Ответственное задание...

Ответственное задание
( В. Исаков)
   Ресторанчик по-домашнему  был уютным, почти все места были заняты. Неслышное, как приведение, скольжение официантов с заказами по сумрачному залу не перебивали исполнение песни симпатичной девушкой в платье из блесток на подмостках. Ковер, устилающий всю поверхность пола, приглушал шаги. Я оставался один на один с мыслями за столиком, а её пение было грустным сопровождением моего настроения. На тихое, почти шепотом, инициативу  официанта, пригласить одинокую девушку за столик, у меня не вызвала «интуазизма». Надо было разобраться с собой, а тут какая – то дама, с соседнего столика изъявила желание посидеть, поболтать со мной. Глянул  прямо в глаза  томному взгляду мадам, та даже закашлялась от смущения. Тетя  психолог и все поняла. Аура мыслей у меня  сейчас была не серого цвета, а почти черного. Увы….Завтра я убывал к новому месту службы в военкомат по состоянию здоровья, а  сегодня после прощания со знаменем части, а потом прощальной  «поляной» с друзьями – офицерами, расставался с войсками  дяди Васи.
 В госпитале на комиссии я цедил каждое слово в свое оправдание: не хотелось  быть инвалидом…. Я же чувствовал  себя здоровым. Молодого врача в отчаянье  вызвал на один бой в полный контакт, вот тут же напротив стола комиссии. Молодой  было согласился,но глядя на мои шрамы на руках и спокойный взгляд удава, оценивающий, как я его буду и куда валить, сник и на отрез отказался… Полковник медицинской службы прекратил  « этот цирк» одним росчерком пера в моём  эпикризе, и посочувствовав, определил меня годным к нестроевой,а выше стоящие товарищи перевели меня  служить  в военкоматы. Мне потом по большому  секрету  секретарь комиссии  двадцати так трех  лет в ресторанчике шепнула, что я ему внешне и по характеру напомнил своего сына, погибшего в Афганистане, вот и смилостивился. Спасибо товарищ полковник, я даже к моему стыду не запомнил Вашу фамилию.
 Обычное село, где находилось мое новое место службы, с населением  в  пять тысяч, встретило меня к моему удивлению добродушно. Вот оно русское уважение к воинству. Первый раз я увидел в магазине весы с гирьками для хлеба. Взял буханку черного хлеба, а  от него запах плыл по всей улице. Военком отвел меня на служебную квартиру с дровяным отоплением. Дал два дня на обустройство. В  служебном помещении было две печки, я смотрел на них, а они разглядывали  меня.  Дров не было. Ночь провел в спальнике, от приглашений отказался. Через день у меня уже были дрова и подарок в виде трехлитровой банки меда. Оказывается, с продавцом  топлива мы служили в разное время в одном полку. На второй день  соседи  мне принесли ведро картошки, ведро капусты, ведро свеклы, ведро моркови и килограмм мяса. Тут же жены соседей наварили на печке борща, я слетал за согревающим напитком. На мою благодарность в виде денежных знаков с осуждением посмотрели, как на дурака….. Мне было грустно….мне не хватало бесконечных проверок, нарядов, родного запаха казармы, державших меня в мышечном тонусе. От каждого скрипа я соскакивал и опять погружался в дежурный сон. Утром проснулся, по привычке кинул себя в тапки, подошел к умывальнику, но он промерз. Пришлось бежать умываться  снегом.
  Поглаженный, начищенный и с запахом одеколона « Шипр» прибыл к новому месту службы. Двухэтажное  здание встретило меня запахом хлорки в туалете и массивными дверями на цепи. Был раньше купеческим домом. Когда увидел военкома в валенках и меховой безрукавке, понял, надо проситься  назад любыми способами….ощущение, что я нахожусь на территории партизанского края сковало меня окончательно, когда увидел на улице пегую лошадь в розвальнях и мужичка в громадном до пят тулупе.  Я не в партизанский отряд приехал служить, надо любыми способами возвращаться в часть, в родную казарму.
Командир в меховой безрукавке поручил ответственное задние: привезти груз двести. Так  родимый и сказал, положив руку на плечо, как  на вокзале. Мне захотелось шлепнуть его по плечу и сказать: « Да не горюй, Иваныч! Привезу!».  Сдержался,как положено развернулся через левое плечо и убыл для выполнения приказа. Возле крыльца  военкомата уже стояла, работая на холостом ходу, крытая машина, водитель сидел, зябко прислонив руки к белоснежной печке. Рыкнул по привычке волшебное слово: « Подъем!», тот  даже подпрыгнул без должной подготовки, я роту на плацу строил без мегафона. Вот же  дядя, он  был ещё и под шафэ. Вот же «шпаковская»  жизнь вольная. Вел Камаз, водителю приказал спать до аэропорта, в котором мы должны встречать « чёрный тюльпан» .  Храп шофёра успокаивал.Ключ от морга лежал у меня в кармане, передал главный врач под расписку: приезжали назад ночью...тело должно быть в закрытом помещении до прощания в доме культуры утром. Мелькнула мысль, лишь бы гаишники не остановили, права мои сгорели на учении. Остановился на обочине. Вышел. Из полевой достал фломастер,
 лист белой бумаги, написал цифру двести и повесил с обратной стороны стекла. Чай в крышке термоса сотрясало от  низких нот храпа водилы.
   Цинк в деревянной упаковке стоял в кузове. Вёл машину медленно, незнакомая дорога, да и резина не зимняя, оказывается. Шофёр сидел на пассажирском месте и правой рукой держался за скобу над бардачком, кулаком вытирая слёзы. Молча прикладывался к горлышку бутылки и, делал  мелкий глоток. Старался сдерживаться, опять,как бы незаметно смахивал слёзы, но подбородок его выдавал. Оказывается, мы поехали за его младшим братом,а сейчас мы везли родственника домой. Сергей пытался на морозе под сорок ехать в кузове рядом с братом возле цинка, еле отговорил. Боялся за него. Он опять порывался к брату, но не пускал. С каждой сотней километров сдерживать его мне было сложней.За спиной уже были почти двести километров, осталось почти столько же. Тормознул на посту ГАИ. Ребята в погонах после моего рассказа всё поняли. На руку, протягивающую  червонец за бутылку  не обратили внимания, не поднимая глаз. Знал, что без допинга шоферу не удержу парня, здоровый  был под два метра роста. Вместо одной емкости мне всучили две со словами: « Неужто, мы не понимаем! Давай капитан, осторожней: гололед на трассе!». 
 Я сидел на поминках в самом углу стола. Молчал. Вся деревня собралась проводить воина в последний путь. Военком попросил, не приказал, а именно попросил похоронить парня. Тишину раскроил крик матери. Я вручил  орден « Красной Звезды» за мальчика. Он лежал рядом с коробочкой на столе с белой скатертью, красным отсветом напоминая капельки крови. И тут мама парня встала, схватила орден и кинула его мне в лицо. Крикнула: « Я тебе  своего живого дала, а ты мне эту «железяку» привез! Вот, а почему не мой  мальчик, тут сидит за столом и не тебя мы поминаем добрым словом?!». Я прямо в глаза выпалил, что мои все целы, только двое «тристо и то легко»…. и это не мой боец, тут  могучие руки вежливо меня взяли за плечи и потянули из избы.  Обернулся, это был тот самый  дюжий водитель, брат погибшего.
-Капитан, без обид, давай я тебя отвезу в район?! Горе у нас, пойми. Спасибо тебе, что уважил своим посещением….
Из дома  раздался истошный крик  раздирающий душу и тут же  истеричный плачь, женщины вокруг дома схватились за платки.
    МАМА….у меня  все хорошо…нет ни подъёмов...ни марш- бросков…нет даже   дежурных прыжков ….нет построений…а значит…..лафа…но…я  в войсках  МАМА….я на войне……вот …мечтаю…рядом  с тобой посидеть… прикоснуться  губами к поседевшим вдруг твоим волосам...и   хотя бы …почувствовать вкус … борща  твоего… а потом затянуться дымом сигареты отцовской….и остаться  в  живых….увы … МАМА…. не по-ве-зло….белые крылья  у меня за спиной…я стал  сержантом   небесных  войск   …БОГОРОДИЦЫ Мати….не плачь… МАМА… я живой…я рядом с тобой….всем  кто погиб за други…. своя…ПЁТР…. отворяет в рай вОрота….помолись за меня…МАМА….моя….
 Я все- таки добился перевода назад в войска через год…..