Стрелец Иван гл. 7

7

 Обитатель холодной Фракии могучий Борей сын розовоперстной Эос и Астрея, неба всегда разного — то сияющего улыбкой из белых облаков на высоком челе своём, то в гримасе из гневных туч, завидев которую всяк смертный ищет убежища, прискучился пенить воды Средиземного моря. Подобно ребёнку, утомившемуся игрой в кораблики, северный ветер осушил мощные длани свои, прошёл над оливковыми рощами, сжатыми полями пшеницы, поднялся к дубовым, буковым, грабовым, каштановым лесам, дающим кров всякому зверю, продрался через заросли маквиса, колючим ковром покрывающим Сицилийские Апеннины, украсил склоны Этны сияющим покровом из снега и ввалился прямо в кузню Вулкана.
 Жалкие людишки, уцелевшие на утлых судёнышках своих, могли благодарить…
... а кого оне ноне благодарят? И почему нас забыли? Почто нового Бога для себя измыслили?
 Борей запустил перста в длинные кудри свои, подобные облакам, и задумался.
- Приветствую тебя, Мульцибер (плавильщик),- поздоровался Борей с хромоногим богом, не переставая морщить брови.
 Непривычная процедура плохо давалась бессмертному. Не любят Боги отягощать себя лишними размышлениями. Им бы молнии метать, да потопы устраивать. Думать — удел слабых!
- И ты здравствуй, быстроногий сын неба!- поприветствовал посланника севера кузнец, откладывая в сторону клещи с зажатой в них деталью, искусно выкованной из чистейшего золота, в коей легконогий гость легко признал женскую вагину. Их немало Борей повидал на своём веку.
 А, вот и та, для кого божественный кузнец старается. Соблазнительно блестя полированным задом, почти готовая золотая баба с десятком шестерёнок вместо мозга стояла поодаль пылающего горна.
«Умён божественный кузнец,- подумал Борей,- спокойней жить с безмозглой куклой, чем со своенравной богиней любви. Вулкан ещё легко отделался, застав жену с Марсом. Ничего не поделаешь - любят бабы красавчиков в военной форме. А Вулкан, за уродство собственной матерью вышвырнутый с Олимпа, с годами краше не стал. Обманутый муж выгнал жену из дома в чём мать родила, хитростью принудив изменщицу вернуть свадебные подарки.
 Венера теперь живёт с Марсом. Говорят, последний поколачивает красотку, но дура сама избрала такую участь. Иль верно говорят: «Бьёт — значит любит»?
 Чувства! Если богиня любви в них разобраться не может, куда нам с мякинными мозгами соваться. А, от золотой куклы беды в доме не будет: захотел — включил, не захотел — выключил. Красотища! Любой мужик обзавидуется. И ни каких скандалов».
- Мои молотобойцы тебя заждались!- кивнул в строну циклопов уродливый бог.
 Побросав молоты, одноглазые молодцы принялись перемигиваться и корчить рожи, посматривая в сторону выхода из дымной кузни.
- Ну, идите, идите, хватаните свежего воздуху!- разрешил хозяин.
Отвешивая друг дружке дружеские пинки и подзатыльники, циклопы ринулись прочь.
- Приноровились из винограда крепкое пойло гнать. Жжёт как огонь! Жрут его со льдом,- усмехнулся Вулкан,- помчались глотки залить. Думают, я не знаю. Эх, молодо-зелено!
- Ты их пойло пробовал? Как оно? Крепче, чем Вакх смертных потчует?- оживился Борей.
- Крепче, много крепче,- скривил уродливые губы кузнец,- только башка потом трещит! Им одноглазым чего? Молотом колотить и с больной головой можно. А мне думать надо!
 Вулкан поднял золотую вагину, повертел её перед носом по очереди оглядывая то левым, то правым глазом. Руки мастера, оглаживающие искусно исполненную деталь, жили своей отдельной красивой жизнью, к ним, казалось, не имела отношения ни потная лысина с клоками жидких волос за ушами, ни глаза, подобные углям, ни слюнявый рот хромого бога. Результат осмотра Вулкана не удовлетворил. Без жалости мастер бросил творение, казавшееся Борею совершенным, во всепожирающее пламя кузнечного горна.
- Который раз переделываю,- пожаловался Вулкан Борею,- всё не то. Самодвижущую колесницу Гелиосу смастерить было легче…
- … однако, оставим мои заботы,- прервал сетования божественный кузнец,- ты с чем ко мне пришёл, легкокрылый сын неба? Какая печаль лежит на прекрасном челе твоём?
 Вулкан улыбнулся. Сыну неба показалось — от улыбки хромоногого бога в кухне стало светлее. Или то испустила луч света превратившаяся в лужицу золотая вагина?
- Совсем о нас смертные забыли. Придумали себе нового идола,- пожаловался Борей,- почему только животный страх возвращает им прежнюю веру? Вот они мы: солнце, небо, ветер! Открой глаза и увидишь.
 Северный ветер обвёл круг себя руками, словно показывая — вот мы их старые боги!
- По пути к тебе, хотел перевернуть их кораблик,- продолжил Борей,- так капитан чуть в штаны не наложил со страху и сразу вспомнил моё имя!
Сын Астрея презрительно фыркнул так, что вспыхнул огонь в горне.
«Мне бы такого помощника вместо мехов,- подумал Вулкан,- но не согласится. Хоть второстепенный, а Бог. Ему бы тучи гонять, да девкам под юбки забираться».

 Вытер о фартук руки божественный кузнец, сказал, согнав улыбку с безобразного чела:
- Ты прав, сын неба. Их новый бог, назвавшийся Сущим, только болтает о любви. Стращает хуже нашего! Придумал первородный грех! Родился — уже виноват! Вот закончу работу,- Вулкан хлопнул золотую бабу по заду,- так тряхну этот остров, что жалкие людишки мигом вспомнят - кто в доме хозяин!
 От толчка в голове хитроумной машины что-то щёлкнуло, закрутились шестерёнки. «… отсосу. Ты самый лучший, самый умный, единственный»,- проворковали золотые уста. Уродливый бог самодовольно ухмыльнулся.
 Снаружи раздались пьяные крики.
- Работнички. Уже набрались,- махнул рукой Вулкан,- загонял я их. Пусть расслабятся.
В голосе мастера послышалась отеческая забота.
- Может и мы?- Борей выразительно хлопнул обратной стороной ладони по кадыку.
- А, давай!- легко сдался божественный кузнец.


 Они обзывали меня трусом. Где теперь эти храбрецы? Рыб плотью своей кормят: паштет из проспиртованной печени на завтрак, грудинка, которую так храбро подставляли под пули, на ужин. А, я вот он — живу и надеюсь. Ибо сказано: «Псу живому лучше, нежели мёртвому льву».
 Трактирщик я, хозяин этого очага и столов! Раньше коком хаживал. Мне с младых ногтей разделочный нож ближе абордажной сабли. Человеку череп раскроить, много умения не требуется. Ты попробуй свиную тушу разделай так, чтобы команда довольной остались! Скажу как есть: «В морском деле - повар важнее канонира!» С этим любой матрос согласится.

 Вот иные, шибко умные, утверждают: «Миром правит страх!» Поспорю. Голод сильнее! На любую крайность пойдёт несчастный, когда в брюхе глиста с голоду удавилась.
 Неделю рыбаки не ходят в море. Вы, синьоры, уже хмуритесь, когда одну солёную рыбу к столу подаю. Хорошо хоть такая есть! А соль? Что соль? Мой дед, царствие ему небесное, говаривал: «Ешь солонее — будет кожа ядренее».
 Помяните, синьоры, моего старика. Закусывайте! Солёная рыбка под вино сама в глотку заскакивает! Буря стихает. Завтра лодки выйдут в море. Скоро угощу вас прекрасным тунцом, или вы сардину предпочитаете? Видит Бог, не зря вы у Джузеппе остановились!

 Смотрите, вон отряд испанских стражников в порт спешит. Вы, синьоры не испанцы? Нет! Я сразу догадался. Не люблю я испанцев — больно спесивы. В кармане - вошь на аркане, а спеси! Будто сам Господь Бог им должен.

- Моё почтение, целую ваши ноги, дон Гусман. Куда спешат храбрые испанские воины? Не зайдёте ли горло смочить?
- Нет. Жаль. Говорите: «Служебные дела». Говорите: «В порт зашёл турецкий галеас». Видно нехристям изрядно досталось, коль спасения ищут в христианском порту. Бегите, бегите, мой господин, но помните: у дядюшки Джузеппе для вас всегда найдётся кувшинчик доброго мескалезе со склонов Этны!

- Ишь, побежал, чуть из штанов не выскакивает. Поживу почуял, таракан усатый! Вечером заявится. Где ему ещё в долг нальют?


 Хорошо вооружённый большой турецкий галеас стоял в Мессинской гавани, покорно подставив борта испанским канонирам. Взор дона Гусмана легко обнаружил причину такой кротости - разбитый недавней бурей руль, но старый воин в неё не поверил.
 Чёрная смерть поразила экипаж? Однако довольные морды турецких матросов, скалящих зубы из-за фальшборта, говорили об обратном.
 «Восток дело тонкое. Кто этих чёртовых магометан разберёт. Может радуются скорой встречи с гуриями? Но клянусь кровью святого Доменика, моего небесного покровителя, без портового врача я на борт ни ногой!- решил храбрый идальго. -Вот и он спешит, жид тонкошеий. А это кто с ним? Новый писарь? Готов поставить своё жалование, тоже еврей. Если за стол влезет один жид, непременно рядом окажется десяток его соплеменников,- неприятно удивился дон Гусман виду нового портового чиновника,- Его светлость дон Родриго Тельес де Харон рыцарь ордена Калатравы наместник Филиппа IV на Сицилии, окружил себя людьми подлого происхождения. Куда только святая инквизиция смотрит? Выскочки носом землю роют, чтоб угодить своему покровителю. Увы, ныне благородная кровь дешевле дрянного пойла, которое в здешних тавернах вином называют. Забыты славные традиции предков. O tempora, o mores!»
 Благородный дон тяжело вздохнул и послал смышлёного солдатика на батарею с наказом: «Фитили не тушить и держать османов под прицелом».
 Дождавшись выстрела сигнальной пушки, долженствующей показать, что на батарее всё готово, храбрый идальго посадил отряд в шлюпки и скомандовал: «Вёсла на воду! Оружие к бою! Шевелись, сукины дети, держать ухо востро! С ротозеев шкуру спущу!»

 Четыре больших лодки, полные вооружёнными людьми, отвалили от берега.