8-2. Мы. Шаровая молния

Открылась бездна – звёзд полна,
Числа нет звёздам – бездне дна!

М. Ломоносов.


    Дом был большим и старым.

    Строили его ещё тогда, когда считалось, что семьи должны жить вместе, чтобы выросшие дети, в начале семейной жизни, продолжали жить под присмотром родителей, которые были им в помощь, а молодые могли помогать стареющим родителям.
    Бывали периоды, когда там вместе жили три, а то и четыре поколения.

    После войны всё изменилось – остались родители и двое их малолетних сыновей, а половина дома сдавалась внаём.

    Но обязанностей следить за домом это не отменило - необходимо было постоянно следить за его состоянием, время от времени что-то починяя.

    В эти действия входила и ежегодная покраска деревянных полов, пришедших на, смену глиняным, которые когда-то просто чем-то смазывали, и они красиво блестели.

    Деревянные полы считались признаком финансовой состоятельности, потому что стелились из широких и просушенных дубовых досок, дюймовой толщины которые до нужной гладкости были обработаны вручную рубанком и хранились до начала работы в доме.

    Материал дорогой, работа нелёгкая и востребованная: пол нужно было «постелить» в сухое время, чтобы под влиянием влаги обработанные доски не коробились.

   Вначале ложили толстые брусья из просмолённых брёвен, а на них, обрезанные по размеру комнаты, доски, которые нужно было плотно прижать друг к другу плоскими рёбрами.

    Для того, чтобы доски были плотно прижаты друг к другу их «стягивали» с помощью клиньев из обрезков этих досок: одна сторона такого обрезка упиралась в доску пола, а другая вбивалась молотом в противоположную стену.

    Лишь после этого доска прибивалась двумя гвоздями к каждому из брусьев рамы, на которую стелили пол.

    И так каждая доска – обрезков было много!

    Таким образом пол был приподнят над глиняной основой, и эта воздушная подушка была термоизолятором – жарким летом было приятно спать на нём – прохладном, а зимой он долго сохранял тепло – дети до начала зимних морозов, пока холодные сквозняки из-под дверей не начинали заносить стужу, бегали по нему босиком.

    Такой пол выдерживал поколения жителей, если только те не ленились постоянно за ним следить.

    Чтобы не пол не гнил и его не «точили» всякие вредители, необходимо было каждый год красить его, предварительно густо промазав олифовым маслом, как говорили строители - олифой.

    Она пропитывала доски пола, уничтожая личинки вредителей.

    Делали это летом, потому что необходимо было освобождать обрабатываемую площадь от той небогатой мебели, которая находилась в комнатах.

    Сначала освобождались дальние комнаты, а пол промазывали олифой.

    Пока она сохла, всё переволакивалось в следующую комнату, а после этого, красили пол в тех самых дальних комнатах, доски которого пропитались и успели просохнуть.
    И оставляли до тех пор, пока краска не просохнет.

    А пол, в постепенно освобождающихся комнатах, покрывали олифой и так до тех пор, пока всё не оказывалось в коридоре или, если не было дождя, во дворе дома.

    Квартиранты – офицеры лётной части, расположенной рядом, на лето обычно не задерживались - либо их часть перекомандировывалась в другое место, либо разъезжались в отпуска, и полы красились в их отсутствие.

    Летом часто бывали грозы и детям очень нравилось после прошедшей грозы, спать днём на свежем воздухе, поэтому мальчишки во время неё, постоянно выбегали на крыльцо чтобы проверить не кончилась ли она, и не пора ли выносить кровати на улицу.

    Они уже научились разбирать и собирать их и, ухватившись вдвоём за каждую металлическую часть, наловчились переносить их.

    И в это раз ОН выбежал из двери дома, чтобы проверить не пора ли, и внезапно увидел на небольшом расстоянии на уровне глаз ярко-жёлтый шар, размером с небольшой мячик, который легонько двигался из стороны в сторону.

    Буквально незаметно!

    У НЕГО подкосились ноги, и ОН упал на колени.

    Шея при этом отказала, и голова упала на грудь.

    Ощущений не было и, когда ОН пришёл в себя (как показалось через несколько мгновений) и поднял голову всё ещё продолжая стоять на коленях.
 
    Шара уже не было, но на месте, где он был, осталось какое-то размытое «марево» без чётких границ.
 
    Вокруг этого места всё было отчётливым, а там где он  был, казалось что пространство ещё не успело сомкнуться и образовало что-то типа глаза, который за мальчишкой наблюдал и оценивал ЕГО поведение.

    Душу охватил необъяснимый ужас, но через некоторое время, когда ОН почувствовал, что стоит коленями на мокрой земле, то прозаически подумал, что нужно бы встать, чтобы не пачкаться, но сделать это сразу не смог – просто не понимал, как это делается.

    Из дома вышла мама и что-то спросила.

    ОН понял, что она удивилась тому, что стоит коленями на мокрой земле.

    Ответить ещё не мог, и мама просто помогла подняться.

    Первое мгновение, когда ОН встал, ноги дрожали, но это быстро прошло, правда ощущение ужаса ещё оставалось.

    Мама попыталась выяснить что произошло и не ударился ли сын, но ответа не получила – ОН ничего не мог объяснить.

    То, что этот огненный шар мог быть шаровой молнией стало понятным через много лет, когда, научившись читать, узнал об этом явлении.

    Некоторое время впечатление от произошедшего не оставляло ЕГО, но, постепенно, воспоминание начало стираться из памяти.

    Не забылись лишь те нечёткие границы места, где была молния и «бельмо» от  неё!
Время от времени, это тревожило ЕГО душу!

    Это воспоминание не преследовало ЕГО постоянно, но возникало в определённых ситуациях при принятии решений, как бы направляя их в какую-то сторону.

    Куда и каким образом ОН никогда не мог понятно, но там, где хотелось сделать то, что другие, казалось бы, делали легко и беспечно, ЕМУ не удавалось.

    И, если ОН, всё же превозмогал себя и поступал как другие, возникало гнетущее ощущение, которое не оставляло, вызывая учащённое сердцебиение, сбивающееся дыхание, долго сопровождавшие после содеянного.

    Это отличалось от подобных симптомов влюблённости, с которыми ОН, повзрослев, познакомился.

    Влюблённость возвышала и, расширяя душу звала, а проступки мешали думать, мечтать и заставляли сожалеть о содеянном.

    И это, небольшое, нечёткое, ничего, казалось бы, не обозначающее, не показывающее и не выражающее пространство, проецировало из своего дальнего далека оценку поведения, которая позволяли ЕМУ отличать то, что было любо, от того, что противилось естеству, и действовать соответственно.

    Чаще всего, радости это не приносило, потому что окружение осуждало ЕГО неадекватные реакции на создающиеся ситуации.

    Приходилось «проглатывать» обиды, либо делать вид, что ничего не произошло, но круг общения резко сокращался – запас душевной энергии не был беспредельным и тратить его на распри было неразумно и не хотелось.

    Воспоминание о шаровой  молнии было дороже!