Савелий и цыганка

                Савелий и цыганка

                Ефим Дроздов

   Память вновь возвращает меня, человека, прожившего долгую жизнь, к незабываемым 70-ым годам прошлого века, ко времени расцвета т. наз. "Брежневского застоя". Но пусть ярлыки не обманывают современного читателя, который может подумать, что общество тогда находилось в состоянии летаргического сна. Наоборот жизнь кипела: на заводах выплавлясь сталь, делались станки, выполнялись и перевыполнялись 5-летние планы, колхозники выращивали урожай, а ученые, как им и положено, делали новые открытия (насколько им это позволяли их умственные способности).

   Итак, приоткроем двери одного солидного научно - исследовательского института (в дальнейшем для краткости мы будем называть его НИИ), который находился в самом центре Москвы. По коридорам упомянутого нами НИИ сновали люди с озабоченными лицами, зачастую в несвежих халатах и с 3-дневной щетиной на лице, которая как бы говорила: мы так заняты работой, что даже побриться не успеваем, а на самом деле это свидетельствовало только об их разгильдяйстве и больше ни о чем. Но смеем напомнить, что ученые тоже люди и, как говорится, "ничто человеческое им не чуждо". И здесь разыгрывались трагедии, достойные пера своего Шекспира. Но все по порядку.

   В одну из лабораторий, которую возглавляла доктор каких-то там важных наук Ксения Петровна Р., недавно пришел молодой сотрудник по имени Савелий. Он загорелся идеей, обещавшей невиданный прорыв в деле повышения удоев молока с каждой Буренки, в чем мы в соревновании с Америкой заметно хромали. Уже с самого начала Савелий проявил себя как дельный малый, засучив рукава взявшись за дело. Все сотрудники лаборатории хором заговорили, что его ждет большое будущее. Эти слухи дошли до самой Ксении Петровны, внимательный взгляд которой как-то задержался на Савелие, и она про себя заметила: "Какая у него приятная внешность."

   Наш читатель мог бы подумать, что уже достигшая завидного положения Ксения Петровна приближалась к роковой черте 55 лет, когда женщины обычно уходили на заслуженный отдых. Ничуть не бывало: она находилась в расцвете творческих сил. Ей минуло лишь 35, и благодаря своему высокому окладу и связям, что давало ей доступ к импортной косметике, а также усилиям ее личной косметички Танечки, ее кожа на лице была свежа как спелый персик.

   Она нравилась мужчинам и знала об этом. Особо часто вздыхал о ней Федор Степанович, начальник соседнего отдела. Но куда там этому старику с его одышкой и геморроем. Ксение Петровне подавай молодых, чтоб кровь кипела. Поэтому в ее поле зрения все чаще попадал Савелий.

   А что же он? Тут мы должны сделать лирическое отступление. Савелий жил неподалеку от существовавшего в то время Зацепского рынка, который славился на всю Москву тем, что там в старом деревянном доме находилась парикмахерская, где работала легендарная тетя Тося. Она как никто другой мастерски делала еще модную в ту пору прическу "полу-бокс". Правда, мода эта была уже наизлете. На смену ей пришли лохматые Биттлы. Тем не менее, тетя Тося не испытывала недостатка в клиентах. Среди них был и наш герой. Постригшись и освежившись одеколоном "Шипр", Савелий в приподнятом настроении выходил из этого салона красоты и сразу оказывался в мясном ряду. Тут на него с прилавков смотрел с десяток поросячих голов с веселыми пятачками, готовыe, казалось, захрюкать. Лежали свиные ножки, которые москвички брали нарасхват, чтобы сварить из них жирный холодец. А что может быть лучше холодца под хреном к запотевшему стаканчику  "Столичной" из холодильника?

   Савелий шел дальше вдоль прилавков. На крюках висели телячьи туши с ребрами, напоминающими клавиши пианино. Савелий отводил глаза. Он вспоминал, как родители пять лет заставляли его научиться играть на фортепьяно, и он, чтобы не огорчать своих "стариков", ходил в районную музыкальную школу, где изголялся как мог над своим учителем музыки, несчастным Абрамом Моисеевичем. При воспоминании об этом он до сих пор заливался краской стыда.

   Но мы кажется отвлеклись. Поспешим за нашим героем. Затем он попадал в ряды под вывеской "овощи - фрукты". Здесь пучки крутобокой свеклы соседствовали с оранжевой морковью. Зеленые кущи петрушки, сельдерея и укропа вываливались через край из ведер с водой. Яблоки, зеленые, желтые с красными прожилками и пунцово-красные, впитавшие в себя соки земли и зарядившиеся энергией солнца, горами лежали на прилавках. Рядом с ними янтарные груши. Чуть поодаль спелые сливы с тонкой кожицей, готовой вот-вот лопнуть и оголить свою макоть, стремящуюся наружу, словно бабы, насилу сдерживающие свою страсть к деторождению. Рядом находился рыбный павильон, где в аквариумах плавали усатые сомы и толстые налимы.

   Но Савелия тянуло дальше. И вот, наконец, он увидел знакомую фигуру старого цыгана. Перед ним на картонной коробке из-под консервов лежало лакомство, при виде которого у Савелия текли слюнки и сосало под ложечкой, - вареные раки. (Парень был большим охотником до Жигулевского пива с раками.) Он мог подолгу любоваться на этих красных чудищ с длинными усами и выпученными глазищами, как какой-нибудь эстет замирает перед Сикстинской мадонной. Рядом лежали черные особи, шевелящие усами, и тут же стоял на натужно шипящем примусе котелок с кипящей водой, в которую по мере надобности цыган опускал черных раков, дабы предложение поспевало за спросом.

   Старику помогала молодая цыганка, как позже узнал Савелий, его дочь. На девушке была белая блузка, оттеняющая ее смуглую кожу и едва прикрывающая маленькие груди, и цветастая юбка ниже колен, наполовину скрывающая ее стройные ноги. Черные волосы при резком движении разлетались по ее плечам. Черные как уголь зрачки котрастировали с иссине-белыми белками глаз. При каждом взгляде они, казалось, прожигали Савелия до самых печенок и заставляли его замирать, по его мнению, с глупой улыбкой на лице. Девушку звали Алевтиной.

   Как говаривал мой знакомый: одним словом в двух словах, герой нашего рассказа влюбился. Любовь закрутила его, завертела, словно снежная буря заблудившегося путника, и он, забыв обо всем на свете, с восторгом и упоением отдался на волю судьбы.

   А что же Ксения Петровна? Она продолжала оставаться в счастливом неведении. Ей казалось, что птичка уже в сетке и ей ничего не стоит сделать Савелия своим любовником. По утрам, очнувшись ото сна, но еще лежа в постели рядом с храпящим мужем, она строила планы, как сможет отомстить этому толстокожему бурбону, который, по мнению Ксении, "заел ее жизнь". "Да и куда этому желторотому птенцу деться? - рассуждала она, вспоминая о Савелие. - Ведь его карьера целиком зависит от меня."

   Савелий понимал, что оказался меж двух огней: с одной стороны любимая девушка, а с другой - циничная женщина, прошедшая огонь и воду, которая, чтобы удовлетворить свою прихоть, хочет сделать из него послушную игрушку. Как ему поступить? Он сравнивал себя с канатоходцем. Один неверный шаг и ты летишь в пропасть.

   А в это время Ксения уже начала осуществлять свой коварный план. При каждой встрече она дарила Савелия ласковым взглядом своих небесно-голубых глаз. В ответ он улыбался ей: сердце какого мужчины не растает от таких чар? Она старалась, как бы невзначай, дотронуться до его руки. В самых широких проходах находила узкие места, чтобы потереться ногой о его ногу. Иными словами всячески давала ему знать: "Приди. Я твоя."

   Савелий вроде бы повелся на ее уловки. При встрече с ней краснел как мальчик, расточал ей лестные комплименты, но Ксении хотелось большего. Однако она чувствовала, что будто в нем появился железный стержень, удерживающий ее на расстоянии. Сердце женщины не обманешь. Часто интуитивно она понимает больше, чем мужчина головой. Наконец ей стало ясно: он ее обманывает. Единственной причиной, решила Ксения, может быть другая женщина. И она не ошиблась. Но если бы она узнала, что ее счастливая соперница цыганка с Зацепского рынка, ее бы, наверное, хватила кондрашка.

   Подтверждение своих подозрений Ксения получила случайно. Как-то она увидела Савелия, шедшего под руку с Алевтиной. Молодые были так увлечены разговором, что он не заметил свою начальницу. Ей показалось, будто на нее вылили ушат холодной воды. Глаза ее сузились. Лицо побагровело. "Ну, погоди же", - процедила она сквозь зубы.

   Через полгода Савелия уволили с записью в трудовой книжке: "Профессионально не пригоден." Пять лет был пригоден, а теперь вдруг стал не пригоден. Узнав об этом, старик из соседнего отдела довольно потирал руки: его шансы выросли.

   Савелий горевал не долго. Главное, он сохранил свою любовь. А работа? Руки целы, ноги целы, голова, слава Богу, еще варит, и работа найдется. Действительно, скоро он нашел место мастера в профтехучилище, а сокращенно ПТУ. Работа не очень, прямо скажем, денежная, но с голоду не помрешь, и семью прокормить можно. Они с Алевтиной поженились. Через год она родила девочку, а еще через пару лет появился на свет мальчик. Герои нашего рассказа прожили всю жизнь в мире и согласии и, как говорится в добрых сказках, "умерли в один и тот же день".

   А что же Ксения? Оскверненная гордыня не давала ей покоя. В результате алкоголизм, наркота. Она опустилась. С работы ее уволили. Душевное расстройство, как это часто бывает, привело к физическим недугам. У нее диагностировали рак груди, и она умерла в страшных муках.

   Бог, мои дорогие читатели, все видит: добро было вознаграждено, а зло наказано.