Убийства по расписанию Гл. 11

Глава 11
Ничего нет хуже незаконченных дел. Неразрешённые проблемы висят над нами, как Дамоклов меч. Незаконченные дела превращаются в тяжеленые гири, которые мы пытаемся поставить на место, но от их тяжести еле двигаемся сами. Еле переставляем ноги. А сколько энергии, сколько внутренних сил мы теряем на осознание того, что не можем решить поставленную перед нами задачу, не можем вовремя, как рассчитывали достичь своей цели.
Хорошо бы отложить, хотя бы на короткий срок, то, что пока неподвластно твоему разуму сегодня, чтобы переосмыслить, ещё раз рассчитать заново, вникнуть в суть дела и возможно найти незамеченные нюансы, которые дадут подсказку на решение нашей проблемы.
Но каждый день промедления, возможно, приведёт к новым жертвам, к новым потерям. И поэтому необходимо не потом, а сейчас сконцентрироваться, переосмыслить, ещё раз вникнуть в самую суть проблемы и наконец, найти, хотя бы небольшую зацепочку, которая поможет размотать весь запутанный клубок преступлений.
После разговора с бывшей соседкой Нины Старко, Марта почувствовала, что эта женщина и есть тот нюанс, который продвинет следствие.
Очередная оперативка началась с сурового молчания Мезенцева.
– Докладывайте, – коротко и тихо произнёс он, опустив глаза в стол и нервно манипулируя карандашом.
– Я вчера общалась с бывшей соседкой Нины Старко. Много чего узнала об её жизни и жизни её брата.
– И что такого интересного у этой соседки задержанного Жукова? – спросил полковник, скрывая раздражение.
– Пётр Кузьмич у нее, оказывается, был брат музыкант. И я так понимаю, парень с детства страдал каким-то психическим расстройством, – Марта подробно пересказала рассказ соседки Нины о жизни семейства Старко.
– И что это нам даёт?
– Когда мы разыщем Нину Старко, выйдем на её брата. Мне кажется, что что-то их связывает с этими девушками.
– Вы думаете, что Жуков, это её брат?
– Нет, – ответил Коршунов, – они бы общались по-другому, не стали бы скрывать своего родства. Это бессмысленно.
– Ладно. А что с задержанным адвокатом?
– У нас ещё есть время, пусть посидит, отдохнёт от пылкой любви к жене своего начальника.
– Последнюю любовницу Жукова, как её? – полковник нервно постучал карандашом по столу.
– Ольга Миронова, – ответил Коршунов.
– По ней есть дополнительная информация?
– Нет, Пётр Кузьмич, есть только надежда, что она ещё жива, – доложила Марта.
– Надежда, говоришь? Какая надежда, до дня по его расписанию, сколько осталось?  Дожились! Марта, о какой надежде ты мне тут говоришь?
– Пётр Кузьмич, мы работаем, сами понимаете, дело неординарное, – вставил своё слово Иван.
– Ты уж помолчи, работают они. Ладно, так какие подвижки к раскрытию этого дела мы имеем? – немного успокоившись, спросил полковник.
– Пока никаких… – Марта хотела продолжить, но полковник прервал её.
– Всё, идите, идите, чтобы я вас не видел и не слышал. Без результата, не появляйтесь. Хоть землю ройте, но об очередном трупе даже не заикайтесь! Вам всем это понятно?
Группа молча вошла в кабинет Марты.
– Ну, что получили? – обречённо произнёс Александр Григорьевич.
– Всё, всё, успокоились. Не будем о грустном. Таня сообрази по кофейку, давайте взбодримся и подумаем. Для начала давайте постараемся отструктурировать всю полученную информацию. Что мы имеем? Прежде всего, трупы. Их особенность в отсутствии повреждений характерных для убийства. Отсутствие насилия предполагает, что здесь что-то большее, чем интимное. О чём это говорит? Что хотел от них убийца? Кому и что доказать?
– Может месть? – предположила Таня.
– Может. А может ненависть, ревность, – добавил Иван.
– Далее. Преступник. Что мы можем сказать о нём? – задала вопрос Марта.
– Но то, что у него явное, серьёзное психическое расстройство, этот факт налицо, –
Сказал Коршунов, размешивая сахар в чашке с кофе.
– Ближе всего на роль преступника, если брать в расчет рассказ соседки Старко, подходит брат Нины. Но он эмигрировал в Германию. Александр Григорьевич, я думаю, вам надо заняться срочным поиском этого братца. Мало ли, что. Ваня, а ты все свои силы брось на поиски Нины. И чтобы в ближайшее время она сидела вот здесь. Предо мной.
Задание понятно? Таня, садись за дело и ещё раз изучи его вплоть до буковки, до запятой. Может, где-то что-то мы пропустили, не заметили.
– Марта, с чего начинать? – Коршунов растерянно спросил Марту.
 – То есть? Александр Григорьевич, что с вами? Старко Руслан Георгиевич выехал в Германию к своей сестре. Там он исчез из её поля зрения. Вопрос: где он сейчас и с кем проживает.
***
Обиды разного размера за сорок с небольшим лишком лет жизни настолько переполнили душу Нины Старко, что ей казалось, все они объединились в один большой шар и превратились в одну лютую ненависть. Ненависть ко всем и ко всему. К своим близким: давно умершей бабушке и ещё, здравствующей матери, которой они с братом были совершенно безразличны. Ненависть кипела в её сердце и к теперь уже не мужу, а просто «бывшему», которого она любила, и который предал её. К свекрови, вредной, сварливой, завистливой старухе.
Ненависть распирала её изнутри и готова была вырваться наружу, чтобы взорваться и измазать их всех своей чёрной грязью. Всех, кого она теперь так ненавидит.
– Грязи на вас не хватит, столько горя вы мне все принесли. А я ведь вас любила. И каждого по отдельности и всех вместе. Старалась угодить, обласкать, поддержать. А вы?
А что они? Они все: мать, бывший муж, свекровь жили своей жизнью стараясь подчинить, подстроить под неё всех, кто попадался на их пути.
Нина никогда не рассчитывала, на то, что в её жизни появится любовь, о которой в кино показывают, чтобы от вида любимого, от его прикосновения ни вздохнуть, ни выдохнуть. Возможно, в юности Нины материнская любовь к брату перебила познание чувства любви к мужчине.
Шурик сначала не понравился Нине. Долговязый очкарик. Таким в институтской среде дают прозвище «ботаник» или «маменький сынок». Она никак не видела его своим мужем. Но вскоре Нина изменила мнение об этом, в общем-то, добром парне. И Шурик стал ей ближе, роднее. Но можно ли было назвать их отношения любовью, Нина тогда не понимала.
Думала, сходит с ним пару раз в кино, потому, что не хотелось идти домой. А в кино её никто никогда не водил. А ей хотелось, не в надоевший кинотеатр, где она обязательно встретится с матерью, а в тот, где её никто не знал. У Шурика, как она потом поняла, всегда были деньги. Мелочи полные карманы. Она сначала удивлялась этому, а потом поняла, откуда он её берёт. Однажды он повёл её в продовольственный магазин в отдел «Соки – воды», где местным маргиналам продавались совсем не витаминные напитки. Оказывается, горластая тётка с неестественным румянцем на лице и круглой, как бочонок фигурой, которую Нина иногда видела, но больше слышала, забегая в магазин за продуктами, продавщица этого отдела, была матерью Шурика. В первую их встречу она снисходительно посмотрела на Нину, оценив дешёвую одежонку на ней, молча кивнула на её приветствие и, насыпав в ладонь Шурика жменю мелочи, так же молча махнула ему рукой, на его сообщение о походе в кино.
– Господи, всё нищебродок в дом тащит! – сказала она подошедшей к ней продавщице соседнего отдела.
– Может и к лучшему. Нос задирать не будет. А то, вот мой охламон женился. Её папашка полковник в ментовской, а мамаша оптовой промтоварной базой заведует. Не знаешь, на какой козе к невестке подъехать, всё носом воротит.
– У меня нос не задерёшь. А женится, на ком я скажу. Пока пусть в любовь поиграет, потренируется, институт окончит, потом разберёмся.
– Смотри, окончит. Она как ребёночком тебя порадует, и сядут все втроём на твою шею.
– На меня сядешь, я своих мужиков вот где держу, – женщина сжала толстые пальцы в маленький, но крепкий кулачок и потрясла им перед лицом приятельницы.
–Да, у тебя не побалуешь, – ответила ей та.
У Клавдии Александровны Шпиц действительно трудно было разбаловаться. Свою маленькую семью, состоящую из мужа – молчаливого и на всё согласного, лишь бы не слышать лишних криков и упрёков властной жены и с такой же тактикой поведения сына, она держала крепко в своих цепких руках. Возможно, другой мужчина на месте мужа Клавдии давно бы уже бросил вздорную женщину, принёсшую специфическую манеру общения со своими постоянными покупателями – любителями горячительных «Соков и вод» в семью. Но Герман Альбертович, сначала не хотел оставлять сына на неуравновешенную супругу, а когда сын вырос и поступил в авиационный институт, наступили тяжёлые перестроечные времена. НИИ, в котором он проработал долгие годы, закрыли. Ему пришлось пополнить ряды безработных инженеров разных мастей и спецификаций, и Клавдия стала единственной добытчицей и кормилицей своих мужчин, продавая из-под полы в разлив водку и вино страждущим с утра пропойцам. А желающих с утра опохмелиться без поисков собутыльников «на троих» было всегда достаточное количество, что давало возможность на безбедное существование семьи на фоне всеобщей разрухи.
Чем быстрее разваливалась страна, тем чётче созревал план дальнейшей жизни у Клавдии Александровны. Она вовремя заставила вспомнить своего мужа о своих немецких корнях.
– Зря, что ли я всю жизнь ношу твою собачью фамилию? Все бегут из страны, – уговаривала она мужа на переезд в только что, начавшуюся объединятся Германию.
– Как мы здесь всё бросим? А как общаться будем? Мы же языка не знаем?
– А на что ты будешь жить через несколько месяцев, когда закроют нашу забегаловку? Языка он не знает! Шурка иди сюда! – позвала она сына.
– Эта твоя нищебродка ты говорил, хорошо по-немецки шпарит?
– Чего ты сразу оскорбляешь? Нина не только немецким языком свободно владеет. Она ещё английский и испанский изучает. Ей в этом году диплом защищать.
– Значит, немецкий язык хорошо знает?
– Отлично.
– Вот и прекрасно. Тебе надо с ней расписаться, а я к получению визы, думаю, успею всё продать. Задание понял?
– А если она не согласится?
– Не согласиться жить за границей? Ты видел таких, чтобы от загранки отказывались?
– При чём здесь загранка? Если она не захочет институт бросать? Или замуж за меня не пойдёт?
– Она? За тебя? Прямо красавица, куда там!
Нина не была красавицей. Но и некрасивой её нельзя было назвать. Ей ещё соседка по коммуналке говорила: – Эх, Нинка, если бы тебя приодеть, да обиходить нормально, так ты была бы лучше тех, кто на картинках в журналах.
Но Нину никто обиходить не собирался. Её никто не любил. Бабушка, которая, как казалось Нине – девочке, её ненавидела, умерла. Мать этому обстоятельству, радовалась, и не скрывала этого. Теперь она была совершенно свободна от упрёков ненавистной матери. Вскоре она отдалилась от детей ещё дальше, переселившись в бабкину половину комнаты, и погрузилась в свою новую жизнь с третьим мужем. А жизнь дочери и сына её никак не интересовала. Поэтому, после того страшного случая с братом, вскоре после которого Нина попала в больницу, где выяснилось, что она находится в интересном положении, мать с радостью предложила дочери подумать не об окончании образования, а о замужестве. Нина подумала и приняла вялое предложение Шурика зарегистрировать их отношения, но вместе с тем, не выявил особой радости в данное время стать отцом. 
– С тебя отец, как с меня балерина! Ты подумал, как с ребёнком на новом месте? Ещё сами не знаем, как и что у нас получится, а он обоз за собой тянет. Не за собой, за мной! – возмущалась Клавдия.
– Сама придумала, жениться на ней, – отвечал Шурик, на что Клавдия только махнула рукой.
– Устрою ей аборт. А не захочет, никакой росписи и никакой Германии и без неё обойдёмся. Что вы без меня?
Жизнь Нины в чужой стране изменилась, но не принесла ей ничего хорошего. Свою любовь, заботу и жалость, которую она испытывала раньше к своему брату, она перенесла на Шурика и его отца, хотя не переставала думать о брате очень скучая по нему. Уроки немецкого языка, которые проводила Нина с Шуриком и свёкром изменили мужчин. Через несколько лет они могли свободно разговаривать друг с другом, скрывая смысл фраз от неспособной к языкам Клавдии, что её безмерно раздражало. Мужчины изменились и внешне, и внутренне. Теперь они были добытчиками и почти не обращали внимания на постоянно ворчливую и не собирающуюся менять свою жизнь жену и мать, которую никакая европейская культура не смогла сделать действительно культурной. Все её разговоры, высказывания, манера поведения так и остались такими, какими и были во времена её работы в отделе «Соки-воды». В Советском Союзе высказывания такого плана для круга, в котором она вращалась, были почти нормой. Но вот в Германии женщина, одетая по давней привычке в застиранный халат, с фигурой похожей на шар и орущей на кого не попадя, недолго вызывала удивление и шок у соседей. Там полицейские не любят долгие беседы с нарушителями тишины и не проводят лекций о хороших манерах. Несколько оплаченных внушительных штрафов и угроза попасть в тюрьму под радостные аплодисменты соседей, заставили её утихомириться вне дома. Зато все свои не поделённые эмоции с соседями, она обрушила на семью. Прежде всего, на сноху, ставшей для всего семейства прислугой.
Нина часто плакала. Её душа разрывалась от дум о брате, которому она не смогла помочь переехать в Германию, где он мечтал продолжить музыкальную карьеру. Она переживала, что не исполнилась её мечта и об успешной работе переводчиком, так как ей надо было оформить множество документов и пройти курс обучения, что не дала ей сделать семья. Не было работы, не было собственных материальных средств и не было помощи брату, который можно сказать остался совсем один и не ответил ни на одно её письмо.
Её душила обида от того, что Шурик, раньше похожий на увядший лист в осеннюю пору, вдруг превратился в респектабельного, знающего себе цену мужчину. Она подозревала, что у него появилась любовница. От этого обида её возрастала, потому, что она чувствовала привязанность к Шурику. А может это и была любовь?
Интересно, можно ли верить человеку, который утверждает, что ему чуждо чувство обиды? Наверное, можно, но в том случае, если он круглый сирота и живёт этот бедняга совершенно в изолированном мире. Никогда ни с кем он не общался, ни общается и не собирается этого делать в последующем. Но таких людей, скорее всего, нет.
Не существует в принципе. Общаться друг с другом нас заставляет жизнь: близкие люди, одноклассники, сослуживцы, соседи, продавцы в магазине, да мало ли с кем нас сводит судьба. Общение считается нормой. А раз есть общение, значит, обязательно когда-то возникнет обида. А раз она возникла, значит, появилась и проблема в отношениях. Получается, что обида — это некий импульс, предостерегающий нас от более крупной проблемы. Ненависти. Но возможно, всё это не так.
Наверное, надо разобраться в каждой ситуации и уничтожить в себе, поглотить обиду хорошими воспоминаниями, тем самым значительно облегчить свою жизнь. Только при этом надо быть честным с самим собой. Но это нелегко. Потому что и обиды бывают разными. Мелкие до такой степени мелкие, что они в своём размере теряются среди больших, навязчивых, терзающих твою душу ежедневно, ежечасно, ежеминутно.
А уж в сердце Нины собралось столько обид. И больших и маленьких. Пришлось ей в этой жизни столько хлебнуть всякого – разного, что от воспоминаний сердце в верёвочку скручивается, выжимая из её глаз последние слёзы.