Я люблю тебя, жизнь - 1. перестройка

Александр Сергеевич Крапивин, молодой заведующий лабораторией Института гидрометаллургии цветных металлов, по результатам первых в истории страны «демократических» выборов став депутатом областного Совета, энергично включился в процесс «перестройки». Сейчас он  ожидал на станции Сеятель электричку на Новосибирск. Последние дни такие поездки стали для  него  правилом. Став депутатом областного Совета «первого демократического созыва», он в соответствии со своей политической платформой вошел в состав депутатской группы «Демократическая ориентация». Политический состав в Облсовете был таким: коммунисты – 200 человек (в основном, директора предприятий), демократическая ориентация – 35 человек, не определившиеся – 15 человек. Он считал необходимым подчиняться дисциплине в группе и старался не пропускать собраний, которые стали почти ежедневными. Утомительно, но что делать? «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». На перроне к нему подошел Анатолий Викторович Казаков. Он работал в одном институте с Крапивиным, и также добросовестно нес депутатскую ношу, только в городском Совете. Этот Совет был более разношерстным политически в сравнении с Советом областным, и страсти в нем кипели более отчаянные.
– Добрый день, Александр Сергеевич,
– Здравствуй Толя. Ты тоже в город?
– Да, у нас сегодня заседание депутатской группы.
– И как у вас, политические сражения продолжаются? – поинтересовался Крапивин.
– Продолжаются, причем накал сражений только нарастает.
– А в чем суть разногласий?
– Да во всем: и по структуре Горсовета, и по количественному составу комитетов никак не можем договориться. Может быть, сегодня поставим точку. А у вас в областном как? Тоже жарко?
– Мы застряли на председателе Совета. Большинство склоняется к тому, чтобы вы-брать на пост председателя бывшего секретаря обкома КПСС Муху Виталия Петровича, а наша махонькая группа противится этому изо всех сил.
– Да и у нас не гладко. В совете представлено несколько партий и движений. Так что даже простейшие вопросы вызывают разногласия и споры. Короче говоря, демократический бедлам.
– Что же, за что боролись, на то и напоролись, как говорит народная мудрость. Свобода в демократии всегда переходит в вольницу.
– Ну, вы и скажете, Александр Сергеевич.
– Да, настроение у меня сегодня какое-то ворчливое. В лаборатории вроде бы все хорошо, и даже очень, а вот что-то внутри грызет, предчувствие какое-то, что ли.
Дальше разговор перешел на общие темы  и вскоре прекратился: оба собеседника предались собственным мыслям, подготавливая себя к предстоящим баталиям.

Собрание группы началось, как всегда, с опозданием: с дисциплиной здесь было не очень. Не очень оказалось и с повесткой собрания. Самопровозглашенный лидер группы Антон Иванович Машкин огласил повестку.
– Господа, на сегодняшнем нашем собрании я предлагаю рассмотреть и решить, наконец, единственный вопрос: не допустить включения в список кандидатов на пост Председателя Совета Депутатов Новосибирской Области  бывшего первого секретаря об-кома КПСС Мухи Виталия Петровича.
Звонкий голос Машкина, казалось, заполнил все помещение.
– С таким роскошным тенором ему бы на оперную сцену надо, а не на баррикады карабкаться, – раздраженно подумал Крапивин.
Вся острота положения состояла в том, что кроме Мухи Виталия Петровича никакие кандидатуры группой «Демократическая ориентация» не рассматривались даже приближенно.
  Депутат Ядрышников Борис Васильевич открыл дискуссию:
– Мне бы хотелось еще раз ознакомиться с аргументами против кандидатуры Виталия Петровича Мухи.
Депутат Добрынин Николай Павлович:
– Поддерживаю вопрос Бориса Васильевича. Мы в коллективе своей больницы рассматривали проблему выборов и также пришли к мнению о необходимости взвесить все аргументы «за» и «против» этой кандидатуры. Антон Иванович  красочно оформил свое оригинальное требование: «прихлопнуть Муху», но это не может служить серьезным поводом для исключения из списка его кандидатуры.
Машкин энергично заговорил о засилии КПСС во всех формах жизни страны, о диктате этой партии, о подавлении ею всех свобод. И опять его голос звенел, и опять это вызвало раздражение у Крапивина.
– Уже одного этого достаточно, чтобы не допускать Муху до голосования. Муха коммунист, и этим все сказано, – заключил Машкин.
Слово взял депутат Лесков Анатолий Николаевич:
– Это что же, для сведения счетов с КПСС нас выбирали люди? Полагаю, что главное, на что мы должны ориентироваться в таком важном вопросе, это деловые качества кандидата. А здесь у Виталия Петровича нет конкурентов, несколько лет он управлял жизнью нашей области, и управлял весьма успешно.
Слово взял депутат Андрей Александрович Кисельников, единственный в группе профессиональный экономист.
– Я абсолютно согласен с мнением депутата Лескова, профессионализм – это самое главное для руководителя такого масштаба. Поэтому я не только против исключения из списка кандидатуры Мухи, но и призываю вас поддержать его кандидатуру на выборах. У него огромный опыт управленческой работы, а в сегодняшних условиях именно это представляется мне наиболее важным, а не окрас его галстука, образно выражаясь.
К этой точке зрения присоединились депутаты Сычев Владимир Павлович и Плюшкин Андрей Семенович.
Александр Сергеевич, не принимавший пока участия в возникшей дискуссии, внес предложение:
– А давайте посмотрим на альтернативные варианты. У нас имеются такие кандидатуры, способные конкурировать с Мухой? Кого мы могли бы поддержать или выдвинуть на этот пост для решения новых и непростых задач, встающих перед страной, а, стало быть, и перед областью? А главное, я считаю, что нам необходимо сформулировать для нашего совета эти задачи. И тогда можно думать о том, кто способен направлять нашу область на решение этих задач.
– Это, конечно, все очень интересно, но и очень уж сложно, а выборы через пару дней, – охладил Крапивина Машкин. – Поэтому предлагаю поставить на голосование вопрос об исключении из списка кандидатур Мухи Виталия Петровича. Кто «за»? Кто «против»? Так, «против» на 2 голоса больше, значит, не препятствуем выдвижению. Второй вопрос повестки дня: «демороссы» из городского совета предлагают провести совместную акцию по удалению из советов всех уровней представителей КПСС.
Депутат Добрынин:
– Я – против. Зачем же и нам становиться новыми бойцами ораторского фронта? Митинговых бойцов и без нас уже предостаточно.
Вновь разгорелась дискуссия.
Слово взял Крапивин:
– Мне хотелось бы предложить обмен мнениями поводу направлений, которые можно было бы предложить нашему новому областному правительству. Собственно, ради этого я и стремился стать депутатом областного Совета: участвовать в формировании идей развития области и претворять эти идеи в направления деятельности исполнительной власти.
– Что вы имеете в виду? – поинтересовался Добрынин.
– Я имею в виду создание в области сети мелких производств товаров широкого спроса, точнее – оказать информационную и финансовую помощь предприятиям так называемого «местпрома», расширения этой сети на районные центры и населенные пункты области. Сегодня наши торговые сети завалены импортными товарами. Россия закупает все: и бытовую химию, и сантехнику, и швейные изделия, и детские игрушки, и канцелярские принадлежности. С одной стороны – плохо, менять свои ресурсы на то, что могли бы и сами сделать. Недавно нашу администрацию посетила делегация из Китая, и один улыбчивый китаец пошутил: «если бы не Китай, то граждане России ходили бы без трусов». Грубо, обидно, но справедливо. Сегодня большинство необходимых мелочей поставляется нам из-за рубежа, хотя все это мы можем делать сами. И, если вдуматься в мое предложение, с этим безумным импортом нам для развития не нужно ломать голову, что изготавливать, что будет пользоваться спросом, потому что импорт, говоря образно, уже провел разведку потребностей нашего рынка. Таким образом, в качестве первого шага мы могли бы рассматривать «импорт» в качестве детектора нашего рынка, то есть производить то, что точно будет пользоваться спросом.
– Мудрено больно, – буркнул Машкин.
– А что, это может быть интересно, особенно применительно к сельским жителям, – поддержал Крапивина депутат Плюшкин. – Пьянство на селе – всем известная проблема. Главной причиной этого я считаю – сезонную занятость сельского населения на производстве. А при наличии рядом с домом сельчанина какого-нибудь производства возникает возможность круглогодичной работы и дополнительного заработка. Пусть это будет совсем махонькое производство, скажем, пуговицы, авторучки, детские игрушки, но это будет действующее производство, источник дополнительных доходов для небогатых селян. Может быть, это и станет одним из путей решения этой социальной проблемы.
– И что же, мы теперь будем вечерами фантазировать, какие труселя следует шить в Елбашах Искитимского района? – не унимался Машкин.
– Конечно, нет, – парировал Крапивин. – Нужно создать в нашей администрации подразделение, которое будет системно заниматься этой проблемой, изучать потребности рынка, оценивать ресурсные возможности области и давать рекомендации нашему еще существующему, не погибшему окончательно «местпрому». В качестве примера: в нашем институте побывала делегация французских предпринимателей, и ими было предложено поставить совместное производство инфузионных растворов для медицины. При реализации этого предложения область смогла бы обеспечить такими растворами все больницы Сибирского округа. Наш институт сам по себе такую проблему не потянет, требуется объединяющее начало, а главное – административный ресурс.
– Позвольте, но ваш институт, как я понимаю, занимается металлургией, какая же здесь связь с инфузионными растворами? – поинтересовался Добрынин.
– В названии моего института гидрометаллургии цветных металлов ключевое слово «гидро», то есть вода, а это есть основа водных растворов. У нас есть богатый опыт работы с растворами, так что данное предложение, если отнестись к нему серьезно, не так и далеко от нашего основного профиля.
– Да, в предложении депутата Крапивина  есть что-то привлекательное, но боюсь, что это предложение будет отвергнуто как не очень понятное, – задумчиво произнес Добрынин. 
– И все же я предлагаю от лица нашей группы подать предложение для включения в повестку ближайшей сессии вопроса о создании в областной администрации специализированного подразделения по внедрению инновационных производств. Да, да, инновационная продукция – это не значит новая, впервые изобретенная – это означает освоенная данным предприятием.
Я предлагаю всем членам нашей группы подготовить конкретные предложения, мы обсудим их и подадим в руководство Совета для включения в повестку очередной сессии.
– На том и порешим, – подвел итог дискуссии Машкин. – Александр Сергеевич, оформите ваше предложение письменно, и передайте мне.
  – Я уже приготовил его, вот оно. Прошу прощения, но я не могу уже более диску-тировать, должен успеть на электричку. Прошу разрешить мне покинуть сегодняшнее собрание.

Через два дня на сессии при обсуждении кандидатур Машкин заявил о протесте группы по поводу Мухи. Вопреки решению собрания! Это было для   Александра Сергее-вича неожиданностью. Протест группы не удовлетворили, тогда группа покинула зал, и Александр Сергеевич вместе с нею, повинуясь дисциплине, как он ее понимал. Голосование было сорвано. Начались согласования, уговоры. «Что же я делаю?» – подумал Крапивин. – Наперекор своим взглядам, своему разуму я, как безмозглый баран, иду в ногу с этими людьми, бесконечно далёкими для меня. Надо с этим кончать».

Очередное собрание группы прошло как-то совсем уже бледно. Оказалось, что после войны с секретарем Обкома Мухой у «Демориентации» нет никаких плодотворных идей. «Кончился запал», – подвел итог Крапивин, решив покинуть эту группу говорунов. Да и в целом он оказался неудовлетворенным своей депутатской деятельностью. Он шел в депутаты, надеясь на то, что его мысли, иногда оригинальные, могут оказаться полезными в эту тяжкую пору. Однако, оказалось, что никакие мысли вообще не требуются: работа совета идет по четко спланированному кем-то сценарию, и вписаться в этот сценарий чужаку невозможно. «Такова она, хваленая демократия», – с грустью заключил Крапивин: тяжело расставаться с надеждами молодости.
В самом конце сессии в части «Разное» к микрофону неожиданно прорвался Машкин.
– В горсовете возникла инициатива по переименованию улиц, напоминающих социалистическое прошлое: Коммунистической, Большевистской. Да и самому городу имеет смысл вернуть историческое название – Новониколаевск. Предлагаю поддержать инициативу депутатов горсовета и рассмотреть этот вопрос на следующей сессии.
Крапивин не мог удержаться от эмоционального протеста против выходки члена его депутатской группы.
– Я должен заявить, что данное предложение не рассматривалось на собрании группы «Демориентация» и потому является личным мнением депутата Машкина. Кроме того оно подается с нарушением утвержденного нами регламента. А по сути, подобные популистские предложения, направленные на бессмысленное расходование бюджетных средств, я считаю не заслуживающими внимания депутатов Областного Совета.
Возмущенный Александр Сергеевич долго еще не мог успокоиться, в перерыве подал руководителю «Демориентации» заявление о выходе из ее состава. Более того, убедившись, что чья-то невидимая рука упорно двигает работу Совета в пустое бумагомарание, именуемое «законотворчеством», до конца срока своих полномочий почти прекратил посещать сессии Совета.

Александр Сергеевич всегда искренне переживал пустые баталии внутри депутатской группы, да и вообще нервозную обстановку в стране.
– И что мы имеем теперь? – с грустью думал Крапивин. – На каждом углу орут активисты «Демократической России», «Демократического выбора» и прочих левацких партий, расплодившихся, как грибы после дождя. И  все настойчиво обсуждают одну идею: живем в безобразной стране, пора с этим кончать. Но как? Где истина? И нет ответа. Хотя есть: работать надо, а не орать!

Да, перестройка, конечно, имела свои плюсы. Прежде всего, это  – экономические свободы. И Александр Сергеевич, молодой заведующий лабораторией Института гидро-металлургии цветных металлов с энтузиазмом возглавил процесс освоения этих свобод.

Во-первых, под его руководством в институте был сформирован Совет трудового коллектива. Этот Совет оперативно разработал новый Устав института, принятый общим собранием сотрудников. Самыми  существенными в этом Уставе стали статьи, декларирующие экономическую и финансовую свободу подразделений путем введения так называемого «хозрасчета». Каждое подразделение получало право на открытие внутреннего счета и право распоряжаться этим внутренним счетом (условное, конечно). Статьи расходов на общие нужды и уровень зарплаты сотрудников фактически определяли сами сотрудники. «Как поработаешь, так и заработаешь», грубо говоря. Вводилась система внутренних договоров между подразделениями. За администрацией института сохранялись функции контроля за соблюдением норм Устава и, естественно, законностью принимаемых решений.

Лаборатория Крапивина вела работы  с крупнейшими предприятиями цветной  металлургии СССР, Александр Сергеевич очень скоро смог оценить преимущества новой экономической системы. В результате перехода на новую систему так называемого «хоз-расчета» с деньгами у его лаборатории проблем не стало: поверив в перестройку, институт ввел у себя внутренний хозрасчет: финансы, поступающие от плановых работ делились в отношении «институт: лаборатория = 80 : 20 процентов, а для сверхплановых работ эта пропорция становилась обратной, то есть 20 : 80. И молодой талантливый коллектив его лаборатории охотно рисковал, заключая сверхплановые договоры. Поэтому в последние месяцы даже зарплаты лаборантов превышали  500 рублей – это выше, чем у докторов наук в соседних академических институтах. Так что это, вместе с относительной финансовой свободой внутри института, безусловно, можно было отнести к огромным плюсам «перестройки». В частности, лаборатория смогла первой в институте приобрести 2 компьютера, поскольку деньги на ее внутреннем счете были всегда и расходовались по решению «трудового коллектива» лаборатории. Фантастика, одним словом. Так можно жить!
Правда, появились другие проблемы: руководители предприятий, с которыми вела работы лаборатория, также почувствовали свои свободы. Очень
скоро при заключении договоров они стали требовать снижения стоимости работ за счет уменьшения накладных расходов.
– Я вижу потенциал твоей лаборатории и доволен результатами, и я готов платить вам любые деньги. В разумных пределах, разумеется. – говорил главный инженер Тырныаузского комбината Георгий Ильич Даниленко. – но я не намерен оплачивать экономическую отсталость и финансовую беспомощность вашего института.
– Но что же я могу сделать? – неуверенно возражал Крапивин. – Ведь мы являемся сотрудниками института, то есть подчиняемся его распорядку.
– Ищите пути снижения накладных расходов, легальные пути, они существуют.
  Вот этот самый хозрасчет, придуманный и разработанный советом трудового коллектива института, и оказался таким легальным путем.

Институт гидрометаллургии цветных металлов был ориентирован на поиски путей извлечения цветных и редких металлов из нетрадиционных источников сырья: неперспективных в настоящее время руд и отходов производства. Он был основан по инициативе ведущего советского ученого в области гидрометаллургии академика Бориса Николаевича Ласкорина, фактически создавшего современную технологию урана, как говорится, от «земли» до продукции. Подобных институтов в мире не было, и не будет, скорее всего. Только Советский Союз, сохранивший еще тягу талантливых людей к головокружительным проектам, был в состоянии  вложить огромные деньги в то, что сегодня ничего путного, вроде бы и не дает, но в будущем…. И оснащение института было также фантастическим. Достаточно сказать, что оборудование опытного цеха, отнесенное к разряду опытно-промышленного, было выполнено из титана и нержавеющей стали. Здесь можно было испытать любой технологический процесс с получением достоверных показателей для проектирования и строительства промышленного производства. Так что с этим Александру Сергеевичу повезло.

Но, железо железом, а судьба преподнесла ему еще один куда более ценный пода-рок. В его лабораторию был направлен «золотой выпуск» Московского химико – технологического  института, знаменитой «менделеевки» – пять краснодипломников, пять умниц, пять талантов. Молодость, помноженная на молодость, чаще всего дает успех. Так и случилось: лаборатория успешно закончила несколько разработок, и передала их предприятиям для освоения. Но главное – молодому коллективу удалось нащупать пару перспективных направлений. И вот сегодня завершались первые сутки испытаний процесса по извлечению меди, серебра и золота из отходов Беловского цинкового завода. Отхода этого накопилось свыше миллиона тонн, а стоимость произведенной товарной продукции по скромным подсчетам могла превысить 100 миллионов долларов. Так что, на эту работу возлагали надежды многие структуры, от государственных до криминальных. Да, да – это было время горбачевской перестройки, когда смешалось все. Даже установку для испытаний они создавали на частные пожертвования.

Пришло письмо с Тырныаузского вольфрамо-молибденового комбината формиру-ется команда: Гипроникель (генеральный проектировщик), Ленинградский опытный завод ВАМИ (экспериментальная база) и Гидроцветмет (технологическая часть). На совещании у Первого Заместителя Министра цветной металлургии Кемаля Казбековича Арбиева было принято решение о развертывании грандиозной программы работ по увеличению производства вольфрама в стране. Крапивина, как руководителя ключевого блока технологии, также пригласили на это совещание. Да еще плюс успех в Норильске: идет освоение разработанной его коллективом технологии получения кобальта высокой чистоты. Эту технологию они только что предложили для апробирования в Орске, на комбинате «Южуралникель». Таким образом, на заре перестройки Александр Сергеевич перспективы своей лаборатории видел самыми радужными. Однако ход перестройки внес свои суровые коррективы. «Политика всегда побеждает экономику», – заключил размышления Крапивин.

        Но самое отрадное – инициативные поисковые работы сдвинулись, наконец,  с места. Лаборатория его вела весьма успешно конкретные работы по договорам с предприятиями цветной металлургии, а также поисковые исследования, которые могли оказаться перспективными. Эти внеплановые инициативные работы не были стихийными, а вбирали в себя все наиболее ценное из прошлых работ. И Александр Сергеевич, и его молодые соратники считали, что результатами таких работ институт мог бы гордиться долгие годы.

Не обещающим ничего хорошего символом перестройки Крапивин считал траге-дию, которая произошла в марте 1992 года. В поезде Москва – Новосибирск был зверски убит его руководитель и друг Эрнст Николаевич Гильберт. Директор института, совершенно подавленный и потерянный, произнес на утренней планерке: «Вчера в поезде Гильберта убили».
        Крапивин помнит свою странную реакцию – он даже не спросил его, кто, где? На-столько нелепо было это словосочетание «Гильберта убили», что Крапивин не осознал сразу, что произошло нечто чудовищно страшное. «Гильберт» и «смерть» – понятия несовместимые. «Гильберт» – это жизнь, энергия, оптимизм, и услышанные слова директора он готов был рассматривать, скорее, как неумную шутку. И уже вернувшись в свой кабинет, он вдруг понял, что так не шутят, что это «нечто» действительно произошло.
Александр Сергеевич не помнил, сколько времени ушло на это осознание случив-шейся  беды, прежде чем он начал какие-то действия в связи со смертью своего товарища.  И действия эти совершал как будто не он, а кто-то другой. Как стало позже известно, Гильберта Эрнста зверски убили спящего неизвестные люди в вагоне фирменного поезда «Сибиряк» где-то в районе Казани.
А потом встреча «груза 200» и подготовка похорон. Все приготовления в морге Крапивин взял на себя, следил за тем, как его гримировали (лицо было сильно изуродовано) и провел в морге последнюю ночь перед похоронами. На лицо товарища он старался не смотреть, изуродованное лицо было все-таки чужое, а вот руки – именно руки развеяли последнюю слабую надежду на то, беда случилась с кем-то другим: мощные руки, с короткими широкими сильными пальцами с округлыми ногтями, руки, которые стряпали лепешки в походах, бросали спиннинг, рубили дрова для костра, вскрывали ампулы с радиоизотопами. А потом похороны, которые Александр помнил плохо, потому что потерял чувство пространства и времени. Помнил только, что плакал он на поминках и клялся, что найдет, обязательно найдет убийц. Но этого ему так и не удалось сделать, как не удалось сделать и многое из того, чего он желал в жизни искренне и страстно.

        А разруха в стране обретала все новые черты. Младореформаторы, стремясь при-вести страну к образцу США и стран Европы, разгромили отраслевые министерства и стали банкротить предприятия. «Нам не нужна ваша промышленность, все необходимое мы купим за границей» – этот приговор стране произнес его воспитанный на западных экономических теориях Премьер-Министр Егор Гайдар. И, как по команде, стали исчезать финансовые потоки на предприятиях, а, стало быть, и в связанных с ними институтах.

        Добралась разруха и до крапивинского института. Разгон отраслевых министерств обернулся фактическим избиением отраслевых институтов. Централизованное финансирование их практически прекратилось,
Наконец, потребовалось сокращать и людей, и площади. И это коснулось не только отраслевых институтов, но и институтов академических.
        – Александр Сергеевич, там на дворе такое творится! – заглянул в кабинет Юрий Бусалаев. – Громят библиотеку, книги выбрасывают.
        – Не может быть, это же варварство!
        – Оказывается, может!
        Он выскочил на улицу: так и есть. Из окон читального зала библиотеки выбрасывали на улицу связки книг и журналов.
– Кто распорядился это делать?
– Заместитель директора, говорит, помещение необходимо освободить под сдачу в аренду, а девать книги некуда, – отозвался Юрий.
– Только здесь, в отличие от гитлеровской Германии 30-х годов, книги не жгут, – подумалось Крапивину. – А ведь в этой библиотеке есть уникальные издания, уникальные журналы на разных языках. И это при том, что информатизация в России не достигла еще мирового уровня, то есть в данном конкретном случае оказался перерезанным доступ к специализированной информации. Это же просто преступление, это – убийство науки в данном маленьком островке России.
С такими тяжелыми мыслями Крапивин покинул здание института. За всеми «плюсами» Перестройки невозможно было не разглядеть огромные её «минусы».
– Нельзя люмпенам давать свободы, ибо они все порушат и сами сдохнут, – подвел итог тягостным размышлениям Крапивин. – Как там Есенин описал предыдущую заваруху: «Еще закон не отвердел, страна шумит, как непогода. Хлестнула дерзко за предел нас отравившая свобода». Сегодня всё повторяется. Неучи, горлопаны, диктуют свои наспех состряпанные программы действий. Беда идет на мою Родину. Однако, нельзя не признать, что жизнь стала интересней. Приходится более энергично «вертеться», как принято говорить. И часто это приносило заметные материальные результаты, хотя мешало,  без-условно, качеству исследований.

Производственные программы предприятий также подлежали пересмотру, причем обычно в сторону сокращения выпуска продукции. Причина – не выдерживают конкуренции с забугорьем. Причина, на первый взгляд, объективная. Если стоимость российской продукции выше, то лучше брать импорт. И наши новоявленные вожди усиленно прививали населению эту мысль. Как-то понемногу показатели качества стали отодвигаться на второй план, и даже вообще затираться. Например, холодильники бытовые стали сплошь импортными, внешне очень привлекательными, но работали они от силы 4 – 5 лет, хотя отечественные «трудяги» выдерживали и 15, и 20 лет. Общее снижение производства неизбежно повлекло снижение финансирования научно-технических разработок.

Главный минус укрепляющейся перестройки в институтах – начавшиеся сокращения. Где-то сокращали отдельных сотрудников, где-то целыми подразделениями. Все это не могло не нервировать людей, внутри подразделений стала расти напряженность между сотрудниками. И потекли российские «научники» в чужие края. Стали исчезать товары в магазинах. На заправках исчез бензин. Крапивин ночью обзванивал ближайшие заправки и срочно летел туда, где горючка появилась, заправлял обычно бак и канистру. Так делали все. Короче говоря, кризис усиливался.

Утром 19 августа 1991 года радио и телевидение сообщили о том, что вновь созданный Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП) взял на себя всю полноту государственной власти, поскольку первый (как оказалось – и последний) Президент СССР «тяжело болен и не способен выполнять  свои функции. Это была очередная ложь. Рожденная в 1917 году, ложь неистребима, ростки ее живучи. На самом деле Горбачев был жив–здоров, просто под домашним арестом на своей крымской даче. В стране немедленно введено чрезвычайное положение со всеми вытекающими последствиями. Эти последствия лично для себя Крапивин видел в черном цвете – ведь он был в оппозиционной  фракции Облсовета «Демократическая ориентация» (30 молодых дуралеев – интеллектуалов против 220 оголтелых коммуняков, не коммунистов, а именно – куммуняков). Он мгновенно усвоил, ЧТО это будет для всех их, дурачков, и для него лично. Поэтому он пошел домой, взял ружье и патроны и уехал на дачу: «живым я им не сдамся»!
А вот утро 20-го оказалось спокойным, и когда он включил радио, то понял, что весь этот переворот оказался пшиком. Даже досадно стало от того, насколько прогнила наша прежде великая страна – ведь во главе заговора стояли и маршал СССР Язов и пред-седатель КГБ Крючков – то есть руководители основных силовых  ведомств. И они могли попросту задавить всех этих болтунишек, демократов и либералов, одним мановением руки. И ничего они не сумели сделать, кроме выступления по ТВ. Но они могли еще попытаться исправить положение, и Крапивин решил, что не стоит «умирать в одиночку» и добрался до города, где демократическая оппозиция была покрепче.

Весь день 20-го он провел на центральной площади, где постоянно передавали че-рез репродукторы сообщения из Москвы. Оказалось, что борьбу с переворотом возглавил лидер Российской Федерации Б. Н. Ельцин, которого заговорщики пытались арестовать или как-нибудь иначе обезвредить, но не сумели также и этого. К концу дня стало ясно – переворот не удался. Лидеров арестовали (Крючков застрелился), М. С. Горбачева освободили (он и не был болен, а фактически арестован у себя на даче в Крыму). Напряжение спало.
А 21-го Горбачев прибыл в Москву с фанфарами. И тут же – декларация Украины о независимости. Для Крапивина это был шок: он понял, что это – начало конца СССР. И это буквально накануне подписания нового союзного договора! Договора, который, как надеялся Горбачев и его сторонники, мог бы дать новую жизнь СССР. Но – подписание договора не состоялось. За Украиной последовали республики Прибалтики и Грузия, на-конец, 27 – 29 августа о фактическом выходе из СССР заявили республики Средней Азии – последними! После этого, 8 декабря, в Беловежской пуще лидеры трех самых крупных республик СССР, вопреки результатам ранее проведенного референдума («ЗА» обновленный Союз с человеческим лицом - 70%) приняли соглашение о прекращении действия союзного договора 1922 года, то есть о роспуске СССР. Это Беловежское соглашение, в принципе юридически не законное, было моментально ратифицировано парламентами союзных республик. Такой оказалась «социалистическая демократия» в действии. Ложь – она и в Африке ложь.

В сентябре 1991 года Крапивин читал лекции в техническом университете в городе Грац (Австрия) и видел, с каким сочувствием люди относятся к этому очередному несчастью, постигшему его Родину. Они-то хорошо уже знали, что всякая революция – это зло, и масштабы этого зла еще впереди. А впереди ожидала вакханалия «демократии».

Коллектив Крапивина на свой страх и риск завершал укрупненные испытания технологии переработки отходов Беловского цинкового завода. Директор завода Исаак Фаттеевич Шнейдер  горячо поддерживал эту разработку, изыскивая возможности хотя бы мизерного ее финансирования в условиях  кризиса на заводе. Освоение ее позволило бы за 4-5 лет извлечь в товарную продукцию цветных и драгоценных металлов на 50-70 миллионов долларов. Это послужило бы сохранению предприятия, а также решению острых экологических проблем города Белово. И место для создания промышленной установки было выбрано: поселок Полысаево Кемеровской области. Оставалось только закончить последние испытания и, как говорил М. С. Горбачев,  нАчать процесс.

Александр Сергеевич проснулся рано, уловив краем глаз кусочек посветлевшего неба и улыбнулся. Радоваться каждому новому дню стало для него привычкой еще с дет-ства: новый день – новые впечатления.
 Запищал телефон.
        – Александр Сергеевич, победа! – зазвенел восторженный  голос Валеры Денисова. Концентрация меди в растворе выросла за ночь на 15%. Процесс пошел!
Да, это и в самом деле был успех. Его лаборатория разработала оригинальный про-цесс переработки отхода Беловского цинкового завода и на свой страх и риск соорудила установку для укрупненной проверки этой технологии, благо деньги на счету лаборатории были. Да, это было первое крупное использование заработанных лабораторией средств: это позволяла сделать внедренная с начала года система внутреннего хозрасчета в институте. Первые ростки горбачевской перестройки!   

        – Вот что, Валера, в течение часа буду, как только заведу свою «сноповязалку» (так он любовно окрестил свой видавший виды «жигуленок»). – Лечу в гараж, у меня сегодня сложный день, еще и в депутатстве моем после обеда собрание. А вы пока снимайте выходные кривые и по меди, и по цинку. Делайте экспресс-анализы, а с аналитиками о детальных анализах для уточнения я после договорюсь.

        «Сноповязалка» почему-то долго не соглашалась работать, видимо считая, что выходной день – он и для техники выходной. Но, наконец, прокашлялась, выплюнула клубы синего дыма и ворчливо заурчала.
        – Надо бы капиталку сделать, – озабоченно подумал Крапивин, прикидывая, когда и как это можно было бы осуществить: сейчас машина часто бывает крайне необходима.

        Размышляя над разрешением этой задачи, он покинул гараж и направился в институт, к своим орлятам, как он их называл. В институте он внимательно осмотрел первые результаты, остался доволен.
        – Вот что, парни, предлагаю такой план действий. Я набросаю примерный, очень примерный технологический регламент, мы его обсудим, и я представлю его руководству Беловского цинкового завода.
        – Так работа внеплановая, командировку могут не дать, – резонно возразил Денисов.
        – Ну, тогда поеду за свой счет на своем «жигуленке», небось выдюжит, если не очень его насиловать.
        – Надо бы навестить Котляревского, как там у них с «дикетонами»? – напомнил Денисов. – Нужно как можно скорее определяться с реагентикой, прежде, чем готовить регламент.
        – Ты прав, Валера, я совсем завертелся с этим бесполезным депутатством. Прямо сейчас лечу к Котляревскому, узнаю, как обстоят дела с реагентами для нашего процесса.
        Израиль Львович Котляревский, заведующий лабораторией  Института химической кинетики и горения, профессор, когда-то был заместителем декана факультета, где учился Крапивин. Александр Сергеевич помнил его еще красавцем в «полном соку», с неизменной трубкой в зубах. Молодняк факультета любил его за веселый нрав и стайкой бегал за ним, чтобы вдохнуть запаха «Золотого Руна» из его трубки.

Судьба сблизила ученика с учителем, Крапивина с Котляревским,  весьма причудливым образом. Котляревский вошел в состав научно-технического совета института Крапивина, членом которого тот был как заведующий одной из основных лабораторий. Более того, оказалось, что их сугубо научные интересы близки, и вскоре они уже вели совместные работы по созданию и испытанию новых реагентов для гидрометаллургии.
        В частности, Котляревский проявил интерес к поисковой работе лаборатории Крапивина по отходам медно-цинкового производства и предложил свою помощь в поиске подходящих реагентов, эффективных и не дорогих. И совместная работа пошла, нет – по-летела. Крапивинские ребята владели приемами работы с радиоактивными изотопами, благодаря чему поиск основных зависимостей ускорялся в десятки раз. Как он всегда делал в таких случаях, с близкими, то есть, «со своими» сотрудниками он всегда был «на ты».
        – Добрый день, Саша, давно не виделись. Меня теперь застать на месте непросто, чаще всего я в бегах. У нас тут сокращения начинаются, нервотрепка, одним словом.
        – Да наслышан, конечно. Вашу лабораторию не трогают?
– Пока нет, но это впереди, я уверен. Вот лабораторию физических методов сокра-тили. Чем думают наши генералы? Как без этой лаборатории жить? Так вот, хватит скулить, ближе к нашим делам. Ваня Алферьев сделал 4 образца «дикетонов» на пробу. Ваня – это же твой однокурсник, талантливый парень. Нет, не талант, а талантище! Я обычно говорю: «Всю химию никто не знает, а потом всегда добавляю: нет, есть один, который всю химию знает. Это Ваня Алферьев». Так вот, это его последняя работа здесь, в институте, он собирается уезжать в Канаду. Ваня надыбал очень интересное направление по органическим полупроводникам, а здесь, в этой замятне, ему не удастся это направление развить. Так что, эти реагенты тебе на память о великом твоем однокурснике Иване Сергеевиче Алферьеве. Он сейчас в городе, занят оформлением документов. Я все думал, как тебе эти образцы реагентов передать, а ты и сам пожаловал. Проверьте их, выберите по эффективности извлечения, посмотрите кинетику, массообмен – короче, полный цикл. Потом обсудим результаты. Выбирать придется не только по эффективности, но и по стоимости: стоимость их может отличаться чуть ли не на порядок, поскольку сырье очень разное.
        – Спасибо огромное за образцы, Израиль Львович. Ване отдельный поклон от меня и всей моей команды и наилучшие пожелания в работе на новом месте, в новой незнакомой стране.

Спустя полгода Александр Сергеевич возвращался в середине дня на автобусе после очередных баталий в Облсовете. Занял удобное место в самом первом ряду, прикрыл глаза и уже надеялся предаться размышлениям.
Домой в этот раз – Привет! – раздался над самым ухом знакомый бас. –  Откуда наши депутаты путь держат?
Этот бас принадлежал Котляревскому Израилю Львовичу.
– Да вот, сегодня пораньше освободился, домой еду.
– Сбежал то есть? Ха – ха – ха! Правильно, нечего штаны просиживать, когда страна гибнет. Ну, и что ты думаешь сегодня о нашей великой, да, я не боюсь этого сказать – именно великой стране? Эти демократы – они же преступники, их судить надо! Они в один миг разрушили все, что нашим народом создавалось веками. Первый канцлер Германии Отто Бисмарк утверждал: «Россия может быть побеждена только изнутри». Меня же теперь тревожит только один вопрос: выдержит ли Россия такой чудовищный удар изнутри?
Мощный бас Котляревского заполнил салон автобуса. Пассажиры с интересом ста-ли вслушиваться в речь обладателя этого чудного голоса. Крапивин втянул голову в пле-чи: по природе он был застенчивым и даже несколько робким человеком. А тут – прямо-таки публичная дискуссия назревает. Разумеется, никто в автобусе не знал, что перед ни-ми крупный ученый мирового класса, создатель целого ряда реагентов. Его собирателем «Флотол-7,9» сегодня пользуются во всем мире при добыче олова, а грибников и туристов всегда имеется репеллент «ДЭТА». Тем временем, Котляревский,  не боясь никаких последствий для себя, отлично поставленным басом размашисто обрисовал политическую обстановку в стране.
– Да, безграмотные троечники, недоучки взялись рулить страной. Беда грядет для нашей отчизны.
– Ну и вали из нее, коли не нравится, – резонно заметил молодой парень из средне-го ряда кресел, лениво перекатывающий жвачку во рту. – Вовремя смыться – это как в карты выиграть. Не всем это удается.
– Да, я могу уехать. Могу в Штаты, могу в Канаду, могу в Израиль. А почему я должен уезжать? Это моя страна, моя земля, я защищал ее в годы войны. И родина наградила меня Орденом Красной Звезды и Орденом Боевого Красного Знамени. Я служил ей верой и правдой всю жизнь. Что же теперь будет с этой моей страной, если я, и такие, как я уедут, а у руля сверху до низу одни неучи и бездари останутся.
– Ну и загнул ты, дед. Не так уже и трагично все, может быть, когда-нибудь все успокоится, – подвел итог дискуссии парень со жвачкой. На некоторое время в салоне установилась тишина.

– Вот ты подумай, Саша, какой же тонкий, продуманный план по уничтожению страны реализуется сегодня на территории России, – продолжил рассуждать Котляревский. – Людей, с детства приученных к общественной жизни, в одночасье насильно по-вернули на сугубо индивидуальное, частническое существование. Исстари было в России: «Мы вместе», а теперь «Я сам». Даже был видео сюжет по телевизору: учительница возмущается ответами подопечных: «Мы разбили немцев под Москвой, шведов под Полтавой. А сами-то к этому никакого отношения не имеют и иметь не могли. Да и поэт наш великий: «Ура, мы ломим, гнутся шведы!». Как ты думаешь, у народа нашего какой-то особенный исторический генетический код, что ли.
– Согласен с вами. Я  и сам замечаю в себе этот коллективистский код. Помню, как искренне радовался полету Гагарина, вводу в эксплуатацию Участков БАМа до Тынды и Беркакита. Хотя сам я непосредственно в этом не участвовал. А хоккей! Болеть «за наших» – это была настоящая болезнь.
– Думаю, коллективизм – основа силы нашего народа. И вот сюда-то и нанесли мощный удар наши партнеры. Частная собственность! Наши реформаторы обесценили это понятие. Выдали тебе свидетельство – ваучер, и все, ты уже собственник. И ведь прекрасно знали наши западные партнеры, что собственниками в одночасье не становятся. Вообще-то, собственником нужно родиться и воспитаться. И собственность создается трудом: физическим, умственным, то есть энергией человека.
– Знаете, я ведь был и остаюсь главой трудового коллектива нашего института. – продолжил дискуссию Крапивин. – И я заметил большую разницу в настроениях своих сослуживцев. Если в начале пресловутой перестройки мы дружно изобретали правила новой жизни в новых условиях, и мы создали систему хозрасчета, которой можно было гордиться, то сейчас все круто изменилось.
– А что именно изменилось? – живо поинтересовался Котляревский.
– Если раньше мы думали, как лучше устроить жизнь – обратили внимание? я по-прежнему использую «мы» – то с разрастанием идей приватизации это закончилось. Все наши собрания посвящены теперь спорам «по какой модели приватизироваться», сколько акций и по какой стоимости получит каждый. Понимаете, теперь впереди всего стоит корысть. Почему-то никому не приходит в голову простая истина: акция будет стоить столь-ко, сколько за нее даст покупатель-бандюган, а вовсе не столько, сколько желает выручить обладатель акции.
– Да, поддержал Котляревский новое направление дискуссии. – Выпущенные «акции предприятий», распространяются между их сотрудниками. Затем эти акции охотно скупаются бойцами-«спортсменами». Зачем? Да чтобы удалить этих самых сотрудников от управления предприятием. «Закон об акционерных обществах» ориентирован именно на консолидацию акционеров, их интеллектов, для поиска наиболее эффективных решений возникающих проблем. Но не это требуется будущим хозяевам страны. Требуется на-брать пакет акций более 50% с тем, чтобы беспрепятственно, «в рамках закона» продать данное предприятие новому владельцу. То есть, при этом потребность в «коллективном разуме» вообще исключался из рассмотрения. А будущим владельцем подразумевается, конечно же, дядя Сэм.
– Интересная мысль, но ведь это в корне не так. Будучи в командировке на заводе в Калифорнии, я обсуждал эту проблему со сотрудниками завода. И они долго смеялись, когда я изложил им свою версию происходящего: «Да мы же никогда не вкладываемся в кирпичи, мы вкладываемся только в людей». Мы в Америке давно усвоили, что главная ценность – это люди. Поэтому мы многие годы переманиваем лучших специалистов из всех стран мира. Должен заметить, что делаем это с большим успехом.
Неожиданно в разговор вступил парень со жвачкой во рту. Как оказалось, он внимательно слушал разговор двух «научников».
– А ведь так оно и есть. Подтверждение этому я встретил в американской брошюрке «10 правил инвестирования», где первое правило гласило: «Вкладывать средства следует в лучшую компанию худшей отрасли». Парадокс? Нет, смысл здесь очень глубокий. Данная отрасль может быть плохой, скорее всего, по объективным причинам: исчерпание ресурсов, внешние факторы, например, политическая нестабильность и прочее. Все компании отрасли загибаются, а одна почему-то стоит, и даже, может быть, процветает. Следовательно, руководство и коллектив этой компании обладают врожденной устойчивостью к невзгодам. Они научились преодолевать препятствия, а потому им можно доверять, с ними можно ожидать успехов. В нее можно и нужно вкладывать средства.
– Я не эксперт в финансовых отношений и не могу считать свое мнение очень значимым, однако в придуманной американцами игре в акции заложена огромная вера в интеллектуальный потенциал человека, – задумчиво произнес Александр Сергеевич. – Но давайте обратим внимание на эту сторону проблемы. Каждый акционер может высказывать свои соображения на общих собраниях. Понимаете? Формируется солидарный интеллект, способный решать любые вопросы. А наши «мальчонки», нахватавшие акций, стараются отлучить акционеров от решения крупных вопросов.
– Правильно, именно так, – раздался звонкий старческий голосок из середины автобуса. – У нас первое время на собрания акционеров ходили почти все сотрудники, а сейчас зал собрания почти пуст: ведь акции теперь только у нескольких человек, они и решают судьбу предприятия: директор, бухгалтер, да еще обязательно кто-нибудь «из чужих».
– Точно, комсомольцы рулят страной, – неожиданно  подвел итог дискуссии парень со жвачкой.
 
Оживление в автобусе понемногу утихало. Открывший дискуссию оратор сообщил о своем новом почти открытии – технологии выпечки сверх дешевого хлеба, затем замолчал. Закрыл глаза и задремал. Только сейчас Крапивин заметил, как плохо выглядит его бывший учитель и коллега: исхудал, неважно одет, но все же гладко выбрит – он же офицер, гвардии капитан, хотя и в отставке. В техсовете крапивинского института это был уверенный в себе, заслуженный ученый с мировым именем, неимоверно остроумный и жизнерадостный. Крапивин помнил его и по университету – это молодой замдекана: высокий, красивый, мощный, с шаляпинским басом. Он неизменно держал во рту трубку и был любимцем студентов. Первокурсники толпой бегали за ним, чтобы вдохнуть аромата «Золотого руна» из его трубки. Сегодня перед ними был не крупный химик, а мелкий изобретатель сверх дешевого хлеба – это его последнее достижение, которое он озвучил пассажирам автобуса. А сейчас это – очередной продукт «перестройки», плохо одетый старикан, с почти потухшим взглядом.

– Так что же произошло? – задал сам себе вопрос Крапивин? – Куда катится страна? – Да ее просто втаптывают в грязь! Какой же это изощренный план великих забугор-ных умов! – подумалось ему. – И как же на него откликнулись наши «интеллектуалы», возглавившие процесс шельмования родной прежде страны. Информационная программа «интеллектуалов» почему-то всегда от самых исторических корней до настоящего времени  была направлена на очернение России. Прав был А. С. Пушкин, вынося приговор либералам:

Ты просвещением свой разум осветил,
Ты правды лик увидел,
И нежно чуждые народы возлюбил,
И мудро свой возненавидел.

– Нет, не интеллектуалы они, ни старые, ни новые. Это просто толпа недообразованных либералов. А таким нельзя давать свободы, ибо они все порушат, и сами подох-нут, – подвел итог тягостным размышлениям Крапивин. Хорошо предыдущую заваруху описал Есенин : «Еще закон не отвердел, страна шумит, как непогода. Хлестнула дерзко за предел нас отравившая свобода». Сегодня всё повторяется. Во власть рвутся – и часто приходят – горлопаны. Якобы из-за заботы об экологии они закрывают предприятия, не заботясь о том, как безработные потом будут кормить свои семьи. Да, бардак это, конец стране. Вершина демократии в исполнении новых революционеров – выборы всех руководителей снизу доверху. Деловые качества кандидатов – не в счет, да и кто из этой ору-щей толпы может и готов эти качества рассматривать. Вот уж воистину: «Заставь Дурака Богу молиться, так он и лоб разобьет». Боюсь, что стране нашей грозит полный кирдык. «А ведь в этом и заключается ахиллесова пята демократии. Все эти красивые правила годятся только для компактных коллективов равных в правах людей.  Все остальное – ложь и фальшь». 
На этом диспут закончился. Котляревский опустил голову и задумался, а может быть задремал. Автобус уже катил по Морскому проспекту. «Вот мы и дома» – подумалось Александру Сергеевичу. – Все-таки основой основ всего является дом».

А в его родном институте продолжался разгром. Одна за другой закрывались лабо-ратории. Основная причина – отсутствие средств на науку у давно сложившихся предприятий-партнеров. Да и сами эти предприятия стремительно закрывались, становясь банкротами. Несколько человек из лаборатории Крапивина не выдержали испытания неопределенностью и ушли из института. Один талантливый парень уехал в Австралию на глиноземный завод, другой вообще занялся строительно-ремонтным бизнесом. А что, он оказался мастером на все руки – талант, он и в Африке талант, и проявляться талант может  самым неожиданным образом.

Беда подкралась и к Александру Сергеевичу. Система хозрасчета, введенная в институте с его легкой руки, не предусматривала должности «освобожденного» заведующего лабораторией. Он должен был вести свою тему и тем самым содержать самого себя. А тут все заказчики работ по вольфрамовой тематике, которые вел Крапивин, неожиданно уведомили о разрыве только что заключенных договоров. Причина – у заводов  одномоментно исчезли средства на исследовательские работы. Нет работ – нет денег. Крапивин посчитал нечестным делать лично для себя исключение из утвержденных в институте правил, и поскольку он остался без средств, подал заявление об увольнении по собственному желанию. В последствии он не раз пожалел о содеянном. Наверное, можно было как-нибудь иначе разрулить ситуацию. «Но так честнее» – решил Крапивин, закрыл кабинет и покинул институт.  Начиналась новая жизнь.