жизнь прожить гл 26 Ваня родился

Гл. 26                ВАНЯ РОДИЛСЯ                10. 44г.
Домой колхозники приходили мокрые- хоть выжимай. Приходилось, чтоб просушить одежду топить печи, плиты, хотя  дрова берегли до снега, их тоже- кот наплакал.
Тая, вечером, идя с работы, сворачивала к речке и проходила с километр по берегу, в поисках сушняка- с пустыми руками- то к подруге не пойдешь. Из головы не выходили мысли о дочке, муже, подруге, иногда о Коленьке. А подходила к воде и почему- то вспоминалось только самое лучшее в ее жизни время- детство. Когда все были живы, жить было радостно, как в праздник, и не было ни каких забот. Все остальное, тяжелое и печальное сегодняшнее, уходило вдаль, в недосягаемость.
Вода на камнях, переливалась чистыми, прозрачными струями, смешливо журчала, словно хотела поведать о чем то своем, и будто секретничала про это только с ней. Тая ставила под струю грязный кирзовый сапог и вода ласково, под стать доброй и преданной подруге даже, как ей представлялось- нежно улыбаясь,  обмывала комья и уносила прочь быстрым течением. И хотелось так же самой рассказать свой подруге- речке, помнившей ее маленькой девочкой, в коротком линялом платьице, о своих горестях и бедах, что пришлось пережить ей теперь. И что б ни кто больше не подслушал и не увидел ее мокрых глаз. Потому, как знала- у других беды не меньшие. Вот и той же Антонине, кто поможет, если не она, и не только дровами.
Уходя с поля, как и остальные колхозницы, хоть и прячась, но, тот же карман колосков за день, обязательно надо набрать. Иначе ложись и помирай, и не одна. А сушняк- он, конечно же,после дождя не сушняк, а больше похож на конопляные замашки. И, чтоб этот, набухший на дожде  хворост, в плите разгорелся, его надо, хоть сутки, у той же плиты подсушить. А и без того, в хибарке у Антонины, впрочем, как и у ее соседей, стоит затхлая сырость.
Тая приносила охапку, а Антонина и этому была рада, пусть даже толку от этих дров не много. Зато самой не таскаться по слякоти. Сырость от дождя и так пропитала и стены, и потолок, да и все, чем накрыта постель. Хворост же добавлял еще.
И Марусеньке оставалось только терпеть, если хотя бы не мокрые пеленки, то все остальное, что ее окружало на постели в довольно прохладном и влажном состоянии. Но ведь этой крохе терпеть

Стр.62
не прикажешь, и потому, теперь, Марусенька часто плакала. А поднимать ее и брать на руки, и, не говоря о том, что бы походить с ней по земляному полу, Антонина уже боялась. Оставались считанные дни до ее разрешения. И Тая понимала- и эти скромные ясли для ее Марусеньки скоро должны будут закрыться.
Прошло уже более двух недель, как Тая вышла подменить подругу. Зайдя в очередной раз к Антонине забрать Марусеньку, она увидела ее стонущую, лежащую, поджав ноги на постели   рядом с дочерью.
-Тоня,  тебе плохо- Тая поспешила к ней и сквозь стоны и мычания услышала тихое:
-Тайка, я рожаю…позови бабу Таню, Фоминичну…
У Таи подкосились ноги, но, только на секунду- затем хватило нескольких минут, что бы добежать до повитухи. Бабка знала дело- издавна приняла и в полях и в избах на свои корявые руки не только пол- Веселовки, а и жителей соседних деревень из округи. И потому в самый крайний случай обращались к ней– Фоминична не подведет. Благо, ее землянка была не так далеко. Объяснять ей долго не нужно было и вскоре, прихватив свой «струмент»- таз, горшок и чистую тряпицу, она уже вслед за Таей торопливо ковыляла к домику Антонины.
-Что, девк, крутит?- войдя, обратилась старуха к Антонине, и тут же к Тае,- грей воду, пошибчей…
Тая  кинулась к холодной плите, на которой уже стояла чугунок, наполовину заполненный водой, выбрала подсушеного хворосту, спеша, плеснула из попавшейся банки керосин- руки дрожали будто у воровки, не хотели слушаться- керосин не весь попал на дрова и часть стек в поддувал.

Наконец, дрова от чиркнутой спички загорелись,  а старуха уже стараясь перекричать не стоны, а надрывный крик Антонины, опять окликнула Таю:
-Дитя- то, забери, что ж…
Тая испуганно метнулась к плачущей Марусеньке, и из-за сгорбившейся повитухи, над словно фосфорически светящимися, раскинутыми ногами роженицы, среди темного постельного тряпья, и в таких же темных ладонях, под невыносимый аккомпанемент стонов и мычания, даже не увидела, ощутила, только что, уже, пришедшее в эту жизнь, еще одно крохотное существо- продолжателя  человеческого рода.
Теперь уже спертый воздух тесного домика разорвал, заглушая, и подчиняя себе остальные голоса, тонкий детский крик.
-Малай, тяжеленький…полей на руку- уже, как сквозь какую- то пелену слышала Тая, а сама думала: «Только б обошлось, только б обошлось…» Обернулась и, напрягаясь, услышала еле живой, похожий на плач,  почти шепотом… голос Антонины:
-Ваня… сынок, Ваня. 
-Ну, Ваня, дык Ваня- старуха, не торопясь, похлопотав над ребеночком, сделав все необходимое для роженицы, снова заговорила с Таей:
-До утра дите поспит, утром пускай даст грудь. А я тады  приду, погляжу.
Владимир в этот вечер домой так и не заявился. Тая уже знала, это было не в первый раз, и потому,  не желая оставлять больную подругу одну, решила к себе не идти.
 Остаток воды ушел на заварку ржаной каши - хоть по ложке всем перекусить. За этот день ни у Марусеньки, ни у хозяйки избушки, да и у самой Таи не побывало во рту и маковой росинки. Такой вот получился день. И надо было к утру хоть что- то приготовить из еды, а значит хоть чуть протопить плиту. У Таи закончился этот день далеко за полночь.
Антонина, как казалось, спала, постанывая, и иногда нервно вздрагивая. Спеленатый новорожденный  тихо сопел рядом с Марусенькой. Тая устроилась, сидя на ящике, и склонив голову в ногах у Антонины- ни чего, жить можно.
Ближе к утру Таю разбудил стук в дверь- она подняла голову со своего спального места- кто же это мог быть, ведь и рассвет еще как следует не наступил?
-Кто?
-Открывай- прозвучал знакомый грубый голос.
Стр. 63
 Времени на раздумье не было. Скинула крюк, открыла- перед ней у порога стоял Владимир. Несло запашком, но с виду трезвый. Не переступая порога, спросил:
-Что тут?
-Тоня родила, я сейчас уйду.
Владимир подождал на улице. Тая быстро собралась, взяла с постели Марусеньку, выйдя за дверь, остановилась, еще раз испытующе взглянула на Владимира.
-Иди, я в норме. Надо- покличу.
Тая шла к речке, не оглядываясь. Было очень неприятно на душе- что теперь там?