Страна вступает в бой

  (Третья часть на основе подлинных событий о первых днях войны...)

  Первые часы войны, несмотря на моральную подготовку к ней, вызвали известное замешательство. Нужно было сделать резкий поворот во всей работе, решительно перестроиться на новый военный лад. В эти часы в московских кабинетах вдали от флотов и фронтов ещё не чувствовалось дыхания войны, хотя было уже известно, что на переднем рубеже полыхает пламя ожесточённого столкновения. Все нужные первые приказания отданы. Донесения с флотов поступают в Главный морской штаб и наносятся на карту, анализируются. Командующему хотелось что-то предпринять, но ясности - что именно следует делать немедленно, какие отдать приказания - пока не было.
  Бумаги, горой лежавшие на столе от вчерашнего дня, мирного дня, потеряли своё значение. Большинство вопросов теперь будет решаться по-новому, в соответствии с требованиями начавшейся войны.
  А теперь снова посмотрим на ситуацию глазами командующего ВМФ, так как эта страница нашей истории не достаточно освещена.
  Наркомат работал напряжённо. Связь с флотами действовала бесперебойно. От Либавы до Кронштадта шла война на воде, под водой и в воздухе. С кем бы ни приходилось говорить, первые дни войны все вспоминали с удивительными подробностями по часам и даже минутам. Да, такое не забывается!
  Нетрудно представить себе состояние Сталина перед лицом грозных событий, которые, по его расчётам, должны были произойти гораздо позже, возможность которых теперь, в 1941 году, он упорно отрицал, вплоть до самых последних дней. Его состояние передалось тем, кто его окружал, и они не смогли взять в свои руки рычаги управления в первые часы. Эти люди не умели самостоятельно действовать, а умели выполнять лишь волю Сталина, стоящего над ними. Такова трагедия тех часов.
  По воспоминаниям главкома ВМФ Н,Г.Кузнецова, он около 10 часов утра 22 июня поехал в Кремль. Решил лично доложить обстановку. Москва безмятежно отдыхала. Как всегда в выходные дни в центре было малолюдно, редкие прохожие выглядели празднично. Лишь одиночные машины, проносившиеся на повышенной скорости, пугали пешеходов тревожными гудками. Столица ещё не знала, что на границах уже полыхает пожар войны и передовые части ведут тяжёлые бои, пытаясь задержать врага.

  В Кремле всё выглядело как обычно в выходной день. Часовой у Боровицких ворот, подтянутый и щеголеватый, взял под козырёк и, как всегда, заглянул в машину. Немного сбавив скорость, автомобиль въехал в Кремль. Ничто не говорило о тревоге. Встречная машина, поравнявшись с авто главкома ВМФ, как было принято, остановилась, уступая дорогу. Кругом было тихо и пустынно.
 "Наверное, руководство собралось где-то в другом месте, - решил я. - Но почему до сих пор официально не объявлено о войне?
  Не застав никого в Кремле, вернулся обратно в наркомат.
- Кто-нибудь звонил? - был мой первый вопрос.
- Нет, никто не звонил." (Из воспоминаний адмирала Н.Г.Кузнецова.)

  22 июня в 12 часов дня Советское правительство обратилось к народу с заявлением о вероломном нападении фашистской Германии. О начавшейся войне узнала вся страна. Партия призывала советских людей встать на защиту Родины. Слова заявления звучали сурово и в то же время оптимистически. Наше дело правое, мы победим! Огромная страна поднялась на бой. Тяжёлый и кровавый.
 
  В вечерней сводке, доложенной лично адмиралом Исаковым, отмечалось значительное продвижение противника на Либаву. В остальном всё шло по плану. Полным ходом ставились минные заграждения, проводилась мобилизация, и пока ничего не оставалось, как ожидать полного развёртывания флотов и готовить их для проведения первых боевых операций. Такие операции были предусмотрены ещё в мирное время. Однако, осуществление их и все дальнейшие действия зависели от положения дел на сухопутных фронтах в целом. Командующие впервые почувствовали на деле подчинённую роль Военно-морского флота общим стратегическим планам Генерального штаба.
  Главный морской штаб получил последние данные о боевых действиях с флотов. Севастополь уточнил, что сброшены не бомбы, а мины, которыми гитлеровцы рассчитывали закрыть фарватер и от которых в итоге пострадали женщины и дети. Мины были новые - электромагнитные. Немного позднее поступили сведения из Измаила, где находился штаб Дунайской военной флотилии. Там война началась бешеным шквалом огня с румынского берега Дуная. Корабли находились в готовности и сразу ответили не менее сильным огнём. Потерь они не имели. К вечеру выяснилось, что немцы несколько раз бомбили Либаву. Налёты отражались зенитным огнём и истребительной авиацией. На Севере авиация противника с норвежских аэродромов атаковала корабли, аэродромы и другие военные объекты в Кольском заливе.
  В штаб позвонил адмирал Головко:
- Разрешите бомбить авиацию противника на аэродромах?
- Разрешаю бомбить аэродромы на норвежской территории, - последовал ответ главкома ВМФ.
  Прямых военных действий со стороны Финляндии ещё не велось. Все понимали, что называть её нейтральной стороной конфликта трудно, симпатии её правительства были явно на стороне немецких фашистов. Однако, открывать военные действия против финнов не могли и не хотели.
  К исходу 22 июня поступили новые сведения о том, что немцы рвутся к Либаве. Нападать на базу с моря противник не решился, а с суши, как все надеялись, он получит отпор от сухопутных частей Прибалтийского военного округа, чьей задачей было оборонять город и базу.
  Было важно, что противник в первый день войны не потопил ни одного нашего корабля.
  Правда, в дальнейшем главкому предстояло увидеть воочию и свои упущения, убедиться, что во многом противник всё же упредил нас. Раньше всего это обнаружилось на Балтийском море. К началу войны немцы успели поставить минные заграждения у наших берегов. Их подводные лодки заранее заняли позиции на вероятных путях передвижения наших кораблей.
  Очевидно, к началу войны следовало не только привести флоты в высокую готовность, но и осуществить хотя бы частичную мобилизацию и развёртывание боевых сил. Захватчика останавливает и отрезвляет не пассивность другой стороны, а её решимость и готовность к отпору.
  Перед нападение немцев штаб Балтийского флота имел сведения о "подозрительных силуэтах" в море. Ограничились тем, что докладывали о них. А что означали эти силуэты, узнали в первые дни войны. Крейсер "Максим Горький" подорвался на заранее поставленных немцами минах. Только отличная выучка и самоотверженность личного состава и умелые действия командира крейсера капитана первого ранга А.Н.Петрова спасли корабль, и он смог вскоре вернуться в строй. Всё могло кончиться более трагично.
 "В ту пору у нас обнаружилось немало и других ошибок, - пишет Н.Г.Кузнецов, - так что не станем списывать всё на счёт "неправильной оценки положения Сталиным". Ему - своё, нам - своё. Как бы там ни было, война грянула, и надо было сражаться с врагом, напрягая все силы, всю волю, не щадя жизни".

  23 июня стало известно, что премьер-министр Великобритании У.Черчилль заявил о поддержке Советского Союза в войне с Германией. 24 июня Рузвельт выразил готовность Соединённых Штатов Америки предоставить Советскому Союзу "всю возможную помощь". Это означало, что мы не одиноки в борьбе против фашизма и что Германии придётся воевать на два фронта, хотя главный её удар явно будет направлен на Восток.
  Речь, произнесённая И.В.Сталиным утром 3 июля, произвела большое впечатление своей искренностью и ясностью указаний, как бороться с врагом. Сталин призвал народ к беспощадной священной войне, не обещая скорой и лёгкой победы. Необычно низкий голос, тяжёлое дыхание говорили о его волнении. Все, кто оказался в это время у приёмников или громкоговорителей, с замиранием сердца ловили каждое слово. Призыв к развёртыванию партизанской войны, к созданию народного ополчения и, наконец, определение войны Советского Союза против фашистской Германии и её сателлитов как войны отечественной, всенародной - всё это наполняло сердца уверенностью, что, несмотря на первые неудачи, мы в конце концов победим. И вместе с тем росло чувство тревоги за судьбу Родины: попытка взять в первые дни войны инициативу в свои руки нам не удалась, противник быстро продвигался, немецкая авиация прокладывала путь своим моторизованным частям на Севере к Ленинграду, в центре - к Москве и на юге - к Киеву.
  Обсуждая обстановку в Главном морской штабе командование считалось с возможностью высадки морских и воздушных десантов на флангах нашей армии или в районах военно-морских баз. Больше всего опасались активных действий крупных сил немецкого флота на Балтике, высадки десанта на севере, где-нибудь на Кольском полуострове, а в случае успешного продвижения гитлеровцев на юге - крупного воздушного десанта и в Крыму.
  В первые дни мы понесли некоторые потери в кораблях и людях. Так, в ночь на 23 июня на Балтике, подорвавшись на мине, серьёзные повреждения получил крейсер "Максим Горький". Немного раньше подорвался и погиб эсминец "Гневный".
  Активнее всего против наших баз и кораблей гитлеровцы действовали с воздуха. Однако их налёты большого вреда не причинили. В ответ на ожесточённые воздушные атаки Либавы авиация Балтийского флота в первый же день ударила по Мемелю (Клайпеда). Судя по аэрофотоснимкам, повреждения были нанесены крупные.
  Успешно действовала наша авиация и на Чёрном море, нанося удар по Плоешти. Корабли Черноморского флота готовились ударить по Констанце...
  Колокола громкого боя, загремевшие на кораблях, подняли моряков на борьбу со смертельным врагом.
  Действия немецкого флота против нашего Балтийского фактически начались за несколько дней до войны. Фашистские подводные лодки были высланы на позиции к нашим берегам по меньшей мере за два дня. Уже 21 июня немецкие и финские корабли начали ставить мины на вероятных путях движения советских кораблей в устье Финского залива...

  Отдав распоряжение о повышении боеготовности, Военный совет флота стал анализировать обстановку, прикидывая, откуда и в каком направлении следует ожидать нападения. Как в Таллине, так и в Москве самым опасным участком побережья представлялся район Либавы. Там наши сухопутные и морские границы примыкали непосредственно к Германии. И действительно, война для Балтийского флота началась на суше, на участке Либавы.
  Ход событий в Либаве вкратце был таков.
  Командир базы М.С.Клевенский 19 июня получил приказ о переводе частей базы на готовность номер два. Об этом он известил своего оперативного начальника - командующего Прибалтийским военным округом и командира 67-й стрелковой дивизии генерала Н.А.Дедаева, с которым ему предстояло взаимодействовать. Около 23 часов 40 минут 21 июня приказом комфлота была объявлена готовность номер один с разрешением применять оружие в случае нападения и с предупреждением, что нападение возможно в ближайшую ночь. Командир базы немедленно оповестил об этом командира дивизии.
  В 4 часа утра 22 июня гитлеровцы перешли в наступление в районе Палангена (Паланга), и одновременно их авиация начала бомбить аэродром в Либаве. 291-я пехотная дивизия врага форсированным маршем по прибрежной дороге двигалась на город. Части ещё неразвёрнутой по военному времени 67-й стрелковой дивизии и военно-морской базы оказали противнику героическое сопротивление. С утра 22 июня наши корабли начали ставить мины у входа в базу, на позиции были высланы подводные лодки, а часть кораблей направлена в Виндаву (Вентспилс) и Усть-Двинск (Даугагрива).
  Хотя противнику не удалось захватить с ходу Либаву и бойцы 67-й стреловой дивизии, поддержанные береговыми батареями, отразили первый натиск, гитлеровцы к исходу 25 июня всё же прорвались к судостроительному заводу "Тосмаре". Командир эсминца "Ленин" капитан-лейтенант Юрий Афанасьев, как старший в группе ремонтирующихся кораблей, приказал взорвать те из них, которые были неспособны выйти в море. Это ответственное решение являлось правильным. Тогда же были взорваны склады боеприпасов и топлива. В течении 25 и 26 июня продолжалась борьба за город и базу. Вечером 26 июня командир дивизии и командир базы получили приказ отходить. Осуществить его удалось только частично: дороги на Виндаву были уже заняты противником. Сопротивление в различных точках Либавы продолжалось ещё пять дней, и только на шестой смолкли последние выстрелы.
  Первому сильному натиску врага на Либаву оказали сопротивление помимо 67-й стрелковой дивизии и батарей береговой обороны флотские подразделения: училище ПВО, дислоцированное в Либаве, эскадрилья МБР-2 и некоторые другие части. Следует отметить участие в боях и моряков-пограничников.
  Командир Либавской военно-морской базы смелый и энергичный капитан 1-го ранга М.С.Клевенский позднее рассказывал, как тяжело было управлять обороной базы при подавляющем превосходстве противника на земле и в воздухе. Но благодаря защитникам Либавы, молниеносной атаки у немцев не получилось, они понесли большие потери. Изучая кратковременную оборону Либавы в самые первые дни войны, можно найти много поучительного в вопросах подготовки флотских частей базы и прикрывавшей её дивизии, а также в области взаимодействия военного округа и флота.
  События развёртывались так стремительно, что все предварительные оперативные наметки оказались нереальными. Балтийцам пришлось выполнять совсем другие задачи применительно к обстановке, которая складывалась пока далеко не в нашу пользу.
Быстрое продвижение немцев к Риге и далее к Пскову и Таллину, естественно, вынуждало их широко использовать морские пути. Уже в первой половине июля были обнаружены отдельные транспорты и небольшие конвои противника, шедшие вдоль побережья через Ирбенский пролив на Ригу. Самым подходящим средством для удара по транспортам была, конечно, минно-торпедная авиация. Она годами готовилась именно для этого. Но ввиду чрезвычайных обстоятельств основная масса авиации флота была нацелена на танковые колонны врага, двигавшиеся на Ленинград. Кроме того, она прикрывала дравшуюся в Эстонии 8-ю армию и бомбила немецкие части, наступавшие на главную базу флота - Таллин.
  Обстановка на Балтике в первые недели войны была нервозной. Приказания командующему ВВС флота генералу Самохину давались нередко "напрямую", без ведома командования КБФ (Краснознамённого Балтийского Флота). Чисто флотские задачи авиации КБФ в такой обстановке отходили на второй план. Командующий флотом адмирал Трибуц резонно докладывал о ненормальном или просто тяжёлом положении, а ему отвечали стереотипными для тех дней указаниями: "Таллин, Ханко и острова Эзель и Даго - удерживать до последней возможности". Иных указаний ему дать тогда не могли. Перед нами был враг сильный, опытный, тщательно, до мелочей, подготовившийся к нападению. Героизм наших людей был безграничен, они не жалели сил, чтобы остановить врага. Но ещё не хватало боевого опыта. Чтобы приобрести его, требовалось время, а время в свою очередь, требовало усилий и немалых жертв. Эти усилия и жертвы не были напрасны. Без упорной борьбы в Либаве, а затем на территории Эстонии, возможно, не выдержал бы месячной осады и Таллин, а без борьбы за Таллин, за острова Эзель и Даго, за полуостров Ханко, в свою очередь труднее было бы отстоять Ленинград в критические сентябрьские - октябрьские дни 1941 года.
  То, что авиацию КБФ пришлось нацелить на сухопутные объекты, а не на вражеские конвои, было в создавшейся обстановке неизбежно. В данном случае не следует подходить к делу только с академической меркой и рассуждать, кому и как полагается действовать в соответствии с параграфами боевых уставов и наставлений. Необычная обстановка тех дней часто требовала и необычных решений.
  Ещё советско-финская война зимой 1939/40 года подтвердила старую истину, что учиться воевать следует в условиях, как можно более приближенных к боевым, но в первые месяцы после нападения на нас фашистской Германии, командование снова убедилось, что в этом направлении было сделано далеко не всё. Но, что было, то было. Несмотря на наши промахи, роль, которую сыграл Военно-морской флот в обеспечении флангов армии, была исключительно важной. Нельзя считать случайностью или просчётом немецкого командования что Красная Армия не только в начале войны, но и позже не имела у себя в тылу ни одного десанта, высаженного с моря.

  Важным фактом являлась стойкая оборона наших военно-морских баз, когда они оказывались на флангах сухопутных частей. В этих случаях фашистские войска встречали длительное и упорное сопротивление на суше, зачастую сказывавшееся на темпах продвижения всего фронта. Понимая это, Гитлер неслучайно требовал от Антонеску в августе-сентябре 1941 года как можно быстрее захватить Одессу. А город-герой, сопротивляясь, оказывал влияние на ход сражений всей южной группы немецких армий. Если говорить о Балтике июля-августа 1941 года, то немецкий флот в то время не проявил ожидаемой активности. Только в самом конце сентября в Або-Аландские шхеры пришла эскадра в составе самого крупного немецкого линкора "Тирпиц", тяжёлого крейсера и нескольких десятков лёгких крейсеров, да почти в то же время соединение крейсеров сосредоточилось в Либаве. А между тем советское командование вполне резонно полагало, что германская армия и флот будут тесно взаимодействовать именно здесь, на ленинградском направлении, опасались высадки морских десантов, ожидали, что крупные корабли противника будут серьёзно препятствовать нашей эвакуации морем из Таллина.
  Почему немецкий флот был так пассивен в то время?
  В западногерманской мемуарной литературе последних лет нет прямого ответа на этот каверзный вопрос, но его касается в своей книге "Война на море 1939-1945" Фридрих Руге, один из гитлеровских адмиралов, а затем командующий военно-морским флотом ФРГ. Он пишет, что составляя план "Барбаросса", Гитлер и его генералы рассчитывали на успех блицкрига и без активного участия флота. Время показало несостоятельность чисто сухопутных или морских концепций ведения войны.
  Немецкое командование всё-равно вынуждено было использовать свой флот, когда операции на суше пошли совсем не по плану "Барбаросса".
  Находясь на сугубо субъективистских позициях самостоятельной, точнее, самодовлеющей морской стратегии, Руге и сейчас, судя по его книге, не понимает, что в войне Советского Союза и Германии, несмотря на то, что центр тяжести борьбы в силу чисто географических причин был на суше, флоты обязательно должны были действовать совместно с сухопутными войсками. Это отчётливо представлял себе наш Генеральный штаб, сумевший по указанию Ставки оперативно поправить в ходе войны промахи мирного времени. Это понимали и моряки, когда готовились к поддержке сухопутных войск, призванных решать главную задачу.
  В Одессе и Севастополе, в Таллине и на Ханко моряки действовали, сообразуясь с общей стратегией: сражаться с врагом, где бы ни довелось - на море, в воздухе или на суше. Именно поэтому наша флотская авиация часто видела главную задачу в подавлении сухопутных объектов, оставляя в стороне зачастую флотские объекты. Когда потребовалось, флоты дали сотни тысяч человек, сформировав части морской пехоты, дравшейся - и как дравшейся! - почти не всех фронтах. Такая "пассивность" нанесла гитлеровцам немалый урон.
  А Руге, да и другие западногерманские мемуаристы и историки игнорируют роль наших моряков на первом этапе войны, их помощь сухопутным войскам.
  Анализируя причины пассивности немецкого флота, на первый план выдвигается боязнь немцев понести большие потери от нашей минно-торпедной авиации, подводных лодок и мин. 20 подводных лодок Краснознамённого Балтийского Флота в первые же дни войны были развёрнуты в море. Нелишне добавить и то, что Гитлер очень болезненно реагировал на потерю крупных кораблей.
  Колоссальная стоимость каждого крупного корабля и невозможность возместить его потерю в ходе войны давали себя знать и в нашем флоте. Но если требовала обстановка наши крупные корабли, не в пример немецким, смело вводились в бой. Линкор "Севастополь" использовался для обстрела позиций противника у осаждённого Севастополя и в других местах. Балтийские линкоры "Марат" и "Октябрьская революция" со своей мощной артиллерией активно участвовали в обороне Ленинграда, сначала маневрируя на ограниченном пространстве вблизи Кронштадта, а затем стоя у стенки.
  Тяжёлые месяцы пережили балтийцы в 1941 году, когда флот вынужден был отходить от Либавы до Кронштадта. Немало трудностей было и позже, хотя даже трудная зима 1941/42 года была менее тяжёлой, чем первые месяцы войны. Именно в эти месяцы подверглись жестокой проверке, суровым испытаниям наши люди. И они героически выдержали эти испытания.
  Балтийский флот годами готовился к войне на море: к действиям на коммуникациях, к бою на минно-артиллерийской позиции в устье Финского залива, к обороне своих баз с моря, к защите от вражеских десантов побережья. В начале войны флоту пришлось повернуть пушки, так сказать, на сто восемьдесят градусов и действовать "на обратной директрисе", как шутливо выражались иногда на своём языке артиллеристы. Сложившаяся обстановка вынудила отказаться от планов, разработанных в мирное время, и сосредоточить всё внимание на опасности, грозившей с суши.
  Конечно, если бы войска фашистской Германии были остановлены на наших границах, немецкому флоту пришлось бы действовать активнее. Тогда пригодились бы все варианты наших довоенных оперативных планов.
  Недостаточная подготовленность к началу войны театра военных действий, неожиданное направление вражеских ударов подчас приводили командование флота к ряду ошибок в борьбе за свои районы и базы, а иногда ставили в исключительно тяжёлое положение. Так в конце июня, когда была захвачена Рига, кораблям отряда лёгких сил пришлось базироваться на не приспособленные для этого бухты, а затем отходить мелководным фарватером через Моонзунд. И всё же командование Балтийского флота сумело под носом у немцев углубить моонзундский фарватер и вывести через него крейсер "Киров", а также многие другие корабли и суда. На поверку вышло, что гитлеровцы раньше времени прокричали о том, что им удалось "запереть большие силы красных в Рижском заливе".
  Дни второй половины июля были весьма тревожными для Балтийского флота.
Говоря о боях за Либаву, следует упомянуть, что там не сразу было достигнуто единое понимание взаимодействия между армией и флотом на этом конкретном участке. Нечто похожее повторилось и в Таллине. Вопреки планам мирного времени ответственность за оборону Таллина с суши сразу была возложена на Военный совет Балтфлота, но сухопутные войска были подчинены флотскому командованию с большим опозданием.
  Теперь о кораблях и боевых средствах. Давно известно, что наибольший эффект в войне даёт только правильно "сбалансированный" флот, то есть флот, имеющий достаточно надводных и подводных кораблей всех нужных классов и типов. Обеспечить это соотношение кораблей ещё в предвоенные годы было прямой обязанностью наркома ВМФ и Главного морского штаба. Здесь нельзя ссылаться ни на высшие органы, ни на промахи на местах.
  Очень болезненно, особенно на Балтийском флоте, сказались нехватка тральщиков и тральных средств. Все руководители флота понимали, что в условиях Балтийского мелководья мины явятся большой опасностью, что без тральщиков немыслим ни один выход кораблей. Но, уделяя внимание крупным кораблям, наша промышленность медленно строила новые быстроходные тральщики (БТЩ), к тому же строили их мало. Также непростительно, что после начала войны в Европе, когда возросла опасность нападения фашистской Германии на Советский Союз, мы не наполнили флот кораблями торгового флота, способными действовать в качестве тральщиков. В результате на КБФ к началу войны было всего 20 быстроходных тральщиков, а по самым скромным подсчётам их требовалось не менее 100. Такое положение с тральщиками снизило эффективность использования боевых кораблей и вызвало лишние потери при прорыве флота из Таллина в Кронштадт. Подводя итоги первого месяца войны, Военный совет флота оценил минную опасность как главную. Острота вопроса вынудила его распорядиться "подобрать в Ленинграде всё, что может оказаться пригодным", а если не будет этой возможности, то "подобрать 15-20 морских или речных буксиров, вплоть до колёсных". Так велика была нужда в тральщиках.
  Это, очевидно, знали и немцы. Недаром, не рискуя крупными кораблями, Гитлер по плану "Барбаросса" уже в феврале 1941 года решил с началом войны широко использовать на Балтийском море все минные заградители, торпедные катера и часть своих лёгких сил. Теоретически, это было ожидаемо, а практически к борьбе с вражескими минами не подготовились. Надо было во все колокола бить тревогу уже после первых сведений о появлении новых немецких электромагнитных мин и о больших потерях, которые несли от них англичане в 1939 -1941 годах.
  Кроме тральщиков не хватало кораблей противолодочной обороны (ПЛО) и специальных сторожевых кораблей (СКР). Не от хорошей жизни приходилось посылать вместо сторожевиков тральщики.
  Испытал на себе Балтийский флот и все последствия слабости наших корабельных средств ПВО. Прикрывать корабли истребителями удавалось не всегда, а зенитные пушки Лендера к тому времени уже устарели. Да и боевая подготовка проходила в неблагоприятных условиях.
  Почти до самой Великой Отечественной войны наш Балтийский флот располагал единственной базой в Кронштадте, замерзающей на четыре-пять месяцев в году. Уже в ноябре корабли обычно стояли у стенок или на судоремонтном заводе в скованном льдами Кронштадте. Выходы в море прекращались, командный и рядовой состав занимался учёбой на берегу. Осенью проходили демобилизация и призыв. К этому же времени приурочивались отпуска и перемещения командиров.
  Командование стремилось как можно больше сделать зимой, а весной пораньше вывести флот в море, но на корабле, стоящем во люду или у заводского причала, многого не сделаешь. Первые шаги флота весной были робкими, он напоминал больного, долго пролежавшего в постели. Только в начале мая корабли вытягивались на Кронштадтский рейд, занимались одиночной подготовкой, изредка выходили в море, которое, прямо скажем, переставало за зиму быть "домом" балтийцев.
  Положение на всех наших флотах изменилось только в 1940 году. На опыте финской войны ещё раз убедились, что нужно плавать круглый год и к борьбе на море готовиться в условиях, близких к боевым. Балтийский флот, базируясь теперь на Таллин, Либаву, Ханко, уже не был зимой скован льдами, и его корабли могли бороздить воды Балтики круглый год. Но до начала войны времени оставалось мало, и кардинально изменить положение оказалось уже невозможным. Опыт приобретается и накапливается годами, особенно опыт в подготовке людей. Вырастить и воспитать умелых командиров и матросов сложнее, чем построить корабль.

(Материалы и цифры взяты из книги воспоминаний адмирала Н.Г.Кузнецова "Путь русского моряка". Издательство "Вече", Москва, 2013 год, а так же из воспоминаний адмиралов Алафузова, Трибуца и Головко, размещённых в сборнике о военных моряках "Путь к Победе", Москва, 1979 год.)