О страдании

Мать. Мать, и никто больше. Ира смотрела в зеркало трюмо и хотела понять, увидеть в нём себя саму. Но ничего, кроме мраморного лица она в зеркале не увидела. Да-да, именно мраморное лицо и ничего больше.
Ира не узнавала себя в нём. Она никогда не видела такого мраморного лица, в котором не было ни капли жизни. Оно не выражало никаких эмоций – чувств. Эмоций коих она недавно испытывала до того, как с ней произошло это. «Это, это, это». Говорила она сама себе словно винив себя в том что с ней произошло. Внутреннее её чувство как бы она не старалась, всё равно мучило её. Терзало всё внутреннее её женское существо. Существо противившиеся всему тому сказанному Ефимией Иннокентьевной, что было ей только что сказанное Ире.
«Что за дикость. – подумала Ира. – Почему я вижу в нём, – то есть в зеркале, - не себя, о чьё-то отражение чьё угодно, только не моё. – она на секунду задумалась, а затем она увидела в зеркальном отражении стоящею позади неё Ефимию Иннокентьевну. Она стояла по правое плечо от неё, и положив кисть правой руки на её левом плече, она словно утешала её, говоря о том, чтоб та была спокойна, что всё будет хорошо. Затем она вторую кисть руки положила на её округлённый животик, и словно успокаивая её, все её страдания, страдания, все её тревоги она словно взяла себе, оставив Ире только радость и умиротворение. У Иры все тревоги словно куда-то испарились. Их как будто бы и не было вовсе. В туже секунду Ира увидела, что у Ефимии Иннокентьевны появился живот. Живот словно она носила под сердцем ребёнка. Но откуда взялся этот округлённый животик Ире не было ведомо. Впрочем, как уже было написано у каждого местоимения «Я» есть антипод. В зеркале Ира видела в своём отражении свой антипод. Антипод в образе своей немезиды Ефимии Иннокентьевны – её внутреннее состояние женской души. – Вы взяли на себя всё плохое что было во мне. – подумала Ира. – Зачем? – задавала она сама себе этот вопрос. – Зачем брать на себя то что приведёт Вас к… - тут на языке и в мыслях Иры залетело и не как не могло вылететь одно лишь слово. Слово которое пугает всех, и приводит в ужас. – Смерть. – однозначно сказала она сама себе. – Я – это Вы. Догадалась она. Я – мать, и как всякой матери я хочу, чтобы мой ребёнок родился нормальным, здоровым малышом или малышкой. Каждая мать это хочет, - грустно подумала она. – Но не у каждой её желание станет реальным. В мире все дети рождаются с теми или иными заболеваниями. Грустно, если бы это не было так страшно. Обрекать неродившегося человека на столетние страдания. – она сделала паузу в своих размышлениях, и затем словно из глубины её души, её женского сердечка вырвалось одно единственное слово. – За что?! За что? За что!».
Она смотрела на зеркальное отражение Ефимии Иннокентьевны, и её вопрос обрёл ответ. Да-да, в глазах её подруги – заклятой немезиды она прочла ответ.
«Страдание — это удел всех людей ни только на этой планете, но и жизни в иных галактиках. Никто не обрекает никого на страдания. На страдания обрекает сам человек человека. Никто не хочет обрекать кого-либо на страдания. Но, так получается. Все хотят для своих отпрысков счастливой жизни. Хотят, чтобы они стали продолжателями их наследие их дело. Стали лучше чем они. Но это порой невозможно. Порой это приводит к неисправимым последствиям. Дети замыкаются в себе. Они ни такие как их родители. Они совсем другие, и порой хотят совсем иного чем хотят их родители. Все эти обстоятельства приводят к трагедии. Дети и родители отдаляются друг от друга. Отдаляются на вечно. Нельзя чтобы это произошло тотчас же как женщина родит.
Если женщина не будет хотеть родить, и каждый божий день, каждый божий час будет проклинать ту минуту, ту секунду когда она впустила в своё женское ложе ту одноглазую змею которая и дала семя для зачатие этого плода, вряд ли можно будет сказать, что ребёнок родиться нормальным. Он будет отчуждён от этого мира. Станет нежеланным. Уйдёт в себя и навеки погрузиться в свой мир. Мир где он совершенно один. Один, в своём мире. В мире полного безмолвного хаоса – его пустоты детских мыслей. О чём он думает в этом мире безмолвной пустоты своего подсознание. Осознание того что он отвергнут всеми, прежде всего своими родителями. И это страшно. Страшно, потому что отчуждённость от мира где он живёт.
Отчуждённость от всего что он мог любить. Любить то, что ему любить не позволили. Сделав присуще ему ненависть ко всем людям – их образу жизни. Это уже заложено в его подсознании. Подсознании детской несформированной его психикой – его детского несформировавшегося «Я». Задавая вопрос, кто я? Ответ не может быть однозначным. Ведь местоимение «Я» по мимо всего формирует человеческое надсознание. Если человек не сформирован как личность, и его все отвергли, то в нём формируется его надсознание. Надсознание которое перерастает в сверх «Я» — самомнение своего надсознание которое формирует сверхсознание – сверхличность человека. Человека с собственным сверхсознанием «Я». Человека – сверхличности «Я». Человека готовым уничтожить этот мир. Уничтожить навсегда.
Не допустите этого. Не стоит отвергать своего ребёнка, пусть даже он не желанный. Ведь только Вы можете определить какой будет этот человек? Не стоит делать из ребёнка монстра, ведь монстр — это не новорождённый ребёнок, монстр — это женщина, сами женщины – женщины-матери.
Не уподобитесь таким женщинам. Вы в положении. Сделайте так что бы страдания его не были страданиями, а были бы счастливыми днями его жизни.
Страдания — присуща родителям, но никак не их отпрыскам. Если их отпрыски страдают, то родителям грош цена. Женщина всегда страдает за своих чад. Это их удел».
Так объяснила стоящая позади Иры в её зеркальном отражении Ефимия Иннокентьевны.