6 - 2. Мы. Пацан

    Был он маленьким, чумазым и одиноким.
 
    Никого у него не было, нигде его не ждали, никто его не искал и не хотел.

    Ему не пришлось узнать и почувствовать любовь и ласку!

    От матери его отлучили сразу же после рождения и передали какой-то безразличной тётке, которая должна была выкормить его, чтобы потом продать, но поспешила избавиться от него, когда надоел.

    Потом, когда уже вырос, он был ей благодарен что не скормила его, как многие другие, диким зверям, которых было полно вокруг,.

    Она просто оставила его на привале и, когда он проснулся, никого уже рядом не было, костёр догорал, а в ночи светились чьи-то глаза.

    Он уже умел ходить, начал говорить и испугался.

    Рефлексы подсказали ему, что нужно убегать, но он, подождав у огня до утра, побежал лишь когда рассвело.

    Случилось это две зимы назад, и он их как–то прожил.

    Мальчишке не хотелось вспоминать об этих зимах, а сегодня, когда он уже окреп и, загибая пальцы на одной ручке, помнит их все, ему стало ясно, что выживет и дальше.

    Убегая от глаз в ночи, он оказался возле огня, который горел, вырываясь из-под земли.

    Нельзя сказать, что возле – он нашёл какой-то перешеек между двумя огнями и укрылся там.

    Получилось так, что он жил в огне.

    Глупые жуки, летевшие на свет, обгорали и падали туда.

    Он обратил внимание на то, что если они залетали через верхнюю часть пламени то, изменяя его цвет, мгновенно сгорали, превратившись в несъедобные угольки, а если безумцы просто атаковали огонь влетая в него, они оставались съедобными и сочными.

    Их можно было есть.

    Так он получал и жидкость.

    Звери, боясь огня, обходили это место стороной, и малыш вырастал в безопасности.
    Здесь были места, в которых огонь прогревал землю снизу и там он жил, когда с одной стороны света приходили злые холода, придавливающие огонь.

    Когда с другой стороны, приходили жаркие ветры и холода отступали, он устраивался подальше от огня в более прохладном месте.

    Там всегда было светло, но холодными ночами, когда голод не мучил его и языки пламени становились голубыми, невысокими и не мешали видеть небо со множеством светящихся точек он, грея спину, лежал на тёплой земле и смотрел на них.

    Постоянно колеблющееся пламя образовывало незнакомые образы которые, украсившись звёздами, убаюкивали его, создавая странные, непонятные и очень интересные истории.

    Он видел, как надёжная огненная конура несла его к звёздам всё дальше и дальше, сливаясь с ними, до того самого момента, когда всё превращалось в одну точку.

    Ему это не мешало, потому что, через некоторое время, всё начиналось сначала – эта точка разбухала, звёзды возвращались на место, и он просыпался в своём логове.

    Так он встретил ещё одну зиму и, чтобы её запомнить, ему пришлось загнуть палец на второй руке.

    Он быстро взрослел и развлекаясь, уносился в своих грёзах к звёздам почти каждую ночь.

    Желая разузнать побольше о том, что находится за его огненным пристанищем, Пацан старался не сразу возвращаться в него.

    Научившись этому, каждый раз, когда он оказывался в точке всех начал, то просто смотрел.

    Взгляд его врезался в пространство и, расширялся как прожектор.

    Конца взгляду видно не было, потому что пространство, с момента возникновения, продолжало разворачиваться в бесконечную Сферу, заключающую в себя всё, появившееся в момент сотворения.

    Да и видеть он мог лишь тот конус, который мог высвечивать в этой Сфере его взгляд.

***

    Разные энергетические трёхмерные пространства высвечивали в Сфере конусы разных размеров, а конфигурации пространств, появившиеся с большим количеством измерений, были другого вида.
 
    Трёхмерные «конусы» входили один в другой, как «матрёшка», о которой Пацан не имел никакого понятия и которые, согласно своим возможностям, высвечивали из центра в бесконечность свою часть, включающую и пространство, в котором обитал он.

    Существование каждого зависело только лишь от возможностей собственной экологической ниши, изменяющейся от «конуса» к «конусу».

    Как воланы для бадминтона, вложенные один в другой, они имели лишь одну общую точку – в центре начала всего, и расходились в даль широкими разновеликими «конусами».

    Можно себе представить, что все возможные варианты жизни, используя набор пространственных конфигураций, разворачивались в полную Сферу, но знать об этом Пацан не мог.

***

    Его мир – мир маленькой «матрёшки», существовал независимо от новых знакомых из других, более широких измерений, включающих в себе более мелкие.

    Но обитатели больших имели возможность свободно бродить в мире меньших, которые были их частью.

    А ему выйти из своих границ не удавалось — это требовало энергии, которой у него не было.

    Об этом, мелькнув и исчезнув, намекали и остальные, позволявшие ему контактировать с ними.

   При желании, вовнутрь могли попасть все обитатели широких измерений кто, удовлетворяя собственное любопытство, хотел путешествовать по пространствам более мелких внутри себя.
 
    Но выход наружу, за пределы своего мира, был невозможен для всех, – кроме дополнительной энергии нужен был наставник, который бы обучил как это делать.

    Так Пацан и узнавал о пришельцах из других миров.

    И, пока наставника не было, каждый мог отдаляться от общего центра, вглядываясь в бесконечную даль и, согласно возможностям, высвечивать её как прожектор, узнавая новости о себе.

***

    Отдаляясь от центра зарождения жизни, обитатели всех измерений обнаруживали качества, которых в природе до этого не существовало, и которые создавали они сами.

    Так, в каждой из них начали развиваться ощущения, потребности и чувства.

    Во всех измерениях эти этапы, наступали в виртуальных сечениях, которые проходили на одинаковом расстоянии от центра Сферы.
 
    Просто подходил момент развития и появлялись ощущения.

    И они параллельно появлялись во всех конфигурациях.

    На другом расстоянии возникали потребности, но уже в ином сечении, а в следующем, ещё более дальнем от центра, возникали и чувства.

    И, так далее!

    Всё, возникшее в больших измерениях, находилось в плоскости общего сечения, включавшего в себя и те, которые появлялись в более мелких, и  нашем  "конусе" тоже.

    Но в больших они были шире, разнообразней и богаче – собственная, более широкая система координат и измерений, позволяли это.

    Переход между ними был скачкообразным, как переход электронов с орбиты на орбиту в атомах – с потерей, либо добавлением энергии.

    И переход из более широких «конусов» вовнутрь – к более мелким, был возможен, но, для соблюдения энергетического баланса, часть энергии гости должны были отдать.

    После каждого визита из более сложной системы, в менее сложную, в ней откладывались запасы энергии.

    Это было оплатой любопытства!

    Полученная энергия оставалась в простой и могла быть ею использована в дальнейшем, когда понадобится.

    Возвращение визитёров, в отличие от электронных переходов с орбиты на орбиту, энергии не требовало – они, побывав внутри узкого пространства, продолжали находиться в пределах своего - широкого.

***

    А для обитателей простых систем, переход в более сложные был пока невозможен – той энергии, которой они обладали, было для этого недостаточно.

    При создании этой Вселенной, атомы были одного типа, и качества, развивающиеся живыми существами, тоже были одного типа.

    С учётом различий координат и измерений между ними, возникающие потребности, в каждой из пространственных конфигураций, тоже были одного типа, как и появляющиеся чувства.
 
    На самом близком к центру уровне все начинают отличать приятное от неприятного и стремиться к одному, избегая другое.

    По мере получения энергии от любопытствующих из более сложных систем, можно было, исследуя собственное пространство, отдаляться от центра.

    По мере удаления от него, жёсткие связи с константами физического мира слабеют, становясь более утончёнными и всё менее зависимыми от него.

    Так, на следующих этапах, каждая пространственная конфигурация обнаружила у себя прекрасное, а затем, ещё дальше от жизнеобеспечивающего центра, на грани материального, индивидуумы, с более развитым интеллектом начали, ощутив возвышенное, научились создавать его сами.

    Постепенно выявлялись всё более мягкие связи, появляющиеся в их жизни.

***

    Пацан, осваивая свой «конус-матрёшку», путешествовал её ментальными просторами, знакомясь с такими же, как и он  её обитателями.

    Те, кто посягал на его свободу ему не нравились, но были такие с которыми он подружился, и они сбились в стаю, которая держалась вместе не распадаясь.

    Всё реже он уходил в свой надёжный мир, чтобы скрыться в огненном логове, и оставался в мире людей, чтобы завоёвывать всё до чего мог дотянуться.

    Он вырос!

    Был невысоким, коренастым, широкоплечим, обладал необычайной физической силой, быстротой реакции и горящий желанием действовать!

    Это был генотип гангстера и, если бы он вырос среди людей, то стал бы уличным бандитом, но эта судьба его миновала, и он стал лидером.

    Воспитание не обременяло его, правила поведения он устанавливал сам.

    Это нравилось его друзьям и вызывало уважение окружающих, которые были рады тому, что им самим не нужно было думать, принимая решения.

    Они создали своё государство.

    Оно отличалось от остальных, находящихся в той же зоне обитания, верностью друг другу друзей-соратников, их сплочённостью, доказанной предыдущим опытом, верой остальных в правоте принятых решений и действий.

    Кроме людей с их, доступными для понимания Пацана, простыми эмоциями, у границ каждой конфигурации находились остатки Первичного Взрыва, которые, как казалось, находятся там совершенно беспричинно – их энергия была способна уничтожить всё живое, тем более, поглотить обнаруженные тонкие эмоциональные составляющие.

    Но это только казалось, что находились они там беспричинно, хотя все они располагались согласно уровню энергии у каждой из границ пространствен -ных конфигураций.

    Цель их была непонятной.

    Каждому обитателю разных пространств отводилась своя роль: и его знакомым из других конфигураций, и ему самому, вместе с остальными обитателями самого мелкого трёхмерного «конуса – матрёшки».

    Эти, «послеродовые остатки» зарождения всего, и белковой жизни в том числе, начинались в центре всех начал, в точке Первичного Взрыва, и связи с ним не теряли.

    А Пацан искал связь с сечениями в продолжении своего конуса, удаляющимися от центра, где обнаруживается прекрасное, надеясь на то, что там, на грани материального, где появляется возвышенное и где энергии Первичного Взрыва тоже становились меньше, ему удастся их освоить.

    Поэтому, время от времени, он уединялся, ментально возвращаясь в своё огненное логово.

    Там, среди огня, в одиночестве, без помех и ограничений мозга, отдалившись от центра телесного существования и теряя жёсткую связь с константами своего физического мира он, пребывая во власти чистого разума, мог стремиться к сверхчувствительным параметрам Бытия чтобы искать объяс -нения существованию наблюдателей - Извнеглядящих.

    Друзья – соратники знали об этом и всегда терпеливо ожидали его возвращения.