8 декабря 1980 года моими глазами

Какова мера ответственности художника за агрессию и формы сумасшествия его фанатов? Обязан ли он не разочаровывать поклонников? Или если кто-то другой решил прожить чужую жизнь, выдавая её за свою, отговаривать от этого бессмысленно и самому кумиру?

Сегодня самый грустный день декабря для меня, и понятно отчего. На фото – Джон Леннон и Марк Дэвид Чепмен в Нью-Йорке 8 декабря 1980 года. Через несколько часов Джон будет застрелен тем, кому сейчас даёт автограф без тени высокомерия и с вопросом – Что-нибудь ещё, парень? – Нет, спасибо, Джон – отвечает убийца и дожидается его в сумерках по пути домой из студии.


******


В романтичные 60-е общество нередко настаивало на обязанности масс-медийных персон не разочаровывать и регулярно оправдывать ожидания; в случае с художниками этот закон умножался надвое. Боб Дилан парировал упрёки с присущим ему поэтическим изяществом: «Я всего лишь почтальон, доставляющий песни. А всё, что происходит вокруг, имеет отношение к некоему Бобу Дилану. Я сам смотрю за всем этим с изумлением. Потому что Боб Дилан существовал задолго до меня, я лишь лучше иных подошёл на эту роль».

Ответ сколь изящный, столь и неубедительный для масс. Они по-прежнему настаивают на предательстве идеалов фолка, когда Дилан в середине 60-х впервые взял в руки электрогитару. Они ищут ответы и смыслы в каждой новой песне – это не музыка, а проводник бытия. В общем, символу Америки 60-х не позавидуешь. И с почтальоном не сравнишь.

Во многом, это роднит Дилана и Леннона. Сегодня, оглядываясь на путь Джона от Ливерпуля и Гамбурга до Нью-Йорка, можно произнести: он, как никто иной из The Beatles, был создан для того, чтобы постоянно не оправдывать ожиданий армии фанатов.

Потому что Джон никогда не следовал одной, пусть даже проторенной им самим колее. Быстро вырастя из формата любовных песен ранних 60-х, он привнёс в рок поэтику. Покинув группу на пике обожания интеллектуалами рока, вскоре навсегда поменял и наскучившую Британию на Америку. Побратавшись с леваками и пацифистами Нью-Йорка, безжалостно громил всю битловскую мифологию. После альбома-исповеди записывал пластинку по всем канонам коммерческого мейнстрима. Уходил в бессознательное состояние, названное «потерянным уик-эндом», воскресал, расходился и сходился с Йоко, а потом добровольно отправлял себя в пятилетний затвор, чтобы вернуться в 1980-м с мудростью Экклезиаста от рока.

Если вообразить себе фаната, который ревностно следит за каждой новостью о кумире и жаждет от него не только истин, но и полного соответствия личным представлениям о роли художника в Искусстве – крах надежд неизбежен.

Что происходит, в той или иной форме, при фанатизме. Дело в том, что Мир сужается до одного человека отнюдь не только в острой фазе влюблённости – с кумирами и поклонниками случаются ровно те же психореакции. Синдром проживания чужой жизни, пусть и во многом созвучного тебе человека, выводит на развилку с двумя путями.

Лучший – тот, на который неоднократно указывал Джон: никто не совершенен, никто не способен исцелить тебя, только ты сам. Я могу помочь в каких-то вещах, но исцеление – акт твоей личной воли. Проживай собственную жизнь, следуя за личной мечтой. И смотри на послание, а не на того, кто его принёс.

Это не просто созвучное мне, но и абсолютно адекватное восприятие: каждый человек на нашем пути по-настоящему значим лишь с позиции того, насколько помог нам стать лучше. Но он не обязан оправдывать все ожидания; в конце концов, если вспомнить Камю, француз без тени кокетства полагал уже сам факт знакомства с кем-то созвучным маленьким чудом многомиллиардной Вселенной: о любви и соответствии ожиданиям речи даже не шло.

Разумеется, ни умеренный, ни агрессивный фанат эту доктрину рассудительности не воспримет. В его системе координат кумир обязан соответствовать его ожиданиям уже потому, что одарён от таинства рождения и является проводником и голосом, в том числе и его собственной жизни.

Дальнейшее – ужасно и предсказуемо. Марк Дэвид Чепмэн носит такие же очки, как у Джона, его супруга тоже японка, он расшифровывает тайные послания Джона на пластинках, и к 1980 году осознаёт себя мессией, которому выпал знак судьбы прервать путь музыканта, «предавшего идеалы 60-х и движения левых социалистов Америки». Он – исполнитель воли, даже не пытающийся скрыться сразу после убийства и читающий книгу «Над пропастью во ржи».

Ужасно, что это случилось в Нью-Йорке – возможно, единственном городе мира, где ничтожно малое количество прохожих вообще реагируют на знаменитостей – их здесь слишком много. Ужасно вдвойне, что это произошло с Джоном, который в интервью перед уходом только и делал, что умно обесценивал всякую идею мессианства с исключительностью отдельных личностей, будь то политики или музыканты.

Ужасно и символично одновременно, что это произошло на рубеже начала нового десятилетия, как и все значимые события в жизни Леннона. 80-е начинались мрачно во всех смыслах, чудом не принесли ядерный конфликт и завершились оттепелью лишь в самом конце десятилетия.

Но в Централ-парке Нью-Йорка все эти годы 8 декабря так же неизменно зажигались свечи с исполнением Imagine. Как и сегодня.