Родное, своё, любимое

   Вера Постышева была весьма романтической особой двадцати одного года от роду.
Черно-синие волосы оттеняли зелёные глаза, обилие серебряных украшений, колечки в носу, в пупке и даже "там", Вся в чёрном, от белья и кепочки до широченных "wide" штанов, рюкзачок с значками k-pop кумиров и аниме персонажей, высокие ботинки на платформе со шнуровкой до колена.
   Нет, девушка вовсе не была застрявшей в подростковом возрасте пустышкой. Она отличалась любознательностью, тягой к новым впечатлениям и знаниям, много и бессистемно читала, и непременно бумажные книги, увлекалась коллекционированием духов, с иронией называя себя и подобных "парфманьяками", любила велосипедные прогулки и своего на редкость безобразного пса - французского бульдога по прозвищу Дуся.
   Дуся, несмотря на имя, был кобель. Он тяжело, поскольку страдал лишним весом, передвигался, дыша так, будто вот вот испустит дух. Обильно слюноточил и постоянно пытался сексуально овладеть одной из ног хозяйки. На кличку он по каким-то своим собачьим соображениям не реагировал вовсе.
   Эта парочка: девушка и собака была такой же частью городского пейзажа в поселке городского типа, который без затей был назван в семидесятые годы прошлого века, когда был основан, Рабочим посёлком, как выпивохи на скамейке у "Дикси", наркоманы, ищущие закладки повсюду и азиаты там, где только можно себе представить.
   Жила Постышева с стариком-отцом, тому было, о ужас!, уже пятьдесят с хвостиком тяжело давшихся лет. Прокуренный и, что уж тут скрывать, пропитой папаша, дочку любил, не обижал и в её дела не лез. Мама же была с малых Вериных лет "в нетях" то бишь удалилась в сторону заката, когда Вере сравнялось два года.
   И вот, Постышева, студент факультета ландшафтного дизайна, любительница поцелуев и терпящая секс, который за ними обычно следует, как неизбежное зло, вбила себе в голову, что ей просто ну очень нужно найти бросившую дочку мать и воссоединиться с ней. В своих мечтах девушка падала в раскрытые объятия мамы, обе они рыдают и вытирают сопли радости.
   Как-то так!
   Отец, которого, несмотря на возраст все, в том числе и дочь, звали Толик, долго не хотел колоться, но потом выдал любимой дочке последний адрес, по которому, как он знал, обитала бывшая супруга. Это оказалась Москва, почти самый центр. И по этому адресу мама не проживала сейчас.
   Вера искала в интернете, но Елизаветы Федоровны Постышевой-Минц, как звали мать, не нашла. Тогда она написала в Центральное адресное бюро и месяца через два сотрудники  сего заведения, с согласия разыскиваемой прислали адрес блудной мамаши.
   Девушка написала с пятнадцатой попытки бумажное письмо, в котором выражала желание познакомиться и выяснить, что в ней, то есть Вере, было такого дурного, что пришлось её оставить.
   Выслала и свой номер телефона.
   В ожидании звонка пришлось отключить антиспам Яндекса на смартфоне. И целых две недели выслушивать то про срочную замену электросчётчиков, то про то, что Вера свидетель в деле о мошенничестве и надо срочно перевести деньги на безопасный счёт, то, что срок действия её сим-карты заканчивается и всё в таком же духе.
   Наконец раздался звонок и странно молодой голос спросил Веру. 
   - Можешь звать меня Елизавета,  - сразу определила дистанцию мать и продиктовала место встречи: кафе на станции метро "Парк Культуры" в Москве.
   В ночь перед поездкой Вера Постышева почти не спала. Как же, она увидит ту, кто дала ей жизнь, баюкала на руках, кормила грудью, и, наверное, любила. Какие-то обстоятельства непреодолимой силы заставили её бросить дочку, не иначе.
В полдень, хотя встреча была назначена на час дня, девушка уже была в кафе и в ожидании родительницы выпила аж целых три чашки весьма дорогого американо. Потом не выдержала и купила слойку с вишнёвым джемом, но съесть её не смогла.
   Ровно без пяти час появилась очень уверенная в себе моложавая спортивного вида дама и с порога отмела любой расчёт на чувства. Оказывается, Анатолий был ошибкой молодости, и, следовательно, дочка лишь побочный эффект от этого досадного недоразумения. Сейчас Елизавета глава фирмы, оказывающей охранные услуги, одинока, состоятельна, бездетна и вполне довольна, и собой, и миром. И обременение в виде переполненной чувствами дочери ей даром не сдались.
   Затем Елизавета, не притронувшись к кофе, который заказала вместе с коньяком, выпила залпом напиток, который полагается цедить не спеша, бросила дочке:
   - Всего хорошего!
   И стремительным шагом прошла к выходу, чтобы пропасть из Вериной жизни навсегда во второй раз.
   Девушка долго плакала в туалете, так что её пожалела уборщица, сказав, что такая красивая девица найдёт себе парня и получше. чем тот, кто стал причиной для её слёз.
   Пока Постышева ехала в электричке, она попеременно то решала никогда не заводить детей, то родить дочку и окружить её заботой и лаской.
   Дома пьяненький папа, разгоняя клубы дыма одной рукой, обнял Веру другой и стал утешать на свой неуклюжий манер:
   - Ничего, неплохо мы и вдвоём жили, безо всяких баб!
   Вера плакала, уткнувшись в воняющую сигаретами и даже немного блевотиной рубашку папы и думала:
   - Вот человек, который меня любил, любит, будет любить и никогда не бросит.
   Родной, мой и настоящий.
   Дуся слюнявил Верину ногу и одновременно пытался овладеть конечностью девушки, энергично помахивая обрубком хвоста.
   Все были счастливы и каждый занимал своё место.
   Изменники к изменникам, любящие к любящим, неразумные к неразумным.
   Как было всегда и будет!