24. Реформы

24. РЕФОРМЫ. В сентябре 1495 года Русская Православная Церковь обрела, наконец, своего первоиерарха. Им стал митрополит Симон, прежде бывший игуменом Троице-Сергиева монастыря. Проволочка с поставлением нового митрополита была, видимо, делом интриг «жидовствующих» еретиков, и в первую очередь – главного государева советника дьяка Курицына.

Новый митрополит был строго православных убеждений, но начать активные действия против еретиков, которые были ещё очень сильны, он смог не сразу. «Жидовствующим» до поры неплохо удавалось сковывать действия Симона. Кроме того, через своих людей при дворе им удалось в значительной степени нейтрализовать и главного своего противника – пламенного борца с ересью Геннадия Новгородского. Курицын сумел провести в архимандриты крупнейшего в Новгороде Юрьева монастыря влиятельного еретика Кассиана, который превратил древнюю обитель в центр вновь активизировавшейся в Новгороде ереси. Родной брат Кассиана, Ивашка Черный, при этом проявил такую ревность по части «жидовства», что даже принял обрезание и ездил в Литву, где общался с тамошними иудеями и бежавшими из Новгорода и Москвы еретиками.  На кого конкретно работали эти ребята, сказать трудно, но их главной и единственной мишенью по-прежнему была Русская Православная Церковь – в этом сомневаться не приходится.

В 1497 году к делу борьбы с ересью примкнул волоцкий игумен Иосиф – личность в высшей степени приметная, хоть и неизвестная пока широким массам россиян. Мало того, что Иосиф, как и дьяк Курицын, был близок ко двору самого великого князя, так он кроме всего прочего обладал выдающимися способностями писателя-полемиста. Поскольку, как уже было сказано, широкой известности у него на Руси тогда ещё не было, и устные проповеди его должного впечатления на прихожан не произвели бы, потому как о них мало кто смог бы узнать, Иосиф решил взяться за перо. Свои идеи он изложил в книге «Просветитель» в виде полемики с еретиками, прямо из окошка своей кельи по пунктам «расстреляв» их лукавое учение. По сути это был первый русский учебник Богословия и догматики. Теперь, по крайней мере, простые и не очень просвещённые обыватели могли из Иосифова «справочника» узнать, в чем заключается смысл православного учения и его основных догматов.  Борьба за умы россиян разгорелась с новой силой.

А Иван Великий, тем временем, все никак не мог определиться, как ему с «жидовствующими» поступить. Он был умный мужик, все прекрасно видел, и всё прекрасно понимал. Поначалу его, не то чтобы забавляло, а где-то, даже устраивало то, с каким рвением и коварством еретики ковыряли могущественный и прежде непоколебимый столп Русской Православной Церкви. Можно было ещё пару лет «не замечать» всего происходящего и дождаться, когда Церковь ослабеет в неравной борьбе настолько, что её можно будет подмять под себя со всеми её богатствами: как материальными, так и земельными. Не хотите, святые отцы, с государем своим делиться? Натравлю на вас свору голодных псов, сами тогда всё отдадите. По-прошествии некоторого времени Иван III, кажется, начал все же понимать, что таким образом он собственными руками спилит сук, на котором сам же и восседает, что если, уже сейчас всемогущая Русская Православная Церковь не может обуздать иноземную заразу, то ему, великому князю московскому, без помощи Церкви и подавно с ней потом будет не совладать. Впрочем, осознание этого к прагматичному Ивану пришло не сразу. Сейчас его слух ласкали льстивые речи дьяка Курицина и иже с ним, советовавшие великому князю впредь не церемониться больше со святыми отцами и присвоить себе немалое церковное имущество.

В 1497 году произошла очередная неожиданность, коих за время правления на Руси крайне непредсказуемого Ивана III Великого было не счесть: сын великой княгини Софьи Палеолог, княжич Василий, высочайшим указом был внезапно лишен тверского трона, что означало, что он больше не является наследником престола. Тверской двор окончательно слился с московским, а некоторые тверские бояре перешли в московскую думу. Эту своеобразную опалу, наложенную Иваном на их общего с Софьей сына, многие исследователи объясняют активной подрывной деятельностью молдавской невестки великого князя, Елены Стефановны.

Елена «Волошанка» в ту пору пользовалась покровительством всемогущего дьяка Курицына, возглавлявшего придворный кружок еретиков, в состав которого молдаванка тоже была допущена. При жизни мужа, Ивана Молодого, Елена была женой соправителя и наследника русского «царя». Царица Елена – вот как её должны были когда-нибудь называть! Но Иван Молодой не оправдал надежд, возложенных на него Стефаном Великим и Еленой Стефановной. Он их обоих самым наглым образом «обманул» - взял, да и умер прежде своего отца. И теперь отпрыск Софьи Палеолог, княжич Василий, как старший среди сыновей Ивана III, стал главным претендентом на русский престол. Все о чем Елена мечтала, все, на что она рассчитывала, могло теперь пойти прахом. Вышло так, что только придворные «масоны» были способны помочь опечаленной вдове Ивана Молодого в её беде. Они были могущественны, их ряды были сплочены, они имели влияние на государя, и они плевать хотели на всякие там обычаи и порядки, включая и порядок престолонаследия. Правда главный заступник «жидовствующих» перед великим князем, дьяк Федор Курицын, которого кроме всего прочего обвиняли и в том, что он сумел пристрастить государя к астрологии, посодействовать молдавской принцессе в её возвращении во власть не поспел. В том же году он отправился на Божий Суд, где, вне всякого сомнения, получил по заслугам.

Лишившись своего главного советника, вечно колеблющийся Иван III тут же начал «трезветь». Находясь уже в преклонном возрасте, он все чаще стал задумываться о скорой уже смерти, о грехе, о своей душе, о Небесах. Итогом таких вот долгих и невеселых размышлений, скорее всего, и стал знаменитый «приступ» покаяния, когда Иван Великий, созвав высшее духовенство, долго бил себя в грудь, смахивал с глаз слезы, хлюпал носом и, понуро опустив голову, горевал о несчастной судьбе своего брата, Андрея Большого, которого он «своим грехом, несторожею, уморил». Но душа – душой, а дело – делом. Излив душу батюшкам, государь тут же и остыл. Андрееву смерть иерархи своему государю, разумеется, отмолили, а про Андреевых детей никто и не вспомнил. Они так и остались сидеть под арестом.

В 1497 году Иван занялся делами купеческими, и в очередной раз попытался договориться с турками о возобновлении русской торговли в причерноморских городах. Русский посол Михаил Плещеев отправился с этой важной миссией в Стамбул, но оказавшись не очень гибким дипломатом, вел себя в ставке султана непозволительно дерзко, кроме всего прочего, отказавшись выполнить в точности церемониал представления султану, сочтя его слишком уж унизительным для Москвы. Возможно, именно поэтому постоянные отношения между двумя государствами вновь не завязались. Несколько обескураженный заносчивостью посла из далекой Московии султан отказался послать к Ивану III своего дипломата, но дал-таки Плещееву грамоту, которая гарантировала русским купцам преимущества по торговле в турецких пределах. Торговля русская в Причерноморье возобновилась. Попытки Ивана Великого жаловаться султану также и на разбои азовских казаков особого успеха не имели. Эта вольная братия была Стамбулу практически неподконтрольна.

В том же 1497 году московскими властями была, наконец, закончена кропотливая работа по унификации законодательства для всех без исключения подвластных Москве земель. Русь Московская в ту пору представляла собой сложный конгломерат былых княжеств, вотчин и волостей, скрепленных в одно целое единством веры, единством культуры и единым государем. Порядки же везде царили разные, доставшиеся той или иной земле в наследство от развеселого удельного вчера. На этой вот разности, словно плесень на сырости, пышным ковром произрастала коррупция во всех самых уродливых её проявлениях. И чем дальше та или иная волость была от Москвы, тем уродливее там были коррупционные всходы. Всяк воевода, всяк наместник судил и рядил в подконтрольной ему волости по своему разумению, так, как ему вздумается, как у себя дома, исправно насыщая собственные сундуки и амбары, и откровенным произволом настраивая местное население и против себя любимого и против Москвы. Чем больше расширялась территория государства, тем сложнее становилось контролировать деятельность чиновников, отвечавших перед государем за порядок и сбор податей в отдаленных владениях. Предел этому безобразию и должен был положить вышедший в свет «Судебник» Ивана Великого – новый свод законов и постановлений по судоустройству и судопроизводству. Комиссия, которой по непроверенным, а ныне зачастую опровергаемым слухам управлял дьяк Владимир Гусев, рассмотрела древние судные грамоты, кое-что в них исправила, кое-что добавила и, взяв за основу «Русскую Правду» Ярослава Мудрого, составила новый свод.

По новому закону вся Московская Русь была разделена на «сохи» - участки, различавшиеся по величине в зависимости от качества пахотных земель. Для каждого такого участка была рассчитан свой собственный размер подати. В городах подати рассчитывали соразмерно доходам населения, для чего были составлены специальные «писцовые книги». Среди прочих установлений «Судебника» было введено и ограничение ухода крестьян от землевладельца. Если раньше, землепашец мог менять хозяина в течение всего года, то теперь для этого были введены временные рамки: неделя до Юрьева Дня, 26 ноября, и неделя после. Это время приходилось на позднюю осень, когда весь урожай был уже собран, и ущерб землевладельцу от ухода  работника был минимальным. Кроме того, теперь за право ухода крестьянин должен был заплатить хозяину «пожилое» в размере одного рубля. Так на территории Руси было положено начало оформлению крепостного права. Крестьяне стали постепенно превращаться в «материальную ценность», коей правительство оплачивало услуги «служилых людей». Что толку наделять дворян землей, если её некому будет обрабатывать?

В 1498 году на Руси была учреждена городская управа – полиция. На улицах крупных городов появились первые «рогатки» - прообраз постовой полицейской службы.

В том же году в Москву из далекого Рима пришло известие о смерти французского кардинала Фридерика от неведомой болезни, завезенной в Европу из недавно открытой Америки. Великий князь распорядился принять в пограничных и купеческих городах все возможные меры, дабы не пропустить новую «срамную» заразу на Русь. Как именно они это делали, одному Богу только и известно, ибо речь-то шла о сифилисе.