25. Дела семейные

25. ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ. Многолетнее влияние племянницы византийского императора Софьи Палеолог на русского государя Ивана III не могло не сказаться на образе жизни великокняжеского двора и, даже, на самой личности государя. Софья, с малолетства привыкшая к византийской роскоши и чопорности, не слишком одобряла «деревенские» нравы, издревле царившие на Москве. Ей претило то, что её муж, самодержец московский, вот так вот запросто общается с боярами, воеводами и мастеровыми, не стесняется жить в простых деревянных хоромах, и вообще не держит никакой дистанции между собой и теми, кто ниже его по положению, тобишь, со всеми. Под влиянием более умудренной в вопросах дворцового этикета жены Иван III начал постепенно меняться, уступая её натиску. Вряд ли он был столь уж честолюбив и искренне жаждал, чтобы подданные благоговейно целовали ему ноги и поклонялись словно земному божеству. Думается, что поначалу ему просто было стыдно. Жену он любил, и ему очень не хотелось выглядеть в её глазах деревенщиной. Очень скоро окружающие стали замечать разительные перемены в великом князе. Сначала он начал окружать себя роскошью, установил при дворе торжественные обязательные для исполнения обряды и ввел дополнительные придворные должности – все, как у греков. Ё моё! А  чем мы хуже? Их уже нет, а мы уже есть! Значит, мы лучше! Старые бояре, не привыкшие к таким новшествам и невзлюбившие их с самого начала, вскоре стали замечать, что постепенно меняется и сам государь. Нет, он не заставлял их ползать перед ним на брюхе и не подставлял для лобзания сапог, просто он стал заметно более строгим и более взыскательным. Иван III перестал быть первым среди равных, как это было прежде. Образно говоря, он вскарабкался на свой трон и сразу же на полкорпуса стал выше всех тех, кто столпился вокруг. Теперь он мог видеть и слышать всех, и все могли видеть и слышать его. И если в задних рядах не все могли разобрать, о чем там государь говорит, так это ничего, пусть учатся читать по губам.

Крайне неприятную перемену в великом князе бояре московские вполне законно связали с византийским «поветрием» которое Иван Великий, словно заразу какую, подхватил от своей жены. Государя надо было срочно «лечить», но как это сделать, если Софья все время находится подле него? Софья буквально самим фактом своего существования отталкивала от себя русскую знать, ещё больше увеличивая число сторонников Елены Волошанки и её сына Дмитрия. Все прекрасно понимали, что после смерти немолодого уже Ивана III этих двоих «молдован» гораздо легче будет взять под контроль, чем строптивую и своенравную экс-католичку имперских кровей. Вскоре составился заговор, во главе которого встали ближние советники Ивана III, два могущественных боярина: князь Иван Юрьевич Патрикеев и князь Семен Иванович Ряполовский. Именно они и решили перекуковать ночную кукушку.

В 1498 году сторонники Елены и Дмитрия начали действовать. Им помогло то, что их влияние при дворе было пока неоспоримым, а доверие у государя безграничным. Вот почему, когда один из заговорщиков примчался вдруг к великому князю и, едва отдышавшись после тяжелой пробежки по крутым ступенькам, сообщил ему о заговоре против его невестки Елены и его внука Дмитрия, во главе которого фактически стоит старший Иванов сын Василий, великий князь в это тут же поверил. По сей день неизвестно, имел ли в действительности место заговор Софьи против Елены и её отпрыска, или всё дело изначально было шито белыми нитками, но гнев великого князя был страшен. Дьяк Федор Стромилов, на которого государю указали, как на одного из инициаторов заговора, был схвачен, передан в руки заплечных дел мастеру и под пытками сознался во всем, в чем его обвиняли. Да и попробовал бы он не сознаться! Если уж НКВД умел добывать из невинных людей нужные сведения, то в 15 веке этим искусством владели в совершенстве. В результате, ближний круг Софьи Палеолог в кратчайшие сроки был прорежен с максимальной жёсткостью. Казнили «заговорщиков» как всегда прилюдно, на Москве-реке. Дьякам Федору Стромилову и Владимиру Гусеву, князю Ивану Палецкому и Скрябину отсекли головы. Афанасия Яропкина и Поярка сначала четвертовали, затем обезглавили. «Заговорщиков» рангом пониже, кого перетопили в Москве-реке, кого разослали по тюрьмам кормить вшей, а коли не повезет, то и крыс. Княжича Василия посадили под домашний арест. Софью великий князь велел из виду не выпускать и следить за ней денно и нощно, дабы она не отравила Елену и Дмитрия Внука. Софья пыталась с мужем объясниться, но её к нему просто не подпускали.

4 февраля 1498 года в Успенском соборе в обстановке большой пышности прошла коронация пятнадцатилетнего княжича Дмитрия. Возложив на голову внука «шапку Мономаха», Иван III объявил его своим приемником. Елена просто сияла от счастья. Софью и её сына Василия на торжество не пригласили, дабы они случайно на глаза государю не попались. А вдруг увидит, затоскует, и ему захочется все-таки с ними поговорить! Что тогда? Лучше не рисковать без нужды. Ушлые они тогда были, собачьи дети, всё смогли просчитать, да не всё смогли предвидеть.

Уже в 1499 году, толи из любви к супруге и сыну, толи во время очередного приступа покаяния Иван повелел ещё раз исследовать доносы на Софью и Василя. И почти сразу же вскрылось, что доносы и допросные листы буквально пестрят нестыковками, нелепостями и откровенной ложью. Да, братцы, на Руси, как нигде, ложь иногда бывает откровенной, и это часто помогает вывести лжецов на чистую воду. И тут опять началось! Сначала взяли князя Ивана Юрьевича Патрикеева, и его двух сыновей, Василия с Иваном. Это произошло 31 января. Затем арестовали зятя Патрикеевых, князя Семена Ряполовского. Уже 5 февраля Ряполовский был казнен без суда и практически без следствия. Видимо самому Ивану было уже все ясно без всяких там игр в справедливый суд. Ну, или, может, Ряполовский слишком много знал о самом венценосце и мог на суде болтнуть лишнего. Патрикеевых от смерти спасло лишь заступничество митрополита Симона. Их постригли в монахи и разослали по разным монастырям. Вытащить с того света ещё и Ряполовского подталкиваемый в спину великими боярами Симон просто не поспел. Очень уж быстро все произошло. Елену и Дмитрия Внука пока не тронули. Их роль во всем произошедшем была не совсем ясна, и Иван побоялся вновь ошибиться.

Спустя шесть недель после дознания и казни Ряполовского Иван освободил Василия из-под стражи и объявил его «государем великим князем», что фактически означало: Василий вновь стал соправителем своего отца. Любимая жена Софья тоже вернулась в опочивальню любящего мужа. Желая хоть чем-то загладить свою вину перед старшим сыном, Иван решил пожаловать Василия Ивановича новгородским и псковским княжением. Новгородцы на это никак не отреагировали, они уже интегрировались в Московскую Русь по полной, и их абсолютно не волновало, кто кому и что дарит. А вот псковичи, которые процедуру «интеграции» ещё не проходили, расценили решение великого князя как нарушение «старины». Однако попытки посадников в ходе переговоров в Москве мирным путем изменить ситуацию привели лишь к их аресту. Впрочем, и натравливать на строптивый город военных Иван тоже не стал. Псков все последние годы исправно демонстрировал свою лояльность центральным властям, и это было тем более ценно, что главные события рубежа 15 и 16 веков должны были произойти на западной границе, где Псков во все времена являлся одним из основных узлов русской обороны. К сентябрю того же года, после обещания Ивана III соблюдать «старину», конфликт был улажен.