Ефросинья. Глава 8

Прошла Пасха, прошла Первомайская демонстрация. В городе неожиданно началась конфискация церковных ценностей в помощь голодающим, хотя сам по себе декрет уже был рабочим с прошлого года. В самом городе и ближайших селах все заклокотало, забурлило как адский котел. Пошли расстрелы, аресты, а за этим и закрытие церквей. Верующие устраивали сходки у закрытых дверей, стояли с иконами, кто-то молился, пытаясь разжалобить власть, но в ответ слышали только выстрелы и мат. Возле церквей часто после этого оставались на земле трупы верующих и лужи крови, возле которых крутились одичавшие собаки. Но все было давно уже решено и жить как прежде было нельзя.

На весь город оставили лишь одну церковь, где священник добровольно отдал все и тихо по ночам проводил свои службы, стараясь успокоить словом божьим словом своих прихожан. А судьба других была печальной: одни взрывали, не оставляя и кирпичика, другие же отдавали под народные нужды. Одна такая церковь стала детским домом для голодающих детей, преимущественно из Поволжья, так и из ближайших сел и деревень.
А ведь кроме этого, не смотря на то, что официально гражданская война подходила к завершению, все еще активно шли бои, погибали солдаты, мирные жители, но в основном многие демобилизовались и возвращались к себе домой, где все было разрушено,разграблено, где буйствовал тиф и голод. На улицах города было опаснее, чем даже впервые дни революции.

В эти неспокойные дни Фрося ежедневно по будням ходила на курсы после работы. Мужу и свекрови она лгала, говорила, что задерживается на работе или, например, к матери ходила, а в другой день к сестре. Марфа первые недели мая только охала и переживала из-за того, что происходило со священниками, церквями и их прихожанами, и до Фроси дело ей не было. Ларион же почти каждый день оставался подрабатывать у себя в мастерской и тоже не сильно волновался, где пропадает его жена.

У Фроси в эти дни была относительная свобода. На курсах она познакомилась с интересными людьми, в особенности общалась с Дусей Кожевниковой, Лидой Андреевой и Лёней Фотиевым. Все они были, кроме Дуси, одного возраста, обсуждали темы и помогали понять друг другу, если кто-то отстал. Для Фроси открылся какой-то другой мир, мир возможностей. А как ей нравился учебный класс, где проводились занятия. Там были такие же огромные окна до потолка, как и в кабинете Еркемеевой. А какие люстры висели, какая лепнина на потолке и на стенах! Когда их преподаватель проводил лекции, то его голос громыхал по классу так, что слышали его даже на задних рядах.

Радовалась Фрося не долго, таким переменам в жизни. Прямо перед Троицей, еще второго числа она как обычно возвращалась с курсов вся счастливая и одухотворенная. Войдя в дом, она не сразу заметила, что за столом с серьезными лицами сидели её муж и свекровь. Сняв платок с головы, Фрося внимательно посмотрела на них, её сердце неожиданно громко застучало, что отдавало прямо в ушах.

- Ты где была?- прогромыхал злой голос Лариона.
Фрося стояла на месте, как вкопанная, и не могла выдавить из себя и слова.
- Ты где была?- повторил Ларион вопрос, и только сейчас Фрося заметила хлыст в его руках.
- С работы пришла, задержали,- неуверенно ответила она.
- Я ходил к тебе в столовую, закрыта она уже как четвертый час. Так, где ты была? Шалава! С кем шляешься?!

Фрося молчала, только съежилась вся и холодок по спине прошелся. Когда Ларион встал и уверенно пошел в её сторону, она хотела было сбежать за дверь, но в последнюю секунду он успел её схватить за ворот кофты и повалил на пол. Он бил её хлыстом так остервенело, как будто вымешал на ней всю вселенскую злость, а Марфа все так же, молча, сидела за столом и наблюдала за этим, даже, кажется, с улыбкой. Устав, Ларион бросил хлыст на пол и ударил со всей дурью ногой по её животу. Потом повторил удар еще пару раз и сел, пыхтя на лавку
- Домой не пущу!- кричал он, - В сарае жить будешь! Шалава!
Потом встал, взял её за косу и выволок Фросю в сени. Она даже не кричала, от боли, она еле могла дышать и двигаться. Ей только умереть. И только Марфа, заметив много крови на полу, вдруг как будто пришла в себя и забеспокоилась.
- Хватит, Ларион! Ребенка угробишь!
Ларион её слов не расслышал, а только рывком за волосы поднял Фросю, выволок из дома и, бросив на крыльцо, закрыв за ней дверь. Фрося не помнит, сколько она там пролежала, истекала кровью, пока её не спасла Кривая Дарья. Та, услышав шум, вышла у себя на крыльцо, все слушала, прислушивалась, а когда послышались глухие мучительные стоны Фроси, не смогла просто стоять и ждать. Она пробралась в открытую калитку ворот Сладковых, ахнула от увиденного и, без промедления стала её поднимать с земли. Держась за Дарью, Фрося плелась с ней по улице в сторону госпиталя, где лежали преимущественно ветераны и раненые. Но она бы и не дошла живой до него, если в это время на телеге не проезжал бондарь дед Силуян. Видя такую картину, он остановил свою клячу, помог перетащить на телегу Фросю и тронул в больницу. Приняли сразу, хоть и с возражениями, отправили её в операционную. Фрося ничего потом не помнит, кроме боли и отчаяния.
Очнулась она только на третий день, когда лежала в палате еще с шестью женщинами. Фрося не сразу поняла ужас произошедшего, у неё все болело, болела голова и в внутри как будто было пусто. Вспомнив, что было, она завыла на всю палату, а женщина рядом встала с кровати, и тихонько подойдя к ней, сказала:
- Главное что сама жива. Еще родишь.
Кто-то усмехнулся:
- Дуры! Да радуйся, что от этого живодера не родила! Не заслужил!
Фрося не долго была в сознании, она снова отключилась и пришла только на следующий день, когда у её постели сидела мать и Глаша. Они виновато смотрели на неё и тихонько вздыхали.
- Фросенька, доченька,- тихо говорила мать,- Как же так?
Фрося молчала. Она отвернулась и закрыла глаза.
- За что он с тобой так? Ну что ты сделала?- не унималась мать.
В палате кто-то снова усмехнулся, как и вчера:
- А много поводов мужикам надо?
Глаша посмотрела с укором в сторону голоса и увидела постриженную под мальчишку женщину в теле. Она лежала на кровати и смотрела прямо ей в глаза.
- Ну чего, касатка, смотришь? Не права я? Видишь у меня косы? Нет? А это мой черт их срезал, за то, что на опохмелиться не дала! Да кости поломал, что и ходить с того месяца не могу. Как тебе, касатка? Не права я?
Глаша промолчала, отвернулась к сестре и попыталась взять её за руку, но та отдернула её, спрятав под застиранной серой простыней.
- Ты лежи, Фрось, поправляйся, - обратилась она к ней, - А уж его мы без ответа не оставим. Приготовим подарочек.

В словах сестры Фрося услышала призыв к возмездию, и в душе загорелся огонек надежды. Месть! Только месть сейчас спасет её!
На следующий день к ней в палату вошел Петр Семенович Соловей, он все спрашивал про тот день, записывал карандашиком и попросил её в конце расписаться. Фрося  все сделала, как от неё потребовали. Теперь она ждала возмездия.

- Правильно, девка, - говорила женщина с короткой стрижкой, - Так их проклятых!
В день выписки она уверенно пошла в родительский дом, где её уже ждала взволнованная мать. Она помогла Фросе раздеться подвела её к столу, где уже вскипел самовар, а сама села напротив:
- Ой, Фрося, что твориться. Ведь Лариона то в милицию забрали и с работы погнали его. Он, оказывается, материал из мастерской воровал и продавал на рынок, а деньги себе в карман клал. Вот как повернулось!
- Я разводиться завтра пойду, матушка, - без эмоций сказала Фрося, - И не останавливайте меня, все равно разведусь.

Степанида промолчала, хоть внутри все у неё протестовало против решения дочери, а Фрося встала из-за стола и ушла к себе на кровать. Лариона и, правда, арестовали за воровство. Как потом объяснил Соловей, за ним давно наблюдали, записывали все его приходы на рынок, где он продавал кожу спекулянтам. Директор мастерской сам давно его подозревал, но никак не мог найти доказательств, что бы предъявить работнику за ущерб. Но история Фроси, подбила Соловья прикрыть разом эту деятельность и посадить обидчика женщины, из-за которого она потеряла еще не родившегося ребенка и сама чуть не умерла. Судьба сделала свое дело. Все расставила на свои места.

Убитая горем, Марфа, стояла днями и ночами у здания народной милиции, ловя Соловья, чтобы выпросить помилование, но после того, как она чуть не накинулась уже и на него, то пришлось ей пригрозить сроком, она и исчезла раз и навсегда. За то стала проходить мимо дома Масловых по десять раз на дню и кричать проклятия, то мазать ворота экскрементами. Не выдержав этого, однажды Фрося выскочила из дому, схватила женщину за ворот кофты и потащила её к колодцу:
- Утоплю тебя, старая! Утоплю!- кричала Фрося, таща за воротник визжащую Марфу.
Дойдя до колодца, Фрося отпустила воротник женщины, а та, повалившись на землю, кричала в её адрес проклятия.
- Нет, Марфа, это я проклинаю и тебя и твоего Лариона! Проклинаю! А еще раз пройдешь мимо моего дома, утоплю, старая ведьма! Слышала меня? Утоплю!- прошипела Фрося.
С тех пор Марфа больше не ходила мимо их дома, а после развода, Фрося вернула себе и старую девичью фамилию, чтобы ничего больше её не связывало с тем мужчиной, который причинил ей столько боли. Новая жизнь началась у Ефросиньи Захаровны Масловой.

Фрося не забыла отблагодарить за своё спасение Деда Силуяна и Кривую Дарью. Каждому принесла по пирогу с гречкой и луком, да каравай хлеба. Те плакали, вытирали слезы, но угощение все-таки приняли.

Работу в столовой ей пришлось бросить, так как работающие женщины возненавидели её, ведь она развелась с мужем, которого посадили! Ему сейчас её ласка нужна, поддержка! Неблагодарная! Постоянные склоки вынудили заведующую пойти на крайние мера, и попросила Фросю уйти добровольно, что та и сделала. Теперь она каждый день по утрам ставила тесто, вечером из него пекла с матерью пышки и пирожки с картошкой, морковью или капустой, а ночью с корзиной они шли на вокзал, где продавали это голодным пассажирам. Курсы она, конечно, все пропустила, но записалась на сентябрь, чтобы начать заново. А пока она радовалась новой свободной жизни. На базаре Фрося даже купила с рук новую кофту, хоть и ношенную, но относительно новую и лучше прежней, а Мария Федоровна продолжила давать ей книги и обсуждать вместе с ней о прочитанном. К слову о Марии Федоровне. К сентябрю Рысковы решили отказаться от её услуг, купив козу и решив теперь, что прокормят Васю козьим молоком. Это решение было Аглаи, которая боялась, что может случиться грех под её крышей, так как Ефим стал чрезмерно ласков к женщине. Фросе было жаль эту женщину, и она предложила пожить у них, пока не наступит лето, когда будет легче найти другое жилье, но та категорически отказалась. Уже в середине сентября Фрося узнала печальную новость, Мария Федоровна покончила с собой, утопившись в реке. Это так расстроило её, что она не смогла не придти в дом Рысковых и не спросить, глядя в глаза, Аглаю Степановну:

- Вы довольны? Вы довольны? Мария Федоровна покончила с собой! Она утопилась!
Но в глазах Аглаи она не нашла сочувствие, или, хоть немного, вины, и это еще больше распылило её гнев:
- Вы бесчувственная и не достойны называться женщиной! Вы даже не понимайте, почему я на вас кричу! У вас нет никакого понимания! Вы просто бессердечный и черствый человек! Вы как камень! И ты, Ефим, ты тоже виноват! Это из-за тебя Марию Федоровну прогнали на улицу! Да, на улицу, как собаку! Ведь она выкормила Ваську! Спасла его! А вы? Вот как отблагодарили! Живите с этим! Живите и не подавитесь!

Фрося развернулась и ушла прочь, оставив в молчании всю чету Рысковых. Ефим первый пришел в себя, покачал головой и удалился на двор, а Глаша осела на стул и, молча, стала плакать, глядя в пол. И только Аглаю не тронули речи Фроси и эта новость. Она просто как обычно пошла к печке и стала выгребать оттуда сор, иногда попутно ругая тараканов.

Курсы Фрося окончила уже второго ноября. Получив свидетельство об окончании, она принесла его домой и положила в сундук, где, когда то лежало её приданное. Она еще не знала, что с ним делать и решила попридержать его до лучших времен, а пока она каждый день все так же с матерью ходила на ночной поезд, продавать пышки и пирожки. Раскладывать начинку особенно любила Тома, а Илья первым снимал пробу и обязательно хвалил, причмокивая от удовольствия.

Такой образ жизни Фросе даже очень нравился, но внутри неё, что-то все-таки хотело перемен. От прежней замужней жизни ей напоминали только шрамы от хлыста на спине и на руках, все остальное она пыталась не вспоминать и в свободное время стала снова посещать избу-читальню, где в комнатке на втором этаже, жила Мариша со своей маленькой дочкой Розочкой.

- Пусть уж Федор не обижается на меня, что не удержалась в столовой. Не могла иначе, - оправдывалась Фрося перед подругой.
- Вот еще! И правильно сделала, что ушла из этого гадюшника! - качая Розочку на руках, воскликнула Мариша - Не переживай, Федор так же считает. Ты уж лучше меня прости, Фрось, что узнала я обо всем поздно. Не пришла тогда в больницу...
- Что ты! Что ты!- запротестовала Фрося, махая на неё рукой,- Не думай даже об этом. Ведь у тебя дочка, когда тебе до сплетен. Сама я виновата, ведь ты меня предупреждала. Вот как всё закончилось. Может и детей больше не будет...
Мариша с жалостью посмотрела на подругу:

- Знаешь что? А давай пить чай!
Они прошли на кухню, как раньше, сели за большой длинный стол, оставшийся от прежних хозяев, и налив кипятка из самовара, стали молча прихлебывать, чуть подкрасив морковной заваркой и щелкать черствыми сушками. Сидели, молча, и только Розочка калякала на своем, понятным, ей одной языке.
- Значит, ты теперь торгуешь?- вдруг неожиданно спросила Мариша.
- Торгую, а куда деваться?- отвечала спокойно Фрося.- Тома с Илюшей тоже помогают. И себя прокормить и их надо. Вот с матушкой и ходим каждый день на ночной поезд.
- Опасно же?
- Опасно, а куда деваться? К Семилюбову что ли идти? Так у него за бесплатно только работать. Матушка до сих пор со спиной мается после его щедрости. Нет уж! Сами как-нибудь!
Фрося чуть помолчала, глядя в кружку, и продолжила:
 - Глашу мне жалко, Мариш. Коленька как утонул, так и тела никто не нашел. Черная сестра моя ходит. Нет-нет, а к реке придет и плачет часами. Страшно за неё...
- Да, страшно...- задумчиво повторила Мариша, гладя ладошкой крохотную ручку дочери, - Ты, Фрось, не забывай меня. Приходи почаще. Так вместе легче все трудности пережить. Ты же знаешь, все решаемо, надо лишь попросить. Всегда помогу.

Фрося грустно улыбнулась подруге и робко протянула ладонь, чтобы погладить Розочку по мягким светлым волосам. Сердце как будто кольнуло и наполнилось все внутри нежностью от прикосновения к детской головке. В глазах у Фроси защипало и она, убрав ладонь, отвернулась, чтобы подруга не увидела её слез.
Домой Фрося пришла уже поздно, когда мать вытаскивала из печи пышки для продажи. Посмотрела строго на дочь, она ничего не сказала, а только продолжила орудовать ухватом в печи. Фрося же легла на свою кровать и с открытыми глазами лежала до тех пор, пока мать не покликала её собираться. На поезд они шли всегда одной дорогой, а чтобы быстрее, не в обход, проходили пустырь и маленький ручей, через который вместо мостика лежало два бревна. Фрося и Степанида уже настолько привыкли к этой, привычной им дороге, что не замечали ничего вокруг.
Случилось это уже в конце декабря под самый новый год. Тогда Степанида приболела и с жаром слегла в постель, а Фрося одна пошла продавать пирожки и пышки к поезду. Ходила она так уже почти неделю, но в тот день произошло то, чего она боялась всегда. Продажа в тот день шла не очень, обратно возвращалась она уже, неся в корзине оставшиеся три пышки и два пирожка. Как обычно перейдя осторожно в темноте мостик, Фрося шла через пустырь, по узкой протоптанной дорожке, каждый раз норовясь упасть в снег. Обычно Фрося прислушивается ко всем звукам, шорохам, но не в этот раз. Ударили её резко сзади и по голове. Фрося упала в снег. Сколько она пролежала, она не знает, но очнулась от дикого холода и от боли в голове, да в придачу её еще и стошнило. Как дошла до дома, она тоже не помнит. И только через день пришла в себя на своей постели, не понимая, что с ней и как она тут оказалась. Мать, видя, что дочь пришла в себя, плакала и крестилась, Тома тоже ревела, захлебываясь и икая одновременно.

- Почему вы плачете?- непонимающе спросила их Фрося, лежа в постели.
Мать грохнулась на колени у её кровати и, всхлипывая, ответила:
- Напали на тебя, доченька, ограбили. Ироды, бесы проклятые. Даже пальтишко твоё старенькое забрали. За что это всё?

Голова у Фроси трещала, поэтому плач матери больно отдавался в черепной коробке, и она отвернулась. Это потом ей объяснили, что ударили её по голове, забрали деньги, корзину с выпечкой и пальто сняли с неё, а вот обувь видимо им не приглянулась, совсем валенки были не презентабельные, в заплатах. А может и пожалели? Илья в тот день сбегал за своим старшим товарищем, доктором Серафимом Леонидовичем. Все два дня он был рядом, что-то давал ей выпить, и ушел, когда Фрося стала приходить в себя. Лежала она в постели с неделю, потом стала передвигаться по дому, но работать ей не давали. Тут уже наступил и незаметно новый 1923 год. Фрося смотрела из окон дома на веселящихся детей, играющих в снежки, лепящих снежных баб, на молодые любящие пары проходили мимо её дома в обнимку и мило ворковали как голубки, на толпы девок с парнями, которые пели и танцевали под веселую гармонь, да и просто люди шли по своим делам. Ефросинья вздыхала, смотря на жизнь за окнами, но голова её до сих пор кружилась, и выходить дальше двора мать ей запрещала, да и в чем? Во двор она еще накинет на себя материн овчинный полушубок, а вот  как быть, если мать уйдет продавать пышки? Да, Степанида так и не бросила торговать пассажирам поездов, только теперь ходила днем вместе с Томой. Продажа днем шла плохо, и надо было хорошо побегать от вагона к вагону, от пассажира к пассажиру на самом вокзале, а там таких торгашей и без них пруд пруди. Теперь бы купить Фроське пальто какое-нибудь на зиму, да на него еще заработать надо. Приходила Мариша проведать подругу, качала недовольно головой, но что поделать? Хоть не убили и то хорошо! Приходил Соловей, все допрашивал Фросю, пытался узнать приметы нападавшего, но она так ничего и не вспомнила. Он тоже покачал головой, но что он без примет может сделать? У него и без этого десять краж и три убийства, там и с приметами, иди, попробуй, поймай.

В канун Рождества Степанида как обычно сделала белую пшеничную кашу с медом, но в церковь не пошла. Страшно ей было, ведь у единственной не закрытой церкви в городе народу было уже целая толпа, как на первомайский митинг, а тут и там ходили строем вооруженные солдаты. Если появиться в толпе хоть один провокатор, то солдаты, скорее всего, будут стрелять, а это давка, кровь и смерть. Хватит с неё уже смертей, уж лучше дома помолиться, за то все живы будут. В этот день пришла и Глаша, все еще в черном платке. С собой она привела детей, кроме младшего, те сразу облепили бабушку, стали выпрашивать пышек и пирожка. Степанида не смогла устоять перед соблазном угостить внуков и, достав из печи, еще горячих два пирожка с капустой, дала каждому.

- Берите, внучки, вам расти надо. Не грешно вам еще правил нарушать, - приговаривала с улыбкой она, - А мы уж, грешницы, пока кашу поедим, а там и до звезды первой потерпим.
В доме с приходом Глаши с детьми все как будто озарилось светом, стало уютнее, теплее, и празднично. Давно себя так Фрося не ощущала, такой счастливой. Вот только на Глаше лица не было. Она села рядом с сестрой, молча, ела из одного чугунка кашу, но как будто была не с ними, а где то далеко в своих мыслях. Потом Глаша отложила ложку в сторону и произнесла:
- Не могу я с вами тут есть. Грешная.
Мать и Фрося с удивлением посмотрели на неё, а дети, пока взрослые отвлеклись, слезли с лавки и завозились на полу около кошки.
- О чем ты, дочка? Все мы грешные, такая уж жизнь,- пыталась успокоить её мать.
- Я хуже вас всех.
Она помолчала, какое-то время, потом продолжила:
- Это из-за меня Мария Федоровна покончила с собой. Это я виновата.
Степанида отложила ложку, внимательно посмотрела на дочь, а та продолжила:
- Я сказала ей, что она не женщина, раз живет без мужа и детей. Я просто хотела сделать ей больно. Это я во всем виновата.
Глаша закрыла руками лицо и навзрыд зарыдала:
- Я убийца, я убийца...
Степанида стала гладить дочь по спине, стараясь её успокоить, но Фрося, услышав это, не смогла не спросить:
- Глаш, зачем ты хотела сделать ей больно? За что? Объясни мне.
Глафира, всхлипывая, убрала руки от лица и ответила:
- Она была грамотной, была свободной, и даже Ефим уважал её. Я лишь хотела поставить её на место. Если бы я знала...
- Не понимаю тебя, Глаш.
- Она все знала наперед меня, как и что сделать. Я стала просто лишней. А ведь у неё нет своих детей, а она все время лезла учить меня как правильно, как будто я не знала! Я - мать, а она нет! Как это возможно!
Фрося встала из-за стола:
- У неё умер ребенок, как и у тебя, а ты смела ставить её на место? Назвала её не женщиной? Так и я для тебя никто? Да она выкормила твоего сына! Спасла его от смерти! А ты её хотела поставить на место? Человека, который потерял дом, мужа и ребенка? Так значит? Так?
Глаша перестала всхлипывать, и, посмотрев сестре в глаза, ответила:
- Она была женой белогвардейца.
- И что? Глаша, и что? Она учила твоих сыновей! Мне противно всё это слушать! Это невозможно! Ты просто не представляешь, как ты мне сейчас противна! Живи с этим, Глаша!
Фрося выбежала в сени, прихватит материн полушубок. Глаша и мать посмотрели ей вслед, а Глафира продолжила:
- Я просто не могла смотреть, как он к ней относиться. Он уважал её, а меня нет...
Мать вздохнула:
- Судьба у неё значит такая, дочка. Тебе не надо думать об этом. А Фрося...ну, что с неё взять, она не поймет тебя. Ты не печалься по этому поводу, судьба у той женщины была такая. Ты тут не причем. И слезы вытри. Лучше расскажи как Васенька? Почему с собой не принесла?
- Аглая с ним уж носится и сегодня как с куклой играет. Растет, Васенька. Спит, ест, а главное что здоровый.
- Ну и правильно, что еще нам надо? Главное, чтоб здоровые и веселые были,- улыбнулась мать.

Немного остыв в сенях, Фрося вернулась, как ни в чем не бывало и сев на пол, стала играть с племянниками. С сестрой она больше в этот день не разговаривала, да и с матерью тоже. Внутри все клокотало от злости. И это в такой день! Уходя, Глаша обернулась и обратилась к ней:

- Ты прости меня, Фрось, прости, если сможешь. А пальто я завтра тебе принесу, своё принесу.
На следующий день на Рождество, Глаша и правда принесла старенький полушубок. Теперь у Фроси было хоть в чем-то выйти из дома, и можно было снова торговать пышками и пирожками на вокзале.

В конце марта по городу стали ходить слухи, что на деньги англичан собираются строить новый завод на окраине. Точно никто не знал, но в молодежных клубах и избах-читальнях уже все это обсуждали и даже говорили, что началась запись работников на стройку. Фрося сначала слушала все это в пол уха, пока прямо на улицах не увидела молодых людей, разъезжающих на телегах, с плакатами о призыве записаться на строительство завода. Они стояли на широко расставленных ногах и кричали в толпу о важности быть причастным к этому событию так убедительно, что волей - неволей Фрося задумалась. Когда отец был жив, он часто твердил, что заводы и фабрики - это не женское дело, и что все женщины, которые там работали, были блудницами. Это так прочно осело в её голове, что она даже и не знала, правда это или нет. Но что-то внутри все-таки подсказывало - это не правда! Она имеет право работать на заводах, фабриках, приносить в дом деньги и содержать этим семью и не называться за это блудницей! Имеет право!
На следующий день Фрося пошла к товарищу Еркемеевой. Застала она её уже выходящей из здания в дверях и поэтому кинулась к ней, что Раиса Константиновна выставила перед собой руки, чтобы её остановить:
- Товарищ Сладкова?- с удивлением спросила она.
- Теперь Маслова,- задыхаясь, ответила Фрося,- Я записаться на стройку хочу.
Еркемеева с удивлением посмотрела на неё:
- На завод?
- Да, на него! - восторженно ответила Фрося.
- Так это не ко мне, это тебе в их контору. Да и работа на стройке будет тяжелая, просись хоть бы в столовую.
- Раиса Константиновна, а где мне найти эту контору?- все, пытаясь отдышаться, спрашивала Фрося.
- На Рыбацкой, дом первый. Увидишь, там вывеска есть.
- Спасибо, вам, Раиса Константиновна,- и неожиданно поцеловав в щеку в знак благодарности, Фрося зайцем побежала в сторону Рыбацкой, оставив женщину в полном недоумении.

Улица Рыбацкая находилась возле реки и на ней правда раньше жили работники рыбацкой артели. Сама улица была не большой, а артели той уже давно не было, так как и рыбы в таком количестве в реке больше не водилось. Дома тут были все деревянные, простые, плотно стоящие друг к другу, так как огороды были тоже не большие, из-за присутствия песка в нем. Самый первый дом на этой улице был и самым добротным, в ней раньше была обувная мастерская, а теперь тут расположилась та самая контора. Народу возле него стояло много, большинство мужики и парни, курили без конца, матерились и бурно что-то обсуждали. Понятное дело, в городе проблемы с работой, а тут такое событие, все хотят заработать на жизнь. Фрося поначалу растерялась в этой толпе, стояла как вкопанная, смотрела все вокруг себя, пока её не окликнул знакомый голос:

- Фрося! Фрося, иди к нам! - это в толпе ей махали знакомые по курсам: Дуся Кожевникова и Лида Андреева.
Не веря своему счастью, Фрося стала пробираться к ним, обняла их крепко и расцеловала:
- Как же я рада вас видеть, девочки мои!- радостно сказала она.
- А мы-то как, Фрось,- Дуся улыбалась ей, не могла насмотреться,- Изменилась. Ты почему тогда пропала? Мы переживали! Где ты была?
- Ой, не спрашиваете меня об этом, не сейчас!- запротестовала Фрося,- Вы лучше скажите, вы тоже записывайтесь на стройку?
- Конечно! А как иначе! Это даже не обсуждается!
- А где же Лёня Фотиев?
- Лёня у нас сразу после курсов устроился в булочную на Заводской помощником пекаря. Теперь каждый день ест булки пшеничные, ест и толстеет.
В это время началась, какая-то суматоха в толпе и Лида сказала подругам:
- Давайте держаться вместе, вместе не потеряемся и быстрее запишемся. Дай мне руку, Дусь.

 Чтобы пробиться хотя бы вовнутрь здания, девушкам пришлось простоять около пяти часов. Все толкались, кричали друг на друга матом, пытались пролезть без очереди. Был полный хаос и непонимание происходящего.  У Фроси, казалось, все тело было в синяках от толчков локтями. Легче стало только уже когда они встали в коридоре, где узкое пространство сформировало что-то наподобие очереди. Еще час и Фрося, наконец-то, оказалась у стола секретаря, который, не поднимая глаз, сухо спрашивал: имя-отчество, пол, возраст, семейное положение и происхождение. В конце сказал, что она, Фрося, может с завтрашнего дня приступать к работе. Ни куда ей теперь идти или как ей добраться, он не сообщил. Вышла она оттуда в полном недоумении, что даже не сразу заметила, ждущих на улице подруг, которые сияли от счастья.

- Ты чего, Фрось, такая серьезная?- спросила её Лида.
- Да вот непонятно мне. Куда идти, где эта стройка, как добраться до неё.
- Вот еще! Сейчас выйдем на Базарную, там всегда стоят эти парни с плакатами, вот у них и спросим! Еще может и довезут!
- Гениально!- похвалила Дуся подругу.
Все трое весело и с энтузиазмом пошли на Базарную, где у ворот рынка стояла та самая агит-телега с двумя парнями. Самой смелой оказалась Лида, которая с улыбкой на лице подошла к ним и с задором спросила:
- А вы не довезете трех красивых девушек до этого самого завода?
Один из парней присел на корточки, чтобы лучше разглядеть девушку и с усмешкой ответил:
- Завод для начала построить нужно. Там сейчас поле голое и ветер гуляет. Тебе точно туда?
Лида чуть смутилась, но хватку не теряла:
- Точно, товарищ! Всем нам троим именно туда. Так довезете?
- Да вы хоть понимайте, что там даже спать сейчас негде, девушки?- спросил второй более взрослый парень.
- Конечно, понимаем, мы девушки грамотные!
- Ну, а если грамотные, зачем на стройку лезете? Вот постоят завод, так и приходите. Там уже и общежитие к тому времени построят.
- А мы на стройку хотим!
- Вот заладили...
- Да ладно тебе,- опять начал молодой,- Ну хотят девчонки новый мир построить, зачем мешать? Вы завтра в пять утра сюда приходите. С собой одежды, белья сменного ну и что у вас там у девчонок. Мы вас довезем. Только родителей предупредите, домой отпускают только в конце недели и то на один день. Все остальное время там жить будете.

Они ударили по рукам и девушки радостные побежали каждая к себе домой, собирать вещи и держать удар на возражения в семье на их решение. Фросе тоже досталось дома. Мать, услышав такое решение, ахнула и стала причитать, что приличным женщинам там и делать нечего. Пыталась отбирать у неё одежду, белье, запрятала гребень, но Фрося не сдавалась. Тогда мать напомнила, что Фрося не замужняя и ей вообще-то надо искать мужа, так как соседи и родственники уже шепчутся и ей стыдно оправдываться перед ними. Но и это на Фросю не повлияло. Тогда мать бросилась на пол и завыла, что, дескать, она, Фрося, совсем испортилась, стала неблагодарной и легкомысленной, что стыдно ей за неё и вообще, за что ей все это. Это было все так знакомо Фросе, что она, молча, вырвала из рук матери свой узелок с бельем и решила уйти на ночь к Черновым. Баба Клаша хоть и была не совсем здорова, но с радостью приняла её, напоила чаем и уложила на полати до утра.

- Ты на мать то не сердись,- говорила Клаша перед тем, как Фрося стала утром собираться, - Она вас любит. Как умеет, так и любит.
Еле успев к пяти добежать до Базарной, Фрося вдруг заметила на телеге только Дусю. Запрыгнув к ней, Фрося поздоровалась с вчерашними парнями и спросила и Дуси:
- А Лида где? Почему её нет?
- А вот так, не пустил её отец. Сказал, что к себе в артель устроит, чтоб под присмотром была. А меня вот некому удержать, поэтому и еду,- ответила с горькой иронией Дуся.

Фрося пожала плечами, что ж тут поделаешь. Телега тронулась, и они поехали вниз по улице. В конце Базарной они повернули на Верхнюю, потом завернули на Малую Егориху и вовсе выехали из города. Перед ними распростерлись до самого горизонта поля уже покрытые молодой сочной зеленью, а небо к этому времени было освещено весенним ранним солнышком, которое как будто радовалось со всеми, что, наконец-то ушла зима. Воздух был так чист и прохладен, наполненный немыслимыми запахами природы, что Фрося, закрыв глаза, стала глубоко их вдыхать, как будто в последний раз. А в это время они свернули с главной дороги на поле, где уже была наезженно от телег.

- Скоро уже будем, девушки,- произнес молодой парень, - Смотрите вперед.
Сначала Фрося ничего не видела, кроме самого поля, она прищурила глаза, всматривалась. Но скоро вдалеке она заметила, какие-то точки, которые по приближению оказались палатками, и  было их там видимо-невидимо. Возле палаток копошилось много женщин и мужчин, а впереди было расчищенное место с величину в ипподром, где лежало множество бревен и кирпичей.
- Вот он ваш, будущий завод!- воскликнул постарше парень. - Работы тут на всю вашу молодость!

На месте Фросю и Дусю встретил мужчина средних лет и с маленькими усиками. Он потащил девушек, в какую-то палатку, что-то спрашивал, записывал, а потом передал их женщине в кожаной облезлой куртке и с короткими волосами под мальчика. Она быстро представилась:
- Василиса Даниловна Артемина, - протянула каждой руку, пожала и куда-то пошла.
Девушки бодро зашагали за ней до самой крайней палатки. Вошли внутрь и увидели, что тут располагалась спальня: шесть двухъярусных кровати, у каждой кровати по тумбочке, два стола, соединенных в один, два сундука и одна буржуйка, в которой сейчас тлел огонь.

- Это палатка номер пять, я тут главная, отвечаю за порядок, - начала гордо Артемина, - У нас не курят в палатке, не пьют водку, едим мы в столовой, а тут пьем только чай. Уборка каждый день по очереди, график я с вашими фамилиями перепишу и повешу вот здесь,- она указала на небольшой стенд, - Воровать у нас тоже запрещено, поймаем - вышвырнем без оклада, если повезет, а то и в милицию сдадим. Вот два сундука, одна в один кладет свои вещи, другая в другой. Мест других нет. В каждом сундуке вещи шести человек, своё с чужим уж не перепутайте. Накажу. Свободные койки тут и тут. Больше нет. У нас все под завязку. Встаем в пять, умываемся, одеваемся и идем в столовую к половине шестого, работа начинается в семь десять. В семь десять вы должны уже построиться на площадке и ждать пока вам раздадут задание. В одиннадцать у нас обед, конечно же, в столовой. Обед пятьдесят минут. В пять вечера окончание смены. Пока работает в одну смену, а там как скажут. Домой можно уходить только в субботу после четырех вечера, а в воскресенье в девять вечера быть тут. В десять у нас отбой. Кстати каждую субботу в шесть у нас танцы. Располагайтесь, девушки. Будьте как дома.
Артемина резко развернулась на каблуках мужских сапог и уверенным шагом вышла из палатки. Фрося и Дуся же робко прошли к своим кроватям. Фросе досталась нижняя крайняя у входа, и она вздохнула, представив, как будет тут дуть по ночам и сев, с отчаянием бросила рядом узелок с бельем. Рядом с ней неожиданно присела рыжая девушка с веснушками на лице. Она, улыбаясь, протянула ей руку:

- Маша Лещева, будем знакомы, - она пожала ей руку и продолжила, - Да вы не пугайтесь раньше времени. Тут пока такой бардак. Видишь, уже на часах половина седьмого, а мы все еще в палатке. Это потому что завтрак из города все еще не привезли, а местная кухня у нас почти и не работает. Все пока только обещают. Тебя как зовут то?
- Фрося, - неуверенно ответила та.
- Ну вот, теперь у нас три Фроськи. Давай, чтобы вас не путать, как-нибудь по-другому тебя назовем? Фамилия у тебя, какая?
- Маслова.
- Хм...- девушка задумалась.- А ну его, Фрося так Фрося. Умывальники у нас снаружи, можешь с дороги умыться там. А узелок в сундук то положи, у нас воров нет.

Фрося послушно положила свой узелок в сундук и вышла из палатки. Вдоль него и, правда были установлены четыре умывальника и деревянная бочка с водой и ковшом. Фрося зачерпнула воды из бочки, вылила в умывальник и с удовольствием умыла лицо. Потом, мокрая, оглянулась вокруг и подумала, что не может представить, что тут когда-нибудь будет не поле с палатками, а целый завод. Это же уму непостижимо! Целый завод! Неужели теперь они что-то не разрушают, а строят! И она, Фрося будет к этому причастна!

Какое-то время она еще разглядывала все вокруг, удивлялась, пока сзади к ней не подошла рыжая Маша и не позвала её пройти в столовую на завтрак.
http://proza.ru/2024/12/06/824