Зайти легко - выйти трудно

Был в жизни Шутова период духовных исканий, о котором он предпочитал не особенно распространяться, чтобы не подавать плохой пример. Уж очень они ему боком вышли. Случилось так, что однажды он загремел в больницу с очень редким заболеванием. Болезнь называется сальмонеллез. Как-то в столовой поел яйца под майонезом и потом месяц его выхаживали в местной ЦРБ. Чуть Богу душу не отдал. Семьи тогда у него не было. Предыдущая жена ушла, а последующая ещё не появилась. Гоша сильно страдал от одиночества, пытаясь осознать закономерности бытия. Особенно его мучил вопрос: зачем его послали на Землю? Если вдуматься, он один из избранников мироздания, как пишут философы, однако радостей от пребывания в человеческом теле гораздо меньше, чем неприятностей. То голодно, то холодно, то секса не дают, хотя организм всё это требует. Иногда по роже получал от таких же, как он, избранных. Слова им не скажи. Хотел понимания, а вместо сочувствия оскорбление действием.  Зачем он, Георгий Шутов, коптит небо?  Какой в этом  смысл? Даже ходил в храм Нерукотворного образа – хотел покреститься и, так сказать, войти в лоно православной церкви. Может, тогда  жизнь  понятнее станет. Но когда батюшка сказал, что крещение платное,  и благодать можно получить только за деньги, Жора разочарованно покинул дом Божий и стал задумываться о мусульманстве  или иудействе, так как недалеко от его дома стояла синагога, а через дорогу – мечеть. Когда же ему разъяснили, что истинный мусульманин должен быть обрезанным, охота изучать Коран исчезла.  В синагоге произошло нечто подобное, но с еврейским оттенком – местный религиозный  активист рассказал, что обрезание крайне важно для иудеев. Множество историй, описанных в Торе, связано с этим очень важном для евреев деянием. Даже в православии есть праздник  – Обрезание Господне. Однако, если не хочешь усекать крайнюю плоть, нынешние раввины настаивать не будут. Исполняй ритуалы  и будешь считаться правоверным иудеем, только в землю обетованную не пустят. Почему-то Шутову и этот вариант не понравился. Он углубился в изучение буддизма, но запутался в направлениях, «колесницах», простираниях  и  мантрах.  Да и терминология у них, фиг выговоришь: читташиддхи, тригуначита, саттвическая аханакара.  Решил взять паузу. Подумал, что пусть всё идёт своим чередом – «учитель сам найдёт ученика», и тут, бац, сальмонеллез как раз и накрыл его по полной программе. Когда Шутова привезли на скорой в больницу, он даже не мог точно вспомнить, запер ли дверь квартиры, потому что находился в полубессознательном состоянии. Если рассуждать  честно, без приукрашиваний, то заболевание выглядит как-то не очень благородно. Это не инфаркт миокарда - звучит-то как, заслушаешься - болит сердце, а ведь  душа и сердце где-то рядом. Не нарциссическая  депрессия – тоже красиво -  характеризующаяся ангедонией и апатией. Человек перестаёт любить себя и своё тело. Такая болезнь, всё-таки, с любовью как-то связана. Сальмонеллёз же, в первую очередь, это - понос, рвота, кишечные колики. Никак заболевание не вяжется с духовными поисками, мучившими Гошу.  Тем не менее, когда Шутова выписали, и он через месяц вернулся домой, его искания только усилились. На ключ квартира, как он и предполагал, заперта не была. Пропало всё, включая мебель. Обидно было, что воры не испытали никакой благодарности к владельцу жилого помещения, оставившего дверь незапертой. Неблагодарность и, даже насмешка, были выражены кучей говна, воздвигнутой в центре гостиной.  Ни кухонной утвари, ни плиты, ни холодильника в доме не оказалось, но главное – не сохранилось ни одного документа. Паспорт пропал, и вместе с ним общественная идентификация гражданина, стоявшего в растерянности посреди пустой квартиры. Кто он теперь такой? Что делает в этом пространстве? Зачем явился в  мир? Вот тут и выплыла мысль, что всё это неспроста  – знак, посланный высшими силами.
Должно добавить, что недалеко от того города, где проживал Шутов, располагалась община некоего отца Мисаила. Интересен процесс возникновения и становления религиозной концепции  учения церкви Крайнего Шевеления. Как-то так произошло, что на охранника склада чугунных болванок Степана Степанова снизошло некое возвышенное состояние – прозрение, может, благодать или что-то подобное. Справедливости ради надо сказать, что сторож не пил уже несколько дней – последний запой дался ему очень тяжело. Отказывали все внутренние органы, поэтому он решил «завязать» на некоторое время для восстановления здоровья. Не до конца понятно, что конкретно именно случилось, но он взял себе имя Мисаил (возможно, чувствовал в нём некую божественную энергию – чем-то на имя одного из архангелов похоже) и стал проповедовать истину о том, что надо «шевелиться» - делать что-то, ходить, собирать что подадут, искать. Только таким образом можно дойти до «царствия Божия».  Несмотря на то, что пророк был невысокого роста, слово его имело большую силу, и через довольно короткий промежуток времени вокруг него образовалась целая армия поклонников. Люди там были активные, и на волне перестройки в стране они выбили у властей разрешение в лесах Сибири жить своим кланом и, так сказать,  спасаться от греха, чтобы пережить Армагеддон и возродить новый мир. Журналисты писали, что лесной мессия хочет вывести новую расу – граждан духовного караса. Слово  почерпнуто из какого-то фантастического романа, и означает некую общность людей.  Молва про эту общину шла в среде интеллигенции довольно лестная.  В народе распространялись истории про то, какое сильное впечатление производил отец Мисаил на людей. Приезжали, якобы, к нему и профессора поспорить о смысле бытия, и артисты разговорного жанра, а после оставались в общине, отказавшись от всех благ цивилизации. За десять лет существования организации «мисаиловцев» на землях их проживания возникло несколько деревень. Церковь Крайнего Шевеления  была популярна и среди музыкантов. Один из них, некогда известный тромбонист Пётр Хренов, стал правой рукой отца Мисаила и его биографом. Записывал деяния пророка и издавал в бумажном варианте в виде откровений. Шутов читал одну из книг Хренова и очень удивлялся тому, как неожиданно откровение приходит к избранным. Вот был никому не нужный охранник чугунных болванок Степанов, ходил он среди штабелей металла, ходил, и вдруг ему показалось, что не чурки чугунные перед ним навалены, а души  человеческие лежат неподвижно, ничего не чувствуют, ничего не понимают. Горько стало Степану, и начал он проповедовать в тишине склада болванкам идею великого  «нравственного  шевеления», дающего жизнь. Жизнь эта вечна – бесконечна, а то, что не шевелится и не двигается, никогда не познает благодати и сгинет в битве с «Великой Коррозией», вероятно, аналогом Армагеддона.  Когда битва случится, он точно не знал, но чувствовал, что будет она обязательно. Один из штабелей неожиданно с грохотом развалился, как будто признал истину в словах сторожа. После этого потрясённый Степанов укрепился духом и пошёл возглашать откровение  по городам и весям, уже людям. И ведь добился своего – создал церковь Крайнего Шевеления. Её адепты водили хороводы, «змейками» струились по лесам и полянам, пели гимны, сочинённые Хреновым и другими музыкантами, примкнувшими к общине. По завету учителя нельзя было сидеть сиднем, надо было «шевелиться» - работать, ходить, бегать и прочее, но только не сидеть. Любопытна была идея семейного сожительства в этом обществе. Благословление на брак давал или не давал сам Мисаил. По его учению у одного мужа должна быть одна жена, и мужчина не имеет дозволения смотреть на других женщин с вожделением. Если же иная незамужняя дама вдруг по естественной глубине влечения захочет соединиться с женатым человеком, то тот имеет право вступить с ней в интимные отношения, предварительно испросив  разрешение у жены. Если жена духовно созрела, то чинить препятствий таким отношениям не будет. Ежели же она не даёт добро на адюльтер, как выразились бы французы, то муж обязан отказаться от предложения чужой барышни, но должен употребить усилия к духовному просветлению своей второй половины, чтобы она осознала ничтожность властвования единой женщины над своем мужем.  Вот и решил Жора Шутов податься в эту общину, раз уж в официальном государстве стал он «ноунеймом», человеком без паспорта – любопытные идеи возглашал отец Мисаил.
Как много на Руси великой рождается ясновидцев, пророков и мессий. Куда не плюнь, везде либо просветлённый, либо получивший откровение. Почва здесь для этого, наверное, благодатная. Жил,например, ещё в девятнадцатом веке некий штабс- капитан артиллерии Ильин. Жил себе, служил царю и отечеству, в походах пивал с сослуживцами пунш, стрелял из пушки. Но вот после одного из выстрелов, сопровождавшегося, вероятно, чрезвычайно  громким грохотом, открылось откровение Николаю Сазоновичу, что вовсе не один Бог един во вселенной, но их два, и второй зовётся Сатаной. И жизнь человеческая проходит на войне между двумя этими богами. То один перетянет человека на свою сторону, то другой, и так до самой кончины. Но людей-то много. Одного Сатана убедит в своей правоте, другого – Бог, и вот уже люди идут убивать друг друга. Возникла у Ильина идея последней битвы Богов, после чего и должен восстановиться вечный мир. Стал артиллерист проповеди об этом людям благовествовать, люди и поверили, общину создали и нарекли себя «ильинцами».  Говорят, до сих пор где-то по миру разбросаны осколки этой церкви, и учение Ильина у них передаётся из поколения в поколение. Каких только сект и духовных учений  не было на свете, многие пустили корни в нашей отчизне, иные здесь и возникли, других власти изгнали из страны.  Иннокентьевцы, хлысты, молокане, скопцы, толстовцы, рериховцы, иеговисты, мунисты и много-много прочих – всех объединяла одна страсть: поиск смысла бытия и духовного бессмертия. Смутное влечение русского человека к скрытому, спрятанному за горизонтом видимого, часто порождало и ошибки, и страдания, и заблуждения, и, тем не менее, Жора Шутов вышел из дома и отправился искать ответы на мучительные вопросы. Добрался до окраины города и побрёл по большой дороге, уходившей в леса, где базировалась церковь Крайнего Шевеления. Шёл он долго, отыскал на обочине палку и почувствовал себя настоящим паломником, которые во все времена странствовали по  Руси. Добрался до одной из деревень общины, попросил представить его владыке. Тот принял Гошу благосклонно, поинтересовался взглядами на Библию. Жора признался, что в Ветхом Завете его тронули лишь страдания Иова, да красота тоскливого слова Экклезиаста, а в Новом Завете, наверное, самое сильное впечатление оставили откровения Иоанна Богослова. Но вообще, писание он не очень знает. «Это хорошо» - отметил отец Мисаил и неожиданно процитировал Мао Цзе Дуна: ««Много будешь знать, императором не станешь». Незапятнанное сознание поможет обрести благодать, садись на стул, я покажу тебе свою силу». Жора сел, пророк отошёл  метров на пять и вдруг бросился к нему, прижав  руки на уровне груди к телу ладонями наружу. Шутов испугался, что мессия, хоть и маленький, но при такой скорости движения просто собьёт его со стула, но Мисаил резко затормозил перед Гошей и выбросил вперёд обе руки, как бы толкая столб воздуха в сторону Шутова. Тот обомлел и почувствовал, что сердце застучало быстрее. «Чувствуешь силу, человек?» - спросил бывший сторож чугунных изделий, сверкая глазами.  «Чувствую» - испуганно ответил Жора. «Принёс ли ты какие-нибудь богатства, чтобы освободиться он них, презентовав церкви Крайнего Шевеления?» - продолжал хозяин.  «Кроме богатств своей души ничего не имею» - промямлил Гоша, – «но готов верой и правдой служить общине и лично отцу Мисаилу, чтобы познать истину и успокоить душу». Учитель поскучнел и обратился к женщине, сидевшей в углу: «Варвара, отведи нового адепта в избу к болезному Василию, пусть в послушание ухаживает за ним. Зачтётся, как «шевеление». За то будет иметь  кров и пищу». Тётя благоговейно приложилась к руке отца Мисаила и проводила Шутова в дом, стоявший на околице. В доме жил человек, укушенный энцефалитным клещём. Из-за отсутствия полноценной медицинской помощи, у него развился паралич и, возможно по этой причине, сформировался скверный характер. Василий, увидев вошедшего, заявил: «Опять на постой мне бездельника определили!». Тётя, сопровождавшая Шутова, сказала строго, что это повеление отца Мисаила, поэтому пусть болезный не выступает, а принимает помощь с благоговением. «Чтоб ты провалилась со своим постояльцем!» - завопил хозяин, и, хотя двигаться он почти не мог, голос у него был сильный и противный. Жора почувствовал себя совсем нехорошо от этих криков, но сделать уже ничего не мог. Вместе с паспортом он потерял и свободу. Теперь он будет вынужден выполнять то, что от него потребуют, чтобы не умереть с голоду и иметь крышу над головой. Духовные же искания повисли в неопределённости…
Начались у Шутова тяжёлые дни прозрения. Больной был редким скандалистом и истериковал по любому поводу. Заставлял постояльца не только кормить себя с ложечки, выносить судно и потчевать лекарствами, но прознав, что Гоша из актёрской среды, ещё и требовал петь для успокоения, а также рассказывать сказки перед сном. Вместо же благодарности, часто обвинял Шутова в том, что делает он свою работу без радости. Это очень нервировало искателя духовных ценностей. Он просил авторитетных общинников перевести его на любую другую работу, лишь бы не жить под одной крышей с Василием, но ему всякий раз отказывали. Добраться же до тела основателя церкви ему больше не удалось. В избе, где проповедовал мессия, постоянно толклись последователи очень плотной массой, и пробиться сквозь неё Жоре было невозможно. Учитель давал советы день и ночь своей неугомонной пастве. Среди вопросов, на которые требовалось благословление Мисаила, были такие: «в какой цвет надо покрасить стены избы, чтобы быть ближе к истине?» «покупать ли корову, или лучше козу?» «какими словами лучше всего выразить недовольство соседу, чья свинья изрыла весь огород?» и т.д.  После безуспешных попыток попасть на аудиенцию к пророку Шутов понуро возвращался в избу к Василию, где вновь подвергался психологическому насилию нездорового человека. От отчаяния Георгий решил найти себе одинокую женщину, таковые в общине были, и некоторые даже симпатичные, хоть и одевались по завету учителя, как огородные пугала. Только ничего с этой затеей не вышло. Девушки здешние были, как бы это сказать, немного не в себе. Познакомился Гоша с одной приятной с виду барышней. Звали её Ладомира – Лада. Стали они прогуливаться по лесам и полям, но вдруг дама ни с того ни с сего засмеялась и убежала от Шутова в болото. Он пошёл было за ней, да чуть не утонул в трясине. Красавице же хоть бы что – ходит по кочкам смеётся, сама с собой разговаривает. Про кавалера напрочь забыла. Выяснил позже Жора, что все члены церкви Последнего Шевеления находятся в постоянном внутреннем разговоре с отцом Мисаилом, а окружающий реальный мир для них не так уж важен. Водил Шутов и хороводы с «шевеленцами».  Благодати не ощутил, но идиотом себя почувствовал реально. Затосковал он сильно.
Однажды в дом вошёл человек, который привёз дефицитное лекарство для Василия из крупного областного города. Через родственников психиатров какого-то общинника удалось достать нейролептики высокой эффективности. Человек служил в Театре юного зрителя администратором и был дружен кем-то из местных. Его попросили доставить лекарства для больного, так как человек ехал с театром в эти края на гастроли.  Пафнутий, так звали гонца, отдал коробку с препаратами Гоше и хотел было уйти, но Шутов предложил попить чаю. Человек согласился, сели за стол, разговорились. Бывший актёр, теперешний общинник с ностальгией слушал рассказ приезжего про то, как живёт ТЮЗ, какие проблемы решает. В малых деревнях, где и театр-то никогда дети не видывали, выступать оказалось сложно из-за бездорожья. Когда погода хорошая, с грехом пополам добраться до местного дома культуры ещё можно, но в дождь по раскисшей трассе хрен доберёшься. Да и денег у местных, живущих натуральным хозяйством, почти нет. Пафнутий рассказал, что один мальчонка разбил копилку, чтобы сходить посмотреть, что это за чудо-юдо такое театр. Денег на дешёвый билет было недостаточно, но Пафнутий усадил зрителя в первый ряд, сказав, что тот молодец, и копеечек хватило у него аккурат на билет. Малыш весь спектакль просидел с открытым ртом. Никогда он не видел ничего подобного, и, может, не увидит больше, так как гастроли в такие глухие места явление очень редкое. Затосковал тут Шутов, вспомнив свою актёрскую жизнь. Были ведь у него не только падения, но и взлёты. Работал с интересными режиссёрами и из маленьких ролей порой выращивал большие творческие явления. Так захотелось выйти на сцену, под свет софитов на радость публике, да кто ж его туда пустит.  И взмолился Гоша: «Пафнутий, забери меня отсюда. Я хоть кем в театре готов служить. Когда-то и монтировщиком работал и бутафором, могу помрежем или световиком.  Нет мне житья от «шевеленцев»». Гость сказал, что он не имеет права кого-то приглашать на работу в театр. Был бы директором, тогда, возможно. Видя тоску и отчаяние Шутова, Пафнутий заявил, что готов быть ходатаем от его имени перед начальством.  Если руководство согласиться принять Георгия в коллектив, то в следующий раз, когда администратор появится в здешних краях с очередной партией лекарств, он расскажет о результатах переговоров. Шутов поблагодарил приезжего, проводил до автобусной остановки и подумал, что, видимо, останется он здесь на веки вечные.
Прошло полгода, и неожиданно появился Пафнутий. Вынул из пакета свёрток, положил на табурет у кровати больного и на немой вопрос Шутова ответил: «Собирайся. Театру нужен актёр среднего возраста твоей фактуры. Я с руководством поговорил, они готовы взять тебя для начала на испытательный срок». Шутов был в оцепенении, он ведь не верил, что администратор замолвит за него слово перед начальством - люди редко выполняют обещания, тем более данные случайным знакомым. Придя в себя, засуетился, начал собирать нехитрые пожитки, заметался по избе, пытаясь вспомнить, где у него что лежит. Василий хмуро смотрел на сборы и молчал, потом крикнул: «Забирайте свои «колёса», на фига они мне!  Вы меня отравить хотите!», и швырнул коробку с лекарствами. Приезжий невозмутимо поднял её с пола и положил на стол.  Действительно, прошлая партия лекарств была почти не израсходована. Больной отказывался их принимать и теперь стало понятно почему. Надо сказать, что ещё в прошлый раз, когда Пафнутий привёз препараты, Гоша изучил содержимое посылки и обнаружил в ней приличное количество лекарства циклодол.  Когда- то давно Шутов был в Новосибирске на гастролях, там он познакомился с молодыми учёными из Академгородка. Многие из них, несмотря на юный возраст, были седыми. Гоша тогда удивился такой тенденции, но решил, что учёные много думают, от этого и седеют. Однако выяснилось, что не так всё просто. Оказывается, чтобы стимулировать умственную деятельность, эти ребята употребляли разные вещества, из которых одним из самых эффективных оказался циклодол.  Идеи он порождал в головах исследователей весьма нестандартные. Люди в «белых халатах» рассказывали, что придумали лазер на основе ядерной бомбы. Сила его была такова, что луч мог пробить любую материю, даже кору земного шара на глубину 1000 километров. Кто-то из особенно впечатлительных предложил создать оружие, способное изменить начальные условия существования материи, что при его применении в боевых действиях могло бы либо создать чёрную дыру, либо уничтожить вселенную.  В материале пока свои разработки молодые учёные ещё не воплощали. В основном они делились своими «светлыми» идеями, при этом утверждая, что это военная тайна.  На дружеских вечеринках ребята под «циклой» могли играть на гитаре часами, не теряя радости и бодрости.  Однако у препарата был побочный эффект – люди быстро седели - поэтому называли его «извёсткой». Шутов спросил Пафнутия не возражает ли тот, если Гоша возьмёт из посылки одно лекарство, нужное ему самому.  Пафнутий ответил: «Да хоть всё забирай, если больному не нужно». В голосе его звучала обида – приезжаешь хрен знает куда, тащишь посылку, хочешь помочь, а тебя посылают – несправедливо. Гоша же рассуждал так: «Раз препарат пользуется популярностью в народе, то он продаст его любителям изменённого состояния и на первых порах будут хоть какие-то деньги. Когда ему ещё выдадут зарплату в театре?».  «Ну, Василий, спасибо!» - обратился он к парализованному: «Под твоим влиянием я прозрел. Теперь я вижу истинную сущность вещей и природу «крайнего шевеления». Тебе бы руководить общиной - махом бы всех идиотов, вроде меня, просветил», и поклонился болезному в пояс. Тот послал его матом, но бывший адепт отца Мисаила уже выходил из избы и без напутствия.   Шутов напрочь забыл, что у него нет паспорта, и, возможно, власти его считают пропавшим без вести, или ушедшим из жизни. Он бросил квартиру, в которой был прописан. Где он? что он? – никому неизвестно. Наверняка, квартира оприходована государством и передана другим лицам, тем более что в собственности не состояла. Гоша жил в ней по договору социального найма. Пока ехали с Пафнутием в автобусе, а потом в поезде до областного центра, в сознании бывшего духовного искателя все эти вопросы всплыли. Поинтересовался у администратора, как насчёт жилья в театре. «Плохо» - ответил тот – «Общежития нет, квартиры для служебного пользования выдают с большим скрипом, только самым достойным работникам после нескольких лет службы.  Где ты будешь обретаться, надо решать с директором» - видно, опытный деятель культуры уже подумал о перспективах нового работника: «На первых порах могу предложить пожить недельку-другую у меня».  Шутов поблагодарил и погрузился в задумчивость. По приезде в город, «лесной актёр», как окрестил его Пафнутий, предстал перед директором. Поговорили обстоятельно об образовании, о предыдущем месте службы, о ролях сыгранных на сцене. Кажется, начальнику Георгий сначала понравился, но, когда Шутов рассказал о том, как он, артист с высшим театральным образованием, оказался в глухой деревне, на лице руководителя отразилось недоумение – в себе ли человек, сидевший перед ним. Вдруг, алкоголик или псих?  Возьмёшь в театр такого, а он начнёт вести себя неадекватно. Шутов, почувствовав напряжение в разговоре, попытался заверить работодателя, что с духовными поисками всё кончено - он прозрел и готов отдать все силы служению театру. «Хорошо» - сказал директор: «Идите в отдел кадров, для начала оформляйтесь артистом второй категории». Тут соискатель вакансии и рассказал, что паспорта у него нет, чем поверг художественного руководителя и одновременно директора театра в уныние. Он подумал, не послать ли сидящего перед ним лесом, не отказаться ли от услуг мутного актёра от греха подальше? Однако вспомнил, что спектакль надо сдавать через две недели, а исполнителя второстепенной, но важной роли у него нет, хмыкнул и предложил: «Давайте сделаем так: репетировать начнём завтра. Вы пойдёте в полицию, и напишите заявление об утере документа. В отделе кадров вам выдадут справку, что вы являетесь работником театра, но полностью перебраться ещё из другого города, где вы были прописаны, не успели - находитесь, так сказать, в процессе. Пока власти делают паспорт, мы будем выпускать спектакль, а официально устроим вас позже задним числом». Шутов без возражений согласился на такой вариант, про жильё решил пока не спрашивать, и так навесил кучу проблем на руководителя. Пожив у Пафнутия неделю, Гоша понял, что больше так не выдержит – слишком много приходилось пить алкоголя. У администратора были обширные связи и множество друзей, которые приходили к нему с бутылками разнообразных напитков практически каждый день. Сидели допоздна, шутили, спорили, уходили под утро, а Шутов, еле живой усталый и с похмелья, плёлся на репетицию. Режиссёр заметил угнетённое состояние нового артиста, и тот поведал, что нет у него места для отдыха и подготовки к работе над ролью.  «Вы же, вроде, у Пафнутия живёте?» - поинтересовался постановщик. «Так-то оно так, да у администратора очень много дел - засиживается до утренних петухов. Я тоже не сплю, да и добираться до театра приходится долго. Можно я в гримёрке поживу, пока спектакль не выпустим?» - предложил Гоша – «я и к роли лучше подготовлюсь и Пафнутию мешать не буду». Директор, он же постановщик, согласился, но с условием, что жить в театре Шутов сможет только до выпуска спектакля. Оставаться в гримёрке, когда шум и суета спектакля затихали и артисты расходились по домам, Шутову было приятно. На столах лежали коробки с гримом, листки с отрывками пьес, в зеркалах отражались настольные лампы, смонтированные с двух сторон на каждом столике, чтобы лицо актёра можно было осветить максимально подробно. Было некое ощущение магии театра в убранстве комнаты. В таком жилище не хотелось вести бытовую жизнь: пить, есть, читать газеты. Здесь было желание учить роль, размышлять о пьесе, писать инсценировки. Георгий задумал переработать в сценическую версию роман Достоевского «Идиот», чтобы потом сыграть любимого своего героя и прославиться. Произведение было весьма объёмным, но это не смутило инсценировщика, и он решил написать не одну, а две пьесы для полной реализации книги Фёдора Михайловича. Даже придумал название обоим. Первая часть будет называться «Петербург», вторая – «Павловск». Сел и стал писать, надеясь порадовать руководства этой работой. Удивительно, но спектакль, в котором был занят Шутов, отложили на месяц по техническим причинам. Договорённость была, что бездомный артист будет жить в гримёрке до выпуска спектакля, поэтому Шутов прижился в театре: к нему привыкли технические службы, администрация, вахтёры, считая кем-то вроде домового. Деньги он занимал у всех: у главного, у Пафнутия, у артистов и уборщиц. Расплатиться обещал с зарплаты. Между тем паспортный отдел полиции провел все необходимые проверки личности Георгия и оформил ему новый паспорт. Кстати, по закону Гоша мог взять себе другую фамилию и даже имя. Он тогда задумался, не зафиксировать ли себе официально звучный псевдоним. Были же в русском театре фамилии: Мамонт Дальский, Гильдебрандт–Арбенин, Сумбатов–Южин. Шутов звучит как-то не серьёзно - мощи не хватает. Потом решил, что если он назовёт себя, к примеру, Перпетуев–Забайкальский, то сам стесняться будет, а то, что в паспорте «написано пером, не вырубишь потом и топором». «Ну его, понты до добра не доведут, буду, кем был» - решил Гоша и получил документ, удостоверяющий его происхождение от каких-то очень весёлых предков, вероятно, служивших у своего барина скоморохами. Паспорт в нашей стране весьма важный документ. Один знакомый Шутова неожиданно запил после того, как у него случились неприятности: сократили на службе (он преподавал в коммерческом ВУЗе), жена уехала в столицу добиваться жизненного успеха, дочь ушла из дома, заявив, что папа неудачник, и к тому же он потерял паспорт. Сразу стало ясно, что этот человек практически перестал быть гражданином РФ, потому что власть перестала его воспринимать как такового. Устроиться на работу было невозможно, лечиться невозможно, ходить голосовать на выборах и баллотироваться в депутаты стало практически не реально. Куда ни плюнь, всюду фига, а если взглянуть правде в глаза, то жопа. Тогда он продолжил пить, только уже не качественные алкогольные напитки, а дешёвые спиртосодержащие жидкости: стеклоочиститель «Антошку», лосьон «Боярку», одеколон по–проще и прочее.  Стал своим среди местных бомжей, промышлял по помойкам, добывая стеклотару и алюминиевые банки из - под пива. Сдавал это в пункты приёма, известные только бездомным, ездил для продажи за черемшой и папоротником по весне в ближние леса, прижигая спичками укусы клещей, которых в это время чрезвычайно много. В общем, медленно превращался в изгоя. Однажды встретив этого когда-то успешного преподавателя, Шутов поразился метаморфозе случившейся с человеком и спросил, чем он может ему помочь. Ободранный господин с лицом похожим на печёное яблоко сказал: «Дай мне денег на штраф за утерю паспорта и оплату накладных расходов для получения документа». «Сколько?» - спросил Гоша. «Пять тысяч пятьсот рублей» - ответил бедолага. «Хорошо. Вот тебе пять пятьсот, но дай слово, что не пропьёшь». Потрёпанный жизнью взял деньги и сказал: «Представляешь, никто из моих знакомых, бывших сослуживцев и родственников мне не верил, что я их не пропью, и такую сумму не давал. Я с тобой рассчитаюсь, когда встану на ноги». Так случилось, Шутов не видел знакомого несколько лет, но однажды встретил на улице очень благообразного человека в дорогом костюме, в котором сразу не признал бывшего бича, но тот его узнал, пошёл навстречу и на удивлённый возглас Гоши, мол «ничего у тебя «прикид»!» ответил: «Я получил паспорт, моя жизнь наладилась. Служу». «Кем?» «Помощником депутата одной известной парламентской партии, занимаюсь имиджем кандидатов на выборные места, зарабатываю прилично. Ты меня спас. В знак благодарности прошу принять подарок». После этого консультант достал из внутреннего кармана авторучку и протянул Шутову. Это был Parker с золотым пером. Георгий позже прочёл в интернете, что такие ручки стоят несколько тысяч долларов, но главная мысль, которая встревожила его тогда, была: «Как это? Судьбу человека решает какая-то бумажка, блин. Нет паспорта – ты бомж никому не нужный. Есть паспорт – ты гражданин, и все дороги перед тобой открыты. Без связей на такое место, как у этого знакомого, не попадёшь.  Почему же он не мог воспользоваться ими, когда попал в трудную ситуацию? А паспорта не было, и те, кто сейчас привечают, шарахались от него, как от прокажённого, когда у человека не было этого документа».
    Шутов, получив паспорт, первым делом пошёл в отдел кадров и оформил официальное трудоустройство. Потом встал на учёт в поликлинике. Ему давно хотелось что-нибудь полечить. Особенно ничего не болело, но чувство, что он настолько малоценный член общества, что его и лечить не станут, унижало.   Конечно, если случится что-то серьёзное, и его отвезут на скорой в больницу, то помощь он получит, а вот просто пойти на консультацию к зубному не выйдет. Хотел записаться к ревматологу - колено немного беспокоило, но в регистратуре сказали, что сначала требуется посещение терапевта, а уж он направит куда надо. С удовольствием получил талон к терапевту и отправился на приём в нужный кабинет. Очень строгая тётя преклонных лет спросила, прошёл ли Шутов диспансеризацию. Он ответил, что пока не успел. Доктор в очках буквально закричала: «Что же вы мне голову морочите, время отнимаете? Пока не сдадите все анализы и не пройдёте других врачей, ко мне не приходите!». Гоша растерянно пошёл к двери, как неожиданно в кабинет ворвалась женщина и, крикнув ему – «Подождите!», ринулась к столу доктора. Шутов остановился и стал ждать, совершенно не понимая, чего от него хочет экзальтированная дама. Та же, подойдя к врачу, громко заявил: «Мне в очереди стоять некогда! Мне нужен укол в попу!», – после чего стала стаскивать с себя кожаные брюки. Гоша заволновался – он-то в этой ситуации зачем нужен? Стянув наполовину штаны вместе с колготками и трусами, женщина вдруг обратила внимание на одуревшего Шутова и заорала дурным голосом: «Как вам не стыдно? Что вы пялитесь на мой зад?  Я что вам стриптизёрша? Выйдите немедленно!». Тётя-доктор в очках недоумённо переводила взгляд с женщины, стоявшей с полуоголённой филейной частью, на Георгия и, видимо, тоже ничего не понимала. Чертыхнувшись про себя, Шутов вышел из кабинета и решил в поликлинику не ходить, пока не припрёт по-настоящему.
Между тем дело близилось к премьере. В спектакле «Леди Макбет Мценского уезда» Гоша играл мужа Екатерины, которого она со своим любовником убивает. Роль складывалась неплохо, претензий режиссёр не высказывал, надежда, что Шутов вернётся к нормальной жизни, росла. Вспоминая свои приключения в церкви «Крайнего Шевеления», Гоша особенно ярко произносил фразу в сцене, когда при муже, то есть при нём, Катерина целовала Сергея. «Что же вы, нехристи, делаете!» - кричал он, заходясь в негодовании, адресуя реплику ещё и всей общине отца Мисаила, хотя об этом никто не догадывался. В честь своего первого выступления в этом театре и на радостях, что получил паспорт, Шутов решил сразу после премьеры устроить в гримуборной маленький банкет. Он ещё не получал зарплату, но денег добыл, продав таблетки циклодола одному анестезиологу. Будучи заядлым театралом, тот часто посещал спектакли и лично знал некоторых актёров. Через общего знакомого артиста Шутов с доктором и познакомился. Выяснилось, что этот человек был не только специалистом в своём деле, но также и любителем всяческих препаратов, к которым у этих врачей был доступ. Виктор, так звали доктора, поставлял вещества многим работником искусства для стимулирования творческих процессов. Узнав, что Гоша имеет запас популярной в некоторых кругах «извёстки», Виктор предложил её реализовать. Он рассказывал, какие смешные последствия вызывал циклодол у тех, кто его переедал. Привозят в дурку очередного пользователя с затянувшимся модельным психозом. Если привезли простого работягу или студента, тот, пока доктор с ним разговаривает и оформляет документы, не стесняясь врача, снимает с себя разных воображаемых тараканов, пауков и прочую живность. Если же привозят человека из интеллигентской среды – тот сидит спокойно, старается быть вежливым, доброжелательным, но только доктор отвернётся, незаметно стряхивает щелчком пальца с лацкана пиджака воображаемую мокрицу или многоножку.
      И вот настала премьера. Весь театр бурлил в предчувствии праздника. Общий банкет решили провести после последнего премьерного показа – спектакли шли три вечера, то есть послезавтра, но Шутов не хотел ждать и закупал алкоголь и закуску в расчёте на сегодняшний день. Конечно, пригласить он собирался не всех, а только тех, кто проявлял к нему участие или давал взаймы денег. Спектакль прошёл на ура. Зрители долго аплодировали и не отпускали артистов. Те выходили на поклон несколько раз, вызывали режиссёра и художника, исполнителям дарили цветы. Даже Гоше какая-то очень восторженная зрительница подарила букет из трёх необычных растений – зелёный толстый стебель переходил в большой белый  лепесток, закрученный в воронки, из которой торчал жирный жёлтый пестик. Когда большинство работников покинуло театр, в гримёрке у Шутова началось мероприятие, которое сам Гоша назвал «возвращением блудного попугая».  Он разливал напитки и много говорил благодарственных слов, посвящая их людям, подарившим ему вторую творческую жизнь – актёрскому братству и даже полиции, восстановившей его общественный статус. Особо он благодарил Пафнутия, утверждая, что на таких людях держится национальный русский театр, хотя, кажется, по национальности тот был то ли тувинец, то ли якут. В общем, напился Шутов основательно. Гости разошлись, он остался в гримёрке один и решил приготовить на маленькой портативной плитке варёные сосиски. Поставил кастрюльку с водой, бросил в неё пару сосисок и заснул прямо на стуле. Проснулся от грохота разбиваемых окон, дыма и криков. Он лежал на полу, а через окно в гримёрную комнату лезли какие-то люди жутких костюмах с брандспойтами. Спросонья Гошу охватил ужас и мелькнула мысль, что он попал в преисподнюю за грехи, но, когда люди в шлемах подняли его и стали трясти, до него дошло, что это спасатели, которые думали, что он задохнулся. В комнате ничего не горело, просто было дымно. От этого сработала сигнализация. Приехала пожарная команда, ворвалась в помещение через окно и нашла на плите в кастрюле обугленные сосиски и спящего человека. Вызвали директора, объявили, что у него будут серьёзные неприятности и штраф за нарушение правил пожарной безопасности. МЧСовцы уехали, а бледный руководитель театра объяснил Шутову, что больше тот в театре не работает. Пусть доиграет премьеры, получит расчёт и катится куда подальше. Остаток ночи Гоша бродил по городу и размышлял о жизни. Его поход за духовными ценностями, возвращение в мир и работа в спектакле казались звеньями одной цепи.  Как будто он изживал в себе какую-то глупость, запутанность, а не жил полноценной жизнью. Когда через несколько дней, отыграв спектакли и получив, как ни странно, приличные деньги, он ехал на вокзал, Гоша ещё даже не решил в какой город направится, чтобы уже по- настоящему служить театру, без загогулин. Ближайший поезд следовал до Владивостока. «Это судьба», - подумал Шутов и купил билет.