Провал во времени - 2

5. Брошенная крепость и Вузалг, сын Буртига

Выйдя из кабины, я помог Урсу связать воинственного стража веревками, найденными в одном из сараев. Затем мы оттащили его в тот же сарай и обложили сеном, чтобы он в относительном комфорте скоротал там оставшееся до утра время. Морозное небо над крепостью было покрыто мерцающими звездами, и хотя я ничего не смыслил в астрономии, мне показалось, что знакомые ковши Большой и Малой Медведиц повернуты немного по-иному, чем в мое время. В середине крепости стояла внушительного вида цитадель в три этажа, укрепленная то ли бастионами, то ли приземистыми башнями. Там же, у входа в цитадель, находился колодец, обнесенный круглой каменной стенкой и защищенный от осадков низкой деревянной крышей. К стенам крепости с внутренней стороны были пристроены какие-то сооружения, в которых можно было распознать казармы, конюшни, сараи и склады. Двор был вымощен, как мне показалось, темно-серыми сланцевыми плитами, матово блестевшими в лунном свете там, где в снегу были проложены дорожки.

Создавалось впечатление, что за исключением этого парня с вилами в крепости больше нет ни единой души. Я взял в кабине мощный найткоровский фонарь-прожектор и предложил Урсу осмотреть со мной цитадель. Обходя зал за залом и этаж за этажом, мы убеждались в том, что все помещения пусты, причем, было видно, что покинуты они в большой спешке, если не сказать в панике. Везде валялись разбросанные вещи, в том числе и такие, которые хороший воин нипочем не оставит: дротики, луки, колчан со стрелами и даже пара щитов. Обойдя все закоулки цитадели, мы вернулись на нижний этаж и обнаружили что-то вроде кухни с огромным камином, в котором на массивной бронзовой цепи висел внушительных размеров котел из того же металла.

Урс пошел за дровами, а я, посветив внутрь котла, решил, что он нуждается в основательной чистке. Вскоре мой товарищ вернулся с большой корзиной дров, и мы растопили огонь в камине и зажгли масляные светильники на стенах. Урс заглянул в пустой котел и вздохнул так красноречиво, что я пошел к грузовику и принес палку копченой говяжьей колбасы, кусок козьего сыра, буханку хлеба и кое-что из овощей. В кухне стояли грубо сколоченный стол и несколько дощатых скамей, и мы сели за трапезу. Было заметно, что колбаса Урсу очень понравилась, на сыр он тоже поднажал, а вот помидоры вызвали у него непреодолимое отвращение и из овощей он съел только огурцы и лук. С солью он обращался так бережно, что мне стало ясно: этот продукт в данном месте и в данное время является большим дефицитом. По счастью, у меня в грузовике стоял фанерный ящик, набитый сотней пачек с надписью «Сіль».

Поужинав, а точнее, позавтракав, мы с Урсом решили вздремнуть на скамьях, придвинув их поближе к огню очага. Урс, улегшись на скамью, достал из своей замшевой сумки мешочек из того же материала, вышитый цветным узором, и извлек из него какую-то золотистую массу. Оторвав кусочек, он протянул его мне, а остаток положил в рот и стал энергично жевать. Я понюхал эту эластичную массу, которая приятно пахла мятой, и тоже стал осторожно ее жевать. Позже я выяснил, что это была смесь пчелиного воска с забрусом, смешанная с крошевом из сушеной мяты, и она не только очищала зубы и десны от остатков пищи, но и освежала дыхание. Не знал, что мои пращуры с такой тщательностью следили за зубами и с этих пор уже не удивлялся тому, что почти у всех встреченных мной нахчиев были белозубые улыбки. Только вот улыбались они не часто.

В очаге ярко пылал огонь, и я решил обезопасить нас от угарного газа старым дедовским способом: насыпал на угли соль, отчего пламя вспыхнуло с новой силой. Урс был потрясен моим расточительством и долго качал головой, что-то ворча себе под нос, а я, убаюканный теплом и тишиной, стал засыпать. Но когда я уже проваливался в сладкую дрему, вдруг раздался душераздирающий протяжный крик, полный такой тоски и боли, что я содрогнулся и, быстро вскочив со скамьи,  схватил автомат. Урс тоже был на ногах и, держа в руке обнаженный меч, озирался в полутьме помещения, словно высматривая неведомую угрозу. Мы долго простояли, вслушиваясь в зимнюю ночь, но крик больше не повторился. Отвечая на мой вопросительный взгляд, Урс утер пот со лба и пожал плечами. Вложив меч в ножны, он присел у очага и сказал, что после этого крика сон покинул его и он намерен просидеть до рассвета, следя за тем, чтобы огонь не погас. Я был менее впечатлительным, чем мой друг из бронзового века, и поэтому снова улегся спать и, выкинув все заботы из головы, уснул крепким сном, какой бывает у очень уставшего человека с чистой совестью.

Утром, выйдя во двор, я увидел нашего пленника, уже освобожденного Урсом от пут. Он стоял у грузовика и взирал на него с таким изумлением, что я невольно возгордился тем, что являюсь владельцем этого чуда. Он держал на поводу понурую пегую лошадку с длинной гривой, которая изредка жалобно вздыхала. Взгляд лошадки был столь печален, что хотелось чем-то утешить ее и я, подходя к грузовику, ободряюще хлопнул ее по загривку. Через минуту во двор вышел и Урс, ходивший осмотреть сараи. Видимо, он смазал свои шикарные красные сапоги каким-то жиром, потому что они ярко сверкали на солнце. И вообще, как я заметил, Урс был щеголеватым парнем. При свете дня его длинные волосы и бородка оказались не русыми, как я подумал при нашей встрече в лесу, а огненно-рыжими. Наш пленник отвернулся от грузовика и с детским восторгом воззрился на красные сапоги Урса. Я почувствовал что-то похожее на ревность: это надо же быть таким простофилей, чтобы повернуться спиной к великолепному техническому чуду XX-го века и пялиться на дешевую обувь, пошитую каким-то криворуким деревенским сапожником!

С трудом оторвав взгляд от сапог, парень двинулся к колодцу, чтобы напоить лошадку, а Урс сообщил, что в сараях полно съестных припасов. Затем, наклонившись ко мне, сказал тихим голосом, что парень с лошадью является представителем народа джелтов. На мой вопрос, кто такие джелты, Урс коротко рассказал, что этот народ исстари обитал в самых глухих и недоступных горных ущельях, умудряясь выращивать на этих кручах ячмень. А затем, пару поколений назад, почти все джелты по какой-то причине покинули свои трущобы, спустились на равнину и добровольно стали данниками нахчиев, получив за это право селиться на свободных землях. Я бросил взгляд на джелта, который наливал воду из деревянного ведра в корыто, и вдруг заметил на его шее кожаный обруч, что меня неприятно задело. Урс между тем сообщил, что его очень удивило ночное поведение этого парня, потому что джелты никогда ранее не осмеливались нападать на своих хозяев нахчиев.

Из дальнейших объяснений Урса я понял, что джелты для нахчиев были кем-то вроде илотов для спартанцев, а косматые гирмы, если уж продолжать исторические аналогии, являлись «степными варварами». Впоследствии, более основательно расспросив Урса, я узнал, что нахчиями управляет некий выборный орган под названием «каной-гулам» – «собрание старейшин». Чтобы до конца прояснить местное социальное устройство, я спросил у Урса, кто у них командует войсками, на что был дан ответ, что главного командира войск назначает «каной-гулам» и военачальник этот носит звание «дада». Мне показалось любопытным, что слово «дада» в мое время обозначало «отец». По-видимому, сородичи Урса придавали этому слову более широкое значение. А командиры низкого уровня называются «баччи», – тут Урс приосанился и, поигрывая рукоятью меча, сообщил, что он «пхан-баччи». Что бы сие ни означало, я поздравил моего друга с этим высоким званием и добавил, что он со временем несомненно станет «дадой». Урс не стал отнекиваться от этой перспективы и решил заняться джелтом, нашим пленником или союзником – я пока что не разобрался со статусом этого парня. Мы подошли к колодцу, около которого лошадь, вдувая тощие бока, вливала в себя ледяную воду, а джелт терпеливо ждал, пока она напьется вдоволь. Горделиво выставив вперед свой красный сапог, Урс начал допрос:

— Как тебя звать, о коварный джелт?

Тот почесал затылок, словно припоминая свое имя, и ответил:

— Я Вузалг, сын Буртига, родом из Ходи-буни.

— Что ты делаешь в этой крепости, о негодный джелт, и где остальные ее обитатели?

Не стану пересказывать весь диалог Урса с Вузалгом, передам главное, что мы от него узнали. Вузалг был нанят в одной из деревень по дороге в Хой отрядом воинов, направленных туда дадой в качестве гарнизона. Вузалгу надлежало ухаживать за боевыми и вьючными лошадьми, а в качестве платы за труды ему было обещано щедрое питание, а по весне еще и одна из вьючных лошадей, что для бедного джелта являлось неплохим вознаграждением. Все шло прекрасно, Вузалг чистил лошадей, кормил их и поил, убирал под ними и ждал наступления весны, поскольку нанялся до поры таяния снегов. Гарнизон крепости под командованием «туш-баччи» Джоммага, сына Тулга, проводил время за военными упражнениями, а часовые зорко высматривали с вершин башен степного врага, этих треклятых гирмов. Еды было вдоволь, так как в сараях висело много сушеного мяса, стояли мешки с ячменной мукой и корзины с овощами. Воинов было числом около ста.

— Где воины? – спросил Урс. – И где туш-баччи Джоммаг, сын Тулга?

— Ушли, – ответил Вузалг, – еще два дня назад. Их напугали хунлои.

При слове «хунлои» мой храбрый друг побледнел как полотно и, повернувшись ко мне, сказал:

— Вот кто кричал ночью.

Вузалг кивнул, подтверждая слова Урса, но я не заметил, чтобы сам он был хоть сколько-нибудь напуган.

— А кто такие эти хунлои? – спросил я, невольно вздрогнув при воспоминании о жутком ночном вопле.

— Это дикие лесные люди, – отвечал Урс с мрачным выражением лица. – Они обитают в тайных горных пещерах, поедая животных и даже людей, если те попадаются им в лапы. Они ходят без одежды, потому что покрыты густой шерстью и не мерзнут, и вооружены каменными топорами. Иногда они спускаются на равнину, чтобы поохотиться на людей и домашний скот. Их ничего не может остановить, они перелезают через любые стены. Нападают они всегда ночью. Каждый из хунлоев сильнее пяти обычных людей. Но.., – тут Урс покосился на Вузалга, который, как мне показалось, слушал его с насмешливым выражением глаз, – но джелты, как поговаривают наши старики, умеют ладить с хунлоями и даже могут управлять ими.

Выслушав Урса, я, конечно, сообразил, что хунлои – это те дикие обитатели лесов, которые в мое время назывались «хун-стаг» или «алмаз». Еще они были известны в мире как «йети», «бигфуты» и «снежные люди». Я кое-что читал об этих существах, но никогда и слыхом не слыхивал, чтобы они бродили группами и пожирали людей. В двадцатом столетии их упорно искали по всем закоулкам планеты и не могли обнаружить. А тут они, оказывается, рыскают среди людей целыми шайками. Придется проучить этих людоедов. К счастью, у меня для этого имелось более чем достаточно оружия и боеприпасов. Вспомнив про груз в кузове «Урала», я подумал, что не худо бы позавтракать и поделился этой идеей с Урсом и Вузалгом. Они не возражали.

Было довольно тепло и мы решили позавтракать во дворе, на свежем воздухе. К фасадной стене цитадели было пристроено что-то вроде летней кухни с очагом и пока Вузалг под руководством Урса разжигал огонь, я, прихватив бинокль, поднялся на одну из башен, чтобы осмотреть окрестности. Деревянная лестница спиралью поднималась вверх сквозь лазы в перекрытиях этажей, ступени были темными от времени, но все еще прочными. Зубцы на башнях возвышались почти в человеческий рост. Осмотревшись, я понял, что крепость Хой была воздвигнута на холме, опоясывая его вершину почти правильной окружностью диаметром метров в сто. Пологий склон холма, по которому мы с Урсом накануне ночью поднялись, плавно переходил в равнину, перегороженную на востоке лесом, тянущимся с туманных северных далей до самых гор на юге. Отчетливо была видна дорога, которая почти без извивов пролегала по заснеженной равнине от ворот крепости до леса, исчезая за черной стеной деревьев. В крепости были устроены лишь одни эти ворота.

Сейчас над лесом вставало по-зимнему бледное солнце, а небо было светло-синим, без единого облачка. Не буду скрывать, сердце мое сжалось от тоски, когда среди ясно видимых гор я распознал вершину Баш-Лама со знакомым с детства «драконом», улегшимся среди вечных снегов. Дальше на западе возвышалась двуглавая вершина величественного Шат-Лама. Да, очертания этих гор мне были знакомы, я вне всяких сомнений находился в родном краю, но все же у меня было такое ощущение, будто я перенесся на край Вселенной, за мириады световых лет от дома, от родных и от своих друзей-соратников, которые будут тщетно ждать меня у Сей-Корта со столь необходимым им грузом. Испустив печальный вздох, я уж собрался было спуститься вниз, когда заметил, как из леса вырвался одинокий всадник, скачущий во весь опор по знакомой мне дороге. Через несколько мгновений за ним вылетела погоня – десятка два конников. Я поднес к глазам бинокль и с удивлением заметил, что всадник, спасающийся от преследователей, – молодая девушка. Но совсем не удивился, когда увидел, что ее пытаются настичь косматые гирмы.

6. Мы спасаем девушку по имени Сийна

Было ясно, что девушку надо выручать. Но как? Открыть ворота крепости и помчаться навстречу погоне на грузовике? Это бы сработало, но существовал риск нанести ей психическую травму видом несущейся железной громадины. И все же для девушки это являлось более приемлемым выходом из этой ситуации, чем гибель или плен. Времени на долгие взвешивания вариантов не было, потому что гирмы неуклонно сокращали расстояние между собой и беглянкой и передние уже держали наготове арканы, которыми эти степные наездники наверняка искусно владели. Я стремительно побежал по лестнице вниз, крича на ходу Урсу и Вузалгу, мирно беседующим у очага, чтобы они побыстрее открыли ворота. Заскочив в кабину, я завел мотор, а Урс и Вузалг бросились в разные стороны: первый побежал открывать ворота, а второй, устрашенный ревом непрогретого двигателя, понесся прятаться в дальний сарай. Урс не без усилий распахнул две массивные створки, а потом метнулся к грузовику, делая мне знаки открыть дверцу. Я так и сделал: он мог оказаться ценным помощником при любом исходе моей задумки.

Мы помчались вниз по склону, постепенно набирая скорость, причем, я непрерывно сигналил, да еще мигал фарами для дополнительного эффекта. Урс воспринял рев сигнала спокойнее, чем я ожидал, и сидел, не сводя глаз с девушки и ее преследователей. Конь под всадницей несся нам навстречу усталым, но ровным галопом, а девушка сидела в седле, низко наклонившись вперед, и из-под ее островерхой меховой шапки выбивались длинные рыжие волосы, в точности такого же огненного оттенка, что и у Урса. «Что-то в этой стране многовато рыжих», – подумал я, выжимая из «Урала» всю скорость, на которую он был способен с нагруженным до отказа кузовом.

Услышав, а потом и увидев наш транспорт, девушка выпрямилась в седле и на мгновение натянула поводья, словно собираясь остановиться, но, бросив взгляд на приближающихся преследователей, посчитала, по-видимому, нас меньшим злом и снова во весь опор понеслась нам навстречу. Из-под копыт ее взмыленного коня вылетали комья снега и почти долетали до морд лошадей преследователей, которые, увлеченные погоней, то ли еще не заметили мой грузовик, то ли имели наглость игнорировать его. Оба предположения я счел равным образом оскорбительными для себя, и поэтому, опустив стекло, высунул наружу громадный Desert Eagle и несколько раз выстрелил в бледно-синее небо.

Выстрелы этого чудовищного пистолета грохотали так, что были способны заглушить орудийную канонаду. Урс прикрыл уши руками, с ужасом глядя на пистолет, который, замечу мимоходом, перед самой войной я выменял у одного кистинца на БМВ в приличном состоянии. Довольный сделкой кистинец подарил мне вдобавок к пистолету 20 полных обойм и столько же пачек патронов, причем, самого разного назначения, включая и бронебойные. Этот пистолет был предметом жгучей зависти моих боевых товарищей и за позволение выстрелить из него они одаривали меня нужными на войне вещами: автоматными рожками, гранатами, боевыми ножами и тому подобным. Как-то на свадьбе в Танги-Чу я пальнул из этого пистолета в потолок навеса во дворе... Впрочем, я отвлекся.

После громоподобной пальбы из Desert Eagle гирмы, наконец, соизволили обратить внимание на мои спецэффекты и притормозили лошадей. Поглазев несколько секунд на несущееся прямо на них ревущее, грохочущее, стреляющее и мигающее чудовище, они дружно развернулись и понеслись обратно в лес со скоростью, которую с учетом обстоятельств я счел вполне удовлетворительной. Что касается девушки, то она, заметив ретираду погони, свернула с дороги и поскакала куда-то вбок по снежной целине. И тут Урс очень меня удивил. Он самостоятельно открыл дверцу и, обежав машину, стал кричать вслед удаляющейся девушке:

— Сийна, Сийна! Вернись, Сийна, это я, Урс!

Всадница так резко натянула ремни уздечки, что конь поднялся на дыбы и наездница, заставив его сделать длинный вольт, остановилась, с изумлением и недоверием глядя на Урса. Тот приветственно махнул рукой и пошел к ней, утопая по колени в снегу. Девушка соскочила с коня и тоже двинулась ему навстречу. По-видимому, мне предстояло стать свидетелем трогательной встречи влюбленной парочки. В мои времена в подобных случаях девушка и парень останавливались не менее чем в трех шагах друг от друга, причем, девушка должна была скромно потупиться, водя носком туфельки по земле, а парень обычно нес какую-то романтическую чепуху о том, как он невыносимо тосковал, будучи с ней в разлуке целых полдня. Девушка в ответ лукаво стреляла глазами, словно говоря: «Раз ты так тоскуешь по мне, чего тянешь с предложением руки и сердца, врунишка». Но в данном месте и времени встреча влюбленных протекала по иному сценарию. Урс положил девушке руки на плечи и слегка встряхнул, явно выказывая недовольство, а потом стал что-то объяснять, оживленно жестикулируя и периодически то воздевая руки к небесам, то указывая ими  на грузовик.

Я заглушил мотор и вышел из машины, дружелюбно улыбаясь и косясь в сторону леса, в гуще которого скрылись гирмы. Наконец, Урс и девушка двинулись в мою сторону, ведя лошадь на поводу. Девушка носила темно-серые брюки или, скорее, шаровары из плотной ткани, поверх которых было надето что-то вроде широкого платья такого же цвета с разрезами по бокам выше колен. От холода ее защищала длинная, почти до пят накидка из лисьего меха. Этот наряд дополняли меховые сапожки, красного, как у Урса, цвета и шерстяной шарф такого же окраса, повязанный вокруг шеи. На поясе у девушки висел короткий меч, скорее даже кинжал в изящных ажурных ножнах из белого металла, по-видимому серебра. Приближаясь, она бросала робкие взгляды на грузовик, и я задавался вопросом: что, интересно, Урс поведал ей о моем «железном доме»? Неужто пересказал ахинею о восьми йешапах и трех драконьих чешуйках? Когда они приблизились, Урс взял девушку за руку и представил ее:

— Имран, это Сийна, моя сестра.

Сестра! А я-то вообразил, что стал свидетелем романтической встречи! Почему-то мне стало приятно, что эта красивая девушка с глазами цвета бирюзы – не возлюбленная, а всего-навсего сестра Урса. Не зная, как в здешних краях принято знакомиться с дамами, я на всякий случай щелкнул каблуками ботинок и назвал себя:

— Я Имран, сын Адлана, сына Шахбулата, сына Дауда. Но можно звать меня коротко – Имран.

Сийна застенчиво улыбнулась:

—Я хочу сказать: пусть великий Дэла будет тобой доволен за то, что ты спас жизнь сначала моему брату Урсу, а потом и мне!

— Пустяки, – сказал я, – мы ведь должны помогать друг другу, потому что люди и созданы для того, чтобы помогать друг другу...

Изрекая эту сомнительную сентенцию, я вдруг услышал какой-то шорох и выхватил из кобуры пистолет. Но Урс оказался проворнее: он с мечом в руке метнулся за грузовик и появился, ведя за шиворот Вузалга, сына Буртига, оснащенного неизменными деревянными вилами. Сзади ковыляла печальная лошадь джелта, на которой он, очевидно, и прибыл к месту событий.

Выведенный Урсом, так сказать, на суд общественности, Вузалг нисколько не был смущен своим позорным бегством во дворе крепости, а, напротив, с нескрываемым восхищением разглядывал Сийну. И вообще, я уже имел возможность заметить, что Вузалг был пусть и не тонким, но восторженным ценителем всего прекрасного. Увидев кожаный обруч на шее Вузалга, Сийна сразу же потеряла к нему интерес, что, признаюсь, меня немного покоробило, поскольку по своим убеждениям я был умеренным демократом, то есть сторонником свободы, равенства и братства. Кроме того, поступок Вузалга, который, преодолев страх, пусть и немного запоздало, но все же явился нам на подмогу, заслуживал некоторого уважения. В то же время я понимал, что людям во все времена были свойственны предрассудки, иногда очень странные. Например, мой друг Харон убежден, что картошка вызывает у людей слабоумие. Я, конечно, посмеивался над ним, но Харон столь непоколебимо стоял на своем, что теперь и я употребляю этот продукт с некоторой осторожностью, периодически тестируя себя решением кроссвордов.

Тем временем Урс, заметив, что джелт пялится на его сестру, грубо бросил ему поводья и приказал отвести лошадь Сийны в крепость. Вузалг, ведя на поводу обеих лошадей, поплелся в указанном направлении. После этого Урсу удалось уговорить Сийну сесть в кабину грузовика, а я, повторив на всякий случай свое идиотское обращение к йешапам, завел двигатель, развернул машину прямо на поле, и мы поехали в крепость, обогнав по дороге Вузалга, который шарахнулся от грузовика как сайгак от тигра.

Когда мы оказались во дворе крепости и, дождавшись Вузалга, заперли ворота, я решил, что после завтрака нужно будет устроить что-то вроде военного совета. У меня накопилось немало вопросов по местной обстановке, на которые желательно было получить ответы. Каким-то непостижимым образом я оказался в маленькой группке людей, каждый из которых казался простым и понятным в своих поступках и мотивациях, но стоило мне задуматься глубже, как эти люди становились весьма загадочными. Я не только был зрителем драмы со скрытым от меня началом и неизвестным концом, но и активно втягивался в это действо. Они явно что-то скрывали от меня и – я был уверен в этом – друг от друга. А там, где присутствуют тайны и недомолвки, неизбежно вызревают угрозы и опасности. Поэтому настала пора прояснить кое-что.

По моему приказу Вузалг снова разжег очаг, и я занялся завтраком. Трапеза на этот раз состояла из макарон с тушенкой, к которым я для вкуса добавил жареный на оливковом масле лук, цейлонского чая и турецкого шербета, вызвавшего у Урса с Вузалгом настоящую эйфорию. Даже сдержанная Сийна, попробовав десерт, широко раскрыла глаза и восхищенно покачала головой. Чай, который я обильно подсластил, ей тоже понравился. По всей видимости, с сахаром в этих краях дела обстояли не лучше, чем с солью. Даже, полагаю, гораздо хуже. И я вздохнул с облегчением, вспомнив о трех пятидесятикилограммовых мешках с этим ценным продуктом, стоящих в кузове моего «Урала».

Покончив с едой, мы пододвинули скамьи поближе к огню очага. Урс и Сийна достали из мешочков восковые шарики с мятой и стали жевать их. Урс протянул один шарик и мне и я присоединился к жующей компании. Вузалг тоже решил соблюсти гигиену и, откусив здоровый кусок какой-то черной смолы, стал с видимыми усилиями жевать его.

В этот самый момент в ворота крепости громко постучали и мы вскочили на ноги. Я, по-видимому, в прошлой жизни все же слишком налегал на картофель, потому что забыл выставить дозор на стену. С другой стороны, кого бы я выставил? Вузалга? С этими мыслями я пробежал по двору и взлетел на верхний ярус одной из башен у ворот и, переведя дух, осторожно выглянул наружу. Перед воротами стояли старик с заброшенным за спину струнным музыкальным инструментом и девочка лет десяти-двенадцати, которая держалась за его пояс. А старик требовательно бил посохом по воротам, крутя головой и прислушиваясь к звукам в манере, свойственной всем слепым.

(продолжение следует)