От Манюни до Марии Александровны

Мария Александровна ехала за рулём своей огромной машины и жмурилась, как довольная кошка на солнце. Хотелось мурлыкать. «Невзирая на всё, что происходит, мне очень хорошо, – мысли текли плавно и ласково. – Даже нежно, я бы сказала», – улыбнулась женщина.
УАЗ Патриот. Военного зелёного цвета, да ещё и с номерами ВВС. От неё шарахались и услужливо пропускали гражданские. Военная автоинспекция пыталась остановить, но происходила несостыковочка с белыми номерами. Марии Александровне нравилось превосходство на дороге. Чаще её воспринимали за не очень нормальную жену какого-то генерала. Хрупкая блондинка за рулём огромного автомобиля, который часто ломался, но, если смотреть со стороны, это неочевидно. А она умело прикидывалась дурочкой и выруливала, как могла только женщина с большим опытом вождения не слишком комфортного автомобиля.
Внутри каждого человека живут несколько  субличностей. Причем чем человек талантливее, тем их больше. Они проявляются иной раз самым необычным способом, и удержать их в относительном порядке могут только самые сильные и взрослые духом. Могла ли о себе так сказать Мария Александровна? Если честно, не всегда. Между Манюней, Марусей, Машей, Марией и, собственно, Марией Александровной то и дело возникали конфликты. Отчего и жизнь их была такой захватывающей, что хоть роман пиши. Или триллер.

Манюня.

Манюня- маленькая девочка-подросток. Худенькая, с россыпью веснушек на слегка курносом носу, с длинной русой косой, которую нельзя было подрезать, и к семнадцати годам она доросла до колена. Пацанка – но закомплексованная, отважная – но не перечащая бабушке и дедушке, которые заменили ей родителей. Быстрая, сообразительная, умная не по возрасту, добрая и ласковая, бесхитростная и жизнерадостная. Глаза хамелеоны меняют цвет в зависимости от настроения от злого голубого, до радостного зелёного через сто оттенков серого.
Манюня читала с четырёх лет запоями и страстную любовь к книгам пронесла через всю жизнь. В тринадцать лет похоронила дедушку и осталась наедине с бабушкой и внезапно свалившимися взрослыми заботами.
В школе Манюня считала себя гадким утёнком и старалась не выпячиваться, следуя заботливым наставлениям бабушки, и не верила в Деда Мороза, так как в семье никто никогда о нём не упоминал. В мультиках девочка видела этого сказочного героя, но не задумывалась о нём никогда, как о волшебнике, который может появиться в жизни. Когда Манюне было лет шесть, с дедушкой пошли на площадь тридцать первого декабря. Девочка уже в то время участвовала во всяких постановках во Дворце Культуры Сахарников и знала всех артистов в лицо. Снегурочку узнала сразу. Дед Мороз подъехал к самой сцене на санях запряжённых тремя белыми резвыми конями. На упряжи, на дуге, весело заливались колокольчики. И встаёт просто огромный, как тогда показалось девочке, Дед Мороз! Серебряный посох с звездой вверху служил опорой могучему великану. Тёмно-синяя шуба расшитая серебряными звёздами развевалась на ветру, как и длинная белая борода. Шапка такого же цвета и с тем же орнаментом, что и шуба была надвинута по самые белые пушистые брови, из-под которых весело и по-доброму, внимательно смотрели голубые глаза. Когда посох Деда Мороза коснулся земли, закружился ветер, щедро раскидывая снежинок от внезапно налетевшей метели. Такого артиста Манюнечка не знала. Через несколько лет дедушка открыл секрет: то был директор Сахарного завода. Этот образ Деда Мороза останется в её сердце на всю жизнь.
Лет в десять появилась мечта о большой-большой дружной, любящей друг друга семье, где много детей и есть настоящие родители, которые очень любят своих детей, а не только бабушка.

Маруся, Машенька.

От семнадцати и, наверное, до тридцати пяти, плюс-минус Манюню стали звать Марусей, потом Машей, хотя внешне она мало изменилась: всё та же тоненькая девушка, но уже с детьми. Те же глаза, но теперь взгляд менялся от доверчивого до злого, от усталого и беспомощного до стального мужского.
До тридцати пяти лет Маруся успела родить трёх сыновей и дочку, пережить самоубийство брата мужа и алкоголизм мужа и понять, что значит настоящее смирение.
Она умела любить безусловно, но не жертвенно. Верить безоговорочно, но проверять и помогать. Выручать бесконечно, но оставаться при этом нежной и женственной. Когда было надо, она неслась в жилете спасателя, надетом наизнанку, в любое время дня и ночи.
Взрослая Маруся отрастила себе железные доспехи быстро и добровольно. Эта кольчуга так вросла в кожу, что отдирать ее колечко за колечком было мучительно. Неунывающая, сама себя загоняющая раз за разом в адский костёр, но каждый раз возрождающаяся из пепла.
Она никогда не жаловалась, делилась событиями и смеялась. Безбашенная, живущая «по сердцу» и ломающая привычные социуму шаблоны. «Надо начинать делать, а там посмотрим!», – эти слова были ее образом жизни до тех пор...
До тех пор, пока в Машеньке не начала просыпаться Мария Александровна. Которая, отодвинув в сторону вселенскую Машину доброту, поинтересовалась у прочих девушек этого тела: «А насколько часто нами пользуются без всякой отдачи другие люди?».

Мария, Мария Александровна.

Она родилась после 35-ти, когда начала понимать, что в её жизни что-то складывается не так. Что только на ней лежит ответственность за всё происходящее. Она появилась постепенно – ищущая смыслы и находящая их. Вернувшаяся к родовым настройкам. Чувствующая себя и других. Мария Александровна обрела, наконец, себя истинную, в том женском начале, которое было создано природой специально для неё.
Мария Александровна родила младшего сына – пятого ребёнка, который был зачат в надежде на вторую дочку, но стал самым дорогим её подарком себе.
Мария Александровна вернула в себя истинную женщину, но умела при этом вовремя позвать безбашенную Марусю.
Александровна на первом месте в жизненной кардиограмме. Наша жизнь – это кардиограмма: вверх-вниз и постоянная пульсация. Там, где ровно – плато, остановка. Остановка сердца, ритма, жизни, а затем адреналин в вену, разряд! Нет эффекта. Ещё разряд! Запустили. Врачи выдыхают – ещё одна жизнь спасена.
Как распорядится своей жизнью человек, за пульс которого боролась целая бригада врачей?
Жизнь Манюни/Маруси/Марии Александровны складывалась как кардиограмма больного человека – с частыми остановками. Иногда они длились долго, иногда – считанные секунды, но Ангелы-Хранители в это время волновались, как врачи реанимации, и она это слышала.
Хранители её души – даже они не ведали, как она поступит в той или иной ситуации. Они просто всегда были рядом. Иногда давали адреналин и разряд, чтобы очнулась, задумалась, поняла, что жизнь – не сказка. Что по щучьему веленью получается не всегда. Тогда они увеличивали разряд, чтобы начать всё сначала.

Со временем Мария начала понимать, что она – это не только кожа и кости, что не только хлебом единым, что есть более важные вещи не только внутри жизни, но и вне её. Она поверила в единого Творца, объединяющего религии в Ойкумены , но верила, что душа её пришла в эту жизнь не просто так и «что посеешь, то и пожнёшь», причём очень быстро.

Вернёмся в начало.

Мария Александровна была довольна. Она наконец-то научилась отслеживать свои желания и чувства. Три её субличности составляли сейчас гармоничный ансамбль и умело сменяли друг друга в нужное время. Мария Александровна была сосредоточена на себе. Это было что-то новое для неё – никого не спасать, никому не поддаваться, не передоговариваться и не врать себе.
Есть поговорка: «Дурачку и самому не скучно». Кто её придумал? Неудачник, невротик, травмированный индивидуум, духовный пустышка, которому страшно? У психиатров это называется аутофобия, но если судить по нашим родным сказкам, то дурачок всегда в выигрыше.
Чтобы достигнуть внутреннего дзена, Марии Александровне приходилось очень много работать с психологом, поэтому она знала, как это одновременно больно и прекрасно, когда из хаоса – по полочкам.
– Да, работы ещё много, моя милая, – сказала она, глядя в зеркало, в котором отражалась. Мария ехала навстречу закату. Тёплый августовский вечер скоро перейдёт в ночь и последние лучи дневного света ласково согревали всё вокруг. Внутренний свет сливался со светом солнышка, и Мария Александровна физически чувствовала тепло и заботу Вселенной, которой она доверяла безусловно. Из колонок звучала любимая сорок пятая симфония Гайдна, первая часть.