История одного спасения дневник январь 2022
История одного спасения
Я функционирую в двух режимах: «моё сердце разбито» и «я снова влюбилась». И меня это не радует. Потому что существует всего два режима. Потому что позиции «наконец-то счастлива по-человечески» в моём переключателе не предусмотрено… Меня так сделали; во всяком случае, у меня нет опыта «счастливой спокойной любви». Даже любовь в паре – и то какая-то неспокойная, да и недолгая, пока переключатель не щёлкнет…
Моя любовь бывает умильной, как зверюшки в видюшках: складываешь ладошки на уровне груди, склоняешь голову набок и улыбаешься: а, милота какая! Издаёшь младенческий писк восторга и застываешь в великодушном блаженстве…
Моя любовь бывает как дракон, младенца пожирающий.
Младенец тоже я.
Моя любовь меня ест. За это я её ненавижу. У меня поединок с драконом. Я не понимаю такой любви.
Моя любовь доводит меня до сигареты.
Меня это бесит.
Я бросаю сигарету и бросаю любовь.
Пришла домой и открыла маленькую бутылку с коньяком и коробку конфет. Танцевала. Глотала, кусала, танцевала. Пьянела.
Так было… раз.
В другие разы было пиво. Сидела на лавочке на улице и тушила огонь холодной вкусной горечью. Оно бывает очень вкусным. Иногда. Когда хочешь остыть.
О, это не пропаганда алкоголя. Другие пьют больше и чаще.
Это сказ о том, как бывает больно…
Но бывает и хорошо. Если бы не было хорошо, то было бы одноразово. Почувствовал боль – и забыл.
Но то, к чему возвращаешься, это не боль, хотя возвращаешься всё-таки к боли…
Грустная история.
Моя любовь бывает нежна.
И она бывает взаимна.
Пока снова кто-то жестокий – что ли судьба? – не щёлкнет переключателем.
Со мной не легко…
А мне с вами?
1.
Её зовут… Алечка. Можно? Моя «тёзка». Пусть будет так. Моя «лирическая героиня».
Да, так и есть, она очень лирична. Сплошная лирика. С вкраплениями металла. Я не стану её «сдавать» целиком. Это было бы слишком бесстыдно. Я только познакомлю вас с ней… с её некоторыми страницами жизни. С не очень пугающими страницами, есть и страшнее. Это будет… лёгкая книга. Если у меня получится. Ведь я-то не очень бываю легка.
Это будет моя музыка. Я очень люблю музыку. Я пишу её словами.
И это будет не очень понятная книга. Возможно, не всем. Или, напротив, очень понятная. Я не знаю. Не знаю, какая она будет, но… Слушайте.
Жила была девочка…
Любимый ребёнок любимых родителей. Обычный. В меру запугана, в меру пуглива. Любимого папочки любимая дочь: «папина дочка», мамиными словами.
Из детства ей помнится… старая детская курточка на балконе в чемодане, маленькая, голубая, со стаей Винни-Пушек на шариках. Шарики зелёный и красный. Точь-в-точь из мультика. Любимая вещь. Судя по разлившемуся восторгу при её обнаружении. Где-то в середине школьного возраста состоялись раскопки. Так интересно видеть, какой ты был маленький. И узнать, что, оказывается, у тебя была весенняя болоньевая курточка с капюшоном, усеянная, как цветами, Винни-Пухами… мрр…
Ещё помнится газировка в хозяйственной сумке-сетке, бутылок не сосчитать, вперемешку с Жигулёвским – они так похожи, только этикетки разные. На газ-воде – Буратино, груша, на пиве… сине-жёлтое что-то.
Сказала и даже газировки захотелось.
Ещё – такие же бутылки ноль пять, но с томатным или персиковым соком… всё… не могу, хочу сока… именно такого… именно в такой бутылке…
Ностальгия.
Что ещё помнится… Банка. Литровая стеклянная банка, а в ней летучая мышь. В крышке банки дырка, чтобы опускать колбасу. В банке живёт Колбагрызик.
Он жил в ней ровно сутки: немного дня, вечер, одну ночь, утро и ещё немного дня. До тех пор, пока банка не разбилась. Тогда восторг и гордость сменились ужасом и слезами.
Мальчик из группы в детском саду, который считался немножко за хулигана, наступил на крыло мышке, когда банка разлетелась на осколки, и эта полуптичка-полумышь шкрябалась среди разбитого стекла на асфальте. Ему было сказано ногу убрать, он получил пих в бок даже, и животное улетело снова на какой-то чердак.
Говорят, они живут на чердаке. В то время жили. «Нетопыри». Если их так называют.
Отец поймал её в подъезде. Эту зверушку. Сперва она сидела на почтовом ящике, потом билась в окно. Потом сидела в банке среди сорванной травы и грызла кусочек сыро-копчёной колбаски. Грызла с аппетитом, за что и получила такое сложное имя.
Это было упоение – иметь такое чудо и за ним наблюдать. Крохотная мордочка и странные крылья с перепонками. В садике ажиотаж. Ни у кого такого нет. А у тебя есть. Ты «хироу» дня.
Банка выскользнула из рук. Вот так ты из центра внимания становишься «лошком» с дырявыми конечностями. Это ужас. Были страшны две вещи: что тебя наругают и что мышке плохо…
Но, выяснилось, – как обычно: ты не супер, и разве могло быть иначе, - главное, что зверёныш не пострадал и всё с ним в порядке. А ты…
Ну, что тут? Какая есть!
Не плохая, конечно… Но не образец ловкости. Что-то ближе к Пьеру Безухову, по-взрослому если судить. Недостаток «уклюжести».
При том что это не единственное у тебя «пятно на репутации».
Однако ты остаёшься любимой. («Фуу! Пронесло…» - выдыхает ребёнок. Тебя не убьют. Неважно, что никто и не собирался.)
И то ладно.
Родителям смешны детские страхи. Но для кого-то и их взрослые страхи смешны.
*
Другая банка трёхлитровая. Бледная большеглазая подружка Леночка запускает в неё худую ручку и среди копошащихся сосунков выбирает мизерное лысое тельце. Почти лысое… таким оно осталось в памяти – розовый кусочек чего-то. Он дышал. Потом перестал. У него не сложилось. И в этом Алечка виновата.
Алечка виновата. На её совести умерщвление младенца…
Потом другая банка – трёхлитровая. В ней пенится пиво. Выпускница в кремовом нежном наряде. «Ой, мне же аттестат получать!» Забежала в зал, как раз пригласили. Улыбается…
Несколько лет спустя на озере снова трёхлитровая, снова с пивом, зарыта в воде по горлышко, в песочное дно. Река. Наташка, друг Наташки, пока он ждёт в машине, мы купаемся обнажённые… Ночь. Красиво. Вода… ты входишь в воду как в тайну…
Смех. Весело. Пьяные…
…Не очень лёгкое время. Для многих взрослых – тяжёлое. Девяностые. Притча во языцах. «Не дай бог повторятся!» Не дай бог… я бы тоже не хотела… за исключением некоторых моментов.
Дружба. Незнание жизни, когда в ней ещё есть что разгадывать. Открытые горизонты, не то чтобы очень влекут, но создают пространство для… преодоления.
Когда горизонты закрываются, преодоление уже не вдохновляет. Оно становится как необходимость тащить телегу. Куда? Зачем? Нууу… это жизнь. Так надо.
Надо – делай.
Девяностые. Москва. Девушка сидит на асфальте около ГУМа и рисует на куртке большой глаз. И «анархию» - «А» в кружке. Она в джинсах и куртка джинсовая, с булавками.
Панк…
Детское «умалишение» от страдания. Намёк на освобождение. Люди всё ещё загадочны, хотя не так уже интересны. Они кажутся скучными. Ведь это скучно – дом, работа, дом… И – зачем? Когда у тебя небо отняло любовь.
Небо, конечно же, а кто ещё?
Небо за всё отвечает. Люди здесь вовсе не причём.
Мы же не несём на себе ответственности.
В себе ответственности.
Ведь всегда же есть «что-то свыше»…
Дальше трэш.
Тебя качало, но не сильно, тебя уронило, и очень больно, потом у тебя вырвали из сердца человека, отняв его от жизни, и тебя понесло…
И вот ты сидишь на асфальте и слегка с улыбкой изучаешь не совсем обычного человека. И со стороны это явно трэш, но кто-то скажет – всего лишь жизнь…
*
Это был странный тип. Он явно косил под Диогена. Мужчина в хорошем таком возрасте где-то за сорок сидел на асфальте на Арбате, прислонясь к стене, и учил молодёжь жизни.
Молодёжь угорала. С одной стороны. С другой, он действительно вдохновлял. Это был такой заражающий пофигизм. Он ***чил водку и кидал какие-то супер-умные фразы. Фразы, конечно, были ни о чём, или обо всём понемножку, - разумеется, о свободе личности и прочее, прочее… Свободная личность сидела в семейниках на асфальте в вольной позе, слегка вывалив яичко, так что нежному зрителю приходилось зажмуриваться, если взгляд случайно падал на трусы, и в майке, и украшала жизнь стопариком. Жизнь, действительно, была прекрасна. Солнце светило, менты не приставали, а желторотики сидели, раскрыв рты, так что туда можно было только закладывать, и закладывать, и закладывать… философию.
Они спрашивали, он отвечал. Они – бунтари, маленькие, неспокойные, подраненные дети. Он – «вождь», просветитель, тоже бунтарь. Его рана уже гноилась, но этого не было видно. Казалось, он счастлив. По всей видимости, это и была его минута триумфа. Он – оратор, они… как в Риме – восхищённая толпа.
Мятеж разгорался. Водка подогревала ощущение свободы, так, что она уже лилась через край и требовала активных действий. И они ломанулись, всей толпой. Предводитель в майке и семейниках, с пузиком и в седой нечёсаной бороде, и подростки – человек десять.
Они пошли «брать» милицейский участок. По дороге толпа редела и до участка добрались человека три. И то из любопытства.
Эпос превратился в фарс.
…Мы сидели в полукруг него на асфальте, домашние дети, играющие в оборвышей, а он играл в учителя. Он был замечательной «статуей свободы» - ему было всё равно, как он выглядит, что он говорит, что о нём думают. Нарядные и не очень люди, в основном развлекаясь, ходили по Арбату мимо, глядели свысока. И он глядел на них – снизу, но тоже свысока: с высоты своего равнодушия. Это привлекало.
Я не могла не понимать, что он смешон, что он вовсе не учитель, а просто пьяница, разглагольствующий о важном, тем не менее, его безразличие к социуму вызывало невольное уважение. Он будоражил расхристанностью. Он по-своему горел, и речь его была весьма вдохновлённой. Он умничал, но в упоении собой и моментом, это заражало почтением. Мы на минуту стали его «чада», его заворожённые овечки. Но чувствовали себя борзо. Когда он пошёл «громить участок»: доказывать свою правоту и свою истину, мы, больше из любопытства, чем из сочувствия, последовали за ним.
Но в участок заходить не стали.
Для птенцов любой, выступивший против общественного мнения, какие бы тезисы он не выдвигал, имеет шанс стать гуру. Мы выскользнули из-под крыла. И летели вниз, и земля была близко. Но… это был полёт. Всё-таки. Своеобразный. Единственный из доступных.
Ведь раненые не летают, они – падают.
*
Хороший такой парень в милицейской форме смотрел на заспанную девушку, босиком на асфальте, в центре Москвы. Её «дружок» стоял рядом в сланцах. Облава. Или рейд. Нельзя сказать, что это было какое-то совсем «палёвое» место, место как место, с трубами, где можно приютиться парочке или компании «оторвышей», временно выключивших себя из мнимого порядка. Конечно, он мнимый, если из него можно выключиться. Порядок…
И вот страж другого, чуть ближе к настоящему, порядка смотрит – строго, но сквозь суд балует жалостью. Сочувствует… «Отдай», - показывая дубинкой на обувь, говорит юноше. «Эх, ты!» Как это странно, что бывают заботливые менты…
«Эх ты!» - это не дело, не по-мужски, когда твоя девушка босиком, а ты в обувке.
«Дружок» разулся, она обула – большие, хлябают, но приятно… Приятно, когда о тебе заботятся.
Их не стали забирать. «Идите с миром», - дети мои…
Не крестя, но где-то в глубине души с этим «дети…»
После небольшой воспитательной речи.
Иногда всё заканчивается хорошо…
Просто потому что люди бывают хорошие.
Это было в сердце Москвы, за стеной с надписью «Цой жив», спустя пару лет после его смерти. Накрыли стайку. Поговорили. Отпустили.
Добрые люди.
*
Потом этот бомж. Пьяный, грязный, с мухами в ране. Где-то ободрал ногу и сидит на асфальте, что-то мычит, по крови ползают мухи… Бр-р… Как можно так опускаться?
Но сквозь отвращение – струйкой едва заметной жалость, ведь человек… Как можно? Так…
Человек?
Через несколько лет – за рулём мерса, в проулке затормозила: такая же дрань разлеглась посреди дороги… внутри продрало, вышла – что делать? Ведь человек…
Ну, что с ними делать, такими? Жалеть их, нет? «Дружок» рядом, другой, в другом уже городе, старше и опытней: брось. Смеётся, увидев, как она переживает…
А она – переживает.
«Человек?»
И так мало в нём уже – человеческого… и не знаешь, жалеть или ругать… или ругаться…
Когда-то для неё это было так: сперва люди, все люди, а потом уже я.
Но после того как всех пропускаешь вперёд, а сам остаёшься ни с чем, о людях понимаешь гораздо больше.
И о смысле жертвы – тоже.
*
Неуважение к себе – оно незаметное. Оно граничит с самозабвением. В некотором роде это и есть самозабвение, но не в лучшем роде. Когда ты готов себя забывать ради другого. Разница с самозабвением в том, что самозабвение не делает тебе хуже. В яви ты можешь как бы сдавать позиции – уступать, отступать, жертвовать собой, но эта жертва не обедняет твою душу и не обделяет тебя. Неуважение к себе часто маскируется под самопожертвование без плода. Скорее даже, оно становится червивым плодом.
Самозабвение – это полёт. Самозабвение как искра – прекрасно. Но самозабвение как холодный пожар уже зло. Никого не греет. Никому ничего не дарит. Только отнимает – у тебя самого, у других.
Важно уметь делать эти различия. Мы часто принимаем одно за другое. И это отсутствие различия (безразличие) нам мстит. И мы нарываемся на чьё-то безразличие. Потому что оно есть внутри. Безразличие к собственным чувствам. Безразличие к собственным тонкостям бытия – тоже грубость. И эту живущую внутри нас грубость мы находим как отражение вовне…
В этом и разница, да. Самопожертвование и самопожертвование. Самопожертвование как «хорошо» и самопожертвование как «плохо». Самозабвение и самозабвение. Как хорошо и как плохо. Это детали условий.
Мы, люди, не обращая внимания на детали, отвергаем либо принимаем огульно, без подробностей. Это из необходимости жить по схеме – схематизировать, упрощать всё. «Сглаживать» - люди очень любят глянец. А подробности важны…
2.
Когда у людей любовь, не совместимая с жизнью, они выбирают либо избавиться от любви, чтобы жить, либо уйти из жизни со своей любовью.
Я бы не хотела ни того, ни другого.
Можно попытаться преобразовать красоту. Отодвинуться далеко и далеко и глядеть из этого расстояния. Из расстояния почтения и бережливого внимания. Понимая, что на этом свете существует «невозможно».
«Невозможно» - это то, о существовании чего я меньше всего хотела знать. Собственно, это и приводило меня в разного рода капканы. Откуда это? Из неправильно трактованной веры?
Здравствуй, «невозможно». Я сегодня тебя познаю.
День прощания с возможностями, которые казались. Счастье так мило улыбается. Всегда очень хочется улыбнуться ему в ответ. И когда улыбнёшься, оно скорчит гримасу. О, нет, конечно, не у всех так бывает. У избранных. У горьких избранников немилостивой судьбы.
Тебя нарядили в этот наряд, как в звериную шкуру. Все в ажуре, а ты – как неандерталец на балу. Ничего не остаётся, как раздеться. «Смотрите, у меня тоже тело, только мне не хватает кружев…»
Ну и ладно. Садишься и плетёшь себе новый наряд.
У кого-то получается. У кого-то нет. У кого-то всё в ажуре. У кого-то в обносках, доставшихся по наследству.
И это называется судьба. Вот это и называется судьба. Умные люди учат тебя любить себя, чтобы исправить судьбу, когда ты так похож на неадекват, а ты не можешь любить себя, потому что есть конструкция в тебе, которую ты не можешь любить, и она часть тебя. Уже так сформировалось. Прописи, которые ты только воспроизводишь, обводя чужие надписи. Как проложенная электрическая цепь, по которой только и может ходить ток. Ты не можешь любить в себе то, что доставляет себе боль. Поэтому ты не любишь себя, не любя эту цепь в себе.
Но ток идёт по ней и идёт. Внутри. И снаружи повторяется круг.
Да, говорят, с этим можно работать. Но сперва нужно изучить, как это работает.
И когда ты начинаешь разбираться в этих хитросплетениях того, что стало твоей судьбою, очень начинает хотеться волшебной палочки или другой магии, потому что - труд и надрыв, и предел возможностей. Тяжело. Хочется лёгкости. Хочется: раз – и всё наладилось. Проснулся и – надо же, как всё изменилось!
Но ты просыпаешься, и на новой твоей дороге откуда-то берутся старые рельсы, и тебя несёт снова по ним твой загадочный локомотив. С надписью «судьба».
Словно ты прокладываешь путь, а за ночь снова кто-то всё меняет в обратку. И ловишь очередной удар, хотя казалось, ударов больше не будет. Какое-то время оглушён, разбит, убит, потом собираешься опять потихоньку и… учишься перескладывать то, что когда-то сложилось. Архитектор своей новой судьбы.
Осваиваешься в таком чужом поначалу и диком «невозможно» и… живёшь. Архитектор уже не строит воздушные замки. И замки на песке. Шалаши и рассыпающиеся домики. Он вколачивает своё «невозможно» как сваи в болото. На котором зиждется фундамент. Остальное дело техники. Дело техник. А техник много.
Камень, который пришёлся по нраву строителям, придал строению прочность. Теперь можно жить. Можно жить…
Можно встать на уши, но невозможно ходить на ушах.
Можно изобразить из себя что-то, но невозможно жить постоянно изображённым.
Можно понимать и прощать, но невозможно прощать вечно. И ты – понимаешь и отстраняешься.
Только надеяться можно всю жизнь. Но жизнь убивает надежды. И в этом даже некая милость с её стороны.
Убитая надежда освобождает место для деятельности.
Убитая ложная надежда…
*
Сижу, пью пиво, готовлю драники и думаю о том, почему Макс удалил пост. И что это за игрушка, кто ему её подарил. Судя по реакции на неё, либо подарил кто-то очень любимый, либо она связана с какими-то милыми детскими воспоминаниями, либо – как вариант, она имеет символическое значение. Поскольку ответов у меня нет, я путаюсь в догадках уже два дня. Я, разумеется, придумала уже значение – так, на всякий случай. Но ведь сей волшебный смысл не факт, что я прекрасно сознаю, и мои мысли ходят по кругу.
Говорят, он женился или обручился. Но он действительно выглядит даже не влюблённым, а полюбившим. Я рада… ну, я рада, потому что я уже успела поплакать по другому поводу. По поводу, как обычно, молчания. Я редко злюсь, но, кажется, через печаль уже проступает. Мне, правда, чертовски надоело это. Путаться. Заблуждаться. Придумывать чего-то себе там. Я решила опираться только на факты, без домыслов. Факт – безответность.
Остальное – моя привычная печенька. Моя привычная фантастическая печенька, которой я себя питаю, непонятно зачем. Может быть, потому что без неё мне голодно и не интересно. И я боюсь, что я не в состоянии питаться чем-то другим. Это уже привычка.
Это привычка, которая начинает меня бесить.
Я понимаю, что я… ну вот, драники сгорели. Как обычно, когда я «прилипаю» к Максу, у меня всё начинает идти кувырком. Вру, не всё. Я могу писать. Но в обычной жизни, что касается реального благополучия, начинаются косяки. Уже давно так. Я спасаюсь и ухожу и… потом я думаю: погляжу, одним глазком, но интересно же… Это как на морозе лизнуть железку.
Так было, во всяком случае. Отлипать больно, оставить всё как есть – значит, оставить себя в фрустрации. Я не хочу. Поэтому я злюсь… конечно, это весьма своеобразная злость. Как маленький усыплённый зверёк, который пытается пробудиться, скалит зубки и… засыпает. Опять. Я не могу злиться.
Но я злюсь. Пффф… пытаюсь… ррр…
Однако, выпив пива, я больше похожа на мурлыкающего кота. Или мурлычащего?
Пиво с драниками, потом с гематогеном. Так себе пиво, я не любитель, - только иногда. Мне больше нравится «Старый Мельник» (это не реклама. Всё равно у каждого свои вкусы).
Просто не хочу «нарезать круги».
Всё время хотела сказать, что «теряться во лжи, пропуская реальную жизнь», неправильно. Потому что потом всегда приходит сожаление.
Ем подгоревший драник, думаю, как это неправильно: во-первых, корка горчит, во-вторых… неправильно позволять себе так распускаться.
Это не любовь. Это насилие над личностью. Когда ты ешь то драник, то гематоген, и не можешь прийти ни к какому решительно выводу.
Чего я хочу? Я хочу нормально засыпать и просыпаться в хорошем настроении. Конечно, все нормальные люди – и я первая, скажут: ну так засыпай и просыпайся, кто тебе мешает? Никто, видит бог.
Никто кроме меня самой.
Я же прекрасно это сознаю.
Я же столько видюшек прослушала и я теперь ого-го какой монстр правильного подхода, ещё немного – и я стану коучем самой себе.
Только отлепите меня от этой маленькой штуки, которая называется экран телефона.
Нет, воистину, не люди владеют гаджетами – гаджеты владеют людьми.
Я так и знаю, что эта загадка с «самым лучшим подарком» останется для меня неразгаданной. Как много других, меня сопровождавших. Ну да ладно. Один ответ у меня на все эти тайны «значит, так было надо». Вы не находите, что он универсален?
*
Ах, ах, это не значит, что я постоянно сижу в телефоне, это значит, что я жду чего-то от телефона, того, что он мне не сможет дать. Это не конкретное какое-то ожидание, просто «а дай я проверю, чего там изменилось» - в конце концов, каюсь, у меня реально зависимость. Я не могу перестать делать две вещи – проверять ю-туб и инстаграм. Мне интересно видеть обновления. Это печально, я бы даже сказала, ужасно, потому что такая виртуальная жизнь отнимает у меня желание заниматься собственной. Нет, все люди как люди (пошло обесценивание), занимаются своими делами и в перерывах находят отдых в картинках и звуках, я же сосредотачиваю внимание в этих картинках и звуках. Глупо, глупо, чертовски глупо.
Тааак… кардинально требуется перемена. Или требуется кардинальная перемена. Может, поменять телефон на обычный? Совсем обычный, без интернета? Это идея.
Да, собираюсь уйти с головой в перемену. В свою личную жизнь. В свою личную-личную-личную жизнь. Не надо мне говорить, что давно пора. Если «давно пора», многих идей бы не возникло. Но хорошо, что они есть. И это мысль дарит облегчение.
Ведь всё ж таки мне было тяжело. Господи… какое сладкое слово в данном случае «было»!
Было – трудно. Было – тяжело. Было – непереносимо. Было – невыносимо. Было…
А теперь?
Теперь так: я сказала то, что мне требовалось сказать. Непросто объяснить такую странную потребность – сказать нечто не имеемое в наличии в мире. У меня такая потребность была. Тааак… она реализована.
Пожалуй, это повод для успокоения и радости. Пойду порадуюсь. Не всем понятная реализация, но она состоялась.
Слава богу. Слава труду… слава мне. Аминь.
Прежде чем досадовать на чужие слова, убедитесь, что вы правильно их поняли.
04.01.22
«Слава богу…» - это вздох облегчения и благодарности. «Слава труду» - признание ценности. Слава мне – это я так отдаю себе должное, потому что я себе очень задолжала.
Настроение у меня нынче хорошее, искала ёлочку, чтобы повесить на неё шарик и сфотать: поздравить своих с Новым годом, - ну, то есть тех, кто подписан на меня в Инстаграм и кто случайно туда забредёт; разочарована: ёлочки все без снега, сбросили с лап, как нарочно, и цвет простой, не нарядный, не яркий, обычный «каждодневный» житейский, в общем, не создают праздничного настроя. Не знаю, зачем мне понадобилась красота картинки, должно быть, привычка: эти яркие новогодние открытки, с блестящей мишурой и дождиком, иногда со свечами, игрушки… В общем, поскольку впечатляющего вида я не нашла, мне случайно пришла в голову мысль, - когда я заметила этих детишек… этих ёлочных деточек, хотя, возможно, это и не ёлки вовсе, а будущие кедры, по хвое. Я возвращалась с прогулки мимо хвойного детского сада и подумала, что шарик, который я специально взяла с собой, очень классно смотрелся бы на одном из этих «ребят». Я даже решила пробраться к нему, к ребёнку-кедру, если нужно, по снегу… сделав позже подпись к кадру: зацените, как я вас лю (вторая часть – после «зацените» - планировалась другая, я здесь только смысл хочу отобразить); так вот, жертвовать собой не пришлось, маленькое чудесное создание именно того необычного вида, который мне и был нужен, расположилось прямо у тропинки. Сибирская пальма. Мини-пальма.
Шарик удачно зацепился за макушку, ствол не ствол, а просто веточка, как будто веточку в снег воткнули. Шар золотой, блестящий, я его так там и оставила висеть. Может быть, кто-то утащит домой – пусть порадуется; а может, он повисит какое-то время, как украшение повседневности. И так: серая веточка, на ней несколько длинных иголочек неброского зелёного цвета и яркая-яркая блестящая новогодняя игрушка, - она посыпана чем-то таким, искрящимся. Солнышко из золота. Зачем? Просто. Привнести немножко праздника в жизнь. Тем более что самое время.
Самое интересное – зачем я всё это пишу. Не знаю, чего такого особенного в том, что удаётся не ординарное, но настроение у меня стало ещё даже лучше, и поймала себя на мысли, что я хочу оставить себе это настроение. Я когда-то рассуждала о жадности – я вернулась к рассуждению снова: жадность – «это моё». Это желание сказать «это моё» и присвоить себе что-то. Так, чтобы никто не забрал. Соответственно, тут тоже по шкале: жадность в переводе на «весь мир мой» и «мне ничего от мира не надо». Люди, осуждающие жадность в принципе как явление, оставляют себя ни с чем. Они остаются ни с чем. Отдай свой хитон и т.д., и т.п. – они отдают своё и мёрзнут, бедолажки. Ох, ох, всё должно быть с умом в этом мире.
Я решила: это моё, мне нравится такое настроение, я хочу, чтобы оно было. Моим. Я «наложила на него лапу» - соединилась с ним. Что делают хорошие люди, привыкшие страдать? Они разъединяются со своим хорошим. С тем чудесным и важным, что к ним приходит, - лишая событие важности. Они сами своими руками выкорчёвывают ценность из того ценного, что имеют, и они лишаются ценности. Если происходит радость, они принимаются убеждать себя и других в том, что радость эта временна и случайна, вместо того чтобы принять – пусть даже в виде случайности – её за сокровище, которым довелось обладать. Это привычка быть несчастным, «навык несчастья», как сказал Антон, мне очень понравилось выражение; это привычка отказываться от счастливого стечения обстоятельств. Такие люди не замечают, как становятся рассадникам негатива, притом, что душа их прекрасна и сердце доброе, они начинают излучать яд.
Как много всего хорошего было убито неверием в возможность постоянства хорошего. Конечно, тут двояко, опять же: тут тоже жадность, но другого толка, скрытая. Это затаённое «я хочу, чтобы это принадлежало мне», отодвинутое от себя, спрятанное от свидетеля. В чём разница? Разница в принятии. В условиях принятия. Когда ты принимаешь самую мало-мальскую малость на условии благодарности, ты позволяешь этой своей жадности быть с тем, чтобы быт был прелестен. То есть – обычная повседневность жизни. Когда ты боишься принять и благодарить, отталкиваешь от себя обоими руками, - боишься того, что оно вот сейчас есть и скоро уйдёт, - оно уходит не отблагодарённым, оставляя тебя вдвойне разочарованным, хотя и правым. Ты же знал, что так будет, и что у тебя отберут хорошее. И вот оно и случилось. А то, что оно всё-таки случилось, это хорошее, ты не успел обрести: знание о том, что оно случилось, ощущение ценности…
Конечно, это жестоко – терять что-то прекрасное. Вот только ещё вопрос в том, кто автор этой жестокости. «Я не буду принимать (считать своей) радость, потому что всё равно отнимают». Так начинается путь в закономерность и постоянство боли. Своя логика есть в этом бегстве, но это логика, опять же, боли. А если ты живёшь по логике боли, то боль и будет неизбежной…
Будьте немножко жадными, дети мои. Так бы я это определила. Если прятать от себя жадность до счастья, на первый план выйдет жадность до несчастья, - тоже жадность, но несколько другого порядка. Мы такие, какие мы есть. Жадность – естественно качество натуры, защищающее человека, позволяющее ему жить. До определённой степени жадность – хорошо. Но когда она зашкаливает, когда человек начинает считать своим то, что принадлежит другому (если основание этой принадлежности законно), когда он хочет считать своим как можно больше всего, это уже болезнь.
Жадность – свойство и качество человека. Свойство – значит, присуще от природы. Качество – его оформление культурным кодом. Это как ногти растут. Или волосы. Если их не стричь, за ними не ухаживать, будет не очень красиво.
Если пытаться выскрести из себя природу, но это всё равно, что на бога восстать: бесполезно и ничем хорошим не оканчивается. Что мы прячем от себя, оно становится бесконтрольным. Оно всё равно есть, но живёт своей жизнью.
Поэтому – будьте жадными. В меру. Тогда станет понятно, какая мера позволяет людям иметь достаточно счастья таким образом, чтобы оно не становилось несчастьем других.
05.01.22
Я поняла только одно. Что «нарцисс» это очень опасно. Тот случай, когда на полную мощность должен включаться личный эгоизм и инстинкт самосохранения.
Не это одно я поняла, но это самое важное. Это печаль печалей. Скорбь мира. Когда человек с виду беззлобный, иногда сама милость на вид, оказывается опаснее любого маньяка. Хотя… не то что совсем опаснее, но, скорее, по итогам воздействия на психику может оказаться таким же убийственным.
В нём всё «так». В этом человеке. Так, как «надо» и так, как хотелось бы. Кроме одного. Самого главного. Безопасности.
Об этом забываешь. О печальных последствиях. Они уходят из виду. Чтобы накрыть с тыла.
Посмотрела видео Сэма Вакнина на тему «Если бы нарцисс говорил честно…». Как-то не верится, что ад в таком девственном виде мог бы существовать. Но почитала комментарии – да, существует.
Я не думаю, что большинство «нарциссов» отдают себе полностью вот такой вот подробный отчёт о своих желаниях. Однако сама суть отношения к другому человеку – да, очень на то похоже. «Ты моя машинка», «ты моя кукла», «ты моя лошадка»… я с тобой играю, иначе говоря.
Самое интересное, как незаметно меняется сознание в общении с чужим адом. Он ни фига не ощущается сразу. Рассказывают, что присутствует страх, но - это если ты с ним с детства не жил, то способен ощутить. А если страх привычен… заныкан глубоко-глубоко, так что ты просто боишься жить и быть собой… проявлять то, что не понравится, - о чём ты знаешь, что оно точно не понравится, - тогда ты начинаешь немножко ощущать гибель только уже в самой её очевидной близости. Когда она уже почти неотвратима.
Это очень подлая штука. Очень подлая. Одно дело, если ты сразу можешь вычислить угрозу. Другое, когда угрозы и в помине нет, а ты разрушаешься до основания без констатации факта своего разрушения. Бррр…
Что так уродует людей и как этого избежать? Говорят, это становится распространённым.
«Нарциссы» не злы в сознании. Психопаты злы откровенно, «нарциссы» не поверят, что в них живёт такое уродство. Иначе они бы не перепихивали вину. Раз они пытаются всё время переложить вину на другого, значит, они боятся знать о себе страшные вещи. И понять их можно, потому что это действительно страшно. Это – ужас. Ужас, который на обратной стороне покоя. И ты входишь в покой, входя в отношения, но тебя постепенно обволакивает ужас. Сука – постепенно. Так, что изменения не фиксируются сознанием. Ты просто… думаешь иначе. Чувствуешь иначе. Сперва чуть-чуть искажённо, ты уже не совсем ты, потом больше, и больше, точно как засасывает трясина. И это ещё не всё. Ты выбираешься из трясины – чудом, а через какое-то время тебя словно подмывает шагнуть в неё опять. То есть – вот эта вот глупость, а это именно глупость, как изъян какой-то в мозгу. Как изуродованная программа ведёт тебя снова к уродованию себя.
Это не внешнее уродство. Это внутреннее – «моральное» уродство, изъян души. То, что мы наблюдаем в мультиках в виде чистого зла. Оно в реальной жизни есть, и тоже тщательно закамуфлировано. Это как зритель мы можем понять, что зло, потому что наблюдаем изнанку поведения и воздействие на жертву. Но будучи жертвой, мы этого ничего не знаем. И мы так же, как герой мультика, не знаем, что это зло… до поры.
Очень обидно, что в жизни есть такая печаль. Это она становится скорбью мира. Люди прекрасно бы жили, если бы не этот закамуфлированный ад в человеке. Требующий избавления и находящий единственный способ облегчения мук – свалить их на другого и наблюдать, как другой мучается.
Причём сам герой переданного ближнему ада даже не сознаёт – в большинстве случаев, чем он занимается. Что он рад чужой муке, раздражению и т.д.; он не считает себя причиной зла. Он мил, он печален, что на него навешивают собак, он само совершенство… всё плохое – не в нём.
Но это и понятно. Нет ничего страшнее увидеть на себе какую-нибудь гадостную тварь, скажем, здорового паука, или чудовищную рану, или ещё что-нибудь из того, чего не хочется видеть. И эта чудесная «весёлая» картинка приклеивается на того, кто согласен терпеливо и с любовью доказывать, что эта хрень ему на самом деле не принадлежит, или даже согласиться с тем, что «миа кульпа».
Добрый человек никогда не поймёт, как можно быть откровенно злым. Он не поймёт маньяка-убийцу, он не поймёт насильника и прочую хмарь; это как два разных измерения жизни. Не пересекающихся. Тела в одном мире, а в душах – разные миры.
Эта гадость (сперва написала случайно «адость», и ведь так и есть) – то, от чего не хочется жить.
Спасти мир – значит, научиться и научить избавляться от этой гадости. Очистить Землю от ада. От ада в душах. Тогда и Земля очистится от мусора… когда грязь изнутри уйдёт.
Бог помощь…
05.01.22
Только подумала сегодня, что нашла человека, талантом которого я искренне и глубоко восхищаюсь, без фанатизма, оценив его глубину по достоинству; мне нравился фильм про Поттера - сегодня я вдруг удивилась тому, как это могло быть создано. Вот уж фантазия, так фантазия, нужно же было всё это выдумать, все эти чудесные необыкновенные истории борьбы добра и зла, - чудо. Нет, разумеется, я восхищаюсь многими талантами, иногда влюбляясь в их носителей, настолько я люблю их дары, настолько я покупаюсь; тут другое. Уж в кого-кого, но в Джоан Роулинг я влюбиться не могу, слава богу, у меня с половой принадлежностью всё в порядке, я просто преклонила свою непременную заносчивость, признав превосходство. Я восхищена. Это не восторг, это дань мудрости автора и фантазии, плодотворности полёта воображения.
Но – более того. В этот же день я открываю случайно статью в «Комсомолке», связанную с именем писательницы, - ну, раз уж я подумала о ней сегодня и потом, заинтриговало название. Оказывается, она и в жизни тот ещё человек! Речь о её шутке про трансгендеров. «Я уверена, что для обозначения этих людей уже есть какое-то слово, - написала в твиттере Роулинг, увидев фразу «люди, которые менструируют». – Кто-нибудь, помогите мне. Жинщины? Жайнщины? Жунщщ?»
Ваааааууу! Будь благословенна, Джоан!
Держитесь, дорогая, я представляю, сколько на вас вылили яда эти полусущества.
Никого не хочу оскорбить, но… потеря структуры это начало конца. Мама – папа, мужчина – женщина, холодное – горячее, любовь – ненависть: оформленность мира существует за счёт определённости. Меняете форму, меняете содержание, поначалу интересно, подростковый бунт, а потом… Потеря определённости становится повсеместной. И в душе поселяется хаос. Из души он выливается наружу. Так хаос, который входит извне, выливается ещё большим хаосом. А потом – сход лавины и печаль окончательной гибели.
Я рада, что есть люди, которые понимают опасность такого исхода. И видят, что ведёт к такой участи человечество. Миллионы замерли в детском и подростковом состоянии. В детстве нет деления на полы. А для подростков не существует границ.
По сути происходящего, это регрессия. Даже не остановка в развитии: это постепенно всё больше останавливающееся развитие. С каждым поколением.
Одно невежество заменяется другим. Казалось бы, просветление идёт, но это метод «шахмат»: если чёрная клетка становится белой в следующем ходу, то белая становится чёрной.
Мы приобретаем одно знание. Отвергая другое.
«Мы» - это в целом. О тех, кто одобряет регресс, переставая давать положительную или отрицательную оценку происходящему, что в итоге становится отрицанием положительного. Таковы стратегические последствия безоценочных суждений, в частности, в области половой принадлежности.
По закону маятника, если здоровье будет брать реванш, настанет время, когда гомосексуалам и трансгендерам придётся нелегко. И именно потому, что они уж слишком вышли за рамки.
Но это если люди выберут спасение. Если они выберут гибель, в чём я всё-таки сомневаюсь, то не хотела бы я это увидеть… насколько это глубоко противно моей природе: люди, запутавшиеся в своей ориентации. Вы ещё не прочувствовали, сколько в них агрессии. Она только-только начинает пробиваться наружу.
Против лома нет приёма, если нет другого лома. Это та агрессия, которая будет оскорблять, пока ты не захлебнёшься в своей крови, сколько ни подставляй щёку, она не утихнет. Эта коса будет косить.
Поэтому остаётся только упереться – так, чтобы нашла коса на камень.
06.01.22
- Вы что, совсем в зеркало заднего вида не смотрите?
- Смотрю… Извини, пожалуйста.
Парнишка молодой совсем, пухленький Гарри Поттер, только кудрявый. Посмотрела на машину – не новая Лада, с корабликом, тёмно-синяя, да, похоже это он подрезал на Каштаке… Куда торопился? Разозлил, не он один, конечно, но сиганула с раздражения. На трассе уже при перестройке глухое «бип» сзади и фары в боковом, по тормозам, на свою полосу, газ, - в зеркало: отстал, перестроилась. Педаль в пол. Злая… злая… уже когда заехали на проверку пропусков, знала, что, скорее всего, что-нибудь скажет… сказал.
На себя – злая, тоже, нервы. Это плохо. Ой, плохо. Нельзя так распускаться. Дома слопала полторы тарелки борща, ругая немножко себя и жалея, потом ладони к вискам… сочельник, комочек в горле, обидно – снова, обидно… всплыл перед глазами единорожек, круглый розовый, милота, - будь побогаче, точно купила б. Хотя нафиг не нужен; ну, болтался бы подушкой в салоне. Нет живого единорога, так хотя бы игрушечный…
В торговом центре он сидел на полке. Плюшевая сказка. Плюшевый кусочек сказки. Всё. В жизни её больше не будет. Больше не будет…
«Какие же мы дети, всё-таки…» Рот кривится. Слеза. Надоело. Неухоженность, неприбранность, не та куртка, не те ботинки, не то время… Рюкзак только - тот. И машина – та.
На третьем этаже море закусочных, большой такой зал, по привычке ломанулась, охранник на входе… протянула ему руку – померить температуру. Он что-то произнёс. Ага… «Коар код, медотвод», и ещё какая-то херь на выбор, чтобы почувствовала дискриминацию. По признаку наличия и отсутствия допуска в – не в рай, но в место, где можно было приятно провести время.
Отошла, села на лавку. Скукота…
День обнаружения своей непрезентабельности. Когда-то это должно было случиться. Когда-то нужно было обнять себя такой, какая ты есть: слабая, впечатлительная, уходящая в инстаграммный запой. Понять, что любишь, понять, что не пара, растянуть прощание на несколько дней… боясь уйти и снова вернуться. Нет. Уйти надо так, чтобы больше не возвращаться. Просмаковать всю боль в её нюансах. Привести себя к одному знаменателю. Дать понять этой влюблённой в розовых единорожков девочке, что единорожки расположились для других на полке. Для более богатых, для более счастливых и просто… везучих.
Трудно приводить себя к одному знаменателю. Вот здесь Олимп, ты иногда бываешь на Олимпе; вот здесь трясина, здесь тебе бывает… погано; здесь ты бледное подобие Золушки без напряга, без туфелек, без феи, без бала. А вот здесь тебя ждёт принц. И всё это никак не собирается в одно.
Ты стараешься. Твой мозг как Хоттабыч, который неправильно исполняет твои желания. Он добрый. Он тебя любит. Но он всё понимает не так…
Когда дёрнулась и вдавила газ по городу, знала, что бесится. На трассе – как от себя хотела сбежать… и злилась: ты бы с таким азартом рисовала, дурёшка. Чем топить по чёрной дороге среди фонарей, светофоров, фар…
«Я, конечно, остыну… как было, но… я хочу остыть так, чтобы больше не повторилось».
«Ты слышишь меня, Хоттабыч? Я не могу наблюдать чужие картинки до конца жизни. Во всяком случае, я не хотела бы…»
Сочельник. Сердитый кудрявый Гарри в очках с пухлыми щеками, за окном салют, - вскочила, бросилась к окну, смотрела на рассыпающиеся цветные искры… борщ и пытливо заглядывающая в глаза собака, помытая шампунем. Реалии жизни. Хватит фантазий.
Хватит.
*
Провести два с половиной часа в инстаграм не самый полезный способ времяпровождения, но замечательный, когда понадобится себя отключить. И потом – если дело к ночи – мозг уже не в силах не то что решать задачи, а просто завести всё ту же пластинку, надо же как-то переварить всех этих кошечек, собачек, людей, их шутки, их улыбки, полезные советы и призывы себе помочь, пусть занимается этим, а я… я отдохну. Я спать. Я далеко. Меня нет. Завтра я буду тут, завтра я буду себя прессовать, выкладывая энергию в другое русло, я попробую быть умнее, так чтобы объяснить, наконец, своему Хоттабычу, как правильно мне любить, чтобы это не выбивало меня из колеи, чтобы я могла жить, как нормальный человек и заниматься делом, а не мурой, замуровывая в ней себя. Любовь не мура – мура то, что её сопровождает, в моём случае это так… и я хочу, чтоб так не было.
Завтра я расскажу себе, какое я жалкое существо, - записала, чтобы не забыть…
И убедю (?)… стану убеждать – но этого мало, я убедю себя, что таким жалким созданием быть стыдно… странно, но это место, где я не чувствую стыд… или потому что я уже совсем не соображаю? Или я докажу себе, что я уж точно не готова дальше оставаться в таким положении (так красиво я решаю уже на автомате, кажется, я уже сплю… спокойной ночи…)
Хороших снов, детка. Завтра праздник, ведь правда?
*
Злая – это она комплимент себе сделала. Раздражение, досада, бешенство на пике (раз, два и обчёлся за всю долгую жизнь), но злость… злость сфокусирована. Злость имеет цель. Злость позволяет идти к цели. Дурная злость ведёт к дурным целям, хорошая - к хорошим. Злость - энергетический сокровенный запас…
Есть ещё злоба, но это другое. В злобе люди захлёбываются. Злоба – это, наверное, когда хочется размозжить кому-нибудь череп, «просто так». Просто потому, что в негативе утонул… выплеснуть из себя негатив – на кого-то. Ненависть без причины вовне, направленная на беззащитных.
Никакая она не злая. Хотелось бы разозлиться по-настоящему. Хотя бы на себя даже – подобрать нюни…
Вставать утром с целью, весь день идти к ней и засыпать с мыслями о цели.
«Чего ты хочешь, родная?»
Хотеть-то хочет, но вот достигать… первое, что приходит в голову: а зачем? Хотя прекрасно ясно понятно зачем, но… стоит вопросом эта бессмысленность, как что-то когда-то надломанное. Сросшееся так, что переиначить уже невозможно… Пассивная злость – как червь, прогрызающий в душе ходы, энергия, убивающая энергию. Точит нутро и съедает, а ты и не догадываешься, что зол…
Как её вытащить наружу? Как её направить в дело? Как её перенаправить, иначе сказав.
07.01.22
Я поняла, что быть обычной для меня это пытка. Если взвешивать на весах неприятность суда за странность - и муку старания завернуть свою анормальность в кулёчек, я выберу первое. Мука – это смерть, затяжная, тоже неприятная, нудная, гораздо больший позор, в итоге… в невесельи и безрадостности, потому что насилие над собой всегда безрадостно.
Так что судите меня, судите, осуждайте за отсутствие привычной картинки, за то, что меня выпирает мною там и там, ну, не могу я… не могу не выдаваться. Фффуууу… вздох облегчения: всё равно что расправить затёкшие члены.
Можно быть странным, если ты богат – это прощается, если известен – это даже мило, если ты красив – твоя странность становится «шармом». Нельзя быть никем, да ещё со странностями, тогда ты просто сумасшедший.
Но выбор у меня невелик. Либо осознанное безумство, либо бессознательное. Согласитесь, лучше контролировать процесс?
Так что – если в любом случае через колено, то может, лучше не себя?
Многие не замечают, как себя предают, я тоже не замечала, но уже больше не могу не замечать, потому что гибель очевидна. Я и раньше понимала Эзопа, шагнувшего в пропасть, лучше умереть свободным, чем жить рабом, теперь я это всем существом прочувствовала. Однажды умереть и понять, исчезая, что служил чьему-то видению, по нелепости названному счастьем?
Нет, конечно, когда вы удовлетворены главенствующим в вашей жизни порядком, ради бога. Если всё приблизительно так, как хотелось бы, чтобы было, ОК. Не всегда всё бывает, как хочется, но если с этим можно жить, то почему бы не жить? Другое дело, когда ты не можешь жить в том, на что обречён обстоятельствами и окружением. Тогда тебе стоит выйти из окружения. Либо влачить существование в том виде, в каком оно сложилось. Вопрос в способности.
Вот это ожидание от родителей «безусловной любви» - всё то же ожидание идеальности. «Любите меня так, как сам бог бы меня любил», - всё прощающий и всё принимающий. Почему вы не столь идеальны? И – обида…
Хм…
Там, где обида, там на другом конце вина. Раз я обижен, значит, тот, на кого я обижен, виноват.
Если он не виноват, то виноват я; одновременно виноват и обижен.
А бог реально стал бы любить тебя любым? Это не из области фантастики?
На самом деле речь не о любви, конечно. Любовь в данном случае лишь словесное выражение, образ ценности. Тебя ценят. Ценить – это больше, чем любить. Когда ценят, берегут. А любят по-разному. Одни берегут, любя, другие – используют. И ведь тоже это любовь.
Так вот эта бережливая любовь и называется «безусловной». Что непременно нужно уточнить, потому что уже наименование становится фетишем. «Люби меня без всяких условий!» Здрасте приехали. Мне что, совсем о себе забыть?
Всегда остаётся неизбежным для настоящей любви условие уважения. Если уважения нет, то и любовь лишь вспышка страсти. Или зависимость. «Давай, я наступлю тебе на все твои чувства, а ты будешь меня любить!» Это любовь? Вы ничего не путаете? Но ведь по смыслу выражения это и есть «безусловная любовь» - любовь без всяких условий.
На самом деле то, что называют «безусловной родительской любовью» читается как «ты всё равно для меня хороший, а что плохое – случайное явление, и мы с тобой оба это понимаем». Мы с тобой сфокусированы на ином результате, андестенд, бэйби? То, что ты держишь «вифлеемской звездой». Указывающей направление. Там, в той стороне рождаются великолепные малыши, вырастающие в богов. И мы с тобой, чадо, ищем и ждём тебя в той стороне.
И тогда дитё как у Христа за пазухой, в этой вере в него, чудесного. Милого, волшебного, только случайно нехорошего, а в целом – важного, нужного, в точности по тому размеру, который планировался. Малыш-то не знает, что никакого плана нет. Ему только нужно подойти, так, чтобы оказаться принятым, и его принимают. Тогда он ощущает свою ценность.
По жизни.
Если родители по какой-то причине – разные бывают причины – были не устроены; возможно, и часто скорее всего, это выдуманная фантастическая неустроенность, взятая как с тарелочки из неустроенности взрослых самими собой: они не подошли по размеру, не вписались красиво в рамки, оказались больше или меньше, в общем, ощутили себя не подходящими, они с этим живут, - и с этой тарелочки, с которой кушали они сами когда-то, питается их дитё уже… Если всё так, то ощущения «комильфо» нет. Есть ощущение «недо» - отторгнут, отвержен, отправлен на доработку. И всю жизнь в доработке.
Кстати, тут я вспоминаю о записульке, которую сделала, отключив комп. «Иногда думаешь о себе: «Господи, кому бы это всё отдать на переделку? И принять обратно, чистеньким, здоровеньким…» Исправным. Не вызывающем нареканий.
Но это миф. В любом случае в этом мире ты кому-нибудь не придёшься по душе. Вопрос в том, кому ты выбираешь нравиться.
Всем не угодишь.
Но пытаешься.
До тех пор, пока не поймёшь, что это гиблое дело и тупиковый путь. И вот тогда ты перестаёшь ориентироваться на чужие звёзды и разыскиваешь свою, которую тебе не показали.
«Идеальная» любовь, – та, что называют безусловной, - оставляет тебя законно неидеальным. Так, что тебе не стыдно выдаваться или не доставать до планки… Ну, стыдно, может быть, совсем чуть-чуть, чтобы понимать свою несовершенность*, но остаться с ней в согласии. И если она преодолима, то её преодолеть. Разумеется, нужно было сказать «несовершенство», но мягкое нежное женское – женский род мне здесь нравится больше.
_____
*слово строю по аналогии с «несовершенство» и «недостаточность».
Царство небесное – важнейшая личная суть. Она (суть, оно – царство) внутри каждого, а не снаружи. Она больше, чем плоть, но без плоти её (его) бы не было.
«Милости хочу, а не жертвы» - это о диалоге. О внутреннем диалоге. Когда мы что-то делаем не так, по привычке небрежного с собой обращения мы начинаем казнить себя, то есть приносим в жертву. Некоему кровожадному существу, которое ждёт осуществления кары или ждёт жертвы.
Оказать себе поддержку, вместо того чтобы корить и нападать – значить, проявить по отношению к себе милость.
Вот я хожу в старых ботинках, пусть они смотрятся ещё ничего себе так, норм, но в них холодно, я езжу на машине со сломанной печкой, она не дует в ноги теплом, это явное пренебрежение собой, я собой жертвую, но кому и зачем? Я даже уже плакала на эту тему с досады и обиды за себя. Мне очень обидно за такое отношение к себе, что я, получается, совсем почти (ну, по минимуму) о себе не забочусь. Откуда истоки? Ладно, про истоки уже всё понятно, но ведь уже, по идее, давно пора перемениться.
Кстати, у меня есть и достижения. Меня можно поздравить. Я нашла ответ на вопрос зачем.
«Просто так».
Это офигенный ответ, я аж подвисла на время, за рулём как раз. Осенило.
И ещё одно. Несколько дней назад. Это было потрясающее открытие. Прямо озарение. Я вдруг поняла, что деньги из рук благодарных тебе людей не могут быть грязью, что оскорбительно для них было бы считать их грязью. «Деньги зло». В чьих руках? Вот вопрос. Когда они в руках добрых людей и отдаются добрым людям, они добро. Вот.
Я теперь могу принимать добро. В любом виде. И так это хорошо сознавать… аж благодать на душе. Я супер.
Я супер детка.
Трам-пам–пам, пам-пам…
…Греет ещё то, что это ведь не только для меня открытие. Для всех нас, таких хороших, заколоченных в какие-то дурацкие барьеры; и вот эти загородки снесены…
*
Думаю, что сложно понять ребёнку.
Что в чём-то ты очень хороший, а в чём-то так себе. В чём-то ты ценность (о тебе так пекутся!), а в чём-то – полное никто. Такая разделённость усваивается. Принимается в качестве модели. И потом человека прошвыривает по предписанным статьям. И он мучается между «я всё» и «я ничего».
Почему не все мучаются? Потому что у кого-то меньше расстояние между этими крайностями. То есть крайностей нет; они есть, они не могут не быть, но настолько близко, что их можно связать в одно.
А у терзающихся разбег велик. Им сложно соединить полюса. Они живут на двух полюсах. Отсюда и берётся тяга к «горячо и холодно». Тепло – ближе к середине. Когда ты можешь сцепить разности. Свести воедино. Быть может, тогда рай не столь привлекателен, но тогда и ада нет.
Суть качелей в том, что одно оттеняет другое. Контраст создаёт яркость. И если ты попробовал чего-то очень яркого, то уже сложно оставаться в «пастельных тонах». Начинается жажда впечатлений.
Интересно, однако, что для тела контрастный душ хорошо (в меру), а вот душа «замирает» в раскачке. Как маятник запустили.
Уф-уф. Созерцание – это замирание маятника, но это одновременно и движение, только в ином «измерении», сфере, потому что душа же замерла в раскачке…
Выходит, когда движется одно, останавливается другое.
Наблюдение за собой – как раз выход в «другую область». Другая жизнь. «Что я думаю? Что я чувствую? Почему? Зачем я это делаю? Зачем я, кто я, что я? Хорошо это или плохо, правильно или неправильно, и для кого и для чего…» Это развитие.
Неконтролируемые прыжки из одной эмоции в другую совсем другая жизнь. Но тоже жизнь.
08.01.22
В Инсте наткнулась на видео, где малыш рассыпал пшено и стоит, зажмурив глаза, пока его спрашивают, кто это сделал. Вот так и нам часто кажется, что если закрыть глаза, то этого нет. Страха нет, косяка нет. Ошибки нет, вины нет или того, что не нравится тебе самому или кому-то ещё, нет. Это такой избирательный взгляд на себя и вовне. Что-то вижу, а что-то – нет. Не хочу, не могу, не буду… нет в поле зрения – значит, не существует.
Защитная реакция. Бегство от реальности. Неприятно обнаруживать о себе и мире то, чего не хочется знать. Поэтому этого нет… этого нет.
А если кто скажет, что есть, значит, получит. И бедняжки, напоминающие о действительном, огребаются. Конечно же, всю хрень выдумывают они сами. Их тоже нет. А если есть – то пусть не будут.
Так рождается жестокость в людях. Жестокость от страха узреть нежеланное. И люди готовы защищать выбранное ими неведение самыми агрессивными способами.
Их можно понять. Но стоит ли? Если они сами не понимают, что они той жестокости часть, наличие которой в мире их так огорчает…
Умение замечать свои недостатки, не только чужие, важно так же, как умение замечать чужие недостатки, а не только свои. Если уж видеть, то целое. Страшно? Неприятно?
Но мы же не малыши, чтобы прятаться. Просто себе ребёнку, перед тем как дать прозреть, нужно объяснить: в мире бывает не только радость, но и печаль. Печаль законная часть мира. И радость законная часть мира. Мы стараемся удержаться в радости, но иногда не получается. Не следует за это жестоко себя винить. Потому что излишняя жестокость создаёт лишнюю печаль…
Но это я, сама такая: иногда я не замечаю своё, иногда чужое, в ущерб себе. Хочется существовать в абсолютной приятности, однако если пользоваться данной методикой «исчезновения», на неприятность в любом случае напорешься, как на вещь, которая всё-таки есть, как ты на неё глазки ни закрывай. Если же помнить, что в общении два человека есть два несовершенства, не пытаясь вдавить там, где торчит, или «выдавить» оттуда, где не хватает, а совместно разворачиваться один относительно другого так, чтобы общение складывалось, когда есть возможность, или вовсе не происходило, когда подобраться один под другого толком не получается, - то остаётся шанс на более-менее благополучное взаимодействие. Ожидание идеальности напрочь убивает такую возможность, потому что идеальность не предполагает ни шероховатостей (обоюдных), ни подборки (взаимной).
У меня проблема, и проблема серьёзная, и проблема не одна, а целый ворох. И всё это во мне. Причина я. И я стараюсь развернуться лицом к себе и к этой проблеме, понять, что её нужно решать, а меня всё время тянет уйти с головой во что-нибудь, в прокрастинацию, в инстаграм, в ещё куда-нибудь, лишь бы не решать ничего. Потому что мне страшно. Мне страшно, что… что я не смогу.
Закрываю глаза, и ничего не нужно решать. Я оттягиваю этот момент осознания неизбежности понять то и понять это… я лучше схожу в кино на «Последнего богатыря». Я…
Я как малыш, рассыпавший крупу. Зажмурилась… и всё в порядке… не говорите мне… не говорите, что я что-то сделала не так…
09.01.22
На душе черным-черно. Пережёвываю свои два декабрьских косяка. Хотя не факт, что они имели значение, скажем, Лячина могла бы опускаться до последнего в аукционе, и мы бы всё равно проиграли, тем не менее, мне стоило проверить, что заявка ушла. Обычно я проверяю. Что произошло в этот раз? В этот раз я отупела, как это было уже однажды, года два назад. Когда ты «прилип языком к железке», пусть даже только в переносном смысле, умным тяжело как-то быть. Это моя «се ля ви», постоянно пытаться вернуться в исходник после очередного «выноса мозга». Я не могу сказать, что мне это надоело. Мне это больше чем надоело. Может быть, в этом и есть причина, что мне ничего не хочется, потому что я устала вправлять себе обратно мозги. Конечно, каждому своё, и раз я живу на растяжке, значит, это «кому-то надо», - единственно, что мне жутко хочется добавить «было»: надо было. Потому что так дальше уже нельзя. И так дальше уже не будет.
Раз ты прошёл какими-то извилистыми и не совсем понятными другим путями («во дурак!»), значит, таков был путь твоего становления, если решишься сделать выводы. Если нет – так и будешь бродить по чаще, продираясь сквозь сучья и кружа, ободранный, запуганный и довольный. Ведь есть же в это умопомрачении какая-то прелесть. Иначе ты давно бы от него отказался.
Так и живу, удивляясь себе и споря с собой, одна часть тянет в одну сторону, другая в другую. «Соберись уже», - это мне надо было себе сказать. А не писать в комментариях человеку, у которого всё в порядке. Пусть немного странный порядок, но зачем лезть со своим уставом в чужой монастырь? Только потому что этот монастырь не кажется чужим?
Но ведь он чужой, ты же сама понимаешь.
Теперь понимаешь. Теперь, сидя на кровати, обняв коленки, и жуя свои два косяка. Ты о себе думай. Больше о себе думай.
И когда переключаешь взгляд на себя, так успешно себя обделяющую в пользу того, у кого всё в порядке, становится жутко себя жаль. Не жутко, но становится. Смакую глупость, свою на тарелочке. Фу, гадость. Горько.
Ещё бы это была целительная горечь…
Утром, проснувшись, вспоминала детство. Отрочество. И засыпая, немножко. Давно не вспоминала так тепло. Была особенная чистота и радость, сказочная доброта. В этом советском учении. В искусстве. В жизни. Потом вспомнила, как ездили в гости к родственникам и свою застенчивость, лишающую раскованности. Тоже жуткое – напряжение, которого не сознаёшь. Жуткое по последствиям. Вот эта зажатость стеснительности. Боязнь быть порицаемым, сделать что-то стыдное… то, что называется «отравляющий стыд». Вспомнила, как отец восхищался моей двоюродной старшей сестрой, своей старшей в этом роду племяшкой, - только теперь понимаю, как это меня… уводило на задний фон, скукоживало. Она была очень раскованная. Она росла в другой семье.
Это не тот стыд, который сквозит в сознании, это «задворки», на которых ты тускло обитаешь, когда другие ходят по главным улицам. Это сложно описать и объяснить. И понять тоже. Это можно только ощутить однажды. Обнаружив себя затерянным и сравнивая с… теми, кто жил иначе.
Это примерно как иметь стыдную болезнь – стыдиться себя. Когда боишься обнаруживать на себе внимание настолько, что хочешь за кого-нибудь спрятаться.
Похоже, я до сих пор прячусь. И это так, да, я до сих пор считаю себя стыдной.
В одной части. В другой нет.
На мой взгляд, наглость некрасива. Застенчивость не принято считать чем-то дурным, но если бы люди знали, сколько радости угроблено ею, они бы иначе её оценивали. Очень много хорошего, славного, нужного похоронено ею. Слов, дел, состояний души…
И я всё так же пытаюсь себя «схоронить» от чужого суда, который кажется страшным. Я беззащитна, и это всё ещё детское. Я имею своё мнение, но мало смелости его выдать в мир. И я прячусь, стараюсь скрыть себя от нужной мне жизни, в ту, которая меня напрягает и тяготит. Я не стеснительна снаружи.
У меня «стыдная болезнь» не в физике, а внутри идеального. Стыд себя. Стыд за себя. Глупый. Лишний, отравляющий.
Возможно, именно эта глупость выходит наружу, когда я тупею, вновь очаровываясь картинкой. Не только визуальной. Об этом надо подумать.
Как гной. Фууу… и ведь реально – пакостно на душе.
Это очень сильное нервное напряжение – желание скрыть себя от глаз. Даже от своих.
Думаю, такова природа фанатизма. Очень надёжное укрытие: ты не видишь себя, но идентифицируешься полностью с другим человеком, как бы оделяя себя его яркостью, таким образом, ты на виду и скрыт одновременно. Ты и незаметен, и сияешь. Разумеется, это ложное сияние, но, во-первых, оно облегчает участь, спадает напряжение, во-вторых, не нужно ничего бояться, то есть выводить страх в сознание, в-третьих, фанатизм даёт возможность вылиться агрессии, которую сам по себе человек бы не проявил. Агрессия в защите своего кумира. Тебя совсем нет, ты растворяешься в кумире. Это слияние. Своего рода защитная реакция. Ты и защищён – светом, и силён – любовь (фанатизм) окрыляет. Разрешение не чувствовать слабость, не чувствовать стыд – хотя бы в этом оазисе. Как в пустыне воды напиться.
В этом не было бы ничего вредного, если бы не исключительное самозабвение. Если ты полностью поглощён другим, как тебе сосредоточиться на своём росте?
Ещё есть что-то от религиозного экстаза в фанатизме. Кумир почти бог во плоти, настолько он великолепен. Притом, что его можно даже желать. Понятно, что в сравнении с «богом» любой земной человек проигрывает.
Пусть божественность эта отчасти надуманная, но ведь и в религиозном поклонении немало дорисованного.
Звёзды так же нуждаются в поклонниках, тут любовь взаимная, у каждой стороны со своей ролью, плохо становится лишь в том случае, если фаната совсем или значительной частью выключает из реальности. Когда влюблённый начинает жить иллюзией. Но это уже разновидность сумасшествия.
Звёзды восхищают и умиляют – если, интересуясь их жизнью, не нарушать своей. Если не пересекать границ, за которыми начинаются несправедливые претензии и ненависть, - как в клипе «Стэн» Эминема. «Звёзды» украшают тусклость повседневности и становятся примером порой, в них есть что-то, за что цепляется поклонник, что не оставляет его равнодушным, - то, в наличии чего он нуждается. Только я уже сказала, слишком сильное погружение в чужую жизнь заставляет забыть о своей. Так люди могут терять жизнь и терять себя в безрассудном внимании к чужому.
В этом плане моё сердце фанатично, мысли разбредаются и стремятся к совершенно другому центру, чем тот, который требует время и пространство. И я начинаю косячить. И ругать себя. И стараться собраться в кучу.
Выход из этого есть, но он не столь прост, как подвиснуть в красочном небытии. Выход – быть. Яркой. Самой встать в круг света. Для застенчивого человека это пытка. Вывести себя на обозрение.
Я помню, как я выступала в спортивном детско-юношеском лагере перед выстроенными буквой «Г» его обитателями. Я пела под гармошку. Там были кружки, и к празднику гармонист готовил нескольких «артистов». Ещё пока я разучивала песенку, у меня почему-то два куплета цеплялись в один. Мне было вынесено предупреждение, чтобы я не дай бог не повторила то же на празднике.
И вот я выхожу, о ужас, я совсем не чувствую себя как рыба в воде, но я начинаю петь и… оно случается. Оно происходит. Я перескакиваю снова с половины второго куплета на половину третьего. Большой роли это не играет, разве что песенка стала покороче и рифмы не оказалось в строфе, я допеваю…
Чуть позже, в продолжение праздника – кто чем занят, вокруг главной площадки лагеря, я в числе собравшихся вокруг гармошки, нас готовятся снимать на камеру, так получается, что не отказываюсь я, и вот я пою ту же самую песенку, и все куплеты ложатся ровно, просто красота. Хотя я всё-таки волнуюсь. Вообще это интересно, что я, с одной стороны, пугливый зверёк, а с другой – очень даже готова и хочу переносить внимание. Пусть для меня это не такая лёгкая ноша, зато интересная.
Потом, когда наша семья собралась у телека, смотреть меня в местных новостях, мне почему-то заранее было стыдно. И я показалась себе нелепой, некрасивой и с красными пятнами на щеках, но втайне где-то шевелилась гордость. Потому что я спела хорошо, и вообще – спела. Что поделать, я всегда себя «засираю», и я, помню, чутко переживала: какой меня увидят родители? Точно не скажу, но, по-моему, меня немного разочаровала реакция… возможно, я ожидала большего.
Я хоть и была своеобразным идолом в семье, но точно не кумиром.
Мне было лет одиннадцать тогда, что-то около того.
*
В другой раз меня снимали на камеру в школе. Делали кино о выпускниках, я была в одиннадцатом. Собственно, девятого у нас не было – сразу десятый и одиннадцатый после восьмого. Я тоже тогда решилась побыть звездой, не знаю, почему выбрали меня, вот я иду по дорожке к школе, вот я захожу в класс, стараясь не думать о камере, ставлю сумку на стол, выкладываю учебники… поднимаю глаза, они упираются в камеру и – я показываю язык. Хм… это тоже – от застенчивости. Но вышло мило.
Этот кадр не стали вырезать.
Кстати, о языке… У меня есть - я ещё не говорила? Наверное, да, но я повторюсь, детское фото в яслях. Я думала, я там гримасу скорчила, губки бантиком. И только недавно разглядела, что это больше похоже на высунутый язычок. В смысле – не просто высунутый. А дразнилка. Это так смешно…
Отвлеклась немножко воспоминаниями, но на душе всё кошки скребут. Загоняюсь в тупик, затем казню себя. Где логика?
Это называется – раздрай. Когда тебя слишком много для одного и недостаточно для другого. Дела.
Я всегда была очень стеснительная. Я и теперь такая, только гораздо меньше и незаметнее для себя.
Тайный трудно обнаруживаемый стыд себя – то, что прибивает гвоздями к месту, каким бы неприятным оно ни было. Даже больше: чем неприятней, тем лучше. Как будто «по справедливости» раздача.
А говорят, мир несправедлив.
Просто мы многого о себе не знаем…
*
Ей стыдно, но она об этом не знает. Стыд – это то, что осаживает её то в одном, то в другом начинании. Ей стыдно быть хорошей и ей стыдно быть плохой. Ей стыдно быть.
Этот стыд редко становится жгучим, он, как я уже сказала, вообще не ощутим. Его нет.
Но он есть. Потому что он управляет. Он останавливает, например, когда хочется сказать. И он трусливо отменяет сказанное. Он заставляет её находить в зеркале не столь интересное отражение, чем оно могло бы быть для неё. Он заставляет её «умирать раньше смерти», как говорила мама: «Что ты раньше смерти помираешь?»
Он делает её не такой красивой, не такой свободной, не такой сильной, какой она могла бы быть без него. Он делает, в целом, её жизнь бедной… Беднее, чем она быть могла.
Можно даже сказать – наполовину, что он её второй хозяин.
Её первый хозяин – дерзость.
Покажется странным, как может сочетаться дерзость и стыд, по очереди правя человеком. Но они и не сочетаются. Они поочерёдно берут власть. Так и выходит, что она игрушка то одной, то другой «стихии».
Дерзость и даже высокомерие – и скромность, скованность… Так бывает.
Так бывает нередко. Словно в человеке два этажа, и его настоящее попадает то на один этаж, то на другой.
Стыдная часть стесняется дерзкой, дерзкая презирает стыдящуюся себя…
Они не могут друг с другом познакомиться. Подать друг другу руки. Они антиподы.
Но это не две разных личности в одном человеке: это две части одной личности. А значит, диалог возможен.
Изучи себя такую.
Изучи себя этакую.
Помири себя с собой.
Исцели, иначе говоря. И ты добьёшься гораздо большего.
Но для начала пойми, что то, что у тебя уже есть, – ценно.
Ценность. Это то, что отнимает стыд. Губительный, он как ржа или плесень на душе.
Из средства коммуникации, инструмента общения и налаживания контакта он стал банальным методом подстройки под сущее, по образу страуса, прячущего голову в песок (сравните: хочется сквозь землю провалиться) при малейшей опасности, или зайца, дающего дёру. Стыдно…
Стыдно быть стыдной.
*
Задрыгла, как собака. Как эти малюсенькие игрушечные существа, которые по какому-то недоразумению называются собаками.* Отец оказался спасителем. А средством спасения оказался Тосол. Та жидкость, что заливается в машину, в её специальный бочок, чтобы двигатель не перегревался.
Это случилось внезапно. Для неё в первый раз. Стрелка ушла за 120 градусов. Сперва ушла в сто двадцать, только-только отъехали от дома; Алечка тут же прижалась к обочине. Открыла капот, не понравился запах. Немножко не такой. Он тут же развеялся, и с ним рассеялись опасения. Может быть, это ничего страшного?
Дочь поиринозировала на тему «как много ты понимаешь в машине».
Поехали дальше. Осторожно. Стрелка нормально, ровно посередине, между 120 и 0. Как учили. Нормально. Нормально. Метров через пятьсот опять резко начала забираться вверх, пришлось доехать до поворота, чтобы уйти с дороги, где невозможно было прижаться; пока доехали, стрелка ушла за 120.
Выключила двигатель. Дочь набрала деду.
Папа мамы – скорая помощь.
Как раз сегодня, вроде и не мороз, но ветер оказался ледяным и не слабым. Пока ждали, задубели. Дочь ушла. Мать пошла в магазин. Греться.
Минут через семь Алечке позвонил отец, - покупала рыбу на кассе, - он приехал, деловой, спасительный. С двумя бутылями красной жидкости. Та, что надо. Та, за которой водитель должен следить, чтобы не кончалась.
«Когда ты перестанешь быть наездником?»
Стыдно. Но за дело. Хотя, впрочем, не так уж и очень… стыдно, просто: да… «миа кульпа». Ну, дурачок. Ну, Ивашечка. Ну, что поделаешь.
«Давай, я приеду, и запишу всё, что нужно делать». Вот это уже правильный подход. Тоже – деловой.
«Спасибо, папа! Большое спасибо!»
В щёку папочку – чмок. Вот когда родители хорошо, правда?
Дети мало ценят родителей… Во всяком случае, обычно меньше, чем родителям бы хотелось.
Но и у детей к родителям своё «мне бы хотелось» - большей теплоты и открытости, скажем. Чем меньше устойчивости, тем больше вопросов…
*
Стыд забирает ценность, следовательно, опереться на свою ценность не представляется возможным, следовательно, опоры нет. Безопорность создаёт шаткость, приводит к поиску опоры на стороне. Что создаёт зависимость, является зависимостью. Капкан. Зажатая в таком капкане душа – как тело в реальной ловушке. Неудивительно, что больно, неинтересно и силы иссякают. Ясно, как божий день, что жить схваченной зубьями стыда нелегко. Но не понятно, что тебя кусает. Всё время кажется, что виноват кто-то другой. Другой человек. А не что-то в тебе.
Но если в одном месте что-то не так, то на противоположном конце вряд ли вровень**. И если стыда много, то и гордости тоже. Излишний стыд наращивает в качестве компенсации добавочную порцию гордости, которой не достаёт. Так создаётся гордыня. Когда гордости нет, возникает её избыток – фикция. Парадокс.
Гордыня плохо. Но чтобы избавиться от неё, нужно умерить излишество на ином конце. Там, где стыд. Нужно вытащить себя из капкана. Освободиться.
Принимать по каплям. Эту новость. Как очищение.
Всё есть яд и всё лекарство. Стыд лекарство и стыд яд. Бесстыдство яд и «бесстыдство» лекарство. Всё зависит от расположения на шкале… от уровня.
Бывает такой вариант, что мало стыда и много высокомерия, - про таких говорят «стыда нет». Тут тоже компенсация, другого порядка. Нехватка скромности выравнивается избытком заносчивости. Это тоже про стыд, но застрявший в настолько глубоких слоях, что выливается, как магма из вулкана – уничтожающей живое лавой.
Интересно, кстати, родственны ли слова «лава», «лавина» и «love»? По картинке очень похоже: выливается, извергается, накрывает…
А ещё бывает такой же губительной.
Гордыня- это обезболивающее. С побочным эффектом.
________
* «тойчики» с лапками-спичками.
**в меру.
10.01.22
Звезда на ёлке символизирует звезду, которая привела волхвов к младенцу. Игрушки – дары волхвов народившемуся Иисусу. Это многозначительный символ… как память о событии, да?
Хорошо хранить память о чём-то важном.
Но хорошо хранить её так, чтобы она не перекрывала дорогу в будущее, правда?
Сперва мне пришло в голову то, что я записала в Инстаграме, где новогоднее пожелание и поздравление с Рождеством. Уже получилось, что событие* несёт иную символичность. Символ творчества и украшения жизни.
Кто знает… с каким мыслями несли свои подарки волхвы и насколько реальна эта история. Ведь некоторые истории существуют как реальность только в качестве предания; некоторые, несмотря на сказочность оформления, точно передают смысл произошедшего. А некоторые создают смысл.
Позже мне пришло в голову – когда я вспомнила этот рассказ о рождении Христа и подарках, что несколько странно отмечать приход нового как дань старому. Нет, безусловно, связь прошлого и будущего очень важно, только… вот как раз о будущем и речь. Ёлка – рождественский символ, стала одновременно символом Нового года. Так часто бывает, что бывшие значения праздников меняют содержание, когда меняется вера. Так в России древнерусские праздники смешались с христианскими**, были «скрещены», благодаря чему переход к новой вере*** стал менее болезненным. Пример современной России – переиначивание смысла праздников: Первомай, день солидарности трудящихся стал праздником весны и труда, седьмое ноября, День Великой Октябрьской социалистической революции перебрался в четвёртое и назван днём «мира и согласия»****.
Что не очень есть хорошо, обращение ёлочного рождественского смысла в празднование нового счастья - это «голова, повёрнутая назад». Если вы празднуете новый год, каждый раз как желание и приход чего-то нового… логично предположить, что это желание как-то и в символическом значении должно отражаться. С одной стороны, если немного подвывернуть, можно провести параллель между «тогда новое» и «теперь новое», мы отмечаем приход нового. С другой, дальнейшая история этого нового настолько ужасающа по земному раскладу, что она ложится чёрным отпечатком на праздник. И вот это-то и не есть хорошо.
Кто знает, может, эта странная символичность прошлого в новом и есть та «печенюшка», что возвращает нас снова и снова в старое?
И если принять новое значение этого обряда – когда мы наряжаем ёлку, - разумеется, не вымарывая старого, вдруг и Жизнь наладится?
Мы же будем смотреть в будущее. И, совершая обряд, мы дадим чему-то важному в нас понять, что мы будем делать в будущем. Весь год. Создавать радость, добывать радость (мастерим и достаём с антресолей игрушки и гирлянды) и украшать своё дерево жизни радостью (наряжаем ёлку).
_____
*действие, процесс.
**учение Христа в иудейско-римском изложении. К сожалению, подлинную картину прошлого мы вряд ли будем иметь. Например, учитывая инквизицию, можно предположить, как много чего пропало в огне, сгорело в кострах. До этого сам Христос был распят, и он предупреждал, что его гнали, следовательно, будут гнать и его учеников. Значит, он знал, что истина наказуема. А раз она была наказуема, это даёт нам право предположить, что она была не желанна. А значит, если её проводников уничтожали физически, то и её саму пытались уничтожить. Соответственно, стирались и рукописи, естественно предположить? Любые её следы – кроме зашифрованных. Которые не могли быть трактованы властями как опасность для властей. Что, во-первых, лишает нас подлинности истории, во-вторых, когда мы начинаем строить догадки, мы имеем опасность уйти в фантазию, на ней поскользнуться и разбиться, чего тоже не хотелось бы. Достаточно посмотреть, как украинцы повели свою историю от «древних укров» (все мы древний род, но не в том изложении, какое обычно рисуют нацисты; мы ветви одного корня, воевавшие друг с другом, - если даже кровные братья воюют, что говорить о далеко ушедшем родстве?). Всем почему-то (ох, почему же?) хочется быть выдающимися, каждому народу, поэтому достаточно бросить семя «избранности», как ветка начинает гнить. Правда в том, каковы мы стали. Какими мы были – писано вилами на воде. А вот какие мы в мире, насколько смелы, откровенны, сокровенны, душевны, порядочны и так далее…
***искажение старой? Нас учили переходу из язычества в христианство. Как «взошествию на ступень» (поднятию из «полуживотного»). Но вот я раскрываю русский язык и много чего интересного в нём нахожу. По корням, строению, смыслам и перекличкам. Объясните мне, почему, будучи «поднятыми из грязи» как другие, по теории, мы имеем языковое богатство и органичность языка? Может, именно потому, что «язычники»? Я-зык, я зычный: «я имею голос». «Аз» - «я» - тоже отражается в языке. «Азы»к. Однако, разумеется, сложно верить в какую-то чрезвычайность народа, который банально был введён в кабалу на несколько веков, да и теперь его страна крипто колония с угрозой дальнейшего распада, народ, погрязший в потреблении и почти разучившийся созидать. Нет, он ещё не совсем погас и есть звёзды и звёздочки. Но когда он начинает говорить о своей высоте («по Ильину»), становится смешно и грустно… Почему вера в себя обязательно обращает род людей в жабу, доказывающую быку свою исключительность? Она раздувается, как в басне… чтобы лопнуть…
Так вот, в чём опасность поиска. Допустим, некто, народы ведущий, осуществил постепенную подмену в истории. Люди начали верить как в святую истину – в нарощенное, в искажение себя, и утратили чистоту. Но представьте, что однажды, подвергнув сомнению прошлое, они ушли тоже в миф, только другого порядка. И начали верить как в истину, опять же, в искажение - иного толка. Скажем, зачем нужна была Гитлеру исключительность немцев? Ему нужны были рабы и территории. Почему-то «язычество» нацистов носило чёткий такой посыл тьмы. Они не шли просвещать, учить, облагораживать. Их цель была – захватить и пользоваться. Для чего и разжигалась ненависть. Зато его поход на язычество поставил колоссальную чёрную отметину, более того, как только мы начинаем разбираться, мы а) попадаем в «нацисты», б) соскальзываем в тот самый миф, теряя себя. Эту печать искажения нужно снимать очень аккуратно. Снимать нужно, чтобы докопаться до правды, но разделять нацизм и язычество тоже необходимо: это разные вещи (явления, воззрения, подходы). Можно предположить, что целью нашествия был не столько грабёж и захват, сколько чьё-то инфернальное желание уничтожить именно язык. Русский. Убив его носителей, убив культуру, убив дух. В прошлом веке не вышло, и убийцы сменили тактику. Народ деградировал, дух почти выветрился, культура упала. На пути к возрождению стоит ловушка в виде «русского» национализма по уже существующему образцу.
**** это не плюс.
12.01.22
«Суха теория, мой друг, а древо жизни вечно зеленеет…»
Вечно зелёные деревья, они вполне могут быть символом «вечной жизни». Вечно зеленеет. Дерево жизни…
Я даже уже не говорю «ну, вы же знаете мой склад ума, он не совсем обычный…»
Вопрос такой. Почему ёлка. Это раз. И почему не ёлка, - точнее, скажем… кедр? Это два.
Почему мы наряжаем ёлку. Наверное, потому что в холодных странах только она зелёная, то есть – живая, для символа. То есть волхвы пришли откуда-то где бывает зимою снег, видимо, так. Где деревья лиственные облетают.
Второе. Почему деревом запретного плода представляется яблоня? У меня было одно объяснение на этот счёт, я его приберегу. Но если дерево было другим? Если на нём росли не яблоки, а… шишки?
Плод познания добра и зла… сравните выражение «набить шишки». Много шишек набьёшь, пока дойдёт… то есть ты через «зло» - шишки, боль, неудачный опыт, - познаёшь добро. Когда неприятность оттеняет добро, чтобы ты мог понять, что это было добро в твоей жизни*…
Пока рай не был потерян, может, оно и не было-то очень понятно, что это рай.
А на каком дереве висел сундук с кощеевой смертью? По-моему, тоже на хвойном. Символ вечности – вечно зелёное дерево… яйцо – плод. В яйце игла. Шишка – плод. Из шишки вырастает хвойное дерево, то есть – иголка**…
Символ вечности – вечнозелёное дерево, символ богатства – сундук, символ жизни – живое существо в сундуке. Символ продолжения – плод. Символ смерти – игла, вошедшая в плод. Убийство живого. Зло. Получается символ кощеевой смерти***. Игла как бы закольцовывает путь: игла в начале (хвоя), игла в конце. Убираешь последнее звено – размыкаешь круг жизни зла... его кольцо бессмертия.
«Быт.1:28 И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю…»
В Библии о создании человека.
Вообще это очень странная история, конечно. Как будто две разных истории о происхождении и цели. В одной Земля добрый посыл, в другой – кара (прах к праху). В первой - как размножались мужчина и женщина? Или они так и не размножались? Или они целовались и рядом вдруг вырисовывался новый человек? Если первыми были Адам и Ева, и им было запрещено есть какие-то там плоды… и если за плод их изгнали из рая на землю, опять же, то вопрос: зачем эта история о создании земли, на которой создали мужчину и женщину, которым завещано было плодиться и размножаться? Это одни и те же люди или разные? Если одни и те же, то рай был на земле, а потом людей изгнали из рая – опять же на землю, но зачем им тогда прежде было сказано размножаться?..
Тут либо в пересказе напутано что-то, либо, как это обычно бывает, понахватано из разных источников, разных историй, сказов, уже существовавших. И добавлено чего-то нового. Ведь каждый народ придумывал себе объяснение своего происхождения, чтобы создать определённость. Чтобы закольцевать круг рождения, сшить начало и конец****. Чтобы не болтаться между небом и землёй, мучаясь вопросом – отчего, почему, зачем.
Почему ты страдаешь? Надо же как-то объяснить, почему. Чтобы облегчить восприятие страдания. Когда есть объяснение мукам, легче их переносить. Значит, в своё время кто-то из предков что-то сделал не так, и ты отдуваешься. И не так обидно: всё-таки твой род, твоя кровь… то есть не за чужого какого-то дядю. Вот, были Адам и Ева, и скушали они того, что кушать запрещено. И постигла их за это кара небесная, которая легла тяжкой тенью на весь род человеческий*****. Ты же человек? Человек. Ну, тогда тебе должно быть ясно, что всё законно. Страдания твои законны. Они не из ничего произошли.
Так возникают палки о двух концах. Одним концом эта палка лупит твои обвинения, претензии, облегчая принятие мук, другим концом – лупит тебя, заставляя терпеть продолжение мук. Вот и кольцо безысходности. Мука – объяснение – принятие – мука. Лекарство и яд в одном флаконе.
Испытывающий вину человек автоматически будет стремиться к двум исходам: либо перебросить вину на кого-то другого, либо искупить её – понести наказание. Представьте, что вас убедили в вашей вине, так что перекинуть её на другого вы не сможете. Потому что вина эта опустилась свыше на ваши именно плечи, а сомневаться в высшем судействе смерти подобно… причём даже не просто смерти, а обретению вечной боли. Вы хотите вечной боли? Нет. Никто не хочет. Так мы получаем беспроигрышный вариант управления сознанием. И виноватый человек будет делать всё, чтобы искупить вину и не попасть во власть вечной боли.
Мне очень, очень жалко людей. Не тех, кто обманывает, а тех, кого обманывают. Их некому защитить. Сами себя защитить они не могут – боятся, причём страх в них настолько силён, что они становятся на сторону тех, от кого нужно защищаться, и сами убивают своих спасителей. История про Христа очень хороший тому пример. Ведь почему его убили? Не как сумасшедшего – сошедших с ума не трогают, разве что исключают из общества, его убили как опасного. Он мог лишить их милости божьей – той, в которую они верили.
И так люди готовы убить всякого, кто готов их «лишить милости божьей». И это совершенное средство управления сознанием.
Я даже против него ну никак бы не пошла. Бесполезно переубеждать запуганного человека. Пока в нём не созреет другой страх. Более сильный. Страх реальной бесполезной гибели. Он толкает раба к обретению воли. Только он.
В остальном человеком движет страх боли и страх потери жизни: страх смерти.
Почему вы верите в рай? Потому что вы хотите жить. Потому что вы боитесь смерти. Этим страхом покупают послушание. Точнее – избавлением от страха. Ведь когда начинаешь верить, все страхи уходят. Ты словно уходишь под крыло, защищающее от всего, что тебя раньше пугало. И это не было бы плохо, если бы не было коварства. Потому что люди начинают управлять людьми в своих целях, используя страх. Так формируются рабы.
Самое интересное – гениально придумано! – что они признают себя откровенно рабами, принимая своё вхождение в рабство за освобождение. В каком-то смысле это и есть освобождение, потому что страхи уходят – страхи болезни, смерти, неудачи, в общем, немилости божьей. Это освобождение в иллюзии. В поле эмоций. В реальности обычно вера заканчивается закабалением.
От закабаления Иисус хотел освободить людей. Но и его веру вывернули в то же русло.
Если это неминуемо и неизменно, то вырождение и гибель неизбежны. Потому что когда коварство управляет миром, мир гибнет.
Стать смелее – вы пробовали? Всякий, кто однажды испугался кары божьей, уже ощущает на себе эту удавку. Мне тяжело наблюдать, как люди тупеют от исковерканной веры, как их запугивают. А потом дёргают за эти ниточки страха.
Я не призываю отменять бога. Веру в бога. Вы уточните её. В том виде, в каком она главенствует сейчас, это извращение. Притом что я прекрасно понимаю благоговение верующих. Но я уже говорила о фанатизме. Да, кто-то отказывается от мира ради служения богу, в этом есть своя прелесть и своя правда. И в храмах есть чистота. Чистоту можно оставить. Её нужно оставить. Но вот скажите мне, рабство – это чистота или нет? Рабское служение? И как вы различаете рабское служение и добровольное? Ведь тот, кто действует по божьей воле, он не раб? И понятие «раб божий»****** - оно… я даже сравнение привести не могу сразу… что-то типа «ужасающее добро» или «добрый ужас» - не сочетаемое понятие. Бессмыслица.
Как вам вообще «добровольное рабство»? Это добровольное терпение насилия. То есть в самом словосочетании закодировано терпение насилия, смирение с гнётом.
Любящий отец станет вас угнетать и насиловать? Нет. В словосочетании «раб божий» заложена нелюбовь в отношениях. Немилость, соответственно. Сравните «сын божий»; кстати, сама отсылка к слову «отец» уничтожает смысл выражения. Отец, у которого дети в рабстве? Вам ничего это не напоминает? Ведь это дети «нарцисса». Так внедряется в подсознание нарциссическая программа. С «уколом любви».
Если я принимаю добровольно волю «небес», то я уже не раб, потому что я исхожу из своей воли. При этом я имею выбор – что принимать, а что не принимать. Свободный выбор.
Если я своею волей ухожу в рабство – добровольно вступаю в кабалу, то дальше уже мои решения не мои, и свободы выбора нет. Есть диктат. Если я раб, то моя воля уже не моя, следовательно, ни о какой свободе выбора речи не идёт. Свобода кончается там, где начинается рабство.
Добавим к этому, что диктат осуществляет тот, кто официально объявляет себя поводырём. Он перестаёт быть критикуем, то есть никто не взвешивает его действия, раскладывая на «за» и «против». Оно всегда «за». Так уничтожается критическое мышление, то есть – фальшива ли монета или нет, за этим никто не следит, и в ход идёт фальшивая монета, и денежная масса растёт, что обесценивает истину. Никто не отслеживает, где истина, где фальшь, возникает перенасыщенность, что приводит к сбросу и – уточнению истины.
Да, что о дереве. Давайте возьмём за символ плода не яблоко, а шишку. Кедровую. И обратим внимание на название дерева – познание добра и зла. Как это можно развернуть? Если провести параллель между уже обретённым знанием и старой легендой как образом действия.
Что меняется в плоде, когда мы его пробуем? Мы отколупываем чешуйку орешки, чтобы её оттуда достать. Одну, вторую… мы отщепляем части.
Так и психологическому насильнику, чтобы поесть человека, его нужно расщепить. Расщеплённая личность – то, что само зло и (или) подвластно злу. Добро – целая, цельная личность. Защищённая от насилия.
Цельная личность не подвластна навязанному ядовитому стыду. Таким человеком невозможно управлять через навязанную ему вину или стыд. Значит, он в состоянии за себя постоять. Что позволяет ему сохраняться в добре. И навязывать он тоже ничего не станет*******.
Как только начинается расщепление, начинаются проблемы между людьми. Рай заканчивается. Начинается ад. За вину наказание, стыд, гнев, кара и прочее, прочее.
Нельзя трогать запретный плод – значит, нельзя расщеплять личность. Расщеплять психику, уничтожать части души. Нельзя есть человека. Это запрет на действие нарциссической программы и объяснение её механизма.
___________
*так многие советские люди, потеряв государство и защищённые им достижения, поняли их значимость. Тоже потерянный «рай». Бытовой вариант: «что имеем, не храним, потерявши, плачем».
**игла – вечнозелёное дерево – вечная жизнь (бессмертие) – сломать иглу – сломать жизнь (убить бессмертие Кощея). Сделать его смертным. Но тут просто алгоритм (логика действий) с поверхности, без тайного смысла. В целом, в этом взгляде натяжка. Но шишка действительно похожа на яйцо. Вспоминается шишечка на угле додэкаэдра. Вышибленная из человека суть, дыра – пролом личных границ. Через уколы (подъёбки, критику, насмешки и прочее в этом роде) – вроде как «укол» связано с иглой. Убрать уколы – восстановить границы – обрести суть – равно убить зло.
***убрать иглу из живого. Но это тоже только один из вариантов рассмотрения. Или – конец иглы это точка. Точка – это конец, остановка. Поставить точку. Если обратиться к выражению дальше – расставить точки над «и» (i): обрести определённость. Ещё вариант: игла как причина боли (колется). Убрать причину – прекратить боль (боль это зло). Убрать «иглу» – остановить зло (убрать бессмертие зла).
Всё это, как понимаете, подгонка под уже имеемые в моём распоряжении данные. У меня есть опыт жизни, и я ищу этот опыт запечатлённым в образах. Соответственно, если сказка передавалась ребёнку как опыт или мудрость, или знание о чём-то, к ней должна была быть расшифровка. Как инструкция к применению. Когда инструкции нет, мы получаемся как «обезьяна и очки» - вертим и пытаемся приспособить. Выглядим смешно при этом для «учёного», но если мы не вертим и не пытаемся, мы не развиваемся. Отсюда – насмешка над попытками останавливает развитие. Она и есть та самая игла. Образно: ты яйцо – мелочь пузатая – яйца курицу не учат, игла внедрена, дитё с ней живёт, и когда он старается развиваться, насмешка триггерит и останавливает. Жизнь человека, таким образом, превращается в боль. Людей.
Заметьте, что настоящий учитель никогда не высмеивает неловкие попытки обучения и всегда хвалит за стремление что-то новое узнать. Даже если попытки нелепы освоения… Труд важен. Цель важна. И важно, чтобы человек чувствовал эту важность СВОЕЙ цели и СВОЕГО труда – в рамках общей цели и общих стараний. И только если цель недостойна, тогда смех лучший способ изменить направление.
Пример насмешки в искусстве – когда Арлекин высмеивал Пьеро на сцене театра Карабаса. Бил и осмеивал. Все смеялись в зале. И только Буратино поднялся на сцену, чтобы защитить Пьеро. Тогда Арлекин начал высмеивать Буратино. Обесценивать. «Да ты кто такой вообще и откуда ты взялся?» Место, на котором невротик дрогнет и ретируется. Место его «иглы», в нём сидящей.
Буратино только смеялся в ответ. «Меня выстругал папа Карло!» - «А, так ты из полена?» Тут предполагалось, что Буратино умрёт от стыда за себя. Арлекин вложил в вопрос всю мощь своего презрения… А Буратино в ответ: «Да, представьте себе, сударь!»
Бу РА тино. По звучанию смешно, конечно. Почти «бурая тина». А у нас, кстати, буряты есть. Бураты. «Бу!» - страшный, «Ра» - солнечный. «Ратовать».
Буратино ратовал за добро. Потому и не постеснялся. Дерзкий глупый добрый деревянный мальчишка. Наивный, которого обвели вокруг пальца, и который победил – почему? Может быть, потому что твёрдо верил, что сделан на радость людям. А может, потому что он был сделан на радость.
Так это было в советском варианте.
**** вне природы: в идее. Земной природе не нужны объяснения, почему ей надо жить. Она просто живёт.
*****отчасти так и есть, что люди расплачиваются за чужие грехи. Грешит один, а платит другой или другие. Речь о том, что здесь в целом ка бы жизнь становится расплатой, в этой идее. Что становится «самосбывающимся пророчеством». Что-то типа «как корабль назовёте, так он и поплывёт». Понятно, что изъяны психики или физики передаются детям, что через корявость передаётся корявость… и тем не менее, верить в целое жизни как в необходимость платить за чужие грехи… не есть хорошо. Исходя из такой веры, человек ищет грех, чтобы за него платить. Точнее, раз у него в голове уже сидит необходимость расплаты (вина за «первородный грех» Адама и Евы как предков человека), значит, психика будет подтягивать внешние обстоятельства под эту внутреннюю необходимость. Так вера в необходимость за что-то своей жизнью платить рождает это что-то вовне: порочность, преступления. Так рождается внутренняя удовлетворённость.
Если внешних обстоятельств, подтверждающих принятую истину, нет, рождается беспокойство. Беспокойство рождает шаткость, шаткость ведёт к падению. Падение становится подтверждением «истины»…
Иными словами, человек сам создаёт себе проблему. Чтобы её решать. Чтобы мучиться. Потому что он убеждён, что его жизнь должна быть мучительна. Жизнь не сахар, обычно, но и тем потоком грязи, какой она становится по вере, она быть не должна. При этом, поскольку речь идёт именно о вере, не предполагающей критического воззрения на свои собственные убеждения (на веру), подвергнуть анализу свои взгляды верующий не в состоянии. Следовательно, выйти из порочного круга он не может. Он преувеличивает грязь, что плодит грязь, но заметить эту связь не способен, и верит, что вот как раз его-то вера наиболее всех других чиста и есть само спасение души…
Это к слову о том, откуда берётся нарциссизм. Будь это гордыня или самоуничижение, или и то, и другое в одном флаконе. Человек имеет блок (страх кары) на видение негативных последствий своих действий в мире. Просто в «неприкрытом нарциссизме» само понятие «бог» (вовне) бывает опущено: он сразу «внутри». Подоплёка одна. Страх, рождающий запрет на критику, - отсутствие блока (критики) для эго раздувает его. Даже если оно прикрыто смирением: оно может идентифицироваться со смирением (когда «я» равно «унижение»).
******я знаю, как оно понимается: безусловно покорный воле бога. Но в социуме выражение обретает иной оттенок и иное смысловое значение. Потому что среди людей раб есть раб, у слова конкретное значение. Что неизбежно накладывает на восприятие отпечаток, уводя от истины, а не приближая к ней. Как только ты вошёл в облик «раба», ты обрёл черты и признаки и качества раба. У Христа, кстати, ученики в конце как раз перестают быть рабами. «Раб» означает в данном контексте «безмолвный послушный работник», полное посвящение своей жизни чужой воле. Как только человек обрёл такое качество, он начинает служить чужой воле. И эта воля далеко не божья, на поверку.
Когда человек уверяет, что он «раб божий», но не раб людей, он лукавит. Если он подлинно раб, статус лица подневольного рождает «надо» служить чужой воле, и кое-кому остаётся только «объяснить», чьей именно, чтобы одному человеку иметь в другом раба.
Если рабства не рождается (психопаты), то «раб божий» просто лицемерит, когда заявляет о своём «рабстве».
Служение – это другое. «Мой бог меня рабом не кличет», - к/ф Василий Буслаев.
*******кроме исполнения необходимых в общежитии (социальном бытии) правил.
(комментарии декабрь 24)
13.01.22
«Нарцисс» - это когда после А, Б, В, Г, Д идёт не Е, а любая другая буква алфавита. То есть вы имеете набор причин, очевидно приводящих к определённому следствию, но, несмотря на явную очевидность, следствия этого для «нарцисса» не существует. Для него нет логики. Поэтому бессмысленно спорить и бесполезно доказывать что-то. Вы можете набрать сто доводов в подтверждение своей мысли, и они отметены будут соображением, которое и соображением-то даже назвать нельзя.
Кстати, в дополнение – об отсутствии рабского духа в христианском учении. Рабам не приносят мечи. Если вы помните такую фразу: «Не мир, но меч я вам принёс», - что-то типа того. Или вы думаете, что Христос принёс меч, чтобы обратить его против рабов? Но тогда он не друг, а враг. Однако вот это, тоже если помните: «Нет большего счастья, чем отдать жизнь за друзей своих», - говорит, что он всё-таки был другом. Следовательно, меч он принёс для защиты. О каком рабстве речь?
Ну, конечно, тут они опять извернутся, крутые спорщики, что «раб божий» это не просто раб, это другое… Я уже рассудила на эту тему и не вижу смысла возвращаться. Рабство – это зависимость. Зависимые, а не свободные люди нужны только нарциссической, вредоносной, вражеской программе. Я это называю так, потому что это принято теперь так называть, то странное безумие эгоизма, не сочетающееся со здравостью, не учитывающее интересы людей - кроме тех, кто «выше» по положению. Это сословность, рабско-господский взгляд на вещи, когда есть «я вверху» (я начальник, ты дурак) или «я внизу» (ты начальник, я дурак), когда есть желание всё время господствовать, пусть даже умаляя своё значение (уходя в «ребёнка», принуждая к подстройке, манипулируя), управлять другим в своих целях. Когда нет нужды и желания исследовать чужие цели, когда чужое существует как материал, из которого строится своё»*.
«Мне всё равно, что ты чувствуешь, мне важно добиться своего», - это чисто диктат. Только он оформлен бывает в «любовь». Иначе бы сразу был отвергнут.
Если вы наблюдаете стойкое равнодушие к тому, что вы чувствуете, значит, о любви речи нет.
Вообще равноправие – это равное право на внимание к чувствам.
_________
*сам элемент принуждения как таковой всегда будет присутствовать в обществе, как и негативные эмоции и желание их сбросить (груз). Просто всё это должно быть удобоваримым и хорошо переносимым. Входя в общение, ты понимаешь, что это «работа», даже когда отдых. В русском отражено в пословице «в гостях хорошо, а дома лучше» или «гостям рады дважды: когда они приходят и когда уходят». Общение – это и приобретение, и траты, важно соблюсти баланс. Если заходить в контакт с верой в то, что ты должен только положительное иметь, будешь терять незаметно.
*
Ну, или вот, скажем, Моисей водил евреев по пустыне сорок лет, чтобы из поколений выветрился рабский дух – наследие, приобретённое за время египетского рабства*. Любая вера первоначально, на её первых этапах - освобождение. Проходит время, выясняется, что рабский дух никуда не делся, что это именно он выстраивает в обществе иерархию, создаёт слои: высшее общество («свет»), низшее общество («тьма»), - и требуется новая вера, чтобы изменить это неравноправие. И?
И она появляется, потому что она требуется, она востребована, на неё есть спрос…
На неё существует запрос. Запрос духа.
Появляется что-то новое, растёт из масс и оформляется личностью, поэтому спор о роли личности и масс в истории пустое, и то, и другое одинаково важно. Масса – это много-много личностей, внёсших свой вклад. Но есть тот, кто готов стать вождём, и он предлагает себя на эту роль, и его принимают. Разумеется, он не совсем обычный человек, он готов быть ярким, готов выйти в круг света и принять на себя ответственность за перемену направления жизни, со всеми вытекающими последствиями. Перемены ведь ждут не все, и не всегда они совершаются легко и безболезненно.
Но он никогда не станет ведущим, если не будет принят. Принятие – вторая важная составляющая становления. Сперва он принимает что-то новое в себя, выносит в мир – создаёт в мире, потом это новое принимают. Вместе с ним. Так появляется что-то, кардинально меняющее расстановку сил.
Важно, что новое воззрение возникает как ответ на запрос. Только – давайте обратим взгляд в историю – не всегда новое, возникшее в качестве ответа на запрос, принимается сразу и целиком. Вот Христа вообще распяли. Декабристов повесили. Однако декабристы боролись за отмену крепостного права – и через сколько-то лет крепостное право было отменено. Декабристы стали яркими представителями борьбы за освобождение. Но этот запрос висел в воздухе, и крестьяне постоянно устраивали бунты. Крестьянские восстания. Их топили в крови. Декабристы услышали этот призыв. И стали олицетворением борьбы за свободу от крепостного права. Их казнили. Пятерых. Остальных сослали. Но они стали символом, а для человека очень важно – иметь символ. Поэтому враг борьбу ведёт в первую очередь – против символов.
И первым делом поэтому, как только появилась возможность, красное знамя в России убрали и сменили на триколор. Потому что красное знамя – символ освобождения.
И они вели борьбу против символов победы. Против «Молодой гвардии» - героев-комсомольцев, против Корчагина, против Морозова Павлика, против Зои Космодемьянской, против панфиловцев, против большевиков, против декабристов, против вообще всего, что для русских символизировало победу. Они развенчивали символы, лишая людей силы. Как результат, народ вошёл в кабалу. И сегодня его прививают, как стадо антибиотиками, непонятно чем, вынуждая позволять себя колоть, хотя такой уж значительной страшной угрозы вирус не представляет**. Он реально тяжело переносится и есть группа риска, ну, так и колите группу риска. Скажем, я переболела в декабре прошлого года. И всё. Я не болею, хотя могла бы уже не раз, бывала в контакте. Но я должна вколоть в себя непонятно что с неясно какими последствиями, чтобы попасть в Эрмитаж. «Всё это безопасно». Но у меня есть знакомые с тяжёлой реакцией на прививки, да ладно, если бы прививки реально работали и были действительно необходимы. Но у меня лично такое ощущение, что всё это нужно для коар-кода, чтобы каждый человек был оцифрован. И ладно, фиг с ним, с кодом. Отторжение вызывает насилие, с которым всё это осуществляется. Это реально насилие, давление, принуждение к принятию медицинской услуги, которую ты не хочешь принимать. Поэтому это очень сильно похоже на фашистские опыты***.
Животных не спрашивают, когда их прививают, чтобы они не болели. Вот что обидно. И это не вакцина, которая действует десять лет или всю жизнь и проверена на десятках поколений. Она действует всего полгода. Ну, год. Что-то там нужно каждые полгода ставить. А давайте сперва посмотрим, если ставил прививку и перестал ставить, а вдруг ты оказываешься более беззащитен перед вирусом? И кто проводит статистику осложнений и возникновения других болезней в привитых?
Паника плохой советчик. Я, разумеется, надеюсь на лучшее, но… очень всё это подозрительно.
______
*по легенде. Или чтобы умерли те, кто помнит, как оно было на самом деле? В обоих случаях: почему всё это не могло выветриться на месте? Кстати, интересно, что он же и убивал кого-то. Может, уничтожались те, кто не хотел забывать, несмотря ни на что? Примерно как в постсоветское время это было. Скажем, за что убили Мозгового? А Эрнста и Гудвина?
При испытаниях дух человека ломается не сразу. Дух человека ломается постепенно. Но есть люди, которые не теряют духа. И вот таких непокорных убивают.
А кого убивали на Украине? Тех, кто помнил, от кого украинцы изошли. Так, может, дело было в том, что евреи должны были забыть, что они на самом деле арабы? Так появился новый народ. «Богоизбранный». Тех, кто не хотел новой веры (новой национальности), кто хотел помнить свою историю такой, как она была, убивали. Могли ли иудеи убивать за истину?
Хм… но они же убили Христа. Так почему они не могли делать того же раньше?
Всё по обкатанной схеме происходит. Сколько уже народов так было разведено, чтобы они друг с другом враждовали? Ну, скажем, есть сербы и хорваты. Есть японцы и китайцы. Они похожи достаточно, но воюют. Есть немцы и русские. Англичане и русские. Украинцы и русские. И заметьте, что интересно. Что один народ получается воинственный, а другой мирный… (Если я не ошибаюсь, мирные русские, китайцы и арабы, преимущественно. Во всяком случае, я слышала такое мнение. Если судить о руси по мне, то я вообще не воинственна.)
Как будто ту часть, которую отрывают, настраивают против корня. В качестве… убийцы.
«Разделяй и властвуй». Разделяй и стравливай.
**2024-ый – о нём вообще почти не говорят. Но он некоторых людей выкосил неожиданно, когда появился. Всё-таки. Хотя и от гриппа, говорят, умирают. Однако я бы не стала себе ставить прививку непонятно чего, даже имея страх заболеть ковидом. Понятно, у государства свои приоритеты, но если б ещё это было государство, которому можно доверять… я своими сомнениями на тему власти делилась неоднократно. В рамках закона, разумеется.
***тут эмоции протеста. От бессилия, когда ты становишься заложником системы. Правду сказать, это либеральные опыты… Вспоминается Чубайс с его сентенцией о не вписавшихся.
*
Крест.
Лоб, живот, плечо, плечо. У него могут быть разные интерпретации, тоже. Ещё одна: лоб – запрос духа. Живот – запрос плоти. Дальше – пересечение этих запросов. Запросы духа чуть более значимы, но учитываются оба запроса. Часть внимания духу, часть внимания плоти, это земная жизнь, где пересекаются интересы и того, и другого. Баланс интересов создаёт равновесие в жизни, опору. Постоянный перекос в ту или иную сторону – шаткость.
Учёт обоих запросов создаёт целостность. Как только вы что-то начинаете отщеплять, начинается расщепление. Допустим, в какой-то момент времени вы можете пренебречь плотью, вынужденно. Например, во время войны или бедствия. Но потом нужно наверстать упущенное вниманием к плоти, когда возможность появится.
Нет нужды всю жизнь ходить во вшах, если вам довелось попасть однажды в тяжёлую обстановку, где вы вынуждены были терпеть их присутствие.
Речь о присутствии между аскетизмом и роскошью. Роскошь – избыток внимания к телесному. Аскетизм – недостаток внимания. Если аскеза несёт какие-то духовные выгоды, помогает до чего-то дойти или чего-то добиться, если она мост, это одно. Но аскетизм ради аскетизма уже избыток, только в обратную сторону, это роскошь наоборот.
Скорбь мира кроется в перекосах. Вы отщепили плоть от тела, лишив её значения, внутри вашего сознания. В сознании плоть не значима, но в подсознательном (бесконтрольном) она всё равно значительна. И пошло несоответствие явного и тайного, формы и содержания: проигнорировано то, благодаря чему вы есть. Без чего вас не будет. То есть вы сами как бы на себя наложили вето. Несоответствие отражается в жизни другими, более очевидными перекосами. Например, рабством. Вы проигнорировали часть себя – кто-то игнорирует вас целиком…
О запросах – для понимания. Младенец родился. Он голосит. Это запрос его плоти. Еда, тепло. Что там ещё. Он требует. Потом приходит запрос духа – на иное внимание к своей персоне. Улыбка, участие, прикосновение – тоже тепло. Душевное. Дружба, любовь и прочее. Взаимодействие, первоначально в игре.
Потом начинается учение жизни. Знакомство с границами… То есть оно начинается раньше. Почти сразу. Как только появляется готовность (физическая) воспринимать учёбу. Науку жизни. И в этом учении уже плотское отступает на второй план. Становится менее значимым.
Вот эта абсолютная потеря значимости и есть искажение. Дело в том, что относительная потеря должна происходить. Но не абсолютная. Абсолютная потеря значения плоти приводит к саморазрушению в итоге. К тому же алкоголизму и прочее… Относительная потеря – временная уступка. Но кардинальное* равенство. То есть мы ограничиваем свою плоть на время, потом отыгрывая это. Банальный пример – любая задержка естественного желания с тем, чтобы позже дать ему волю. Оно всё равно своё возьмёт. Человек крепится, крепится, а потом раз – и сдача.
Это в обычных обстоятельствах. Но в чрезвычайных обстоятельствах, конечно, дух важнее. Для примера – подвиги. Когда человек выдерживает пытки, то есть глушит голос плоти абсолютно – ради победы духа. Важно помнить об этой разнице обстоятельств. Воля формирует эту способность заглушить при необходимости голос плоти, тренировка воли. Дисциплина. Но важно, что тело не страдает в оконечном итоге такой тренировки, напротив, оно страдает от безволия: от переедания, от отсутствия физических упражнений, закаливания и так далее. Вот так плоть соединяется с духом в одном общем обоюдовыгодном направлении. Тут тоже важен порог, допустим, если вы для закаливания броситесь в сугроб или прорубь сразу просто так, эффект будет обратный. Отрицательный. Мера, мера и ещё раз мера. Мы трепещем о духе, но плоть тоже требует настойчивого и бережного внимания.
В этом смысле советское время было очень равновесным. «В здоровом теле здоровый дух» - такой был вектор воспитания. В одном аспекте, но в другом перекос был тоже в не достаточном значении материального, именно на уровне сознания. От недостатка знания. Люди тогда ещё очень многого не знали. Что не умаляет важности советского времени, опыт бесценный был получен. Самое смешное, что можно сделать, - это отвернуться от этого опыта.
Но люди вообще очень смешны.
______
*в качестве правила.
*
Единственный момент, когда я себя чувствовала по-настоящему одинокой, роды. Начало рождения, схватки в больнице. Я стояла у окна и смотрела в окно на солнце. И во всём мире были только я, солнце и моя боль.
Сегодня солнца нет. Родов тоже. Есть только я и моя боль.
Она не физическая и не такая сильная. Это уже скорее отголоски. Раньше было больнее. Теперь просто – одиночество…
Это такой мой новый вид покоя. Без ожидания. Осталось только приспособиться. Но мы ведь, люди, очень приспособляемы. Ко всему привыкаем.
И я – привыкну.
Зато потом уже больно не будет.
Никогда.
Я уже достаточно взрослая, чтобы понять, что любовь в жизни это не для меня. Ещё одна раздача, на которой меня не прописали.
«Любовь? А как вас зовут? Проходите мимо, вам не положено…»
Это даже уже не «приходите завтра» или «поищите в другом месте». Это – «извините, вас в списках не предусмотрели». Или даже без «извините».
Переключатель последний раз встал в положение «моё сердце разбито» и сломался.
А значит, всё заживёт…
До свадьбы заживёт, как в детстве говорили.
Свадьбы не было.
Значит, так и не зажило…
Я повзрослела.
Я выросла. Слава богу. Это было место, на котором я всё время скользила и падала. Вставала, скользила и падала. Теперь я ретируюсь оттуда ползком, но как можно дальше. Пусть некрасиво. Главное, чтобы не хотелось больше – встать, поскользнуться, упасть…
Сказочной красоты больше не будет, но и сказочного дракона тоже.
Хорошо…
14.01.22
Свидетельство о публикации №224120801511