Глава 18. Алёна. Страсть, прячущаяся в ночи

— Уже поздно, может, вы останетесь и переночуете у нас? — огорошила нас с Матвеем, Дана.

Я всеми фибрами души молила высшие силы о том, чтобы Мацкевич нашёл выход из положения, и уговорил мать, что нам срочно надо уехать, однако мольбы были проигнорированы. Не то чтоб он не старался. Просто Дана оказалась ещё той актрисой.

— Алёне нужно к сестре, она не может остаться, — попытался он оправдаться тем, что первое пришло на ум. Я бы тоже начала с этого, не осуждаю.

— Алёна, — обратилась ко мне мать Матвея, — твоя сестрёнка уже взрослая девочка, у неё наверняка есть мальчик, позволь себе отпустить контроль над ней. Тебе стоит остаться у нас в гостях. Ты представить себе не можешь, какие завтраки я готовлю.

Я отпустила контроль, и настолько что мы с Лилей теперь даже не созваниваемся. Я не звоню, потому что боюсь навязываться, а она…. Я не в курсе. Может, занимается учёбой или Димой, или ещё чем-нибудь. В общем, неделю не виделись, не созванивались, не переписывались. Стали как чужие.

— Мам твои завтраки, конечно, самые невероятные, но Алёне будет не комфортно. Мы с ней только на начальных стадиях отношений. Понимаешь? — явно сморозил он глупость, потому что Дана зацепилась за неё.

— Вы что даже не целовались? — расширились её глаза.

Я в мгновение покраснела. Стало так стыдно, не потому что этого не было или было, а потому что обсуждать подобное с матерью Матвея через-чур неудобное мероприятие.

— Мам, — повысил голос Матвей.

— А что я такого спросила? Это обычное дело у влюблённых парочек, — не считала она тему неловкой. — Мы с твоим папой поцеловались на первом же свидании.

Теперь и Матвею стало неуютно, до этого он держался молодцом.

— Давай без подробностей. Меня сейчас стошнит, — скривил он лицо.

— Что не выносишь счастья окружающих, потому как сам никогда не был счастлив и не любил? — прошел мимо нас Юрий Аркадьевич, и не мог упустить шанса, сделать больно сыну.

— Ты грань-то не переходи, — не оборачиваясь со спины, ответил ему Матвей. — Помнишь, что Разина говорила о такте?

— Тебя это так задело? Кто бы мог подумать сын, — усмехнулся Юрий Аркадьевич. — Я считал моего сына непробиваемый. Какая досада.

Я смотрела на изменения в лице Матвея, и понимала, что он хочет ответить взаимностью и сделать больнее, но отчего-то сдерживался и не раскрывал больше рта.

— Мальчики снова вы за своё? У нас же гостья. Можно хотя бы при ней не устраивать скандалов? — влезла в перепалку мужчин Дана.

— Конечно душа моя, только наш сын немного не понимает что такое чувства, вот я и пытаюсь донести, пусть и с опозданием. Понимаешь Алёна, — посмотрел на меня Юрий с сочувствием, не понятно, откуда взявшимся. — Я не сомневаюсь в твоём сердечке, оно вероятнее всего действительно бьётся чаще при виде этого человека, — указала он на Матвея, стоявшего молча и о чём-то думающего. — Однако ты ошиблась в выборе, и скорее всего, будет больно, очень больно, когда он скажет тебе: «ты мне не нужна, я предан только работе и семье Мацкевичей». К сожалению это отличительная черта воспитания в подобных семейках. Ты же слышала об этом бестолковом сборище богатеев, которые только и живут тем, что зарабатывают, и зарабатываю без конца? Не слышала? Так вот послушай милая, Мацкевичи яркие представители высшего общества в нашем городе, наряду с остальными семейками, которые нам не обязательно перечислять. Один другого краше. Я не вписался, и ты не впишешься. Моя жена пошла наперекор своему отцу, только потому, что она девушка, мужчина родившейся в подобной семье никогда не променяет фамилию на любовь.

Я находилась в смятении. Для чего Юрий Аркадьевич завёл эту шарманку? Чтобы я сбежала? Что чувствовать, как поступить, я не знала и обратила взор на Матвея, который стоял и смотрел перед собой. Он слушал каждое слово отца, но ничего не отвечал. Словно в нём что-то надломилось, и он не мог больше функционировать как обычный человек.

— Мой тесть учил моего сына меня ненавидеть. А что я мог противопоставить? Ничего, я простой слесарь, влюбившийся в девушку из высшего общества. Я был готов ждать, и дождался того что он вырос, — показал он на стройного статного парня перед собой. — Вырос и стал во всём лучшим, потому что его надрессировали на это. Думаешь, эта красота сразу стала такой умницей? Не-а, дед постарался. Унижал меня на его глазах. И получилось, теперь отец ничтожество, да Матвей? Зато сам во всём идеальный, кроме чувств, дед в нём их искоренил. Даже мать он любит, потому что она Мацкевич. Была бы из другого рода, стала бы призираема, как и я.

— Юра замолчи уже, — строго потребовала Дана. — Ты хоть понимаешь, что ты и при ком говоришь? Это твой сын, а она его девушка. Ты пытаешься унизить Матвея в глазах Алёны?

— Я говорю правду, — пожал плечами мужчина. А потом подошёл к сыну и посмотрел ровно ему в пустые глаза, глаза робота. — Чувства — слабость Матвей.

Глаза парня резко поднялись, и тот со всей злостью, что у него накопилась, ударил отца по лицу. Эта пощечина заставила крепкого на вид Юрия Аркадьевича отскочить, и только благодаря рукам собственной жены он не упал.

— Я заберу у тебя всё, и тогда посмотрим, как ты заговоришь, — твердил парень, взял меня за руку, и мы поднялись на второй этаж в его комнату, где я уже имела честь находиться несколькими часа ранее.

Последнее что я успела увидеть, то как Дана помогает своему мужу стирать с уголка губ кровь. И дверь спальни захлопнулась.

Что будет дальше? Почему он так разозлился? Зачем Юрий вскрыл старые раны семейства? И для чего я стала свидетелем драмы? Стоя в темноте, я могла различить силуэт Матвея. Он подошёл к окну и пристально в него смотрел. Всё это сопровождала абсолютная тишина с редкими звуками голосов из коридора и шагами.

Надо же было в подобную историю именно мне влипнуть. Надо было уходить сразу, как только дом покинула бабушка и Маша, нет, мы стали разговаривать с Даной.

Что сказать теперь? Как завести непринуждённую беседу? Я вообще не умею утешать. И нужно ли ему моё утешение? Как там сказал его чокнутый отец? Робот? Может Матвей действительно мало что чувствует и ему, в сущности, нет разницы, о чём там болтал Юрий Аркадьевич. Я не права, он задел Матвея, и сильно. Человек, которому плевать, не станет набрасываться с пощёчинами. Матвею стало больно от слов сказанных родным отцом. Получается, у богатых тоже есть проблемы. А я считала их жизнь идеальной.

Медленно на цыпочках я подошла к Мацкевичу и тронула за плечо.

— Ты в порядке? — в голову кроме этого избитого вопроса больше ничего не приходило.

Естественно он не в порядке, это и ежу понятно, вопрос просто стал предлогом для начала беседы.

— Бывало и хуже, — коротко ответил он мне.

Наверное, надо поддержать. Я много раз успокаивала сестру в детстве, когда родители напивались и начинали разборки, у меня неплохо получалось, относительно конечно. Сейчас ситуация немного отличается, передо мной не маленькая девочка, а мне не десять. Ребёнка нужно обнять, когда ему грустно, а как поступают с взрослыми людьми? С парнями? С такими как Матвей Мацкевич? Не верю, что у него не было девушки, которая бы ему нравилась. Он точно нравится многим, а там выбор за малым.

Я подошла к нему вплотную, и прижалась к спине, обнимая. Я решила, что объятия и для ребёнка и для взрослого универсальный вариант для утешения. Могу ошибаться, тогда пусть оттолкнёт меня, а могу….

Я не ошиблась. Горячие ладони Матвея накрыли мои руки, он расцепил их, и обернулся ко мне. Я не знала, как мне оправдываться, и показалось на секунду, моё сердце остановилось, так страшно стало. Хорошо, что не пришлось выдумывать сказки, ведь следующее что сделал Матвей, притянул меня к себе и крепко обнял за талию. Опешив на короткий промежуток, я сообразила и обняла его за плечи, при этом зачем-то стала поглаживать по затылку. Крыша у меня, что ли поехала? Как я вообще могла додуматься до подобного? Ответ прост: в тот миг мозг отдал все полномочия сердцу и странному желанию находиться рядом с Матвеем.

— Твой отец не прав. Если он позволяет себе говорить такие вещи о тебе, то он придурок, — пыталась я показать что всецело на его стороне. Что ни единое гадкое высказывание Юрия Мацкевича на меня не повлияло.

Мне показалось, он улыбнулся, но я не могла знать наверняка.

— Не будем о моём отце, договорились? — сказал Мацкевич, упираясь подбородком мне в плечо. Я сначала не поняла, зачем он это сделал, но в следующее мгновение почувствовала, что он целует меня, а не просто упирается.

Я дико испугалась. Отпрянула. Первое что промелькнуло в голове: он спятил? Зачем он это делает? Я пришла поддержать его, а он…. Но растерянное лицо Матвея помогло мне вернуться в реальность, где никто не хочет причинить мне вред.

— Это всё эмоции. Я всегда контролирую себя, а когда нет.… Ну, ты видела, что я сделал с отцом. И мне очень стыдно. Утром я попрошу прощения, — говорил он с трудом. Видимо каждое сказанное слово от Юрия Аркадьевича висело на его груди тяжким грузом.

Взяв себя в руки, я постаралась донести до него свою точку зрения:

— Попросив прощения, ты признаешь его правоту. А он не прав!

— Ты меня защищаешь? — с лукавой улыбкой посмотрел исподлобья на меня Матвей. — Мало людей защищают меня. Даже друзья.

— Почему? — я отвела взгляд. Он смутил меня.

— Потому что я прав. Они не понимают, и перечат. Но тут я вынужден, согласится с отцом. Дед воспитал меня как машину для продолжения его дел. Фамилия, да чтоб она сгорела. Я ненавижу все, что связано с моей фамилией. Быть Мацкевичем не привилегия, а каторга. Все ждут, пока ты оступишься, чтобы раздавить. Я не оступался. Однажды, то была минутная слабость. Она была милой, но знаешь, что с ней произошло? — Подошёл он ко мне снова. Расстояние между нами значительно уменьшилось, но я продолжала стоять на месте.

Мне было любопытно.

— Что?

Матвей потёр переносицу, и нехотя пояснил:

— Моя сестра её чуть не убила. А ведь я просто попал под раздачу. Она хотела её парня. Так вышло, что та девушка была единственной в моей жизни мимолётной симпатией. Но она выбрала не меня. Ты бы видела, как мне было тяжело с этим смириться. Но я тогда помог ему поймать сестру. Я помог человеку, который меня раздражал. Наверное, я мученик? — болезненно рассмеялся Матвей.

— Если ты мученик, она идиотка, — была тверда я в своих убеждениях. — Потому что будь всё иначе, тот парень не стал бы помогать тебе. Ты добрый человек Матвей. Я вначале этого не увидела. Мне немного стыдно.

— Добрый? Я? — снова этот смех. — Ты, похоже, не в себе. Потому что как только наступит завтра, я уничтожу Разину. Я хочу видеть её мольбы о пощаде, и просьбы простить её за то, что она сотворила с твоей жизнью. Старая карга умрёт в нищете, в халупе, а если захочу, то вообще на улице. Моя жестокость не имеет предела Алёна, я не добрый. Ты ошиблась. Я сломал стольким людям жизни, что если бы узнала правду с их сторон, ты бы меня прокляла. Отец во всём прав. Я ведь не перечил ему, не оправдывался сам и не оправдывал деда. Фамилия накладывает свой след на человека. Я бы даже сказал отпечаток.

— И что мне тебе сказать? Ты ужасен? Ты мерзкий тип? Ненавижу похожих на тебя? Сказав все эти гадости о себе, чего ты ждёшь от меня? Порицания? Хорошо, я порицаю тебя. Как ты мог так поступать? Нормально? — взбесил он меня своей бестолковой речью. — Для чего ты всё это наговорил? Мне бежать сломя голову? А нет, так лучше, ты сломаешь жизнь и мне, если я сделаю что-то не по-твоему. Я верно изъясняюсь?

— А тебе палец в рот не клади, — улыбнулся Матвей, странной, непривычной нежной улыбкой. А следом его ладонь понялась к моей щеке и ласково коснулась. — Я описал Маше тебя. Сам того не осознавая.

Я хотела провалиться сквозь землю, так мне было страшно. Меня впервые за всю мою жизнь парень касался там, где бы я никогда не позволила, и это только лицо. Стоило бы нагрубить и оттолкнуть, но я чего-то ждала. А может просто наслаждалась минутами мужских прикосновений. Они оказываются, очень приятны, когда знаешь, что он встанет на твою сторону и защитит.

— Я тоже не увидел в тебе всего этого света, когда мы познакомились. Наверное, судьба распорядилась так чтобы мы сначала узнали друг друга, — Матвей немного наклонился ко мне, будто бы собираясь поцеловать.

Я задрожала от предвкушения и съедающего изнутри смущения.

— Матвей, — сглотнула я, не понимая как всё это делается. Я не умею, я не знаю, я боюсь, чёрт побери.

— Что? — прошептал он мне в губы, отчего их коснулось горячее дыхание.

— Я….— я не успела договорить.

Смелые и умелые губы Матвея накрыли мои с нежной страстью, стараясь не напугать, а наоборот заставить подчиняться и остаться рядом навсегда. Мой первый поцелуй, произошёл слишком внезапно, я не успела подготовиться морально, он просто взял и забрал его у меня. Вырвал силой. А я была не против отдавать. Сначала я самой себе казалась неумелой и на его фоне слишком неопытной, но как прояснилось потом, не обязательно учиться целоваться на помидорах как это делали герои сериалов. Стоит одному из партнёров начать, другой будь он трижды неопытен, подхватывает процесс, а дальше всё идёт своим чередом.

Ладони Матвея бродили по моей спине, мои же в свою очередь вцепились ему в шею. Я боялась, что он отступит, когда всё настолько прекрасно. Все проблемы забыты, всё неважно, когда мы вместе стоим в его спальне и, не останавливаясь, впиваемся друг другу в губы. Они у него к слову мягкие, но напористые. Матвей продолжал вести меня, направлять, а я с готовностью ему подчинялась. Я целовала парня так словно это мой последний шанс на счастье и жизнь, в общем. Всегда считала девушек дурами, раз они с легкостью ведутся на очарование мужчин, теперь и сама угодила в ловушку. И это после всех ужасных подробностей и угроз уничтожить мою бабушку.

Он слишком хорош, идеален, красив и богат для меня. Я такого подарка судьбы точно не достойна. И это отрезвило меня. Я первая отпустила его, и, отвернувшись, пыталась перевести дыхание. Чёрт, а дышала ли я вообще всё это время? И сколько прошло минут или часов? Господи с ним я потеряла счёт времени. Притронувшись к губам кончиками пальцев, я почувствовала, что они горят огнём. Сразу подумалось: наверное, они сейчас красные. И что теперь делать? Как смотреть ему в глаза? А он за спиной, стоит и ждет, что скажу я. Мамочка помоги мне, хотя бы сейчас!

— Алёна, — прочистил он горло, так как охрип, видимо его тоже не опускал горячий как огненная лава поцелуй. — Уже поздно, я пойду спать в соседнюю комнату, гостевую. Отдыхай в моей, спокойной ночи, — и молча ушёл, не посмотрев на моё бессовестно красное лицо.

Закрыв глаза, я упала лицом в подушку. Какой же стыд.