Убийства по расписанию Гл. 18

Глава 18
В последнее время Марту охватило состояние тревоги. Но сегодня, это состояние достигло своего апогея. Ей постоянно казалось, что именно сегодня, вот сейчас, ещё чуть, чуть и что-то должно произойти. Когда прозвучал звонок от Ивана, Марта поняла, что сердце ей подсказывало правильно. Она явственно почувствовала, что тревога куда-то убежала. Не исчезла, как дымное облако, не растворилась в её внутренних органах, а именно убежало. Начиная свой разбег с головы, с жара ударившим в лицо, потом проявив себя пупырышками на коже рук и наконец, холодным ветерком по ногам. Марта поднесла мобильный телефон к уху, откашлялась и уверенно спросила:
– Взяли?
– Ну, вас ничем не удивить. Взяли голубчика. Представляете, он стоял над кроваткой девочки и плакал!
– Всё потом всё расскажешь, вези его сюда.
Она ещё несколько секунд сидела, слушая пустые гудки мобильного аппарата.
Потом пошла в кабинет к полковнику.
– Пётр Кузьмич, Ваня везёт его.
– Кого? – сняв очки, удивлённо, спросил её полковник.
– Музыкального убийцу.
– Как, где? А ты уверена, что это он? И вообще, кто он?
– Не знаю. Сейчас Иван доставит его, узнаем.
Раздался трезвон мобильника Марты.
– Марта, я узнал. Пришлось обратиться в гинекологическую поликлинику по адресу проживания родителей матери Жукова. Представляешь, все бы так оставляли своих детей в роддомах.
– Короче, Александр Григорьевич.
– Короче, она проходила послеродовую терапию в этой поликлинике, и потом родила второго ребёнка, то есть Вадима. И в карте указано, что первый раз она тоже родила мальчика. Странно, что карта за столько лет не потерялась.
– Всё, мы вас ждём. Надеюсь, что Иван везёт к нам именно его.
– Кого его?
– Этого мальчика.
– Всё мчусь к вам.
– Марта, понятно и мальчик есть и хромой мужчина, но, что если опять пустозвон? И опять будет продолжение убийств? – спросил полковник.
– Нет, продолжения быть не может, это точно он. Это должен быть он. 
Прошло ещё некоторое время и в кабинет Марты, в котором находилась вся группа во главе с полковником, ввели мужчину лет сорока или чуть больше. Он, немного волоча за собой ногу, не спрашивая, сел на стул напротив Марты.
– Я не собирался её убивать, – тихо сказал он, – она как я был тогда. Бедный беззащитный маленький и никому не нужный ребёнок.
– Значит, вы ребёнка пожалели, потому, что и вы своё детство провели в таком же интернате. И девочка, как и вы, инвалид? А её мать не жалко было? Теперь ребёнок остался совершенно один. И вся её дальнейшая жизнь пройдёт в интернатах.
– А вы думаете, у неё была возможность вернуться в свой дом? В дом, где её никто не ждал. Зато теперь у неё есть свой дом.
– Какой дом? – удивлённо спросил Мезенцев?
– Дом Жуковых принадлежит ей, – спокойно ответил парень.
– Так вы подтверждаете, что убили Богатырёву Лидию…
– Да, да… Я бы сразу сдался, тогда ночью, я знал, что вы находитесь в доме. Но мне очень хотелось посмотреть на эту девочку. Вы не подумайте, я бы не сделал ей ничего плохого. Я только посмотрел на неё.
– Так, а девушки в скверах…– Марта не успела задать ему очередной вопрос, он остановил её.
– И ту, которую вы нашли у магазина. Только последняя, умерла сама, почему-то.
И Кузнецова, тоже я.
– Зачем? – спросила его Марта.
– Он стал меня шантажировать, и из-за него я бы не смог ничего доделать. Кузнецов был плохой человек. Очень плохой.
– А девушки тоже были плохими? Поэтому вы их так зверски замучили? – Марта смотрела на молодого мужчину и видела, что с ним что-то не так. Несмотря на видимую вменяемость, она понимала, что с психикой этого человека скоро будут заниматься судебные психиатры.
– Я хотел отомстить Вадиму. Он не любил нашу маму. Знаете, у него отец, тоже плохой. А вот мама мне рассказывала, что мой папа был очень хорошим.
Все посмотрели на Марту.
– Где вы взяли инсулин? – осторожно спросила его Марта.
– В квартире Кузнецова. Это были лекарства его жены. Она умерла. Ей они больше были не нужны.
– А зачем вы вводили им инсулин?
– Чтобы они быстрее умерли. Зачем так долго мучится?
– Вы их голодом мучили, поэтому они и мучились.
– А я сначала, не хотел их убивать. Я думал, они сами от голода умрут. А они так долго не умирали. А я не хотел нарушать расписание. Я вижу, вы догадались, почему я выбирал определённые дни, когда вы их находили.
– Олю Постникову мы должны были найти четвёртого декабря.
– Я не знаю, как её зовут.
– Откуда вы знаете о действии инсулина?
– Так мне Кузнецов сказал, он так хотел свою жену убить. Но она сама умерла. Он так мне сказал.
– А почему на третьей жертве был театральный костюм? – осторожно спрашивала Марта.
– Она в нём была, когда я её перенёс в дом Кузнецова. Она же балерина. Так хорошо танцевала. Я видел.
– И вам никого из этих девушек не жалко было? Вы же убили хороших людей. Олина мама теперь осталась совсем одна. А у неё больное сердца, как было и у Оли. А Лидия Марченко была хорошей балериной. Ещё одна девушка была талантливой пианисткой…
– А я тоже люблю музыку. Мама хотела научить меня играть на пианино. Она сказала, чтобы я берёг руки и не снимал перчатки. Скажите им, чтобы они мне вернули мои перчатки.
– Хорошо, скажу. Зачем вы всё это делали?
– Вы знаете, мне так хотелось, чтобы у меня был брат, сестра. Но Вадим плохой был сын. Он и братом никогда не был бы хорошим. Мне мама так говорила. Мне его не жалко. Только я не хотел, чтобы он умирал. Я хотел, чтобы он в тюрьме сидел. Это совсем, как в интернате, только там не бьют. Там закон соблюдают. А нас били всегда. И в психушку отдавали. Но раз он умер, то девочка будет ещё богаче. Она сможет нанять себе помощницу. Она не будет жить в интернате. Я позаботился об этом.
– Понятно, – Мезенцев ударил себя по коленям, – пошли все работать, не будем мешать Марте Леонидовне, –  сказал он, вставая, и вместе с Коршуновым и Иваном удалился из кабинета, оставив Татьяну для ведения протокола.
***
Почему мы меряем любовь уровнем своего страдания? Страдаем, значим любим.
Но время идёт. Не получая равнозначные ответные чувства пылкая любовь сгорает и вместо яркого костра прекрасных грёз и мечтаний, в душе остаются тлеть угли злости.  Вскоре от прекрасного чувства, остаётся чёрная кучка пепла ненависти.
Мать Вадима Анна Степановна с некоторых пор совершенно безразлично стала относиться к постоянным изменам стареющего мужа. Ей даже было легче, когда он оставался надолго в Петербурге, ссылаясь на работу. До двухтысячного года, она неотлучно следовала за ним, постоянно переезжая из городской квартиры в загородный дом и обратно, по возможности пресекая длительные потусторонние любовные походы супруга. Обустраивала уют и быт нечестного мужа и такого же ловеласа сына.
Но миллениум подарил ей встречу, о которой она постоянно думала, но не могла предположить о её осуществлении. Правда, до этого, с каждым годом, она всё чаще и чаще, будучи уверенной, что это не произойдёт никогда, втайне от всех, думала, представляла, мечтала. Она придумывала разные варианты этой встречи. Пыталась угадать что будет, что изменится в её жизни, и что она будет ощущать, если всё-таки она, эта встреча, произойдёт с человеком, которого когда-то в далёкой юности подло предала. Она представляла, как он может выглядеть. Как сложилась его жизнь. Чем она сейчас, смогла бы помочь ему.
Как говорят, в каждой семье есть шкаф со своими скелетами. Бывает, шкафа нет, но скелеты всегда найдутся, и где-то прячутся, ожидая подходящего момента для выхода на свет божий. В жизни семьи Жуковых оказался шкаф, полностью забитый этими скелетами. Тайна оказалась, как и предположила Марта, и у матери Вадима.
В жизни любого человека, есть единственное время, когда он полностью зависим от кого-то. Это детство. Но эта зависимость будет продолжаться настолько долго, насколько решит и позволит руководить собой сам человек.
Анечка очень долго зависела от своих родителей. Она слушала их всегда и
беспрекословно выполняла все их решения, считая, что им, родителям, лучше знать, что хорошо для неё, и что плохо. Но и в её жизни настал момент, когда она пошла наперекор их советам. Это было беспокойное, но чудесное время. Время непослушания. Время скрытых желаний, тайных свиданий. Нежных поцелуев и первой неловкой близости. Эта любовь вспыхнула в молодых сердцах, как факел, но и была быстро потушена отцом Ани.
Беременную дочь, от пересудов соседей и знакомых, решено было увезти в деревню близ Сестрорецка к строгой бабушке, но рожать раньше положенного срока, Аню привезли в Петербург, где она наблюдалась и родила очень слабенького мальчика, которого родители и бабушка решили оставить в роддоме. Ане строго настрого было приказано забыть малыша. Что она с трудом и с долгим чувством вины на сердце сделала, забыв не только новорождённую кроху, но и свою первую любовь.
Так маленький Роман, так назвали его в роддоме, стал отказником. После прививки полиомиелита, которую он тяжело перенёс, мальчик стал тянуть ножку. Хромого ребёнка никто не решился усыновить. Тем более что впоследствии у него открылись и некоторые психические отклонения. Обида и злость на родителей, которая с годами переросла в ненависть, нашла отличную почву в душе мальчика. Подрастая, он уверовал себя в том, что он обязан найти нерадивых родителей и обязательно наказать их за все тяготы, выпавшие на его слабенькие плечи. На какие только ухищрения он не шёл, но ему всё-таки удалось заполучить данные своей матери.
Существует мнение, что женское поведение, это результат мужского к ней отношения. Освободившись, после смерти родителей, от их зависимости, Анна попала полностью в зависимость от мужа. Муж много гастролировал по стране, будучи Лауреатом престижного конкурса пианистов, Анна сопровождала его в поездках, будучи его концертмейстером, что не останавливало его не только флиртовать с молодыми красотками, но, и открыто изменять жене.
Жизнь пролетала, оставляя горький осадок от понимания того, что никому в этой жизни она не нужна. Ни мужу, ни сыну. Отсутствие любви вокруг натолкнуло на воспоминания.
Бывает, когда подумаешь о ком-то, и вдруг этот человек неожиданно возникает вновь в твоей жизни. А Анна Степановна думала с некоторых пор об оставленном мальчике постоянно. И это «вдруг» произошло. Однажды, одним осенним дождливым вечером у калитки её дома появился прихрамывающий молодой человек. Толи, наитие, толи сильный дождь повлиял на то, что на просьбу принять его для личной беседы, Анна пустила его в дом. Войдя в помещение, парень назвался её сыном.
– Надо же, как бывает, а я недавно вспоминала о нём, – подумала она и улыбнулась гостю.
Парень не ожидал такой реакции. Он тоже мечтал об этой встрече и ему виделись различные её варианты от: это ошибка, до пошёл вон. Но женщина, сразу стала суетиться, предлагая тёплые тапочки, усаживая за большой круглый стол, предлагая отобедать с дороги и наконец, сев напротив и взяв его руки в свои, она сказала:
– Какой ты молодец, что нашёл меня.
Она внимательно смотрела на него и понимала, что он, этот уже взрослый мужчина, покалеченный судьбой, изломанный жизнью пришёл к ней, пряча за пазухой ненависть. Он пришёл мстить. Но она понимала его, потому, что сама ненавидела. Ненавидела мужа. Даже к сыну Вадиму она стала относиться с безразличием, потому, что и он относился к ней никак, как к чужой женщине, к домработнице.
Парень в растерянности молчал, а Анна Степановна всё держала его руку и говорила, говорила…
– Сынок, больше, чем я себя наказала, меня ты не накажешь. Жизнь сполна меня наказала за этот подлый поступок. Прости меня, если сможешь. Я постараюсь хотя бы сейчас улучшить твою жизнь.
И вдруг, его до этого мутные зрачки сверкнули растерянной нежностью.                               
С этого момента они, не прекращая разговаривали до утра. Следующей ночью они мечтали до утра. Потом решали, как им быть и жить дальше. Роман поверил этой женщине так, как может верить только ребёнок своей матери. Сидя на диване, он опускал голову на её колени и молча слушал её, засыпая под тихий говор и нежные поглаживания по волосам тёплыми, добрыми руками.
После этой неожиданной встречи, она изменилась. Она решилась сама принимать решения, не обращаясь к мнению мужа, сына.
– Теперь мы будем жить рядом, а пока не приедет твой брат и мой муж, ты будешь находиться здесь, со мной в этом доме. Пока я не могу тебя с ними познакомить. Потом мы решим, как нам поступить.
– Мама я никому не дам тебя обидеть, – отвечал он.
Она поселила Романа на даче единственной своей приятельницы Дарьи Каравайкиной, с которой договорилась, и которая давно перестала посещать свой загородный дом. Николая Константиновича устраивали произошедшие перемены жены, и он ещё реже стал выезжать за город.
Роман видел отношение родных к матери и всю ненависть, которую он питал раньше к ней перенёс на её мужа и брата.
Она занялась здоровьем Романа, ей удалось добиться для него полугодичной путёвки в санаторий на побережье Чёрного моря.  Перед отправкой поезда, она в последний раз поцеловала сына.
–  Ромочка, сынок, ты прости меня. Большой грех я совершила и очень виновата перед тобой. Знаешь, за ошибку, которая испортила твою жизнь, я расплачиваюсь каждый день безразличием сына, изменами мужа и своим здоровьем. Но исправить уже ничего нельзя. Скоро всё изменится, да не так, как хотелось бы. Поэтому, я не стала рисковать и нотариально составила на свою долю дома завещание на тебя.
– Зачем, мама? –  удивился Роман, –  без тебя я не смогу там жить.
– А Вадиму от отца останется вторая половина дома, не я, ни его отец не вечны. У него есть, достойное жильё. Большая городская квартира. Пока ты будешь лечиться, я переговорю с мужем и сыном, объясню им всё. А когда вернёшься, я тебя познакомлю с ними. И тогда будем с тобой вместе всегда. Запомни, вдруг со мной что случится, завещание ты найдёшь в нотном альбоме номер двадцать четыре. В том альбоме, с которого я тебе играла. Помнишь, там ещё ноты твоей любимой песенки Моцарта, фуга Иогана Баха? В нём между страницами лежит нотариальное завещание на твоё имя. Но не переживай, мне уже много лет, но я буду стараться не подвести тебя и обязательно тебя дождусь.
***
– Но мама не дождалась меня. Умерла. Она мне иногда звонила и рассказывала о том, что муж взял домработницу Лиду и что эта Лида нехорошая женщина. Мама, наверное, чувствовала, что скоро умрёт, поэтому она написала мне письмо и оставила ключи от чёрного входа, на нашей с ней половине, для того, чтобы я смог забрать её любимый альбом. Там лежало завещание и сберегательная книжка на моё имя. Я когда открыл альбом, то увидел ещё одно завещание, но не такое, как у меня. Но я понял. На листочке стояла подпись Николая Константиновича, а он уже умер. Потом умерла тётя Даша. А Лида Богатырёва родила маленькую девочку. Она была такая хорошенькая, маленькая, но всегда очень громко плакала. Это не потому, что была вредной. Ей было очень больно. Я хотел помочь и ей и её бабушке. Но бабушка умерла.  А Светочка могла быть моей сестрой. Я сначала хотел поговорить с Вадимом. Но понял, что он никогда не возьмёт к себе Светочку, которую Лида отдала в интернат. И я очень разозлился на Вадима. И решил наказать его. Кузнецов постоянно требовал от меня денег. Он пьяница. Плохой он.
– Роман, а зачем вы в руки убитых женщин вкладывали ноты?
– Это в память о маме. Она любила эти произведения. А я тоже люблю музыку. Когда мама играла, мне было так хорошо, спокойно. А ей было хорошо со мной. Она любила мне играть.
–  Роман, вы понимаете, что теперь будете жить постоянно в больнице?
–  В больнице? Спасибо. Больница лучше интерната. Там ведь лечат и бить не будут? Мама тоже говорила, что мне надо лечиться. Она ещё говорила, что я хороший.  Вы не переживайте. Я могу долго быть в больнице. А Светочка должна жить в своём доме. Своих детей родителям нельзя отдавать в интернаты. Им мамы и папы нужны.
Мама говорила, у меня хороший был папа…
***
Когда Романа вывели из кабинета, Марта и Татьяна некоторое время сидели молча.
– Жалко его, – тихо проговорила Таня.
– Это результат безнравственности людей. Это эхо их поступков. И это из-за них пострадало много ни в чём не повинных людей. Я бы наказала не этого безумного мужчину, а тех, кто сделал его таким. Всех: кто родил, кто его бросил, кто всю жизнь уничтожал. Его мать, своим поздним раскаянием перевела стрелки смерти от себя, на других людей.
В кабинет, как всегда, не вошёл, а влетел Иван.
– Марта Леонидовна, Танюша, Мезенцев всех приглашает к себе в кабинет.
– Зачем?  – спросила Таня.
– Как зачем? Отметить окончание дела.
Марта взяла бутерброды, сооружённые Настей утром.
– О! Сразу видна рука Насти мастерицы, – сказал Коршунов, увидев понурый вид Марты и Тани, – тут тебе и майонезик, и горчица, и ветчина с сыром, и салатик с петрушечкой. Девочки, что радости на лице не видно?
– Да, девчонки ближе к столу. Моя жёнушка тоже постаралась, Иван давай, разливай коньяк, что начальство за тобой должно ухаживать? – пошутил Мезенцев.
– Я сам разолью, а то ещё прольёт драгоценную жидкость, – перехватив бутылку, улыбаясь, сказал Коршунов.
– В ваших руках, коньяк приобретает ещё одну звёздочку, – не остался равнодушным Иван.
– Ага, вот не считал бы звёзды на бутылках, а считал бы лучше на своих погонах, – отпарировал Александр Григорьевич.
– Ну, началось! Дайте мне сказать, – остановил соревнование колкостей Мезенцев, – что сказать, дорогие мои. В нашей работе не известно, кого выловишь: бандита или сумасшедшего. Я считаю, что все они больные. И те, и другие. Только методы лечения у них разные.  Спасибо, что не подвели и что Новый год, мы будем встречать, надеюсь все вместе. И меня не вышибут на пенсию, а я ухожу с чистой совестью и по собственному желанию, –  услышав ропот недовольства, Мезенцев продолжил, – всё, всё, рапорт мною уже подан и одобрен руководством.
– Пётр Кузьмич, так вы заранее подали раппорт? А если бы мы дело и сейчас не раскрыли бы?
– Да, дело тяжёлое. И я знаете, что думаю, что наравне с убийцами судить надо и тех, кто создаёт такие невыносимые условия жизни, для таких беззащитных маленьких, ни в чём неповинных детей, создавая из них будущих монстров. Да. Тяжелое дело. Но раскрыли же!
Мезенцев, с наполненной рюмкой, подошёл к Марте и обнял её за плечи. Иван подошёл к Татьяне и, глядя на Мезенцева, тоже обнял Таню за плечи.
– С нашими детьми будет полный порядок, так Танюша? – улыбаясь, спросил он её.
– Это ты мне так делаешь предложение? – ответила Татьяна.
– Да, – сказал Иван и достал из внутреннего кармана пиджака бархатную коробочку с кольцом, – Таня. Выходи за меня замуж.
– Да, Таня, выходи, – вставил Коршунов, – может бегать меньше будет, а то носится, как лось сохатый.
– А у нас точно всё будет хорошо?  – Таня смотрела на Ивана. Вместе с ним все ответили, как в один голос:
– У вас всё будет хорошо!
– И у нас тоже всё будет хорошо, – тихо сказала Марта.
– По-другому и быть не может, –  так же тихо, но уверенно ответил полковник.