Часть 16 последняя

               
                Письмо!
     Возле дома я прошла мимо почтового ящика. Впервые даже не посмотрев в его сторону. Вошла в калитку и поднялась к себе на второй этаж. В дверях стояла улыбающаяся Аннушка. «Какая у неё красивая улыбка»,- отметила я про себя и вошла. Она протянула мне конверт. Я посмотрела на конверт, потом на неё, замерла и почему-то шепотом спросила: «Письмо? Из Баку? От него?» Анна всунула конверт мне в руки и отошла к столу. Я не двигаясь с места, стоя у дверей, открыла конверт и увидела всего несколько строчек. Я посчитала строчки, потом понюхала этот листок, рассмотрела с двух сторон и вновь стала читать.
     - Ну?- спросила Анна.
     - Что ты молчишь? Читай,- вскочив из-за стола, как всегда опрокинув табурет, громко потребовала Наташа. Я сделала шаг и стала читать:
«Дорогая… - и по телу пошло тепло, - так, это пропустим, вот слушайте,- В том, что мы на расстоянии, виновата только ты сама». Посмотрела на девочек и улыбнулась. Они молчат. Никакой реакции. Я второй раз прочитала последнюю фразу и добавила последние два слова: «До свидания» Тут я радостно сообщила подружкам, что «до» написано отдельно. Девочки молчали. Ни один мускул не дрогнул на их лицах. Я вновь прочитала эту строчку, уже про себя и заорала: «Все! Решено! Я уезжаю. Он меня ждет». Аннушка, взяв письмо, стала его читать. Потом посмотрела на меня и сказала:
     - В письме этого нет.
     - Как этого нет? Вот, вы же слышали, он пишет «Дорогая…», а в конце «До свидания» написано раздельно, то есть до скорого свидания.- Как нас учили в школе писать, а? Вспомните! Отдельно, если подразумеваем ближайшее свидание.- А вот ещё «Целую». Как же нет?  А вот это «в том, что мы на расстоянии, виновата только ты»
       - И что?- удивленно воскликнула Наташа, прослушав мое понимание письма.
      - А то, что он ждет меня! И мне самой надо все исправить. Мне самой, понимаешь?
     Теперь и Наташа взялась за это письмо и прочитала вслух. Разумеется, наш сухарь- математик  ничего не поняла. У неё ведь все четко и ясно 2х2=4 и не более. Зато моей Аннушке мой перевод стал понятен, и она его приняла и обняла меня.
     - Я,- сказала, Аннушка грустно,- лицо не заинтересованное в твоем отъезде, но скажу так -  тебе надо лететь!  И заплакала.
     - Аннушка, перестань,- бросилась я обнимать свою подружку.- Вот увидишь, как только я уеду, твоя половинка  найдет тебя. Так ведь всегда говорит твоя знакомая бухгалтерша.
      Мы засмеялись. Ах, как же давно я так радостно не смеялась. Наташа смотрела на нас как на лишившихся ума. Потом взяла письмо и вновь прочитала. Шумно вздохнула.
     - Говорят же, что вы иностранцы не совсем нормальные,- пробурчала наша математичка, так ничего и не поняв в тех строчках.        Пошла ставить чайник и разогревать застывший ужин. Она ни при каких обстоятельствах не теряла аппетит.
 
25 октября.
 Мой класс должен отправится на работу. Шесть часов поработать на территории новой школы.  Я решилась пойти к директору. Напомнила ему, что я недавно дважды сильно переболела и не в состояние выйти на холод. Он согласился, но напомнил, что мне надо детей организовать, и они поедут с другим учителем. Организовать четырнадцатилетних в -19 долбать землю возле нового здания? Да еще в отсутствии классного руководителя? А потом он напомнил мне о плохой дисциплине в 8б. Он видите ли замещал историка в моем классе, а там не был дежурный. Дежурный был, но Новиченко не понятно почему ляпнул, что нет дежурного. А на самом деле, он и был дежурным в тот день.  Попался ему на глаза Тяпкин не постриженный. И давай обобщать, что все у меня не стрижены. А ведь с первого сентября просила парнишку сбегать и постричься. С мамой его говорила. Но… И вот мне это все выдали, перешли на крик и… угрозы. «Я накажу, меры приму…  вы не подчиняетесь!» Я вначале слушала спокойно его вранье, потом стала нервничать. В голове вертится фраза «расстреляйте меня».  Схватилась за стол. Молчу. Поймав его кратковременный выдох торопливо сказала: «Приму меры, разрешите идти на урок». Ушла на урок к 8а. Перед глазами туман, войти в класс не могу. Руки трясутся.  Но вошла, посмотрела на учеников, чувствую слезы накатывают. Дала задание и выскочила в коридор. И бегом в его кабинет. Дверь закрыта, я в учительскую. Там два учителя и он. Сидит, так сказать общается с коллективом. Улыбаясь смотрит на меня.
-   Никак вы не в духе?
-  Отпустите меня. Я не могу больше работать под вашим руководством! Вы радость от труда убиваете. Ничем не помогаете, одни угрозы.  Я для вас враг. Успехи учителей вы не замечаете. Нагрузка в две смены вас не волнует.  По 15 часов может учитель творчески работать? А поесть, а купить продукты, а почитать, а натаскать воду, прибраться, в баню сходить, а просто постоять под звездами и подышать… Зайдите хоть на один урок, без предупреждения, просто зайдите. Порадуйтесь. Зачем стоять возле дверей.  Одни угрозы и недовольство. Вместо берез я виселицы вижу. 
    Мой монолог напугал его. А шквал слез вообще оглушил всех в учительской.  У директора оба его глаза слились в один. По-моему он ничего не понял. Прибежала завуч, увела меня к себе. Она напоила меня водой и напомнила мне, что я всего год отработала, что и дисциплина у меня на всех уроках, и дети рвутся на мои уроки.  Еще много чего хорошего говорила она. Но я решила, сдаю сведения за четверть по 8б и все ставлю точку.
Весь вечер зубы болели и сердце сжималось. Но какое-то облегчение все же наступило. Решение принято. Осталось доработать дней десять с хвостиком.

26 октября.
Суббота. Эх, как мы перед сном с Наташей помечтали выспаться!  Мне только во вторую к третьему уроку. Накрылись мечты. В 7 утра стук, да еще какой стук! Вскочили перепугавшись. У меня в голове странная мысль. Уж не за мной ли пришли? Продолжаю лежать. Наташа пошла открывать дверь. Оказалось, пришла Тамара за плакатными перьями.  Зачем же так стучаться?!  Поспать не удалось. Наташа оделась и стала говорить о том, что денег осталось на ведро картошки, то есть 1 рубль на двоих. Вставать не хочу. Подняла с полу книгу, которую вчера не дочитали. «Вечное эхо войны» написано интересно. Как раз к уроку о мужестве. Пользы будет больше, чем приглашать курсанта. Тут  и о детстве подростков и о блокаде… Пока читала мы с Наташей и посмеялись, и поплакали.

28 октября.
На работу не вышла. Болели ноги и зуб. Температура 38. Думала Лариса зайдет за мной, и я попрошу ее в школе вызвать врача. Не пришла. Ну и ладно. Плевать на бюллетень. Вчера был разговор с мамой. Боится она за меня. Переживает. Получается дома не хотят, чтоб я прилетела.  О дипломе думают. А у меня видно очередная простуда и температура.   Тут еще Синицин приехал. В 12 ночи стук в дверь. Наташка хотела открыть дверь, я не разрешила ей.
- Лежи тихо.
У нее кровать скрипучая.
Стучал долго, потом слышим удалился. Я подкралась к окну, смотрю там две девушки и парень. Ждут его. Приоткрыла форточку, слышу одна из девушек говорит Синицину: «Ну, ты любишь, ты и иди». Второй раз подняться этот непонятливый парень не решился. И правильно. Я ведь его днем накануне отчитала. И это не первый раз.
- Не ходи. Сколько можно тебе говорить, забудь.  А он за свое:
- Давай поженимся.
-Я тебе в прошлом году говорила, ты мне не нравишься. Сейчас говорю, что я уезжаю.
А он свое. Поженимся, если будет плохо, разойдемся.
- Здра-а-а-сте. У меня другие планы. Ищи в своем военном городке жену. 
С трудом вытолкнула его днем, так он ночью явился. Фу, назойливый какой!
Голова болит. А Наташка весь анальгин слопала. Все болит. Тело ноет, еще этот влюбленный, вечно краснеющий блондин. И как его так часто отпускают приехать домой. Офицер все же. Впрочем, он меня не интересует. Смотрю на репродукцию Неизвестной в журнале. Сидит в карете, смотрит с высока. Скорее бы 5 часов, Аннушка придет. Вчера Аннушка опять разревелась. Мне очень жаль, такой подруги у меня не было, и подарит ли судьба еще такого человека большой вопрос.
      Соседи стали навещать. Светлана Васильевна сказала, что в школе переполох. Ларисы нет, Любочки нет. Зойка пришла, говорит: «Ну и кровь у тебя горячая. Сказала и сделала». Оказалось, что Люда Казакова заперлась в кабинете у мамы и ревела.  В школе решили, что мы укатили».
    А я все еще в Болотном и болею. Лариса  в кино пошла,  сказала, что потом домой поедет.
 Аннушка пришла, смеется: Ну вы даете, девушки! Вы сошли с ума что ли?  Что  вспомнили институтские годы? Хочу прогуляю, хочу пойду на семинар. Но узнав, что я температурю, опять расстроилась. Последнее время глаза у нее на мокром месте.

29 октября.
Лариса объявилась. В школе провела урок Мужества, мои разумеется, сбежали. А, а мне нагорит от шефа. Плевать!  Я сейчас в кровати. И хорошо в кровати лежать и «плевать». Все равно нервничаю. Послушаю- ка я Рафаэле, его бархатный голос так укачивает и уносит к морю.

30 октября.
 Характер от обстоятельств меняется. Человек никогда не остается на нулевой точке своего типичного характера.
 19:35 за окном темно. По Маяку Брамс с его пьесами. Вспоминаю сон. Я вхожу во двор и вижу Роберта. Ой, как же тоска меня заела.

3 ноября.
Последний день занятий.  В классе у меня 10 хорошистов, 1 отличница, 3 отстающих. Год назад их было 17.  А директор ничего этого не замечает. Его место завхоза.
    Как обычно сказала детям, что мы прощаемся, так как больше у нас уроков не будет. Юрка Дубовой добавил:  «В первой четверти  в восьмом классе». Стало тихо. Класс не шевелился, потом раздались разные голоса с одним словом «Почему?». Неожиданно вскочил Киркоров, самый маленький ростом парнишка и как закричит: «У меня больше не будет двоек, вы только оставайтесь!»  Я даже вздрогнула от его вопля.
    На генеральную уборку класса пришли все до единого.  Девочки плакали, я сама с трудом сдерживала слезы. Забежала в учительскую и разревелась. Завуч, проводила меня до дверей школы. С ней мне тоже жаль расставаться. Она честная, искренняя женщина. На улице меня ждал мой класс, они проводили меня до дому. Девочки опять плакали, мальчики сопели молча.
Дома были гости, молодые коллеги.  Все как один одобряют мое решение. Аннушка пришла позже и сказала, что возле дома какие-то тени возле кустов. Она услышала фразу «Это не наша!» Понятно, моя там ребятня. Я спустилась и слышу «Идет!»  Узнаю голоса.  Женя Савочкин, Юрка Дубовой, Андрей Шушунов и Леня Моисеев стоят. Носы бордовые, топчутся.
-Вы не уехали?- спросил Андрей.
-Давайте в дом, вы околели уже.
 Они отказались.
- 7ого не пойдем на демонстрацию,- заявил Юра
- Как так? Я что одна от 8б буду там?!
- Мы все пойдем и с бантами будем,- хором прокричали парни.
- И мне прихватите один. А сейчас марш домой.
Они ушли, а мне так муторно стало. Вернулась в квартиру.  Коллеги поторопились уйти. Остались мы с Аннушкой. Наташка к себе в Новосибирск укатила.  Села за дневник. Сердце сжато. Жалко мне ребят. Сколько еще в жизни будут встречи и расставания. Недавно видела Гриба, он в прошлом году ушел. Молодые и бегут от этого мудрого руководителя. Нет, как можно на педсоветах говорить одно… «эстетическое воспитание, чувство красоты, мероприятие в этом направлении», а потом… все, с меня хватит. Еще пару дней и весь этот ужас останется в прошлом. Вспомнила, как во вторую смену 6 б сказал, что они голосовать будут и я не уеду. Ой, и сон недавно снился, будто я выхожу с чемоданом, у меня его вырывают, и я не могу уехать. Такая каша в душе. Аннушка заварила чай, зовет чаевничать. Завтра еду за билетами.
                В билетной кассе Новосибирска.
     Теперь я абсолютно успокоилась. Поехала в Новосибирск и купила билеты. В кассе, когда подошла моя очередь, буквально влез передо мной небритый мужчина и купил билет. Я не стала с ним вступать в перепалку. Купил, ну и ладно. Сейчас и я куплю. Только больше билетов не оказалось на 7 ноября. Пришлось купить на очень ранний рейс на 8 ноября. Злилась я на того дядьку. Кстати, вспомнила откуда я его знаю. Этот азербайджанец как-то забрел к нам в школу с двумя полупустыми корзинами. Я купила у него оставшиеся пятнадцать гранат. Коллеги набежали, и я угощала их в учительской. Смеялась, когда они по одному зёрнышку вынимали.
      «Так не едят гранат. Так никакого удовольствия не почувствуете. Надо разломать и…»,- ну а дальше я впивалась в этот вкуснейший плод, и сок тек в рот и мимо. Ах, как же это вкусно!
      И вот я возвращаюсь в Болотное, сожалея, что билет на 7ое у меня из-под носа ускользнул. Судьба распорядилась так, что мне не суждено было лететь тем рейсом.
     И мы с Аннушкой продолжили паковать мои пожитки. Отправили крупные вещи по почте. По поселку поползла новость о том, что «кавкаженка точно уезжает». Перед каникулами я написала заявление и отнесла секретарю. Коллеги подходили, обнимали и, что интересно, меня понимали. С оглушительным ревом директор влетел в учительскую и там же, размахивая моим заявлением, накинулся на меня и обсыпал своими любимыми угрозами.
     - Накажу. Лишу диплома! Вы ещё узнаете меня… - орал директор, а  устав орать, замолчал.
     - Ваше право! Вам спасибо за все, Виктор Иванович и прощайте,- тихо сказала я и ушла. Начались каникулы, поэтому в школу мы не ходили. Перед глазами маячила демонстрации 7 ноября. Я послала телеграмму Роберту и сообщила день и рейс. Тётя Галя, почтальон, передала Тамусе содержание телеграммы. Тётя сообщила маме. И вот я получаю телеграмму и мчусь на почту для разговора с Баку. Думала Роберт, а это вновь мама. Плачет, умоляет не совершать такой поступок, не срываться с места. Говорит подумай о дипломе, о последствиях. Она советовалась с юристом-подругой своей Татьяной Давыдовной. Но, меня ничто не могло остановить. Я как могла, успокоила её и попросила меня в аэропорту не встречать.
     После разговора с мамой, я все же позаботилась о своем дипломе и уговорила секретаря выдать мне его на руки. Девушка согласилась. Только трудовую не решилась выдать. Вместо этого выдала мне справку о работе в школе №2 НСО.
    
                Пять часов вечера 7 ноября.    
      Наступило 7 ноября. Выпал снег. На часах 11:00. Я с детьми пошла на демонстрацию. После демонстрации встретились с Аннушкой и пошли домой. Вещи мои были уложены: небольшой чемоданчик и сумка на колесиках. Было решено ехать в шесть вечера. Аннушка сказала, что проводит меня до автовокзала, посадит на автобус в аэропорт и вернется.

     Где- то в пятом часу раздался стук в дверь. Пришли родители и сказали, что их дети не вернулись после демонстрации. Но и у меня их не было. Родители ушли, а я вдруг надела пальто и вышла во двор. На улице уже стемнело. Постояла я у подъезда и заметила - впереди, во дворе кусты шевелятся, а ветра нет. Дети мои там прятались. Замерзли и тихонечко подпрыгивали в этих зарослях. У них был план. Ждали момента, когда я выйду, они отнимут чемодан, и я не смогу уехать.  Обняла я эту группу «воробышек» моих расстроенных. Уж не помню, какие слова пришли мне в голову, но мы ещё раз мирно попрощались. Дала им свой адрес, обещали писать.
      Аннушка поехала провожать меня. Последним, кого я увидела из окна электрички, был тот самый парень, который то ли  всерьез, то ли в шутку, все время говорил при встрече, что украдет меня. Он шел с чемоданчиком и фонарём, наверно с дежурства, увидел меня в окне, поднял руки и стал махать. Я засмеялась и послала ему воздушный поцелуй.  Мы впервые с Аней не были «на одной волне». Я светилась от радости, Аннушка, как ни старалась, не могла сдержать слезы.
«Не грусти, тебя тоже ждут перемены. Спой лучше мне мою любимую». И она спела мне песню про угольщика, а точнее про верную любовь. Мы обнялись на вокзале, обещали не теряться, писать друг другу. 
Аннушка вернулась в Болотное, а меня автобус умчал в аэропорт.
    Там оказалось, что мой утренний самолет не взлетит вовремя, потому что в Алма-Ата предыдущий самолет, ночной от 7 ноября разбился. Ночь я провела в аэропорту, в ожидании следующего самолета.