Герасимов о Гапоне

Весьма интересные воспоминания Александра Васильевича Герасимова (1861-1944), начальника Петербургского Охранного отделения (1905-1909), пользовавшегося поддержкой Петра Столыпина, позволяют достоверно воссоздать картины драматического периода российской истории.

Мемуары бывшего начальника Петербургского охранного отделения, эмигранта Александра Васильевича Герасимова "На лезвии с террористами" впервые были опубликованы в 1934 г. Они освещают историю революционного террора в России в конце XIX — начале XX века. Вспоминая годы службы, автор рассказывает о самом крупном провокаторе России и Западной Европы Евно Азефе, о С. Зубатове, создателе системы политического сыска в дореволюционной России, и Георгии Гапоне. Рисуя историческое полотно, описывающее нарастание революционных волнений в начале 1900-х годов, автор искусно вплёл в его канву портреты известных государственных и политических деятелей конца XIX — начала XX столетия.

Свои воспоминания Герасимов начинает так (неизвестно, к слову, помогал ли ему писать кто-либо из профессиональных литераторов, журналистов или нет).


Глава 1. Вступление в должность

После тридцатишестичасовой поездки скорым поездом — утром 2 февраля 1905 года я сижу в С.-Петербурге лицом к лицу с директором Департамента Полиции A.A. Лопухиным. Он вызвал меня по телеграфу из Харькова.

- Вы должны взять на себя руководство Петербургским Охранным отделением.

Я был знаком раньше с A.A. Лопухиным по Харькову, в бытность его прокурором харьковской Судебной Палаты. Я знал его спокойным и сдержанным человеком. Но сейчас этот чопорный аристократ говорил с непривычной, повышенной нервозностью. Мною овладело чувство сопротивления, какое-то отталкивание. Колоссальный город, совершенно незнакомый; ведомственные лабиринты с возбужденной атмосферой работы и масса непредвидимых осложнений. Я думал в тот момент о солнечных садах в окрестностях Харькова, о размеренной службе в харьковском Охранном отделении, о своём спокойном сне. Правда, и Харьков уже не такая теперь провинция. В последние месяцы там не прекращалось забастовочное движение среди рабочих. Там имеется университет с вечно беспокойной студенческой молодежью, питающей революционные кружки социалистических организаций и ведущей пропаганду среди рабочих. Но, конечно, в сравнении с туманным, мятущимся, революционным Петербургом, Харьков - это глухая провинция. Безумные, всю Европу взволновавшие события 9/22 января („красное воскресенье") дошли до меня в форме скупого телеграфного известия, которое я прочел с тревогой обеспокоенного патриота, — в сознании, что новая эпоха открылась в истории России. Но в служебном порядке мне нечего было делать с этими событиями, я был ограничен ролью наблюдателя издалека. И вот сейчас я должен очутиться в самом сердце этого опасного безумия, должен соучаствовать, распоряжаться, принять на себя ответственность.

Лопухин, по-видимому, заметил, что то чувство, которое вызвало во мне его предложение, никак нельзя назвать восторгом, и счел нужным добавить некоторые разъяснения.

О "кровавом воскресенье", которое упоминает Герасимов, необходимо рассказать подробнее, тем более в нём самое активное участие принял Георгий Гапон, о встречах с которым также подробно пишет Герасимов.

Георгий Аполлонович Гапон (5 [17] февраля 1870, Белики, Полтавская губерния — 28 марта [10 апреля] 1906, Озерки, Санкт-Петербургская губерния), также известный как поп Гапон, — лишённый сана священник Русской православной церкви, политический деятель и профсоюзный лидер, оратор и проповедник.

Создатель и бессменный руководитель рабочей организации «Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга», организатор январской рабочей забастовки и массового шествия рабочих к царю с петицией, закончившегося расстрелом рабочих и положившего начало Первой русской революции 1905—1907 годов. После 9 января 1905 года — деятель русской революционной эмиграции, организатор Женевской межпартийной конференции 1905 года, участник неудавшейся подготовки вооружённого восстания в Санкт-Петербурге с помощью оружия с парохода «Джон Графтон», основатель революционной организации «Всероссийский рабочий союз». После возвращения в Россию в октябре-ноябре 1905 года — руководитель возрождённого «Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга», союзник графа Витте, сторонник реформ, провозглашённых Манифестом 17 октября. В марте 1906 года попал в засаду и был убит в Озерках группой боевиков-эсеров по обвинению в сотрудничестве с властями и предательстве революции.

Георгий Гапон родился в 1870 году в селе Белики Кобелякского уезда Полтавской губернии.
В 1894 году Гапон женился на купеческой дочери и по её совету решил принять духовный сан. О своём намерении он рассказал полтавскому епископу Илариону, и тот обещал ему покровительствовать, сказав, что ему нужны такие люди, как Гапон. В том же году Гапон был рукоположен сначала в дьяконы, а затем и в священники.
В 1898 году от внезапной болезни умерла молодая жена Гапона. Осталось двое маленьких детей — Мария и Алексей. Это событие стало поворотным моментом в жизни Гапона. Чтобы избавиться от тяжёлых мыслей, он поехал в Санкт-Петербург поступать в духовную академию. Хотя диплом второй степени не давал ему права на поступление в академию, Гапон сумел заручиться поддержкой епископа Илариона, который состоял в дружеских отношениях с обер-прокурором Святейшего Синода Константином Победоносцевым. Получив рекомендательное письмо от Илариона, Гапон явился к Победоносцеву и по его протекции и протекции товарища обер-прокурора — Владимира Саблера поступил на 1-й курс академии.

Глава 4. Герой "красного воскресенья"

В первые месяцы моей работы в Петербурге весь официальный мир только и говорил, что о событиях "красного воскресенья" и о герое этого дня, священнике Гапоне, чей образ постепенно принимал буквально мифические размеры. Даже страшная смерть Сергея Александровича не ослабила этого интереса. Особенно много разговоров было в Департаменте полиции. У меня всё время было впечатление, что его руководители чувствовали себя ответственными за эти события. И они действительно были ответственны, ибо рабочее общество, которое руководило январской стачкой, стояло под покровительством Департамента полиции, а Гапон был в связи с Зубатовым и действовал по его указаниям.
Я не историк, да и текущих дел у меня всегда было слишком много, чтобы иметь время на подробные расспросы о прошлом. Но Гапон был не толь-ко прошлым. Он в это время жил за границей и печатал там свои воззвания, производившие огромное впечатление на рабочих. Поэтому, ещё не предполагая, что судьба скоро сведёт меня с ним лично, я стремился точнее и подробнее узнать о Гапоне, об его личности и об его роли в движении. К сожалению, многое теперь забылось: узнанное из рассказов других вообще всегда легче забывается, чем то, в чем сам принимал участие. И всё же фигура Гапона и его роль для меня вполне ясны и теперь.
Сын священника, Гапон был родом с юга, кажется из Полтавы. Он окончил духовную семинарию, а затем - и духовную академию в Петербурге. Во время пребывания в этой последней он выделился своим даром слова и не только легко получил место священника в одной из петербургских церквей, но и завязал широкие знакомства в петербургском обществе. Кто его свёл с Зубатовым, я не знаю, но хорошо помню, что в Департаменте все его называли учеником и ставленником Зубатова. Последний в это время только что перебрался в Петербург, был в периоде расцвета своего влияния на Плеве и горел желанием поскорее проделать в Петербурге свой опыт создания покровительствуемого полицией рабочего общества. Молодой священник с талантом проповедника и широкими связями в петербургском обществе как нельзя лучше подходил для роли исполнителя планов Зубатова. По указаниям последнего он повёл свою агитацию, по его же указаниям и при его материальной поддержке он основал рабочее общество. Несомненно, результаты этого опыта были бы печальны и в том случае, если бы Зубатов имел возможность всё время руководить Гапоном. Но положение во многом ухудшилось, когда вскоре после открытия общества Зубатов был удалён от дел политической полиции. С Гапоном теперь поддерживал сношения Медников, который, конечно, никакого влияния на Гапона иметь не мог. Помнится, мне говорили, что несколько раз с Гапоном виделся и сам директор Департамента полиции А.А. Лопухин - но эти свидания были отрывочны и большого значения иметь не могли. В итоге оказалось, что поставленный руководителем политической полиции на такое ответственное место Гапон почти с самого начала был предоставлен самому себе, без опытного руководителя и контролёра.
Результаты не замедлили сказаться.
Созданное Зубатовым и Гапоном рабочее общество нашло в Петербурге хорошую почву. Число его членов быстро росло и к концу 1904 года доходило, помнится, до 6-8 тысяч человек. Но о контроле полиции за деятельностью общества давно уже не было и речи. Это было обычное общество с настоящими рабочими во главе. В их среде и Гапон совсем забыл о тех мыслях, которыми руководствовался вначале. Достаточно было небольшого толчка, чтобы это изменившееся положение выявилось. За таким толчком дело не стало.
Из-за какого-то маленького столкновения в декабре 1904 года директор Путиловского завода - наиболее крупного тогда завода в Петербурге - уволил четырёх рабочих. Все они были членами руководимого Гапоном рабочего общества. Это общество отправило к директору делегацию, требуя обратного приёма уволенных. Директор отказался. После долгих переговоров собрание рабочих Путиловского завода - членов гапоновского общества решило с 3/16 января 1905 года начать забастовку. Был выставлен целый ряд требований: вспомнили все свои обиды. День ото дня забастовка расширялась - скоро стоял весь Петербург. Забастовали типографии - и не выходила ни одна из газет. Газовый завод и электрическая станция присоединились к стачке - и Петербург погрузился в темноту. Полуторамиллионное население Петербурга шло навстречу событиям - без газет, без воды, без освещения.

Во главе стачки стоял Гапон. Каждый день он выступал на рабочих собраниях, устраиваемых в разных концах города. Он был талантливым демагогом и умел влиять на серые массы слушателей. Его слушали и с напряженным вниманием, и с любовью. Сотни тысяч верили ему и готовы были пойти за ним, куда бы он их ни повёл. И он звал их идти к Царю. "Вас несправедливо притесняют, - говорил он, - и власть бессильна вас защитить. Только один Царь может вам помочь: он не имеет других интересов, кроме блага народа. Он стоит выше всех - и только он своим высоким словом может удовлетворить наши требования". В этих его речах слышались отзвуки старых теорий Зубатова - но какое содержание стали теперь в них вкладывать? Движением с самого начала воспользовались революционеры для своей агитации. Им легко удавалось проводить на собраниях свои требования. В результате в петицию, которую собирались подать Царю, были включены революционные политические требования - и рабочая организация, созданная Зубатовым для того, чтобы отвлечь рабочих от политики, вела такую широкую чисто политическую агитацию, какой до того вести никто не мог и подумать.
Это движение застало полицию врасплох. И в Департаменте, и в градоначальстве все были растеряны. Гапона считали своим, а потому вначале не придавали забастовке большого значения. Когда потом спохватились, было уже поздно. Я очень хотел узнать, пытался ли кто-либо из ответственных руководителей Департамента повидаться с Гапоном, - но ничего точного узнать не смог. Знаю только, что уже после начала забастовки с Гапоном виделся петербургский градоначальник Фулон. Это был, говорят, очень честный человек и хороший солдат, но в делах политической полиции ничего не понимал. С Гапоном он был давно знаком и доверял ему. То, что Гапон теперь делал, его сильно смущало. Гапон долго и подробно рассказывал, убеждая, что ни он, ни рабочие никаких революционных целей не ставят. После этих рассказов Фулон стал понимать ещё меньше.
- Я человек военный, - заявил он Гапону под конец разговора, - и ничего не понимаю в политике. Мне про вас сказали, что вы готовите революцию. Вы говорите совсем иное. Кто прав, я не знаю. Поклянитесь мне на священном евангелии, что вы не идёте против Царя, - и я вам поверю.
Гапон поклялся... Фулон поверил ему - и потом, конечно, жестоко пострадал. Но винить его, по правде, трудно: он был сравнительно мелкой пешкой, - виноваты были те, кто начинали зубатовскую игру с огнём.
Агитация Гапона имела огромный успех. Сотни тысяч были охвачены одной мыслью: "К Царю".
На воскресенье 9/22 января назначено было шествие всех рабочих к Зимнему дворцу - для того, чтобы вручить Царю петицию, покрытую десятками тысяч подписей. Полиция знала обо всех этих приготовлениях. Для власти было два прямых пути: или пытаться раздавить движение, арестовав его вождей и ясно объявив всем, что шествие будет разогнано силой; или убедить Царя выйти к рабочей депутации для того, чтобы попы-таться по-мирному успокоить движение. Власть не пошла этими путями. До позднего вечера в окружении Государя не знали, как поступить. Мне передавали, что Государь хотел выйти к рабочим - но этому решительно воспротивились его родственники во главе с Великим князем Владимиром Александровичем. По их настоянию Царь не поехал в Петербург из Царского Села, предоставив распоряжаться Великому князю Владимиру Александровичу, который тогда был командующим войсками Петербургского военного округа. Именно Владимир Александрович руководил действиями войск в день "красного воскресенья". Полиция о планах военных властей не была осведомлена. Поэтому-то и могли иметь место такие факты, как убийство войсками нескольких полицейских чиновников, которые сопровождали толпы рабочих.
Поздно в ночь на воскресенье войска заняли назначенные им позиции на улицах.
Стоял жестокий, морозный, петербургский январский день. Нева и её притоки были покрыты толстым слоем льда. Повсюду сновали патрули. Солдаты, как на бивуаках, грелись у разложенных на улицах костров. Офицеры в походном обмундировании. Наиболее плотно войска были сосредоточены у Зимнего дворца, в пунктах, ведущих из рабочих кварталов в центр города, и в рабочих районах. Фабрики и предприятия охранялись особыми караулами. Артиллерия была выведена в полной боевой готовности.
И тем не менее никто не верил, что войска могут стрелять. С раннего утра 22 января потянулись рабочие на сборные пункты. И густыми толпами, в каждой из которых числилось по нескольку тысяч человек, двинулись они в 10 часов утра из рабочих кварталов в город.
С портретом Царя перед собой шли рабочие массы Петербурга к Царю. Во главе одного из многочисленных потоков шёл священник Гапон. Он поднял крест перед собой - словно вёл этих людей в землю обетованную. За ним следовала верующая паства.

В этой толпе, которая шла вслед за Гапоном, было около 3000 человек, старых и молодых, мужчин, женщин и детей. Впереди шествия, чтобы очистить ему путь, верховые-полицейские; под командой одного из полицейских офицеров шёл также наряд пешей полиции. Гапон шёл впереди. Слева от него шёл священник Васильев с большим деревянным распятием в руках; справа - социалист-революционер Пётр Рутенберг. За ним следовала группа рабочих с портретами Царя, хоругвями, распятием и образами.
Около 11 часов гапоновский отряд достиг речки Таракановки. Мост, находившийся в нескольких километрах от Зимнего дворца, из пригородов в центр города, был занят солдатами. Лишь только голове отряда удалось вступить на мост, показался кавалерийский разъезд. Толпа разомкнулась и пропустила его, для того чтобы затем сомкнуться вновь и идти дальше. Тот-час же рота, занимавшая мост, направила свои ружья на толпу. Прозвучал рожок горниста, затем воздух прорезал сухой, неравномерный залп. Очевид-но, предупреждающего рожка не поняли, и вот уже лежали убитые и раненые, а многие еще не понимали, что именно случилось.
Считая, что произошло недоразумение, полицейский офицер в отчаянии обратился к военным:
- Что вы делаете? Почему вы стреляете в религиозную процессию?

В это время раздался второй залп, и полицейский офицер упал ничком. За ним - вся толпа, стоявшая у моста. Было неизвестно, кто убит, кто ранен, кто бросился на землю, спасаясь от пуль. Стояли только несколько человек, несущих образа.
Уже при сигнальном рожке горниста, перед первым ружейным залпом Рутенберг схватил за плечи Гапона и бросил его наземь: опытный революционер, он понимал значение сигнала. Благодаря этому Гапон избежал смертельной опасности. Священник Васильев, стоявший подле него, был убит.
После третьего залпа Рутенберг спросил:
- Ты жив?
Гапон прошептал:
- Жив.
Оба поднялись и побежали. Во дворе какого-то дома Гапон снял свою длинную священническую рясу. Рутенберг взял у кого-то из бегущих паль-то, набросил его на плечи Гапона, вынул предусмотрительно захваченные с собой ножницы и срезал Гапону его длинные волосы и бороду. Затем окольными путями он повёл Гапона на квартиру Максима Горького.

Сходные сцены, как у Таракановки, разыгрались и в других районах города. Все процессии были рассеяны. Рабочие частью бежали назад в свои районы, частью, обходя мосты, занятые войсками, небольшими группами пробирались к Зимнему дворцу.
Перед дворцом, в Александровском парке, все же собралась большая толпа к назначенному заранее времени, к двум часам дня. Здесь разыгрался последний акт трагедии. Толпе удалось установить контакт с солдатами; в других - солдаты молча слушали озлобленные или насмешливые речи. Командующий отрядом наблюдал эту картину в течение некоторого времени, затем он повторно потребовал от демонстрантов разойтись и очистить площадь. Когда его не послушали, он отдал приказание стрелять, шесть залпов рассеяли основную массу собравшихся. Остальных разогнали казаки. Уби-тые и раненые были и здесь.
Еще поздним вечером 22 января и затем в течение трех последующих дней разъезжала кавалерия по улицам Петербурга. Официальное сообщение устанавливало число жертв в 130 убитых и около 300 раненых. Но в обще-стве утверждали, что убитых было около 1000 человек, раненых несколько тысяч, и в течение долгих дней в больничных погребах валялись трупы. Полиция отдала распоряжение не отдавать трупов родственникам. Публичные похороны не были разрешены. В полной тайне, ночью, убитые были преда-ны погребению. О священнике Гапоне ничего не было известно в течение довольно продолжительного времени. Затем он вынырнул за границей. О своих переживаниях в день "красного воскресенья" он впоследствии охотно рассказывал, не упуская прибавить к своему рассказу:
- Какой хитрец этот Рутенберг - ножницы захватил с собой!
Хитрец Рутенберг был потом тем человеком, кто выдал Гапона его убийцам.