Я как-то щуку выловил в реке

          Я как-то щуку выловил в реке.
Принёс её домой. Взял нож и начал было щуку чистить - чешую с неё содрать. А щука бьёт хвостом - ещё живая. Ну как же можно так над рыбой издеваться: чешую сдирать с неё живьём. Ведь это есть садизм, глумление. И к тому же щука смотрит на меня. Что за вздор. Я шаг в сторону ступил - щука глазом повела и снова смотрит на меня. Как это понимать? Ведь щука - тот же человек. Просящие глаза: отпусти меня, не мучай... Ого! Вот это да! Прочь наваждения мнительности всякой! Я рукояткою ножа ударил в череп ей и убил её. Теперь-то я спокоен. На душе немного отлегло. Мораль наша такова - ведь так заведено. Теперь её я чищу, вынимаю ей кишки. А про органы: печень, почки, желудок, селезёнка - никто не думает об этом, главное вынуть жёлчь, чтобы блюдо не горчило. Вот она - жёлтая. Я извлёк её. Теперь щуку можно жарить - где же сковородка. Глядь, а там из органов осталось в щуке, что-то овально-круглое - и надо же такому случиться! - остриём ножа уколол его. И зачем, зачем колол! Случилось то, как это только вспомню, со мной случается инфаркт. Это оказалось сердце. И от укола жизнь в него вошла, оно ожило и стало сокращаться, и рыба мертвая воскресла и снова стала бить хвостом. Ну прямо караул! Но как же я её живую буду жарить! Как эту жизнь - она ведь стольких ужасов полна! - заставить прекратиться? Ну не надо! Хватит! Издеваться надо мной. Ну чему там жить? Ведь ничего там нет - ну умирай ты рыба. А щука бьёт хвостом. Ну как её ложить на сковородку? Живая, потому что сердце бьётся. Я вырезал его ножом - рыба умерла. А сердце бьётся - оно живое! - и кричит: помогите мне! Спасите! Но как ему помочь бедняге? И я от невыносимой жалости к нему и за свои черные дела, - какой подонок! - что же натворил, хотел себе уж сделать харакири. Ведь сердце тоже хочет жить! “Тебе сейчас я помогу, потерпи немножко, попрыгай здесь пока на этой доске”, - взбодрил его.
          Но как же можно жить, ведь условий нету никаких, а оно живёт, - кощунство это! - подобно так и люди отживают, давно бы надо помереть от условий адских: социальных, бытовых, бюрократических удавок - а они живут...
          Я сердце в банку положил с водой: “Поплавай. Здесь тебе гораздо лучше будет, веселей”.
          Щуку давно уж съели. А сердце в банке биться продолжало - смерти нет, смерти нет, смерти нет...