Собачье сердце

  По рассказу чудом выжившей Е. Пузановой (г. Луга)

Сейчас, когда чаще оборачиваешься на прошлое, чем заглядываешь в
будущее, вспоминается родительский дом до войны.
Жили мы в небольшом белорусском местечке.
Когда началась война, туда очень скоро вошли немцы. Наше село сожгли,
а жителей, погрузив в вагоны, погнали в трудовые лагеря.
Кого-то направили в Германию, нас же повезли в Латвию, где поместили в
концлагерь.
Хотя я тогда была ребенком, но многое помню очень хорошо. Особенно
голод и постоянный страх. К концу войны немцы ещё более ужесточили
свои порядки. В лагере совсем не было еды.
Помню, все мои тогдашние детские помыслы были направлены на то, чтобы
обнаружить хоть какой-то съедобный кусочек.
Была рада помоям, отбросам - всему, что могло называться пищей.
Предчувствуя свой конец и неминуемый момент расплаты, фашисты начали
интенсивно заметать следы зверств.
Каждый день в лагере собиралась колонна узников, которую вели в ту
сторону, откуда никто не возвращался.
Однажды эта участь постигла и нашу семью. Я с моими старшими братьями
оказалась в такой колонне.
У нас не было сил не то что сопротивляться, не было сил идти пусть и
навстречу своей смерти.
По дороге я увидела собачью будку, возле которой сидела овчарка. Но не
она привлекла тогда мое внимание.
Возле будки мне померещилась миска с собачьей едой. Я впилась глазами
в это видение и поняла, что миска стоит на самом деле.
Я не выдержала и бросилась к ней. Представляю, как мои старшие
братишки замерли от страха, понимая, что через какое-то мгновение я
буду разорвана на куски этой зверюгой. Мне же было все равно.
Но злющая на вид овчарка даже не шелохнулась, продолжая сидеть и
спокойно наблюдать, как исчезает её дневная порция.
К этому времени колонна, где находились и мои близкие, уже прошла, и
охранники просто вернули меня в барак.
Так я в свои семь лет осталась совершенно одна.
Назавтра немцы, видимо, решили, с одной стороны, провести эксперимент
над поведением служебной собаки, с другой - ещё
раз потешиться необычной картиной. Я снова оказалась в колонне, и
когда мы приблизились к будке, эсэсовец дал мне в руки кость для
собаки. Я подошла к ней, положила кость рядом, а сама накинулась на её
еду. За спиной слышался хруст, собака грызла кость.
Сегодня, вспоминая тот момент, понимаю: ожидаемого охранниками
представления не получилось.
Меня снова вернули в барак и три дня не трогали. На четвёртый день
утром, когда я уже стояла в колонне, какой-то дядька из
оцепления, ткнул в мою сторону пальцем и сказал по-русски, что из-за
меня “псина совсем не жрёт”.
Меня вытащили из колонны и повели к будке. Возле неё стояла уже
знакомая мне миска с едой.
Я, недолго думая, накинулась на неё. Собака медленно вылезла из будки
и наблюдала за моими действиями.
Когда миска оказалась пустой и вылизанной мной чуть ли не до блеска,
овчарка ухватила меня, семилетнего заморыша, который на тот момент
представлял из себя скорее скелет, чем нормального ребёнка, за шкирку
и запихнула в будку.
А потом я увидела, как через то же отверстие вовнутрь пролезает она сама.
Не знаю почему, но я совершенно без страха прижалась к своей
спасительнице. От нее терпко пахло псиной, но что мне тогда было до
запахов! Пригревшись, я заснула.
Сколько спала тогда, я до сих пор определить не могу. Знаю - долго.
Что случилось за это время снаружи собачьей будки, я, естественно,
видеть не могла. Когда открыла глаза и спать больше ни чуточки не
хотелось, собаки возле меня не было. На её месте лежала краюха хлеба.
Я моментально спрятала подарок за пазуху и, на четвереньках выбравшись
из будки, стала оглядываться.
Немецкой охраны не было видно. И вдруг я услышала чей-то крик:
“Смотрите, ребёнок!”
Меня подхватили красноармейцы, освободившие наш концлагерь, пока я спала.
Так я оказалась среди своих. Сегодня с высоты своих лет я понимаю,
что, конечно, рассказанный здесь эпизод, может быть, ничего нового в
героическую летопись войны и не добавит, но для меня незабываемо, что
выжила я только благодаря собаке, у которой, в отличие от её хозяев,
оказалось человечье сердце.

Vladlen Grosman
Григорий Клигер
михаель галинич