Самобытный русский говор

     Своеобразные объекты языковой культуры существовали, существуют и будут существовать во всех исторических периодах. Без преувеличения: разное Слово – необходимое эволюционное звено человеческого общества, атрибут жизни человека.
   Оно живёт в безостановочном течении трансформации. Эта деривация, будь то в прообразе метаморфозы или в интериоризации, как в её более усложнённой степени, всегда отражает субъективный творческий процесс. В обобщённой сути он есть не что иное, как многообразнейший символический онтогенез. Тем самым являя собою благодатнейшую, неистощимую ниву, пищу исследования самоё себя.

    Метод самопроникновения, логически, должен исходить из понимания примитивных, простых и сложных речевых форм: от инстинктивных выкриков до оригинальных словооборотов, а от них к обеспечению отраслевой практической деятельности. Собственно, и несомненно именно таковая является доминирующей, фундаментирующей подоплёкой всей системы словообразования. Впоследствии она, естественным образом, проструктурировалась  в специализированные языки. Одним из таких кластеров, существующих с незапамятных времён и активно развивающихся до сих пор, являются так называемые «торговые языки».

     Если прикладной фактор социального единения является суровой необходимостью, так сказать «злобой жизни», то «двуязычие» и, особенно, «двусмысленность» отражают шарм, смекалку и красивость людского языка.
   Колоссальной персоной в нём выглядит самобытная речевая практика. В данном случае внимание обращено на Россию. Русская самобытность олицетворяет некий симфонический образный колорит, порождает в родном языке наслаждение, существует как некий вкус, навевает тонкий аромат. Живёт в разных форменных проявлениях: в высказываниях (бытовая речь), изречениях (бытовые наречия — «смазочные» выражения (не путать со словами-сорняками), неологизмы, жаргонизмы), предания (народная мудрость, житейский опыт), поговорки, пословицы, диалекты, сказки, былины, верования, обрядовые приговоры-наговоры, плачи, народные песни, частушки, песенный речитатив. Она за-полняет все ниши, «пустоты» социального общения, оставшиеся от профессиональных языков, и, потому, является самой массовой в символической сфере – ноосфере общественной жизни.
   Как и остальные и этот объект языковой культуры также нуждается в сохранении, изучении. Такое пристальное отношение неизменно будет способствовать её развитию. Здесь уместно уточнение. Предлагаемый подход не претендует на сугубый научный замах. Надо отдать заслуженную дань уже проведённым титаническим лингвистическим изысканиям: одно имя К.Н. Прокошевой чего стоит! Однако, если отмеченный академический стиль придерживался стратегии выявления, объяснения и отражения преимущественно старинной речевой практики, то предлагаемый метод — как призыв к современной толще народной массы будоражить свои умы для отдачи всевозможных фразеологизмов (и не только выпендрёжных экивоков), в том числе и старинных осколков. Возможны, или даже скорее всего, будут повторы со «Словарём...», но, как говорится, «кашу маслом не испортишь».
    Постижение глубин бытового языка позволит отделить пустяшные от шедевральных образцов народной речи.  При этом, бесспорно, что весь рассматриваемый диапазон речевой какофонии является проявлением национальной культуры.

    Все словесные извороты имеют разную временную протяжённость. Одни, как всполохи огня, случайно возникнув, тут же угасают, другие живут дольше. При этом, как правило, поначалу существуют в узкой локализации. Здесь начинается самое примечательное и особенное, настолько, что заставляет безотлагательно обращать внимание на самобытный речевой глас, выделяя его как серьёзную научную тему.
    Превалирующим разделом её является общий сбор различных образцов русского народного говора с последующим формованием и подачей его как памятную! кладезь простого самобытного языка. Затем необходимо выискивание из этого арсенала наиболее удачных выражений, с «сочной» семантической изюминкой, таких как «hier und da» – «ерунда»....

 Кстати, данный идиоматический каламбур, в процессе этимологического анализа, является удачным творческим продуктом простой русской души, проявляющейся преимущественно в ироническом антифразисе. Современным апогеем её, очевидно, можно признать оксюморон "Митьков". Яркой исторической иллюстрацией русского изобретения словосочетаний противоположного смысла в духе подкола, является целый набор смысловых видоизменений из французских слов: ШВАЛЬ (фр. Sheval – лошадь. Никчемный человек), ШАРОМЫГА (фр. Cher Ami – Милый друг. Ни своего кола, ни двора), ШУШЕРА (фр. Сhez Cherie – К милой. Оборванец), ШАНТРОПА (фр. Chantra pas – Не будет петь. Негодник).               
   Более того, такой юмористический парафраз представленных образцов упрощённого языка (пиджина), очевидно, таит в себе категорические признаки  для помещения их и в семейство «Креольских языков»*.

   Другим направлением сохранения народного русского говора выделен поиск оригинальных речевых объектов.
    Наибольших «долгожителей», как «чур (щур) меня», фразеологизмов и паронимов, шуток-прибауток и других метких изречений. Имеет смысл и сегодня выглядит актуально пристойная подача с объяснением и пояснением непристойных выражений. Далее, такая методика может претендовать и на специфическое прикладное значение: вытеснение из общественной речи всевозможных «кэшбеков», «шоу», «менеджеров» и прочего инородного речевого «мусора». Это, разумеется, надо делать осторожно, взвешенно, ибо везде, и в русском языке тоже, есть много укоренившихся и прижившихся заимствований, как, например, «метро» – слово греческого происхождения; в ономастике же — сплошь.
   Особая же значимость обозначенного подхода кроется в отыскании и сохранении уникальных самобытных произношений, которые скромно бытуют под спудом «серой» речи, точно крупинки алмаза под толщей породы. Так, например, дуплексивы в диалектной форме. Это зона особого внимания, ибо с «уходом» человека исчезает и феноменальный речевой объект.  Подстёгивает такую консервацию и то, что чаще всего носители речевых дарований имеют довольно узкую «географию» местообитания и незначительную популяризацию и, как правило, без письменной фиксации.   Здесь можно привести несколько примеров, претендующих на оригинальное речевое своеобразие:



   Во второй половине прошлого (20) столетия в деревне Забор Сергинского района Перм-ской области проживала Валентина Григорьевна Полыгалова. Нет-нет, бранила своего внука Алёшеньку (Сенина):
–   Ах ты варнак ты этакий, опять все испотки в лыве измочил...
Бывало, просила его:
– Внуконька, пока вёдро, сбегай-тко ко студёнцу, пару дружков воды принеси.

   Уважаемые читатели, прокомментируйте, как поняли представленные образцы недавнего простого русского говора.

   В восьмидесятые года прошлого (20) столетия в селе Дворец Очёрского района Перм-ской области «гуляли» в бытовом общении два оригинальных наречия - «будя» и «овца». Эти «смазочные» выражения, очевидно, можно отнести к неологизмам. Применение их допускалось в рамках схожего возрастного круга, преимущественно молодого возраста и исключалось по отношению к детям, старикам и незнакомым. Семантически «будя» зву-чало как наречие, так и причастие:  «Ну что, будя, посидели, сейчас за работу...», «Будя, будя, тебе...», . Также в «будя», а в  «овца» преимущественно, сквозил собственно-личностный подтекст:  «Ну ты, будя, даёшь...», «Привет, овца, куда пошёл?».



    В выборе принципиальной позиции при оценке значимости выявленных образцов самобытного говора, очевидно, надо исходить из бинарной структуры слова,  из двустороннего представления лексемы. Это, так сказать, базис. Такая двусмысленность – общий задел. Сквозящая противоположность народных высказываний, всегда таящая хитринку, стала его самостью и ..... естественным существованием (жизнью) бытового простого-непростого! языка. Такое сосуществование вообще имманентно народному духу, является его этаким «митьком», шармом, творческим выпендрёжем.

      Причудливая палитра, особое смысловое сверкание, проявляется  в выражениях  при органическом слипании лексической и синтаксической энантиосемии: «любить нельзя возненавидеть». Эту фразу читай хоть «сзаду», хоть «спереду»: запятая смыслом и там и там командует. В целом, энантиосемия, представленная как в лексической, так и в синтаксической вариациях, лучше всего отражает оригинальное своеобразие словесного народного творчества. К тому же она носит универсальный характер. Она может отражать любые отношения: синонимичные, антонимичные, омонимичные. Впрочем, можно набраться смелости и заявить, что и с полисемией она находится в достаточном родстве.         
               
     При всём этом в выявляемых бытовых речевых объектах должна присутствовать органичная, связующая плоть — остромётный семантический норов. Бесспорно, он будет разный. Если, к примеру китайские стратагемы отражают глубокий противоречивый смысл, сходу не «раскусишь» (сейчас за ними общепризнанно право специфики, этакой изюминки самосознания китайского народа, значительного пласта национальной культуры), то русский говор вообще невозможен без антифразиса. Да, разумеется, что и в русской двоякости полно злобных колкостей, не добрых «подколов», но, всё же, добродушная ироничность составляет общий знаменатель онтогенеза бытового русского языка и его диалектных фразеологизмов, в частности.

    С достаточной уверенностью можно заявить, что говор – красивый говор, – так или иначе смыкается на экивоках. Более того, выражения «в лоб», без обиняков, его обедняют. Типичный русский трёп – умный, весь в подтекстах. В большинстве своём он сплошь соткан из фразеологизмов. Его идиомы заковыристы. Вот, к примеру, анекдот, так сказать с «большой бородой»: «Гусь свинье не товарищ!» Ответ:  «Я такой гусь, что с любой сви-ньёй отобедаю».  Или вот фраза: «Солнце, нынче слабовато. Юга, видать, плохо «давят», или чего с черёмухой переборщили». Если буквально, то белиберда несусветная, а по просторусски – всё понятно. Тут не надо большого тяму, каждый объяснит.
    Это баловство ещё без инвективы. Появись примеры с диатрибой – точно бы «уши повяли».
     В завершении, когда и так и так,
                и этак и вот так,
                авторский экивок «какбынетак»...

КАКБЫНЕТАК
Морфема – малая частица
Так может всё перевернуть,
Что слово заново родится,
Стремясь всем новым
                козырнуть.

Чудесен ход перерождения,
Когда иной ударный слог
Такие тянет изменения,
Какие выдумать не смог

Досужий ум.
                В лени купаясь,
Ему не ведом акт творения,
Когда, лишь, буковки, меняясь,
Меняют все искоренения:

- Дивная выдалась ночка,
Распустилась почка,
В огороде бочка,
На дороге кочка,
Для серёжки мочка,
Вот зарделась щёчка,
Вышла замуж дочка,
И на этом точка.

Совсем иная ерунда,
Когда, буквально, чехарда
Слов, букв и звуков череда,
Вдруг наступает иногда:

- Вот это класс! –
Воскликнул класс.
Хотя, возможно,
                некий сглаз
Создал тот изумлённый возглас.

Несравненно – понимание
Слов, как схожих,
                так несхожих,
Дарит людям наслаждение,
Смысла нового рождение:

- Стоял огромный замок.
На двери висел замок,
Под дождём он весь замок
И, отчасти, занемог.
Сразу отворить не смог.

- Удивительнее градус –
Он в гору шёл,
Он крепость мерил,
Он на здоровье влиял,
Он обстановку накалял,
Он измерения менял,
Он всех в движении направлял.

Однако, всех затмят логизмы
Простых словесных оборотов.
Не русской это ли хоризмы
Есть те явления изворотов?:

- Ох, ты, гусь лапчатый,
Что ж ты наделал!?
Горький, мой, репчатый….
Капли не сделал….
Что ж, ты мне душу рвёшь,
Ирод родимый!?
Вот отдубасю, только придёшь.
Ох, оторвуся, кобель мой любимый.
Ох, изойдуся …..
           в баньке помою,
               квасу налью,
                так приголублю…
Только попробуй,
Хрыч мой хворобый.
Я, те, уйду.
Спи, мой зазнобый.

*Двуязычие (билингвизм) — яркий предикат социальных пограничных отношений, обо-значающий логическое естественное течение лингвистического взаимообразного сращи-вания.  Состоит из определённых разновидностей, которые, при системном рассмотре-нии, отражают диалектический процесс ассимиляции-диссимиляции.
Наиболее существенные группы:
Пиджин (от англ. Pidgin. упрощенный язык). Существует около 50 языковых форм. В России наиболее распространённым является «суржик» (русско-украинский). Также име-ли весомую локальную популярность «руссенорск» (русско-норвежский), «кяхтинский» (русско-китайский, «алеутско-медновский» (ныне почти исчезнувший и перешедший (диссимилировавший) в русско-алеутский язык.
Лингва франка — смешанный средиземноморский язык. Самый массовый язык междуна-родного общения, как в политическом, так и географическом аспектах. Входит в группу так называемых торговых языков. Многие выражения пиджин являются ЛФ, но ряд вы-ражений ЛФ не являются пиджин. Отсюда сложно определить статус гиперонима в  со-отношении пиджин и ЛФ
Креольские языки — феномен эволюции пиджина. Креолы – потомки поселенцев. В ре-зультате интериоризации превратился в самостоятельный язык. Ныне стал родным для значительного числа людей в Азии, Африке, Америке, Океании.