Павлик и правда

   Павлик бессмысленно брёл по яркому, живому проспекту. Ярмарка жизни — чужая, разноцветная, переливалась перед ним ядовитыми цветами и огнями, гремела музыкой, звенела голосами. В голове Павлика было тихо и пусто, как в спальном районе в спальное время. Сердце колотилось не в такт, не впопад после вчерашнего. Шлейф перегара тянулся за ним на милю.
   — Павлик! — внезапно услышал он. Так его окликали только два человека: мама и первая учительница. Обычно Павлик считал адресованным лично ему «Ужаленный!», «Ушибленный!» или просто «Паха!». А иногда мыкоподобное «Э-э!» заменяло приведённые три слова.
   Перед Павликом стояла его первая учительница.
   — Павлик… — рассматривала его учительница, а Павлик понуро стоял перед ней, как бывало много лет назад. Казалось, сейчас учительница попеняет ему успеваемостью, макулатурой, поведением, но она молча рассматривала Павлика. Павлик также молча  рассматривал ободранные носки своих старых кроссовок, бахрому брюк, асфальт, снова носки.
   — Как же так, Павлик? — спросила учительница.
   Павлик, не подымая взгляда, пожал плечами.
   — Ты же мог хорошо учиться, когда хотел!
   Совершенно неожиданно для себя, Павлик, не прощаясь и не говоря ни слова, пошёл. Он свернул в темноту переулков спального района. В полном мраке, минуя ямы и колдобины, Павлик достиг своего дома, откуда бросил короткий взгляд на разноцветное зарево проспекта.
   — «Когда хотел», — внезапно повторил он слова первой учительницы.