Жито

     У меня, как у сельского жителя, к хлебушку, черному или белому, отношение священное, можно сказать, сакральное...
      Первое, в этом  смысле трепетное отношение к хлебу сформировал у меня главный агроном нашего совхоза "Азовский". Как звали его уже не помню. В народе, величали его просто, Кириллыч.
      В классе пятом-шестом меня с соседом - одноклассником Серёгой (светлая ему, ныне покойному, память...), его олды; отправили нащипать по лесополосам свежей травы для кроликов и цыплятят.
         Приехали мы с ним на лисапетах с мешками за околицу. Но скудная дикая зелёная  растительность у обочин проселков совсем не устраивала наших запросов.
      Глядь: а через дорогу "раскинулось поле широко": засеянное густой, сочной пшеницей, высотой поколено.
     Мы с детства прекрасно знали, что потрава зерновых на любой стадии созревания преследуется и людской молвой и даже  по закону.  Но, халявная зелень манила нас, как оголтелую, голодную саранчу. Достали мы с Серёгой скорёханько мешки, серпы, упали на чевереньки и погнали!!! Да так увлеклись, что не заметили подъехавшего открытого УАЗика главного агранома.
      Как и следовало ожидать,  нас накрыли с поличным!!! Серёга драпанул. А меня без труда спы;мали.  Кириллович про политику разговаривать со мной не стал. Водитель снял ремень и вдвоём с совхозным начальством всыпали мне по первое число...
      Причем, на этот раз, моим родителям жаловаться не стали. До отца этот позорный случай, однако, дошел. Он мне выпал тоже. И аргументы, что меня уже выпороли, а за одно преступление дважды не наказывают, не проканал... Мама же, до сих пор, наверное, не в курсе этих разборок. Да я ей бы и не признался. Позор!
Однако, исходное  сакральное, в буквальном смысле, чувство глубочайшего уважения к хлебу у меня осталось до сих пор. Оно значительно укрепилось месячной каторжной работой на совхозном току после службы в Советской Армии.  Потом ещё подогрелось полуголодным студенчеством на первом курсе института, когда просто булка хлеба была не лишней. И, наконец, созрело в ночных  разгрузках этого самого свежеиспеченного хлеба в булочной рядом с общагой за трёшник "чёрным налом" и  приварком  из  хлебного "лома", что не ставят на полку, который приёмщица давала нам, студентам, втихаря в придачу к деньгам.
   Теперь, как в голодный год, я по-прежнему доедаю любой ломоть хлеб до конца, а  хлебные  крошки смахиваю со стола в ладошку и в рот. Жена меня за это ругает, а сын делает замечания. Но они в моей шкуре не бывали.
       Кстати, в последние годы у меня как-то само-собой добавился ещё один своеобразный, не Великий, но Пост. 27 января, в годовщину полного избавления от фашистской  блокады многострадального Ленинграда, я целый день, по-тихому, ем только эти 125 граммов чёрного,  вполне себе ржаного хлеба. И тоже до последней крошки...