Подарок

1. Курган

                Когда-то давно у края общинной поскотины, и по сей день обозначенной цепочкой  зарослей черёмух да боярышника, среди широких пшеничных нив, возвышался некий курган, который  по каким-то причинам оказался нетронутым  хлеборобским плугом. Там образовалось уютное сообщество деревьев нетоварных видов, но известных в этнографических анналах своими сакральными свойствами неустранимо языческого нашего народа.  Деревенька, жители которой  попустили такую расточительность земельной дачи, была занята крестьянскими своими заботами, и мало  находилось забавников, которые бы  праздно забредали в эти кущи.
                Стороны же населения, удалённые в своих тайнах от нужд крестьянства, обратили своё внимание на удобную дислокацию этой формы рельефа, да поставили на самой там вершине некий топографический знак, называемый у них специальным словом «сигнал». Народ же звал это сооружение копром. Разумеется, знак этот был отображён на картах соответствующего масштаба цифрой и специальные же люди могли обмениваться меж собой формализованным опре6деление, типа « высота NNN». Сельчане же, если и пользовались термином «карты», только когда собирались по какому-нибудь  поводу за накрытым столом и, после угощения, развлекали себя игрой в дурака - простого или подкидного - нимало не поминая пресловутый тот сигнал- копёр.

                А между тем одинокий он, уж не мог обеспечить  видимость двух других своих товарищей по системе триангуляции, потому что под воздействием дождей, снегов, жары да морозов как-то всё более стремительно ветшал, пока окончательно ни рухнул и был напрочь съеден вечно  живущими насекомыми.

                Некоторое время после этого печального исхода у подножья кургана обнаружилась неслабая движуха – с западной стороны долины приблизился, прошёл и затерялся  на востоке железный монстр, оставив после себя глубокую траншею; на смену ему объявились воины самого затрапезного вида, которые принялись сматывать с большущей катушки чёрный удав кабеля.  Удав этот недвижим пролежал на дне траншеи целое лето, время от времени допуская к себе тех человечек, видимо проверяющих жив ли он или уже нет. Видно было по всему, что и кабель был жив, и человечки никуда не спешили. Лишь первые заморозки взбодрили оборванцев, они пригнали бульдозер и ещё раз прокачали кабель через стыковые муфты; да и закопали удава так надёжно, что уж многие годы трасса кабельной линии никем не посещаема, а сельские трактористы, даже как бы ни старались, а всё достать плугами железных своих коней  кабель этот не смогли, хоть бы они, трактористы (не кони же),  были не трезвы.

                Что же это в той траншее было?  – никто не спешит информировать население, предоставляя сильно уж из него любопытным особям  выстраивать самые фантастические предположения. Уж не был ли так проложен в тревожные годы борьбы за мир во всём мире  - кабель связи от штаба управления до позиционного района ракетных систем противовоздушной обороны? Прогресс в этой сфере невидим, да ведь и не стоит же на месте - хотя бы по тем же признакам, как и останки деревянного копра. Только теперь не трухлявые брёвна догнивают на земле, а металлические консоли стартовых устройств разбросаны в грибных местах недалёких перелесков.
                В новые времена и на кургане  том выросло несколько строений, веселящей взгляд  наблюдателя   яркостью разноцветной  своей окраски. Туда и оттуда к деревне образовалась просёлочная дорога, по которой - с явно угадываемой закономерностью  -  совершали переход некие люди, обликом далёкие от земледельцев. Впрочем, и земледелием-то в деревне её жители занимались теперь как бы в охотку. Такое уж у них стало нынче хобби.
                Что это за строение, и чем там занимались дежурные смены – тоже предмет наших фантазийных, а, может быть, и фэнтезийных предположений? Крутой ли  дата-центр  так функционировал на дешёвой электроэнергии,  а может майнинговали там по-крупному актуальную по нашим временам криптовалюту. Так это или нет, но время от времени на остатки лесочка кургана водопадным  потоком ниспадали шумы вентиляторов охлаждения, работающих в автоматическом режиме.
                Чего они там охлаждали, в сущности – не наше дело. Потому что уж видим мы как с кургана к деревне по дороге направляется молодой парень,  известный  местному народу по простой древнерусской фамилии Калашников.


2. Поле чудес в стране двух дураков

                Дорога  была привычна парню: ноги сами несли его в пространствах полей; воздух от земли поднимался благостно всем благоуханием своих трав; в бескрайнем небе земли терялся жаворонок – только трель его струилась окрест, неизвестно кому даруемая. Одинок был этот птах.
                Одинок и парень.
                Печать душевных страданий  проступала на  прекрасном его лице. О чём пела та птица в небесах – попробуй угадай – тако же и печаль юноши обещала остаться не разгаданной. Если бы взгляд его не оживился вдруг тихой радостью надежды – там, в низу дороги от деревни  выделилась  какая-то фигурка. Ещё нам   только лишь угадываются её грациозные формы; подробности же облика скрыты расстоянием.  Но одного этого её образа, оказалось достаточно чтобы с парнем произошли поразительные метаморфозы. Взор вернулся к нему из своей рассеянности; на лице проступила улыбка, а шаг ускорился  и стал целеустремлённым.
                Эти его превращения удивительным образом   отразились и на существе девицы. Стало понятно и самому бесчувственному наблюдателю, что между этими двумя существует какая особенная связь.
                Девица же, напротив, сделалась беспокойной. Шаг её стал неуверенным, и понятно было даже простаку, что она как бы ищет возможности избежать встречи. Но бежать-то и некуда ей, не к баранам же, что паслись в поле по сторонам этой дороги встреч. Местность же всюду была открыта взору. Уже понимала барышня, что замечена парнем, и что встречи избежать нет ей возможности. Остаётся только набраться духу – да, будь что будет! – и решительно  отдаться неизбежности.
                Вот она и совершается.
- Ну здравствуй , моя прелестница!
- Привет.
- Что нынче глядишь не ласково?
- Опять ты за своё!
- А как же иначе? Дозволь хоть к сердцу прижать. По-дружески.
И, не дожидаясь ответа, руками своими потянулся в обхват её поникших плеч.
Молчанием был ответ девицы, только выставленными в грудь до неё охотника - ладонями своими остановила дальнейшее - ну совершенно уж непредсказуемое – развитие событий.
-Ну, Алёна- пожалей же ты меня. Сколько же можно так мучить?
- Не торопи ты меня, Степ. Дай сердцу успокоиться.
- Да отчего же сомнения? И дураку же понятно, что с нами происходит.
-Дурак-то ты и есть. Это тебе всё ясно, а мне вот почему-то нет. Прошу тебя – не дави. Сама решу - как нам быть.
- Ну и когда же?
- Да не знаю.  Вот же паразит, не дашь спокойно отработать смену.
-Значит, всю неделю и ждать?
- А что ждать-то. Живи!

                И разошлись как в море корабли.
                Да это вряд ли так! Расстояния же не властны над душевными связями - сколько бы ни были эти порывы изощрены.
                Однако же и жизнь не теряет своей креативности.


3. Звезда с Кургана

           Совпало так, что на эту-то неделю и выпадает у парня день рождения.
          А, значит, сомнительным своим одиночеством ты не насладишься вполне.
-  Ты, что это, никак намерен нас пронести! Нет уж, дружок, хоть как страдай по Алёне Дмитриевне своей, а уж поляну-то накрывай!
- Вот же, гады, ничего ведь от вас не утаишь?
- И это называется - тайна? Не смеши – вся деревня уж гудит от ваших пируэтов.

(Кто бы знал сколь горька эта ваша прозорливость, дорогие товарищи. Значит не зря же говорится – мы не против интима, но вокруг должен стоять коллектив).

                Но шутки в сторону – надо накрывать!  Поляну? Да проще простого: с некоторых пор  объявился в деревне новый русский сибиряк Ашот. А с ним появилось предприятие общественного питания под названием «Звезда Кавказа». Так что не надо было ехать за тридевять земель, чтобы оттопырится по полной, а прямо здесь отведать  в небывало ухоженных интерьерах блюда какой угодно кухни, потому как был Ашот виртуозом  не только шашлыка, шавермы да пельменей, а  сделает, когда надо, такое, что посетителю остаётся только удивляться- как это возможно в нашей глуши.

- На сколько кувертов будем накрывать столики?
- Не надо отдельных, а сдвинь-ка их вместе в один стол, чтобы дружбу нашу не делить.
- И это правильно. Послушай, дорогой,  Алёну-ханум где прикажешь усадить?
- Тут, Ашот, у меня проблема.
- Понимаю – не хочет певунья в клетку. Ну да мы её туда заманим.  И не таких ловили.
- Тебе - хорошо, а мне-то вот как?
Слушай, уважаемый: сделаешь так, как  Ашот тебе скажет – всё получится в лучшем виде.
Первое – это два места забронируем для красавицы.
- ?!!
- Одно с краю от входа на самом видном месте, а другое – возле себя держи. Всех желающих гони от себя без стеснения.
Ашот здесь сделает всё как надо, а сам поезжай в город. Да не скупись там. Дело того стоит.
- А вдруг не подойдёт ей.
- Да это не важно – на  один вечер и  велико сойдёт. А там уж она сама решит, что да как. Ты бойся другого – как бы не в обычай перешло. Но уж тут-то  – бойся, не бойся – наш брат   клетку мастерит себе сам.


                И вот - званый вечер под «Звездой Кавказа». Стол ломится от яств, посуда искриться, а гости нарядно одеты…
                Но что уж с нашим героем! – хватит ли слов описать?  Он  весь с ног до головы в белом. Но не как пекарь-кондитер в спецовке своей, а  при костюме нежнейшей, слегка кремовой  расцветки:  даже бабочка  на шее нежна, хоть и слегка темновата.  Одно слово - Князь. Пресветлый – будет и второе. Этого и достаточно.
                Сидит во главе стола на двух! стульях сразу.  «Как царь во дворца!
                Ну, всё.  Время не терпит – пора начинать. Опоздавшим – штрафную так, что мало не покажется.
                Пары тостов хватило, чтобы народ взбодрился с-устатку, да наперебой восхваляет достоинства своего царственного друга.
                Но трезвый человек мог бы заметить за триумфатором некую странность. Он вроде бы и радуется, да как –то не вполне. Нет, нет да обратиться его взор ко входу. Тут же и тень грусти набежит на его чело.
                Каво грустить-то, товарищ, - когда нет от боя от желающих приобнять тебя с наилучшими пожеланиями, да вручить символичный подарок.
                Тут-то и случилось для всех незаметное. Тиха и скромна вошла в залу Алёна Дмитриевна и, приветливо кивнув Князю Калашникову, присела с краю. Была она одета как всегда восхитительно, но что-то уж нарочито скромно,  словно в попытке спрятать  как бы и виноватость свою - более тайную, чем повинную за опоздание ко столу.
                А между тем поток поздравлений стал иссякать, и скромнице нашей от края стола не молвить и своё слово  становилось всё более  неловко.
                Делать нечего. Оставалось только покориться силе неизбежности. Вот она и встаёт от места да медленной поступью, как танцовщица ансамбля  Берёзка, начинает выдвигаться навстречу с ашотовой ловушкой.
                Встаёт и Князь наш Калашников, да и тот туда же.
                Встретились посреди пути, встали друг против друга и, словно забыли про звёзды многих пар глаз, наблюдающих за всяким движением души каждого из этих их забавников.
                Да и что там мудрить-то? когда он смотрит в упор на то, как она роняет свой взор долу, словно  там, в туфельках её, сокрыто всё спасение  девицы, обуреваемой глубокими сомнениями.
                Однако, долго же такое стояние продолжаться не может.
                Вот и он, наш нынешний Князь, берёт девицу за безвольную её ручку, и, обернувшись к собранию, речет слово своё:
- Сегодня я здесь хозяин и делаю что захочу. А хочу я исполнить свой каприз – не мне, а я сам хочу сделать подарок вот этой женщине.
                И даёт знак, на который кавказский джигит в папахе и газырями выносит на руках большую белую коробку.
                Всё замерло за столами в глубоком недоумении.
                Джигит же стаёт на колено и протягивает коробку Князю. Тот снимает крышку и все ещё более впечатлены видом белоснежных одежд, более подходящих к торжеству свадьбы девичьей, чем дню рождения их друга.
                Алёна сделалась вся бледна, потом вспыхивает как маков цвет, чтобы тут же побледнеть так же стремительно, как гирлянда новогодней ёлки.
- Ну, что делать  будем, Алёна Дмитриевна;  принимаешь ли этот подарок, или он н а м  не нужен?
                Взгляд девицы  оторвался от предательниц туфелек, взлетел в упор обидчика своего, да стал дерзок:
-Где тут можно переодеться?- молвила повелительно.
                Тут-же и ашотовы две женщины возникли, да и  берут владычицу под белые ручки – так и уводят её в свою подсобку. Ашот с коробкой, покорно семенит за ними.
                Много ли времени надобно  женщине, чтобы сменить платье?  Попробуй угадай! Бывает что и целого дня не хватает чтобы не опоздать на важное мероприятие, но и мгновения достаточно чтобы изумиться метаморфозе: только что была женщина одна,  а тут уж другая.
                Вот и теперь – из полумрака  выплывает на нежно-кремового охотника холодным своим сиянием лебедь белая. Смело надвигается она на оторопевшего стрелка, становится перед ним, да взмахом рук своих играет перед его взором перстами своими, свободными от каких-либо украшений.
-Ну и …  Что дальше-то делать будем!!?
                Очнулся князь, сбросил с себя былое оцепенение,  да тут же  и делово лезет рукой в свой карман, чтобы извлечь заветную  там коробочку. Вот он раскрывает её.  И заметно стало каждому в зале  сияние двух колец.

(Ну вот. А то всё: - му да му!  Впору бы читателю светлого ума и трезвой памяти подсказать рассказчику итог его повести).

                Но.
- Не теперь – повелительно молвила девица, тёплой своей ладонью накрывая блеск этого их золота.
                И немедленно берёт стреноженного своего скакуна Князя под ручку. А тому уж ничего другого не остаётся как вести Алёну-лебедь к месту, достойному её теперь выбора.

                Калашников едва успевает подставить ей стул, а сам же слева остаётся стоять при всей своей побеждённой нежной красе. Недолго смотрит он оттуда в оторопевший зал, да изрекает повелительно:

- Требую продолжение  банкета.

                Народ мгновенно оживает; сделался от него весёлый шум, звон бокалов, а более шустрые знатоки церемоний уж готовы прокричать о горькой участи свидетелей состоявшейся охоты, когда случилось всё так, как и задумано.
                Ашотом ли? А может быть бери выше?  –там, где устроила свои чертоги та, с чьим именем связан в народе такой лукавый эвфемизм как «злодейка».
                А кто тут на наших глазах кого победил – попробуй угадай.

                Теперь же, в завершение этой истории, дадим ещё слово Калашникову. И он таки его произносит, обращаясь к весёлому застолью:
- Только вот не надо вопить, что кому-то здесь горько. Об этом - в другой раз, ведь правда же, Алёна Дмитриевна?
- Да, мой милый – соглашается она, с тихой покорностью глядя на свою трудно выстраданную добычу.
И ведь сказано же давненько не мною:
Гей вы, ребята удалые, гусляры молодые, Голоса заливные! Красно начинали - красно и кончайте, Каждому правдою и честью воздайте. Тороватому боярину слава! И красавице боярыне слава!

08.12.2024 13:09