Не родись красивой 18

- Настя, доченька, - ласковым голосом произнесла баба Маня, - надо домой идти и всё обсудить. Сама пойми, что сейчас держаться тебе надо.

Как они вместе дошли, Настя не помнила. В голове роем носились мысли. Как поехать? На кого оставить Никитку? И главный вопрос: где взять денег? Насте казалось, что это всё происходит не с ней, как будто она смотрит на всё со стороны.

- Горе у Насти большое, - сказала баба Маня, как только они с Настей переступили порог комнаты. - Надо ехать ей в другой конец нашей Белоруссии, чтобы мамку свою в последний путь проводить.

- Я с тобой, Настя, поеду! - вызвался Ермолай. - Одну не отпущу, сопровождать буду. Мало ли что с тобой в дороге приключиться может.

- А тебя куда лихая понесёт? - вскипела баба Маня. - У Насти и без тебя проблем хватает. Если тебе плохо станет, что ей делать? С ней здоровый человек ехать должен, а мы с тобой уже не в счёт. Сгодимся только, чтобы за хлопчиком нашим приглядеть.

- Когда всё это будет проходить? - спросил Женя и, не дожидаясь ответа, предположил: - Наверное, в понедельник, не раньше, ведь завтра воскресенье. Я могу поехать, только на работе надо сменами поменяться.

- Сосед, что звонил, телефон оставил брата Сергея, маминого мужа. Надо позвонить ему, чтобы всё узнать, - сказала Настя. Она уже не плакала. Сейчас нужно было быстро решить, что делать дальше. Я схожу к Глашиной маме, позвоню.

- Правильно, к Анне Никитичне надо идти, - согласилась баба Маня. - Она и за Никиткой присмотрит.

- Давайте я пригляжу, - предложила Алевтина. - Мне всё равно в понедельник Варю в садик вести. Заодно и Никиту отведу, а потом заберу.

Дед Ермолай исподлобья взглянул на "Поганку" и отрицательно помотал головой, давая понять, что доверия к соседке у него нет.

- Мы уж здесь сами справимся. Думаю, что Никитина не откажет. Глашка всё равно в больнице, так что поможет нам с Маней справиться, а Настя с Женей не пропадут, - заметил Ермолай Васильевич. - Вот только деньги нужны. Твоя мамка, Настя, где работала?

Настя пожала плечами. Откуда ей было знать, куда после переезда устроилась её мама. Она ведь и знать о Настиной жизни не хотела...

- Наверное, где-то работала, она никогда не сидела дома.

- Это хорошо, потому что организации рабочим своим усопшим помогают. У нас в колхозе гробы бесплатно делают и машину выделяют. А вот с деньгами надо тебе помочь, ведь всё по-людски должно быть. Я здесь отложил немного на то самое, что произошло с твоей мамой. Думаю, что и у Мани "гробовые" лежат. Возьмёшь эти деньги, а потом икону продашь спекулянтам и с нами рассчитаешься. Говорил ведь я, что пригодится она тебе когда-то.

- Что за икона? Если она дорогая, значит, старинная?- оживилась Алевтина. - Можно взглянуть хоть одним глазком на неё?

- Нечего на неё пялиться, - резко ответил дед Ермолай. - И вообще, пора расходиться, Насте собираться надо, не до посиделок ей сейчас!

Генка поднялся и потянул Алевтину за руку. Она надулась, чтобы было видно: слова деда её сильно задели. Здесь маленькая Варенька начала капризничать. Ей, по всей видимости, понравилось сидеть рядом с Никиткой, и домой девочке явно не хотелось, но Алевтина так цыкнула на дочь, что та бросила резиновую игрушку и побежала следом за матерью.

Когда посторонних, как сказал дед Ермолай, в комнате не осталось, он сходил к себе и принёс сто рублей, положил на стол.

- Это всё, что у меня есть в наличии. Неси и ты, Маня, свои припасы. Не бойся, я ручаюсь, что отдадим тебе все деньги до копеечки.

- У меня столько же, сколько и у тебя, Ермолай, больше нет, - сказала баба Маня. - Внучатам гостинцы с машинистом летом передавала, так что растраты большие понесла.

- Ещё бы сотню где взять, - задумался дед, - всё-таки стол хоть какой-никакой надо сделать. Это же деревня, надо, чтобы всё по правилам было.

- У меня найдётся сто рублей, - сказал Женя, - я привезу.

- Вот и славно, одна проблема решена, - вздохнув, сказал Ермолай Васильевич. - Остаётся узнать, когда всё происходить будет, чтобы билеты в городе купить.

Настя пошла к Анне Никитине, чтобы позвонить брату отчима и узнать, как добираться до деревни...

***

...Когда Настя и Женя возвращались назад, им казалось, что они знакомы уже много лет. Горе объединяет и делает людей если не родными, то очень родными. Настя была благодарна Жене за всё. Если бы не он, то, Вадим, брат Сергея, прибрал к рукам все деньги, потому что сказал, что все расходы легли на его плечи. Потом выяснилось, что машину бесплатно выделил колхоз, где работали мама Насти с Сергеем. В общем, Женя занимался организацией поминального стола, потому что Насте было не до этого. Когда она увидела, в какие условия переехала её мать ради "любимого" Сергея, слёзы градом посыпались из глаз. Мало того, что и без того, жизнь у её мамы не была лёгкой, так её ещё угораздило связаться с Сергеем.

Женщины, которые приходили, чтобы попрощаться с новыми жителями деревни, говорили о Светлане только хорошее. Упоминали, что "гонял" её Сергей, а она всё терпела. Одна из односельчанок, полная женщина по имени Елизавета, поинтересовалась:

- Тебе, детка, Вадим отдал мамкины серьги и кольцо с цепочкой? Светлана покойная с себя золото своё не снимала.

- Нет, наверное, ей пришлось их продать, потому что не было на ней ничего, - ответила Настя.

- Хм, я и сама видела, что ничего из золота не было. Значит, поганец, решил себе Светкино золото забрать. А я сейчас у него и спрошу. Тебе ведь тоже всё это мероприятие в копеечку влетело. Небось денег заняла, теперь отдавать надо, а у тебя ребёнок маленький. Хорошо, что хоть мужик нормальный тебе достался. Если был бы такой, как Сергей, то... И говорить не хочу, что было бы.

Настя взглянула на Женю, который всё слышал, и почувствовала, как горят щёки. Получается, что фельдшера считают её мужем. Не успела она об этом подумать, как Елизавета во всеуслышание заявила, что надо не забыть отдать "золотишко" законной наследнице.

- Конечно, я и собирался ей всё отдать, - залепетал Вадим, - мне ведь оно сто лет не надо. Женка моя уже старая, а дочек у меня нет, только два сына. Так что им оно точно не понадобится.

Елизавета процедила сквозь зубы, обращаясь к Насте:

- Ага, знаю я его как своих пять пальцев. У него зимой снега не допросишься. Не увидела бы ты, Настя, мамкиных украшений, если бы не я.

Обо всём этом думала Настя, когда они ехали с Женей назад. Он помог ей сэкономить восемьдесят рублей, что было целой зарплатой. А ещё, когда они сидели целую ночь в доме возле Настиной мамы, Женя рассказал, что и его мама ушла вот так, неожиданно для них с отцом.
Если до поездки Настя чувствовала себя неловко в его присутствии, стеснялась и не знала, что сказать, то назад они ехали как два родных человека. Женя старался отвлечь Настю от грустных мыслей, говорил о Никите и о том, что скоро Новый год, который принесёт в их жизнь что-то хорошее. Одна пожилая женщина, которая сидела на боковом месте перед тем, как выходить, назвала их примерной супружеской парой.

- Смотрела всю дорогу на вас и любовалась. Такие вы оба славные и серьёзные. Сразу видно, что любовь между вами настоящая.

Женя усмехнулся, а следом за ним улыбнулась и Настя. Слова пожилой женщины были настолько искренними, что нельзя было не улыбнуться.

Позже, когда прошло много лет, Настя вспоминала, что. наверное, сама судьба подтолкнула их с Женей друг к другу. Если бы не неожиданный уход мамы, неизвестно, были бы они вместе или нет. Получается, что своим уходом Светлана устроила судьбу своей дочери, сама того не подозревая...
Когда Настя и Женя вернулись, они уже не расставались. Правда, пока общение было дружеским. Он приезжал в Барсуки хотя бы раз в неделю, где его ждала не только Настя, но и баба Маня с дедом Ермолаем. Соседка Насти была рада угостить Женю своими блинами и с улыбкой выслушивала от фельдшера комплименты в свой адрес, а Ермолай Васильевич пересказывал содержание газет, при этом по каждой заметке имел собственное мнение, которым и делился.

Попросил дед Ермолай Настю не продавать икону. Наверное, слишком дорога она ему была, раз он завёл этот разговор:

- Ты золото привезла, можно его сдать, чтобы с Маней рассчитаться, а мне потихоньку долг отдавать будешь. Это ведь гробовые деньги, а я на тот свет пока не спешу, пожить ещё на этом мне хочется. Так что икона пусть лежит. Кто его знает, что ждёт всех нас впереди. Когда прижмёт так, что деваться некуда будет, тогда и продашь её, а пока пусть она у тебя хранится.

Дед Ермолай словно чувствовал, что скоро наступит трудное для всех время, которое будут называть "лихие девяностые"...