жизнь прожить гл 27 С мужем и без него

  Гл. 27                С МУЖЕМ И БЕЗ НЕГО                10. 44г.
Владимир прикрыл за собою дверь, в темноте нащупал кровать. Споткнулся о поваленный ящик, поставил и сел на него. На кровати было слышно два дыхания. Еле заметное, у стены, кажется не спящее- жены, и чуть в сторонке еще одно- спокойнее и громче. Он протянул руку, нащупал плотно замотанный комочек, осторожно прислонил ладонь к нему. Через слой пеленок почувствовал еле заметное тепло. Внутри что- то дернулось. Он убрал руку, вздохнул и долго сидел, молча вглядываясь,  в светлеющую в стене стекляшку.
В голове, на фоне уже долго не проходящего шума, скреблось что- то иное, не похожее на этот, ставший в последнее время обычным, похмельный шум. Туда теперь, почему- то вкрадчиво, лезли фронтовые события, довоенная жизнь, госпиталь, подробности первой ночи с Антониной, все мешалось, путалось и где- то обрывалось, и вновь разгоралось, как это вот предутреннее оконце.  И уже становилось приятным, манящим, но только этот прежний шум навязчиво вклинивался, нахально перекрывал все пространство… И фуражка… офицерская фуражка с синим околышем и темным, мрачно- пугающим, зловещим глазком звездочки, и где- то в тумане, вдалеке неясный силуэт Пантелеича…
 Владимир поднялся и тихо вышел на улицу. В высоком небе еще ясно светились далекие звезды. Но, все увереннее на востоке светлел горизонт. Воздух был чист и прохладен,  дело шло к морозам. Когда- то он любил полюбоваться звездным рассыпчатым небом, редкими и короткими мгновениями наступающего рассвета. Вон, к линии отделяющей темную земную твердь от бескрайней зыби небес, чиркнула крохотная, но яркая точка кометы, растягивая позади себя светлый  тонкий  след. Даже на фронте, сидя в окопе, если видели на небосводе падающую звезду, загадывали желание. Чаще сокровенное- вернуться с войны живым. А сейчас его не интересовало ничего. Вот и ребенок родился, первенец- для любого мужика это всегда праздник. И он сам когда- то ждал его. Но теперь праздника не будет, никогда? Неужели? Теперь только эта мешанина в голове, и одно забито колом- как забыть, уйти от этого и не помнить.
Лезть в петлю- смешно! Зачем карабкался выжить на фронте, ведь, изо всех сил же. Конечно, нет. А вот, найти б похмелиться, и нормалек. В голове сразу посвежеет. Только этой гадости сразу хочется еще, еще и еще… А уж когда свалился, тут самый порядок- да, пошло оно, все… Вот, и жена родила, надо бы ей помочь, но она ж не понимает! Ни черта! Ей надо только одно- бросай пить! А как эту мешанину разгрести, как? Все тычут пальцем- вот, он виноват, из- за него сидит какой человек!...А он, сам, вроде не человек- крыса скользкая, даже, от собственной жены должен прятаться. И надо же, и она не понимает… Родина- жена…
Владимир кисло ухмыльнулся. Хотел вернуться в избушку, но сделав пару шагов к двери, круто развернулся и пошел прочь.
Антонина проснулась от стука  и больше не уснула. Все слышала, как муж входил, выходил… Молчала. Что ему говорить, что, он сам ни чего не видит? Не слепой.
Тело было ватным, не болело, только при малейшем шевелении слабой болью отдавало на низ живота. Не рвало, не жгло. Молодец баба- Таня, умница, спасибо ей. Теперь, просто, нужно бы
отлежаться денек- другой. А там уж на работу. А Володька…ну просто слов нет. Какой гад.
Ладно…


Стр.64
Антонина решила, как придет с утра баба Таня, попросить ее посидеть с дитем, а может заодно и с крестницей- а уж она б с ней сама рассчиталась. Уж, научились, как за нос водить уполномоченных: колосков, а то и зернышка карман всегда можно набрать.
В окошко уже во всю лез рассвет- после долгих затяжных дождей солнце наконец- то осмелело и расправило крылья по всему небосводу. Деревня так соскучилась по ее заботливому теплу, и хоть с опозданием, но все, кто был занят на уборке хлебов, в это утро поднимались  с постелей с удивленными глазами и радостным настроением.
Спустя немного времени, как лучик солнышка заиграл на стене, возле избушки зашуршали шаги. Без стука,  дверь открылась, и вошла Фоминична. Антонина привстала с постели:
-Проходи баб Тань.
-Не, не, не! Не вставай, токо к вечеру. И так господь помог. Не болит?
-Только когда шевельнешься, а так, ни чего.
-Корми малого, и самой есть надо, а то молока не будет. Давай я тебе ноне помогу, а там, подымешься сама. Мужика то не было? От анчихрист.
Старуха поудобнее положила сверток с ребенком к приоткрытой груди, и тот, найдя сосок, прилип  к нему, словно он это делал не в первый раз. Фоминична  молча посмотрела на знакомую процедуру, отошла к плитке и стала вычищать топку и поддувал. Не успела она вымести золу, как в раскрытой двери избушки появилась Тая.
-Вот она- Фоминична разогнулась, оторвалась от своего дела- А девку то с кем оставила, не боишся?
-А что делать, баб Тань? На работу ж надо. Но нынче Ниночка соседская посидит, попросила. Фоминична постояла, помолчала,  глядя на вошедшую Таю и тихо сказала:

-Знаете, девки,  я подумала, хоть я и карга старая, давайте либо, я с вашими посижу. Небось, справлюсь. А так, куда их вам? Вы токо мне харчи кое- какие, да дровец, а то, хоть и кизячков
посбирайте, а уж кашу иль мамалыгу я им состряпаю. Голодными не оставлю. Но малому грудь, эт само собой, покуда молоко будет. Ну?-
Тая  и Антонина не верили своим ушам и заговорили в один голос:
-Баб Тань…
-Баб Тань спасибочко на этом, а мы уж постараемся и им и тебе что- нибудь сообразить.
-Ну, вот и так, девки,- Фоминична угнулась возле топки, не останавливая рассказа- мы- то, тоже рожали, у меня- то, небось, знаете, двенадцать было. Всех вынянчила, а вот двое ребят погибли, а один без вести. А тетенька моя, Степанида, их Рябовы по двору, двадцать пять родила- пузо выше носа так и не сходило- и тройняшки и двойняшки. И слава богу, все были живы. Повезло ей, а так, бывало, мерло много. Старшие снохи вместе с ней, со свекровью, родили. И в копнах, и в огороде приходилось принимать. Денек отлежатся и будя- опять в поле. Кому ж работать, кому ж голод нужон? Мамака моя казала- родила меня, а год был неурожайный. Придет с поля, в грудях пусто. Развернет свивальник, глядит на меня, кроху, и сумлевается- опять не умерла! А я и по ныне ни как не околею. Но эт когда было, при крепостном еще, наши цуканами у барина были. Теперь другое время- пяток и будя. Ладно…
Тая слушала, а уж самой надо было спешить на поле:
-Тонь, баб Тань, теперь некогда, я вечером забегу. А бабам расскажу, что родила. Они уж не дождутся «на зубок» прийти.
Прикрыла за собой дверь и подумала: «Чужим людям нужна, а родному мужу, пока нет.» 
Только с неба распогоживалось-  такая радость. Самое время работать.