Часть 15 Терпение лопнуло

               
       Вторая четверть шла к концу. В моем классе все успевали. По моим предметам у других детей тоже все было замечательно. А директор не унимается. Даже коллеги заметили. Почти каждое утро меня «вызывает на ковер» к себе в кабинет. Выхожу от него, руки трясутся, с трудом сдерживаюсь, чтобы не зареветь. Иду по коридору на урок, кулаки сожму что есть силы и тихонечко напеваю: «Сердце тебе не хочется покоя, сердце как хорошо на свете жить…» или какую-нибудь другую мелодию. У дверей кабинета набираю воздух и с улыбкой вхожу в класс.  И так меня это достало!
     Как- то меня в тысячный раз вызвал директор и давай вопить во все горло. Слов не разобрать, только слышу: «Примите меры, иначе накажу. Я не позволю…, я воевал, я до Берлина дошел…» и все в таком духе.
     Терпение мое лопнуло. И я как заору, громче него: «Вы не один воевали. Мой отец тоже воевал, но никогда этим не бравировал. И не смейте повышать голос на дочь офицера». Тут он поперхнулся, видать от моей наглости. А я встала и вышла. Пошла в учительскую, а там коллеги сидят как каменные. Вопли шефа раздавались по всей школе и все всё всегда слышали.
     Я вошла в учительскую впервые со слезами на глазах и прошла к окну. Стою и молча плачу.  Директор влетает в учительскую. Я поворачиваюсь в его сторону, смотрю на него и почти шепотом говорю: «Из-за вас я больше не вижу «страну березового ситца», из-за вас мне повеситься на березе хочется». Зазвенел звонок. Оставив в абсолютной тишине застывших коллег и онемевшего директора, я тихо вышла.
     Как доработала последние сорок пять минут, не помню. Была суббота. На классный час пришли мои дети. Помню, что в какой-то момент я забылась, подперев рукой подбородок, уставилась в окно. Там в школьном саду с молодых деревьев падали последние потемневшие, сухие листья. «Нет,- подумала я,- не быть этому, меня не получится пригнуть, я не упаду». Это длилось не долго. Я взяла себя в руки и повернулась к классу. Но какими же напуганными глазами смотрел на меня мой 8б. Чей-то девчачий голосок тихо сказал: «Любовь Гоговна, мы вас любим. Не уезжайте».
     - Все нормально, ребята. Как говорят французы C'EST LA VIE- такова жизнь. Главное ребята сердцем не стареть,- начала я нашу любимую песню,- песню, что придумали, до конца допеть… Класс подхватил, и мы как выдали на всю школу эту веселую песню Пахмутовой. Так не начавшись тот классный час, закончился песней.

                Только самолетом можно долететь.
     Домой я шла и все повторяла последнюю строчку «только самолётом можно долететь». Эти слова просто прилипли к языку. А дома, до моего прихода уже повис вопрос: «Что же теперь будет?»  Наташа пришла раньше меня, и Анна была уже в курсе. Ужин стоял на столе и стыл. Девочки ждали меня. Анна была на моей стороне. Открывая дверь, я услышала, как она говорила Наташе: «Кто-то должен был остановить это самодурство!».
     Не успев раздеться, я обрушила на головы девочек свой монолог. «Вы мне скажите, что ему надо?! Класс на первом месте среди восьмых. Дежурят по школе лучше всех. Весь коллектив говорит, что ребят просто не узнать! Что он вцепился в меня? По утрам нервы трепет. Ну увидел Тяпкина не подстриженным, и что? Так нет, говорит, что все не подстрижены. Я же раза четыре парню напоминала, и к маме ходила, а толку…Наш царек пришел замещать историка, спросил, кто дежурный. Тишина.  Новиченко заявил, что нет такового, а оказалось он и есть дежурный. Ну и пошло, поехало. «Ваши то, ваши это…» Меня тошнит от его фраз: «Мы вам указали, вы не приняли к сведению, вы не желаете работать, вы то, вы сё. Мы вас накажем …  И это с утра, перед первым уроком,- продолжала я возмущаться, шагая по квартире из комнаты в комнату. А в это время девочки, не сходя с места, только успевали поворачиваться и глазами следить за моим хаотичным хождением.
 - После его воплей ни детей, ни дверей не вижу, продолжала я свой монолог.-  Меня воротит от его одного вида. Я ему сказала, что учителя не муллы, чтобы так с ними обращаться. А у него глазки сошлись на переносице, рот открылся, и он поперхнулся. Видели бы вы его, когда я заорала:
- Мы же учителя с детьми имеем дело. Теперь понятно, почему из школы бегут молодые специалисты.
- Вы успокойтесь, мы потом поговорим», - это он так успокаивает меня. Ну а я остановится уже не в силах.
- А я вот вам  скажу «потом не будет!».
 И тут я замолчала.Наступила тишина. Наташа нарушила её первой.
     - Давайте успокоимся и поедим. Садитесь за стол,- сердито велела  она нам. Мы подчинились. Какое-то время ели молча.
     - Думаю выход один – бросить всё и уехать. Напишу-ка я маме письмо, подготовлю.
     - Она будет в панике,- сказала Анна.
       Мы убрали со стола, кто-то помыл посуду, кто-то вытер и убрал её в тумбочку. Молчим. В квартире тишина. И никому не хотелось пошутить, или поставить пластинку. Наташа засела за свои тетрадки, пыталась проверять задания учеников. Я присела на другом конце стола, решив написать маме, что на каникулах прилечу домой. Аннушка готовилась ко сну и позвала меня.
     - Иди спать, давай выспимся, а завтра все обдумаем.
     - Ты права, Аннушка, давайте спать.
 Наташка с шумом отложила пачку тетрадей в сторону и выключив свет, тоже улеглась. И вдруг неожиданно громко высказалась на английском «Let tomorrow will be tomorrow». Она очень любила вставлять в свою речь пословицы, но на этот раз она выдала нам не русскую пословицу «Утро вечера мудренее», а английскую, Услышав от Ирочки английскую речь, мы вначале удивились, потом рассмеялись.
     - Чего смеётесь? Я знаю, что у меня «Лондонский акцент»,- пошутила наша математичка.
     - Да мы, о другом, - сказали мы хором с Аннушкой. И она продолжила за нас двоих: «Это надо же до чего нас жизнь довела, что наш математик заговорила по-английски!»  У Аннушки был такой раскатистый, бархатный смех, который действовал успокаивающе на нас с Наташей. Мы притихли, первой засопела Наташа, потом и Аннушка уснула. А я долго еще ворочалась, перебирая ситуацию, и, наконец-то, уснула.
     Утром мы помчались на работу. Где-то во втором часу ко мне подошла секретарь директора и передала телеграмму. Меня вызывает Баку. В три часа мне необходимо быть на почте.
  «Это он»,- подумала я, и помчалась на почту.  Но в трубке я услышала мамин голос. Мамочка, родненькая почувствовала неладное и позвонила. Я коротко ей объяснила, что дела мои тут складываются так, что я скорее всего через неделю вылечу домой. Мама в тревоге переспросила:
     - На каникулы?
     - Приеду, разберемся.
     - Не глупи, это плохо кончится.
     - Хуже, чем сейчас- не может быть. Прости, мне надо на работу. Целую.
     Наревелась я после этого разговора. Ну, почему звонок был не от него?
     На следующий день в моем классе девочка заболела, и я решила её навестить. У меня было только три урока, и я пошла, радуясь, что есть повод убраться из школы. И каково же было мое удивление, когда в квартире я встретила её старшего брата, того самого с гитарой, в которого весной я шампуню плеснула. При виде меня, он удрал, а я, вспомнив тот неприятный случай, расстроилась. Вспомнилась та дикая сцена возле Аннушкиного интерната. Домой шла не торопясь, даже как- то нехотя. Кто-то проходил мимо и здоровался, я механически улыбалась и тоже здоровалась. А на душе  было так тяжело.