В конце аренды

Этот художник арендовал половину подвала в нашей сталинке. Как-то летом, он выставил во двор своё обширное полотно, взял табуретку, коробку с красками, кисти, палитру и стал писать. Разумеется, большую часть времени он не писал, а одухотворённо общался со случайными зеваками.
Я спустился во двор, сел на дальнюю скамейку и принялся наблюдать сквозь низкую листву за тем, как он важно вышагивает возле своей картины с длинной кистью в руке. Художник был импозантен,  на него было приятно смотреть, особенно на то, как он светлеет лицом, когда кто нибудь, идущий из пятёрочки или обратно, останавливается и заговаривает с ним.  Останавливались многие и все они были очень разными: кто-то вертел указательным пальцем у носа художника, указывая другой рукой на очевидные несоответствия в композиции; кто-то восторженно обнимал его за плечи; кто-то громко смеялся и предлагал выпить; кто-то стоял в оцепенении, а кто-то негодовал и ругался. Но всех их объединяло одно -  они проходили мимо, текли неудержимо в сторону магазина, задерживаясь у картины на секунды, много - на минуту, кому сколько было нужно времени для мимолётного негодования, смеха, восторга или  ненависти...
И я отчётливо видел каким взглядом художник провожает всякого отходящего, и от этого я загрустил...
Но, что ж!
Полотно это было исполинских размеров. Как я прикинул, никак не меньше трёх метров по горизонтали и двух метров к небу. На нём были изображены рабочие в брезентовых робах, с  грубыми и чистыми лицами, стоящие возле огромного котла из которого изливался расплавленный металл. Часть рабочих была тщательно прописана, а часть, едва только намечена нервными охряными мазками и один лишь текущий по жёлобу металл был воплощён в максимальной детализации...

... через час пребывания на деревянной скамейке, я совершенно отсидел себе задницу и сожалением покинул двор.
Утёк, прихрамывая, в сторону магазина.
-------
Но вот в конце лета, грузовик привез большой мусорный контейнер и сгрузил его возле дверей художникового подвала. Потом пришли таджики в оранжевых жилетах и принялись вытаскивать из подвала всякий мусор: два заляпанных матраца, деревянные бруски, торшер, старый ковёр, древнюю люстру, какие-то рулоны, диапроектор, старые куртки и драные штаны, двери с замками, растресканные подрамники, засохшие палитры, детский велосипед и множество, разнокалиберных бутылок...
------
Уже настала зима когда я случайно увидел этого художника. Курил на балконе и посмотрев вниз увидел, как он там стоит посередине снега. Торчит чёрным, неподвижным пятном возле своих бывших дверей и не взирая на то, что было утро, художник уже основательно покачивался. Бородища его седая, вызывающе торчала в морозное пространство неопрятным веером. Стоял он так довольно долго, но наконец, на что-то решившись, сделал шаг вперёд и стал копаться у себя в сумке. Ступени в подвал были заметены чистым снегом и он, чтобы не оставлять явных  следов, осторожно прокрался к двери по самому краешку.
А потом, достал из сумки связку ключей, сжал в ладони и твёрдо глядя вперёд, поднял руку к замку...