Ефросинья. Глава 4

Фросю как обычно провожал Лёша, держа её за руку и молча идя по грязным весенним улицам. Сегодня он принес ей коробочку с ландрином, бог знает, где он его достал. Она шла довольная, крепко сжимая его мозолистую ладонь. Да, не был Алексей красавцем, ростом был он невысок, почти такой же, как и она. Густая черная как смоль шевелюра быстро отрастала на его голове, как и его борода на лице и поэтому ему часто приходилось обращаться к местному цирюльнику при бараке. Нос его был широк, приплюснут, лицо круглое, но вот глаза завораживали. Были они не просто зеленые, а карие внутри, окаймленным зеленым ярким цветом, придавая его владельцу загадочности и мистичности. Любила Фрося украдкой смотреть в его глаза, как будто ища там что то, чего не было больше нигде. Алексей был старше её на год, ему было уже восемнадцать. Считая себя уже взрослым, иногда он начинал разговор, о том, что ему как мужчине нужно записаться в армию, повоевать, но Фрося  протестовала и быстро переводила на другую тему.

Вот и сегодня он, прервав молчание, стало было, заговорил о долге и службе, как Фрося прервала его:

- Лёшенька, нас Мариша и Федор приглашают на свадьбу.
Алексей замолчал, задумался, потом спросил:
- Это который избач?
- Мариша моя подруга, а свадьба у них совсем скромная. Я обещала ей. Там никого почти  не будет, родителей её тоже не будет.
- Почему?- удивленно спросил он.
- Они против. Такое тоже бывает.
- Бывает,- согласился Алексей,- мой отец тоже на маме женился без родительского благословения. Ну, ничего, дед его все равно простил. Если звали, значит пойдем, Фрось. Только что дарить то будем?
Фрося пожала плечами, не найдя ответа.
- Ничего, подумаем, - сам себе ответил Алексей.
У самого дома Фроси, они еще стояли, обнявшись, но услышав скрип соседской калитки, они смущенно отошли друг от друга к ограде.
- Ну, иди, Лёшенька,- попрощалась с ним Фрося и, не обернувшись вошла в калитку ворот.
Алексей, еще простояв с минуту у её дома, медленно развернулся и пошел к себе в барак.

Дома Фросю ждала мать, Тамара и вечно занятый брат. Все трое разом посмотрели на неё, а Тома вскочила с места и радостно подбежала к ней.
- Ну, чего принесла сегодня?, - рассматривая бидончик в её руках, спросила она.
- Принесла, но только суп. Ничего больше не осталось.
Мать отчаянно вздохнула и отложила вязание в сторону.
- Ну и у нас картошка, вот и поедим на славу,- с вдохновением произнесла Тамара, единственная, кто в этом доме не унывал.
- А еще, у меня вот,- и Фрося смущенно достала коробочку с ландрином,- Но только по одной, а то на завтра ничего не останется.
После ужина, Илья и Тома быстро легли спать, а Степанида при керосинке пыталась довязать носки. Фрося сидела за столом и сосредоточенно читала какую-то книгу.
- Глаза испортишь, Фрося. Спать ложись,- не поднимая на неё глаз, сказала Степанида.
- Уж больно, интересная. Дочитать осталось пару страниц.
- Споришь опять, Фроська. Про любовь, небось, читаешь?- мать посмотрела на неё украдкой в ожидании ответа.

Фрося покраснела, но ответила, хоть и не сразу:
- Про любовь. Про Рыцаря, как он одну девушку любил, а потом на войну ушел. Там в плен попал, а девушка то ждала его, ждала, все плакала по нему, да потом её замуж за другого выдали. А рыцарь то молодец, сбежал из плена и вернулся, ой, и что тут началось. Дуэли, турниры...
- Ой, Фроська, всякой ерундой забиваешь свою голову.
- Да вот ты послушай. Он ведь ради неё на все готов пойти. Просто на всё. Вот сейчас он с её мужем будет за неё у Большой реки биться.
- Все мужчины таковы пока не женятся.
- А отец такой же был?- неожиданно спросила Фрося и, ожидая ответа, отложила книгу в сторону.
- Ваш отец - не рыцарь. Он простой мужик,- не задумываясь, ответила Степанида,- Иди спать, Фроська, тебе на работу рано вставать.
Всю ночь не спала Степанида, мысли все лезли как тараканы в голову. Уже утром, проводя Илью и Фросю, она попросила Тому сходить к Черновым и передать Глаше, чтобы та возвращалась домой, сюда в отчий дом. Она прибралась в избе, поставила кашу томиться в печку, убралась в коровнике и в птичнике, пытаясь делом хоть как то унять дрожь в теле.

Глаша в этот день не вышла на работу, у неё заболел Ваня. Вся раздраженная и невыспавшийся, она заваривала из тех трав, что были у бабы Клашы, отвар для сына. Она совсем не ожидала увидеть свою сестру, которая радостная влетела в тесную избу Черновых.
- Здравствуйте, баб Клаш,- задыхаясь от бега, поздоровалась Тамара,- Глаша, мамка домой тебя просит вернуться. К нам домой.
Глаша посмотрела на неё покрасневшими от недосыпа, глазами:
- Не вернусь.
- Да чего ты, с ума сошла что ли?- непонимающе спросила её Тома,- Тебя домой просят, а она у чужих место занимает.
- А мне тут роднее. Иди, Тома, не до тебя мне.
- Не уйду без тебя! Ну, хоть вы, баб Клаш, скажите ей! Ведь нельзя так! Мамка и так болеет! Плачет без конца.
- А когда она не плачет? Как что, так в слезы. А у меня теперь своя жизнь,- не унималась Глаша.
Баба Клаша покачала головой и сдвинула на лоб свой застиранный серый платок. Тома в это время села на порог и произнесла ультиматум:
- Не уйду я без тебя! Придется тебе меня выносить на руках из дома.
Глаша вздохнула, отложила деревянную ложку, которой только что мешала отвар:
- Не доводи до греха, Тома. Уходи и матери передай, я теперь сама по себе и слушать никого не намерена. Натерпелась, хватит!
Тома встала с порога, отряхнув с подола сор:
- Вот так и передам. На твоей совести будет, если ей плохо станет! До свидания, баб Клаш.

С этими словами Тома выбежала из дома и, завернув за угол дома, разревелась. Домой она шла медленно, постоянно, на что-то отвлекаясь. Уже на крыльце дома, она глубоко вдохнула воздуха и вошла. Мать она застала у печи, та доставала чугунок с кашей.
- Мамочка,- начала было Тома, но Степанида увидев красные глаза дочери и так все поняла.
Она вытерла руки об фартук и произнесла:
- Ну, пусть поступает, как знает. Не хозяева мы ей. Иди, Тома, руки мой, да поешь. А слезы вытри, нечего об этом реветь. Успеешь нареветься в этой жизни.
- А Ванечка, мамочка, болеет. Сама видела.
Степанида сняла фартук, подошла к дочери и, положив ладонь на плечо, сказала:
- Сама я к ней схожу, нечего было тебя к ней гнать. Упрямая она как отец. Ты есть садись без меня.

Степанида вышла из дома, не глядя вокруг себя, она шла к дому Черновых. Узнать его можно было по покосившейся крыше и, сидящему около ограды на скамейке деда Егора. Он гладил козу по голове и щурился на яркое солнце, даже не сразу заметив Степаниду.
- Здравствуй, Егорша, как твое здоровье?- спокойно поздоровалась Степанида.
- Здравствую, Стеша. Ничего, жив еще. За дочкой пришла?- не отрываясь от козы, спросил он.
- За ней,- со вздохом ответила Степанида.
- Оно и верно,- он закрыл глаза и, как будто, заснул.
Степанида не дожидавшись продолжения разговора, вошла в избу. Её встретил приглушенный плач внука и голос качающей его на руках Глаши. Она краем глаза заметила мать и отвернулась. Баба Клаша встала с табурета и подошла к Степаниде:
- Оставлю я вас, только посуду мне не побейте.
Она поспешно вышла из избы, оставив мать с дочерью наедине. Какое-то время они обе молчали, пока Степанида не решила прервать эту тишину:
- Хватит тебе, Глаша, на меня злиться. Возвращайся домой. Обе мы друг другу лишнего наговорили. Чего уж, признаю, резкой я с тобой была. Да разве я со злости это? Ты и сама мать, должна понимать. Не знаю я как вас от беды отвадить, всё сами в пекло лезете. Хватит на меня зло держать, о сыне подумай.
- А ты на жалость не дави,- вдруг резко заговорила Глаша,- без тебя разберусь!
- Глаша, ну что же ты все злишься? Пойдем домой, Ванятку подлечим. Вместе всякую беду легче вынести. Видишь, сама я за тобой пришла.
- До этого Тамарку посылала. Думала, пойду с ней? Думала бесхребетная, как ты?
- Не наговори лишнего, дочка. Я к тебе с миром, а ты гонишь меня. Мать я тебе или соседка? Не буду я тебя к мужу гнать. Права ты, натерпелась. Сама это с ним решать будешь. Ты сейчас о детях подумай. Один на руках болеет, другие двое без матери плачут. Чего там свекровушка шепчет им про тебя, только одному богу известно. Не уж то сердце не разрывается? Ведь в семье легче эти тягости перенести. Помогу я, чем смогу. Не одна ты еще на белом свете. А о бабе Клаше с Егором подумала? Им и так нелегко в нужде жить, а тут ты еще с ребенком. Знаю я, сердце у них доброе, поэтому и приютили. Спасибо им за это. Только, дочка, и честь знать надо. Пора возвращаться. Не срами ты меня, ради бога прошу.
Глаша усмехнулась:

- Все на совесть мою давишь? Не пройдет!- перешла она на крик - Уходи, мама! Оставьте все меня в покое!
Степанида так и стояла, растерявшись, у порога. Она смотрела то на дочь, то на внука:
- Думаешь, одна ты в этой жизни натерпелась? - спокойно спросила она - Меня жизнь тоже не баловала. На вас, на детей, только надежда была, что жить будете лучше,- Степанида сделала шаг вперед к дочери и продолжила,-  думала, что хоть вы по-человечески поживете. Я тебя замуж за Ефима не гнала. Сама ты тогда дала согласие. Решать ваш семейный вопрос все равно придется, а уж в какую сторону, сами решайте. Я в это лезть не буду.
Она медленно подошла к дочери и положила свою ладонь ей на плечо:
- Поблагодари бабу Клашу и Егора, да домой пошли.
Глаша стояла с сыном ни живая, ни мертвая, в глазах застыло отчаяние и досада. Видимо она все-таки смирилась, что ей придется покинуть уютную избу Черновых, в которой был какой-то свой особенный мир. Но внутри все еще тлел маленький костер борьбы и Глафира, смотря прямо в глаза матери, ответила:
- Домой к вам не вернусь. Не первый день вас знаю. Сейчас уговоришь, а чуть я на порог явлюсь, запрешь. Было уже, знаю. Не девочка давно, за себя решать не дам.
Степанида убрала ладонь с её плеча и погладила внука по мокрому от пота лбу. Он однозначно горел и сердце от жалости как будто, стиснули в кулак, что дышать стало трудно:

- Да что же ты делаешь, дочка!? Он же горит!
Глашу, как будто, обухом стукнули, она завыла, ослабила хватку и Степанида смогла забрать внука к себе на руки. Глаша рухнула на пол, без слезно воя и молотя кулаками пол. Степаниду охватил страх, но опустить внука из рук не могла, а только с ужасом наблюдала эту сцену. Наконец то, успокоившись, Глафира встала на ноги, забрала Ваню к себе и молча пошла к выходу. Степанида, так же молча, вышла за ней, попрощавшись на крыльце с обескураженной четой Черновых. Они шли так до самого дома, где Глаша вошла, не видя перед собой ничего и никого, положила на кровать Ванятку и сев рядом с ним, медленно сняла с головы платок.
Степанида забрала у неё платок из рук и обратилась к стоящей, как столб, Тамаре:
- Томка, беги скорей за Малушей. Скажи, ребенок горит!
Тамара как ужаленная выбежала из дома, чуть не столкнувшись на крыльце с Фросей. Та ошеломленная вошла в избу.

- А нас вот раньше закрыли, обрабатывают столовую от какой-то заразы.
Фрося медленно подошла к кровати, посмотрела на Ваню и сестру, потом повернулась к матери:
- Уж не тиф ли?
- Бог с тобой, Фроська! Чего мелеш!- крикнула на неё мать - Иди лучше воды натаскай и полотенце приготовь!
К вечеру Ваню стало рвать, что никакие Малушины отвары и приговоры не помогали. На дом как будто опустилась беспросветная тьма. Все метались по избе, кто-то молился, кто-то плакал. Всю ночь никто не спал, даже Илюша бросил свои дела, помогал, чем мог, успокаивал мать и сестру. К утру Ваню немного отпустило, и он, без сил, заснул, весь бледный и липкий от пота. Горбатая Малуша перекрестилась, встала с трудом с колен и медленно пошла к выходу:
- Если этот день переживет - выживет, а нет, то богу значит он нужнее.
С этими словами она вышла, оставив домочадцев одних в тишине и полной растерянности. Первой падала голос Фрося:
- На работу мне надо. Не приду, то уволят.
- Иди, доченька, иди,- тихо ей ответила Степанида,- теперь только на бога и надеяться.
- К доктору бы надо,- отозвался сонный Илюша, сидя на сундуке,- они сейчас все лечат.
- Ах, родимый, да разве до нас им сейчас?- с сожалением в голосе ответила ему мать,- сколько раненых везут теперь к нам, сама видела. А сколько больных. Да и платить нам нечем, Илюш.
- Я за Серафимом Леонидовичем схожу! - он резко встал с сундука,- он наш, он коммунист! Он поможет!

Степанида серьезно посмотрела на сына, хотела было ему что-то сказать, но тот быстро надел на голову фуражку, и выбежал из дома, не дождавшись возражений. Докторов Степанида не любила, считала их разносчиками заразы и богохульства над телом и душой. Особенно её пугали рассказы, о вскрытие плоти и хирургического вмешательства. А уж эти рассказы о принятие родов мужчинами-докторами! Её всю передернуло, но жизнь внука была сейчас дороже всех предрассудков.
Через час Илья пришел с седым высоким мужчиной в коричневой шляпе и старым саквояжем в руках. Мужчина поприветствовал всех в доме, медленно снял своё старое пальто и прошел к кровати, где лежал Ваня. Внимательно осмотрел его, пощупал, а потом, повернувшись лицом к присутствующим, заключил:
- Это не тиф.
Степанида сразу перекрестилась, а Глаша облегченно выдохнула.
- Но состояние его не менее опасно, - добавил Серафим Леонидович и стал, что-то искать в своем старом облезлом саквояже.
Видимо найдя, он, с неприкрытым восторгом, достал какой-то маленький бумажный сверток:

- Вот! Осталось еще! Этот порошок надо развести в воде комнатной температуры,- он внимательно посмотрел на присутствующих и не найдя понимания в их глазах, продолжил - Не холодной, не в горячей, а в теплой, понимаете? Вот как сейчас у вас дома. Порошка мало, поэтому отдаю весь. Разведите его, прям сейчас! Внимание! Вода должна быть кипяченной! Вам все понятно?
Глаша бросилась к ковшу и Серафим Леонидович добавил:
- Половину этого ковша залейте водой, разведите туда порошка и каждые десять минут давайте по ложке ребенку. Все сразу не давать! Вам все понятно?
Глаша закивала головой, а Степанида все-таки решилась спросить:
- А порошок то от чего? Поможет?
- Будете тянуть, ничего потом не поможет. Детские болезни еще мало изучены!-  с этими словами он откланялся и пошел к выходу.

 Илюша помог ему одеться и проводил его за ворота, где еще с минуту он его благодарил.
http://proza.ru/2024/12/06/801