «потом»... Может, ты в своих текстах это узнаешь? Позови тогда меня ещё раз. Что случилось со мной – не так уж важно. Я и сейчас, после смерти безмерно люблю её, мою дорогую Луизу. Что случилось с ней – вот что важно!
Юбер встал, подошёл к Анри, встал за его спиной и положил ему руки на плечи. Ему было искренне жаль его. Он преклонялся перед его желанием узнать не то, что произошло с ним, а то, что произошло с ней, его возлюбленной. Юбер подумал в тот момент, что приложит все силы, научится всему, чему только возможно, чтобы узнать, где Луиза. Чтобы потом снова вызвать Анри и рассказать ему о ней. Юбер подошёл к зеркалу, Анри следовал за ним. Но когда Юбер оказался у зеркала, то Анри рядом не было. В отражении он увидел, что летучая мышь, похлопав своими перепончатыми крыльями, устремилась в сторону светлеющего на востоке неба. Юбер ещё раз взглянул на себя в отражении. На него оттуда глядел Анри де Ретель. В руках у него была большая трость. Пышный чёрный парик волнами спускался из-под шляпы с пером и закрывал его плечи. Камзол с золотыми пуговицами ладно сидел на нём, на Юбере.   

Следующие два новолуния были пропущены. В эти дни небо было кристально чистым. Казалось, звёзды просто заглядывали в верхний ярус башни, и, как Юбер ни старался, никто ему не являлся. Но вот в следующее новолуние тучи заволокли чернеющее небо, фитилёк исправно освещал золотые буквицы текста, и призыв свершился.

Очередной призыв звучал так:

«Та, чьих ликов не счесть,
Чьи имена звучат на сотнях наречий,
Позволь пройти от Врат Запада, к Вратам Востока,
Стать причастным сиянию Солнца и увидеть новый день!»

Юбер встал. Прошёлся по башне и остановился у зеркала, желая рассмотреть себя. Но он почувствовал, что не один в башне. Обернувшись, он увидел, что за столом сидел новый гость. Взглянув напоследок в зеркало, он увидел себя, нынешнего. Юбер поспешил к столу.
- Здравствуй. Кто ты?
- Здравствуй, - ответил гость, - Робер Ретель.
- Ты, наверное, хотел сказать Робер де Ретель?
- Ха! Ну, уж нет! Да будь я «де», я бы не прожил долгой и счастливой жизни.
- Почему?
- Да потому! 
- Не понимаю.
- Сейчас поймёшь. Ещё в давние времена некоторые люди возомнили, что они выше других. И узурпировали себе право повелевать. Они, видите ли, дворяне, графы, герцоги, епископы. И все должны им подчиняться. Ненавижу их. Особенно, попов. Ведь это они, они в первую очередь, благословляли грабёж простых и честных людей. Всё моё естество восставало, когда видел этих наряженных павлинов! Бог создал людей равными. Поэтому мой лозунг – Свобода! Равенство! Братство!  Долой элиты! Когда я услышал эти слова Робеспьера, я мгновенно понял – это то, что я ждал всю свою жизнь. Я, не задумываясь, встал с ним, с Маратом, с Сен-Жюстом в один ряд. Я чувствовал, что грядёт гроза небывалой силы. Я должен быть в самых первых её рядах! Вот тогда я с отвращением отбросил «де» из моего имени и стал именоваться просто Робер Ретель!
- Так значит, ты один из них... Вот в чём дело.
- Да! Я один из тех, кто встал против несправедливости, царившей в мире. Мы понимали, чтобы открыть человечеству дорогу к счастью, надо смести с пути всё, что ему мешает. Самые главные помехи это религия и сословное неравенство. Вот что надо было безжалостно уничтожить! Хорошо помню, как мы освобождали место для Пантеона, выкидывая тех, кто был там погребён. Мы отнесли серебряную раку Женевьевы на переплавку.
- А куда вы дели прах святой?
- Да просто выбросили в Сену. Хорошо помню момент, когда к нам пришёл гражданин Гильотен и предложил усовершенствованное гуманное орудие для проведения казней. Мы с Робеспьером одобрили это прекрасное изобретение. И полетели головы, и полилась кровь. Мы многих отправили на гильотину!
- Ты называешь это гуманным орудием?
- Ну, конечно, гуманное. Раз и готово.
- Ужасно... Но вы ведь и самого Гильотена отправили к своему детищу?
- Да нет. Это общее заблуждение. Гражданин Гильотен прожил длинную и счастливую жизнь. А вот других – да. Но они все заслуживали этого!
- И твой кумир Робеспьер? И Сен-Жюст?
- Нет! Это была ужасная ошибка! Они светлые гении!
- Но ведь они породили и вскормили Революцию. А она уничтожила их! Своих создателей!
- Не так! Просто мы оказались слабы!
- А чем же вы оказались слабы?
- Тем, что не смогли уничтожить своих врагов. Мы слишком мало пролили крови!
- Робер, то, что ты говоришь – это ведь ужасно! Вместо того, чтобы доказать, что ваш путь правильный, вы просто всех несогласных толпой отправляли на гильотину.
- А что же было делать? Ими надо было управлять!
- Тогда чем же вы отличаетесь от тех, с кем боролись?
- Тем, что мы вели их к свету, а те – вели их во тьму!
- Странная и страшная логика. Вести одних людей к свету через море крови других. Вы же сами утонули в этой крови! Вы уничтожили милосердие.
- Ха! Милосердие! К чему оно, когда надо было расчистить путь к счастью...
- Робер! Мне жутко слышать такие слова. Что бы было, если бы вы дошли до конца?
- Увы, этого не получилось... Появился он! Тот, который перенаправил гнев людской несколько в другое русло. Я ему тоже поверил. Я поверил в то, что надо наши идеи, наш революционный порыв распространить на всю Европу. Да что там Европу, на весь мир! Но он ловко всё обтяпал и прибрал власть себе. Ты же понимаешь, о ком я говорю?
- Да, конечно. Бонапарт.
- Да, он. Я тоже решил, что так будет правильнее. Сначала подчиним себе всю Европу, а потом уже в такой великой европейской Республике построим счастливый мир.
- Ну и что? Поучилось?
- Получилась Империя! От чего шли, к тому и вернулись. Может быть, в этом есть своя логика?
- Что же в это время делал ты, Робер?
- Я снова был на первых ролях. И как посол, и как полководец, и как политический деятель!
- И ты был счастлив?
Робер надолго замолчал, видимо, обдумывая ответ на вопрос Юбера.
- Видишь ли, - начал он, - счастье – это борьба! Счастье – это когда торжествует дело, которому ты предан, – гордо закончил Робер Ретель.
Юбер взглянул на свои ладони. Потом он поднялся, подошёл к зеркалу и попытался взглянуть на своё отражение. Оттуда на него смотрел Робер, руки у него были в крови. Робер был печален в зеркале. Но потом в его глазах появился стальной блеск уверенного в своих действиях человека. Он вытер руки о свой сюртук, и его взгляд не показывал ни тени сомнения в содеянном... Оглянувшись, Юбер обнаружил, что он один в башне. Робер исчез.

Юбер молча сидел в башне и думал о судьбе своего рода, о том историческом фоне, на котором жили его предки, что делали, о чём думали. Было весеннее тёплое утро. Солнце ярко освещало молоденькие листочки, которые только-только распустились на деревьях взамен опавшей осенью листвы. Постоянно Юберу приходила в голову мысль – а я? Кто и что значу я в цепи поколений моего рода? Юбер прикрыл глаза. В башне было тепло и уютно. В сознании Юбера проплывали как те, кто к нему приходил, так и иные лица. Это были, видимо, те представители его рода, с кем ему только предстояло встретиться. Юбера потянуло к зеркалу. Он заглянул в него…

Я вглядываюсь в зеркало, словно пытаюсь вспомнить… Что-то совершенно очевидное, важное, то, что совсем близко и вот-вот проявит себя в моём сознании с живой радостью возвращённого знания. Мы всегда приходим в восторг, когда вспоминаем то, что когда-то забыли и мучительно пытались вспомнить. Возвращая воспоминание, мы словно заново обретаем утерянную частичку души…
Зеркальная гладь дрогнула, по её поверхности, словно по воде, пошла взволнованная серебристая зыбь. Отражение стало меняться -  с невероятной пластичностью живой ртути. Моё лицо обретало иные черты: вот суровый и усталый рыцарь смело смотрит себе-мне в глаза, миг, и зеркало вновь задрожало, а когда серебристые волны успокоились, на себя-меня с улыбкой взирала прекрасная королева Мелисенда, ещё один виток метаморфозы – и я уже Гийом…Тени-собеседники моих колдовских ночей замелькали в стремительном круговороте взаимных превращений. Кровь гулко застучала у меня в висках, воздух наполнился десятками, перекрикивающих друг друга, голосов… Их наречия и интонации отличались друг от друга – кто-то кричал так, словно старается пробить словом и голосом стену шквального ветра, кто-то надрывно плакал, а один звонкий женский голос безудержно смеялся, словно выплёвывая слова-искры… Голоса становились всё громче и неистовее, мне показалось, что пройдёт ещё несколько секунд и я лишусь сознания от этого сумбурного шума. Они разрывали меня на части. Каждый из них хотел быть мной, и был мной, по какому-то странному праву. И вдруг, я заметил, что кроме криков голодных теней-воспоминаний, есть ещё звук. Спокойный, глубокий, напевный голос. Его внутренняя сила была столь уверена и масштабна, что он напоминал океан, в котором резвились пёстрые стайки, теперь уже тихих, угасающих голосов моих теней. Голос пел гимн-заклинание. Моими устами, моим голосом и силой… Я всё вспомнил.
Моё истинное Рен (имя) – Хапусенеб. Я был одним из пересекших черту посвящения, одним из тех, кто принял в своё Иб (сердце) живую искру жреческой традиции Хека (колдовство, магия). Я бережно хранил в своей груди это пламя, пестовал и услаждал его новыми знаниями и собственным упорным стремлением к тому, чтобы стать для этого живого огня более прочным и большим сосудом. Я совершенствовал свои ум, сердце и тело.  Самой большой радостью для меня было ощущение того, как ярче и сильнее разгорается во мне пламя силы. Я знал, когда моя земная жизнь оборвётся и придёт время перехода из дневного царства Амона в ночное царство Хепри, то, что я называю собой, распадётся на отдельные сущности.
Моё Ка (одна из душ, обитающая в местах погребения покойного) будет лёгкими дыханием витать в стенах нарядной усыпальницы, что уже почти завершена и лишь ждёт когда роскошный саркофаг займёт своё место в центре последнего пристанища моего Сах (священное тело, мумия).
Моё Ба (одна из душ), пройдёт цикл перевоплощений, прежде чем окончательно исчезнет… И моим голосом будет петь изумрудный тростник по берегам священного Нила.
То чистое, лёгкое пламя, ставшее частью моего Акх (чистый дух), ясным сиянием устремится навстречу непобедимому Ра, возвращаясь обратно – в дом сияния и света, в котором когда-то был рождён.
Свод священных текстов, что потомки-исследователи назовут потом «Книгой мёртвых», давал точные указания о том, как Сехем (дух, проходящий испытания в загробном мире) может благополучно миновать все врата и испытания Дуата (мир мёртвых) и достичь Полей Иару (место пребывания праведных душ)… Разумеется, если его сердце не тяжелее пера великой и справедливой Маат (богиня справедливости).
Я не сомневался в чистоте своего Иб (сердца). Я собирался отойти в посмертие с честью, я был уверен, что без страхов и сомнений последую вослед за ночной ладьёй Месектет (ладья Ра для странствий по загробному миру), но одно невероятное событие смутило моё Иб.
В те времена я был уже не молод. В жаркие летние вечера я часто отдыхал в одиночестве на каменных ступенях, что вели к храмовой пристани.
В одну ночь – полнолунную, пряную, знойную, я вглядывался в око Гора (Луну). В ту ночь это око было более похоже на золотой глаз Себека (бог с головой крокодила, защитник барки Ра). Ночное светило отражалось в прохладных, тёмных водах и вдруг я увидел… Пророческое озарение прожгло меня насквозь страшным, новым знанием.
Я увидел, как песок заметает величайшие из храмов, а самые громкие из Рен (имён) преданы забвению. Я увидел расхитителей царских гробниц, и людей похожих и на богов, и на демонов. Эти люди менялись и меняли мир. Они разменивали пламя духа на холод металла и знание о том, как можно менять этот, дневной мир… Амон светил в том мире иначе, немногие из его лучей достигали людских Иб (сердец), и ещё меньшие из их числа возжигались пламенем традиции. Хека (магии) в этом мире было так мало… Этот блестящий зеркалами и невиданными колесницами мир был ярок, и всё же для меня он был словно одна из Шуит (теней). Я с трудом ощущал в нём нитевидный пульс огненной крови Хека (магия).
Увиденное промелькнуло яркой, ёмкой вспышкой, озарившей тьму грядущего, словно молния, осветившая грозовую ночь. В один миг я увидел столь многое, и это многое меня ужаснуло и привлекло одновременно.
Я хотел увидеть и быть в каждом миге и каждой сотне и тысяче лет. Я хотел заключить песчинки мгновений в стеклянную колбу, и оборачивать вечность вспять и вскачь, словно добрую колесницу. Я возжелал отринуть тот лик Вечности, что зовётся Джет (необратимым, постоянным течением времени), я пожелал пленить Нехех – тот лик вечности, что замкнут в кольцо перманентного возвращения.
Я захотел сохранить совокупность всех моих душ, в нерасторжимом единстве. Я захотел перерождаться в этом единстве сущностей, не разделяясь в посмертии почти на девять частей. Я более не желал блаженных полей Иару. Отныне мной овладела навязчивая страсть найти способ перерождаться в новых телах, не покидая дневной мир, и сохраняя память… Память об этой жизни, жизни Хапусенеба.
Всякую свободную от моих жреческих занятий минуту я посвящал поиску ответа на сформулированный мной вопрос. В недрах библиотеки я нашел странный папирус о голодных, неупокоенных душах, что бродят без поминовения на границе мира воплощений и мира теней. Я нашел истории о могущественных носителях Хека – великих чародеях-отступниках прошлого, создавших особую сигилу, способную запечатывать их сущность в особенных статуях-идолах… Для поддержания такого бытия было нужно много крови и много духовного огня от тех, кто был жив. Эти отступники, почитались словно боги… Да и по своему посмертному могуществу они были близки к богам – их сущность могла принимать любую из форм: человека, зверя, огненной бури или прекрасного видения, но как же они были зависимы от той статуи, что несла печать, удерживающую их сущность в дневном мире! Однажды гнев светлого Ра наполнил, истязаемых отступниками, живых и помог людям разбить сосуды-статуи – одну за другой. Отступников предали забвению, а их колдовство было проклято всеми иными носителями Хека.
Я решил создать свой текст… Манускрипт, написанный не только сажей и охрой, но моей кровью, смешенной с золотым песком. Я знал, что золото поможет запечатать в текст какую-то из частей меня.
Я создал текст, который был столь же дерзок и не каноничен, как печати отступников. Когда я почувствовал приближение смерти – передал свиток своему младшему брату и велел ему сорок дней читать этот гимн. Сначала - у моего тела, затем – у моей гробницы. Я взял с него слово, что брат расскажет об этом свитке лишь своему сыну, которого сделает хранителем свитка и передаст назидание о том, что текст должно сохранять и прочитывать над каждым из его хранителей после его смерти, ровно сорок дней.
Хранителем может быть лишь наш потомок, вне зависимости от дальности родства, и того мужчина он или женщина, молод он или стар.
Мой план удался… Хотя и не так, как я ожидал. Множество лет я прибывал на грани мира теней и яви, гнездясь в глубинах сердец и сознаний своих наследников. Спустя тысячи лет скитаний, я прорастал через плодородную почву чужих (но почти моих) жизней и идентичностей. Сейчас я полностью вернулся в дневной мир, взрастив не только себя, но и знания каждой из моих ветвей-жизней.
Я – Хапусенеб, я же – Юбер Ретель, познавший врата между двумя ликами вечности Нехех и Джет.