День девятый...

...в котором бабка Ксюха выступит миротворцем

Соседка Ириша — дама энергичная и склочная. Как я могу с ней общаться? Многие мне этот вопрос задают. Да, порой тяжко приходится. Прикусываю язык, чтобы не обозвать Иру истеричкой и дурой, вовремя вспоминая, как ценны добрые отношения с соседями. Поссориться легко, а вот поди потом помирись, да ещё и с такой, как Ириша — злопамятной и обидчивой. Вот и приходится мне ради мира и лада себя сдерживать.

Тем днём Ира ворвалась в мою кухню злая, как сто драконов. Я сразу поняла, в чём дело: снова с зятем поцапалась. Вернее, она орала, а Стас — тихий, спокойный и уравновешенный — только зубами скрипел . Не зря я про зубы подумала, в них-то всё и дело было, как оказалось.

— Ну какая же он сволочь конченная! Ну как можно было такое родным дочерям сказать!

— Тебе чая налить или валерианы накапать?

— А тебе всё смешно, да?

Ирка стремилась выплеснуть гнев на любого, кто подвернется под руку.

— Ты пришла со мной ругаться или поддержки искать? — моё терпение тоже не беспредельно. В моей собственной кухне на меня никто орать не будет! Никогда!

Ириша видно поняла, что палку слегка перегнула и начала разговор с неправильной ноты. Сделав вид, что ничего не говорила и не хотела меня обидеть, соседка яростно завопила:

— Представь! Велел детям собираться, чтобы он их в детдом отвез! Те ко мне, лапочки мои. Напуганные, заплаканные. «Бабушка, бабушка, это правда, что папа нас в детдом сдаст?» А теперь давай, защищай его! Ты же у нас в любой помойной яме розы ищешь и всех оправдываешь? — не сдержалась Ириша и, в своей любимой манере, постаралась и меня обвинить в странном поступке своего зятя.

Ну, допрыгалась она! Терпение моё лопнуло, и я ей в лоб сказала, что она постоянно лезет не в своё дело, что с зятем надо было поговорить и узнать, по какому поводу были сказаны эти страшные слова, да и вообще, пора ей перестать совать нос в любую замочную скважину и дать уже не совсем молодой семье пожить спокойно.

— Догавкаешься, рассоришь их, разведешь, а потом тебя дочка поедом есть будет и обвинять в своей поломанной жизни. Подумай же наконец, что ты творишь! Своя жизнь не научила? Вспомни, как ты Виктора из дома выгнала, а потом выла, как тяжело одной! И для дочки такой же доли хочешь? А потом и за внучек примешься?

Ох, крику было! Кончилось всё хлопаньем дверью и такими проклятиями, что у меня уши чуть не оплавились от жара. А противно как мне сделалось! Воззвала к голосу разума, называется! Пошла я в ванную, открыла воду, пошептала над ней, умылась и постаралась хоть немного успокоиться. Вот как так получилось? Вроде бы прекрасный день, а один разговор, вернее, скандал, его умудрился испортить! Не зря мне вчера змеи в спальне мерещились, даже свет включала и глупо проверяла, не заползла ли какая черная, ядовитая дрянь под одеяло. А еще говорят, что предчувствиям доверять нельзя! Вот вам и пожалуйста!

Попустило меня немного, вернулась я к домашним делам, то есть к пирожкам и стала думать о Стасе — Иркином зяте. Золотой же человек! Работяга, каких поискать! И на свою истеричную тёщу даже голос никогда не повышает, а уж она рада стараться! Постоянно напоминает, что живет он в её доме, да на всём готовом. Вот зараза такая! Какое такое готовое? Отремонтированное и купленное на заработки Стаса, который из-за баранки фуры не вылезает, мотается по всей стране, чтобы достойно обеспечить семью и склочную Ирку в придачу. И спокойный он, и любящий. Просто мечта, а не зять! Нет, Ирке подавай богатея, да ещё и послушного. Чтобы только деньги мешками в дом приносил и молчал в тряпочку. Вот идиотка! Не бывает такого! Она и мужа своего из дома выжила подобными глупыми мечтами, а теперь вот и дочери жизнь ломает. «Ближе матери у тебя никого нет! Мать плохого не посоветует!» — золотые, верные слова, но ими любую пакость прикрыть можно, любую дурость, пусть и идущую от души и сердца.

Так что же там у них произошло? Хоть самой иди и девчонок расспрашивай! Думала я уже гордость свою в карман спрятать, но тут, очень кстати, в дверь постучался сам виновник скандала — Стас.

— Я Федору Алексеевичу коробку привёз, он просил. Куда поставить?

Вид у Стаса был мрачный и расстроенный. Ну, всё ясно. Ирка на меня лишь малую толику яда выплеснула, ему же ведро досталось.

— Что у вас там произошло? Обедать будешь?

— Буду. Я дома не стал есть и вообще туда сегодня не пойду, не хочу, противно.

Вот так всё и начинается. Сначала постарается дома пореже бывать, а потом... Покормила я его, пока он ел, тарахтела как сорока, рассказывала о нашем с Лёнькой календаре, о чтении чужих записок, которые нам достались вместе с подаренной сумочкой (о спасении мира умолчала, ещё подумает, что я спятила), а потом легко, вроде бы и не думала об этом весь обед, и спросила, что же произошло и почему девчонки так расстроились.

— Да пошутил я! Ленка велела их к зубному сводить, а там мне счет показали. На двоих десять зубов лечить надо, каждый зуб по три тысячи, вот я и сказал, мол, собирайтесь, я вас в детдом сдам, пусть вам там зубы лечат.

Вот как всё просто оказалось! Как я и думала.

— Но шутил-то ты как обычно? С мрачным и серьезным лицом?

— Да. Идиот, не подумал, что детей пугаю. И вот, что из этого получилось. Ирина Матвеевна меня даже слушать не стала, обозвала жадным, жестоким негодяем.

— Стас, может у вас денег на лечение нет? Давай я тебе одолжу.

— Да заплатил я уже за эти зубы! И чёрт меня дёрнул за язык! Девочки волком смотрят, боятся. Ленка уже звонила, орала, как резанная, ничего слушать не хочет. Сами знаете, Ирина Матвеевна умеет всё преподнести так... — Стас махнул рукой и, несмотря на все мои уговоры, ушел, сказав, что найдёт, где переночевать.

Охохонюшки! Жалко-то ведь как их! И Леночка — душа золотая, и девочки у них милые, и семья у них славная, любят друг друга, но вот эта поганка Ириша всё портит! Могу все вои зубы прозакладывать: позвонила она Ленке на работу, накрутила её, настроила против мужа! И ведь даже мыслей у этой дуры соседки нет, что работа у дочки важная — операционная сестра или как там это правильно называется. Как можно мозг клевать, когда, возможно, от Ленкиных ловкости и скорости жизнь человеческая зависит!

Разозлилась я страшно. Мозгами пораскинула и позвонила Лене.

— Поясница снова разболелась. Леночка, золото моё, приди, сделай мне укол.

Ради такого благого дела я решила пожертвовать своей пятой точкой. Ах, как громко сказала! Пожертвовать! Рука у Ленки легкая, комар и то больнее кусает, чем она уколы делает. Лена помолчала и сказала, что зайдет после работы. А вовремя я вмешалась! Голос у Леночки был тихий, раздавленный, словно жизнь через пару часов закончится. Ну, Ирка, ну коза безмозглая!

Напекла я пирожков, сбегала в любимую кондитерскую (поясница-то уже не беспокоила), купила тех самых пирожных — «персиков» побольше, чтобы не только Леночку угостить, но и всю их семью, в доме немного прибралась и только вспомнила, что должна вести себя как тяжело больная, как Лена постучала в дверь. Вид у соседки был неважный, глаза заплаканные, сама бледная. Я сделала вид, что ничего не заметила и начала изо всех сил жаловаться, рассказывать, где у меня колет, а где стреляет. Ленка слушала, головой кивала, потом быстро сделала мне укол и только собралась уходить, отказавшись и от ужина и от пирожных, как я, вроде бы невзначай, сказала:

— Ох и юморист у тебя Стас! Ему бы не баранку крутить, а на сцене выступать! И, главное, с таким серьезным лицом всегда шутит, что обхохочешься!

У Ленки дернулся глаз, а я продолжала, как ни в чём не бывало:

— Как он про зубы-то сказал! Ох, я смеялась! Так и представила себе всю картину.

Пошутил Стас по-идиотски, конечно, тут не поспоришь. Но не говорить же об этом? Главное, легкий тон сохранить и преподнести всё, как безобидную шутку. Вот я и трещала сорокой, смеялась и восхищалась.

Ленка меня слушала, слушала, а потом как заревёт! Я даже обрадовалась этому. Пусть эмоции выплачет, нечего их в себе гноить.

— Леночка, — я отбросила свой наигранный, веселый тон, — не руби с плеча. Любит он тебя, а дочек ещё больше любит. Ты же сама знаешь, он за вас жизнь отдаст, не думая. Ну, сморозил глупость, с кем не бывает? Это же просто неудачная шутка! Что ж теперь, казнить за неё?

Ленка выла и не могла вымолвить ни слова.

— Мы вот, что сделаем. Я сейчас Стасу позвоню, велю ему сюда мчаться, и вы спокойно поговорите, а потом домой пойдете, хорошо?

Лена замотала головой, но я её слушать не стала, быстро вытащила телефон и, не обращая внимания на Леночкины мычания и, строго велела Стасу немедленно ехать к нам по крайне важному делу. Потом подумала, что мне сегодня не до чтения чужих исповедей будет и позвонила Лёньке, сказала, что у нас непредвиденные обстоятельства и чтобы он приходил завтра. Внук, конечно, заволновался, начал меня расспрашивать, всё ли хорошо и здоровы ли мы с дедом, в общем, повёл себя как та наседка. Мне приятно стало. Забота всегда приятна.

— У нас всё хорошо, я тебя завтра всё объясню. Да, да, конечно, день вычеркну.

Я отложила телефон и заварила большой чайник чая. Вернется дед, заставлю его праздничную бутылку коньяка открыть, чувствую, без нее сегодняшний вечер будет тяжел и мрачен.

©Оксана Нарейко