26. Бескровные завоевания

26. БЕСКРОВНЫЕ ЗАВОЕВАНИЯ. В 1499 году князья-воеводы Семён Курбский, Петр Ушатов и Заболоцкий-Бражник в очередной раз отправились приводить к покорности Северное Зауралье. С отрядом из 4000 дворян московских и ополченцев устюжских, двинских и вятских они разными путями добрались до Печоры,  заложили на её берегу крепость Пустозёрск, ставшую первым русским городом за Полярным Кругом, и 21 ноября на лыжах отправились к «Каменному Поясу». Матерясь, на чем свет стоит, и срываясь с обледенелых горных троп вниз, толпа вооруженных россиян с большим трудом взошла на Уральский хребет, мимоходом покорила мирных самоедов, убив под горячую руку 50 аборигенов, и спустилась на равнину уже с другой стороны хребта, внезапно вынырнув из пурги возле городка Ляпина. За Ляпиным в русский лагерь начали съезжаться князья и вожди югорские и обдорские, предлагая мир и вечное подданство русскому государю. 4000 московских «биатлонистов» выглядели столь устрашающе, что никто даже и не думал им противиться. Пересев с лыж на собачьи упряжки, воеводы отправились приводить к покорности местное население и, захватив около 40 укрепленных городищ, свыше 1000 пленных и полсотни «князей», обязали местных жителей клятвой верности своему государю. В Москву возвратились с добычей. Поход завершился полным успехом, и Иван этому был, конечно же, рад, но югорская пушнина его сейчас не особо заботила. Его взор был вновь направлен на запад - туда, где окруженная врагами Литва, с большим трудом отбиваясь от набегов молдаван и крымских татар, из последних сил пытаясь удержать в своих руках все то, что было завоёвано её предками на территории Киевской Руси.

В 1477 году союзная Литве Польша, используя как предлог свое желание отбить у турок две молдавские крепости, без приглашения вторглась на территорию Молдовы, которая тогда всём ещё считалась её вассалом. Однако, вместо войны с турками, польская армия вдруг развернулась на Сучаву и попыталась её осадить. Стефан Великий, который, видимо, чего-то подобного от милых «союзничков» и ждал, немедленно взял поляков в кольцо и предложил без боя проводить незваных гостей до польской границы, пообещав не причинить им никакого вреда, в том случае, конечно, если они сами не станут дергаться. Возле Козминского леса поляки прекратили отступление и «дернулись». Стефану пришлось их всех уничтожить. Литовская армия, спешившая на соединение с поляками, по требованию Ивана III Московского была вынуждена повернуть назад. В 1499 году Польше пришлось признать независимость Молдавского Государства, как свершившийся факт.

Москве события вокруг Литвы и союзной ей Польши были небезразличны хотя бы потому, что её отношения с Литвой продолжали оставаться натянутыми. Граница между государствами все ещё не была чётко обозначена, и долгосрочный мирный договор, который устроил бы обе стороны, все ещё не был заключен. К тому же крымский властитель Менгли-Гирей через своих послов продолжал натравливать Ивана Московского на Литву, желая под шумок урвать что-нибудь и для себя. Пепел Очакова стучал в его сердце. В 1498 году крымские татары вместе с турками разорили Галичину и Подолию, угнав с собой до 100 тысяч пленных. Через год крымская орда вновь ворвалась в Подолию. Это все вполне устраивало Москву, однако сам Иван события пока не торопил. У него на шее сейчас висело сразу несколько мелких конфликтов на разных направлениях, а также семейные проблемы, такие, что на трезвую голову и не разберешь, да «жидовская ересь» в придачу, разделившая его приближенных на два непримиримых лагеря, а в  1499 году вновь активизировались золотоордынцы, совершившие набег на Козельск. Какие уж тут войны?

Впрочем,  в том же 1499 году настроение Ивана Великого начало улучшаться. Пограничные конфликты были улажены, ересью при московском дворе вплотную занялись церковные иерархи, а любимая жена Софья и любимый сын Василий вновь стали Ивану самыми близкими людьми. Ну а когда человеку становится хорошо, ему всегда хочется, чтобы стало ещё лучше. Ради этого зачастую приходится делать плохо кому-то другому. И все потому, что «хорошо» - это дар Провидения, а «ещё лучше» - это уже излишество. Ну а поскольку Провидение излишествами не занимается, добывать их всегда приходится своими силами. На этот же раз излишества даже и добывать не пришлось, они сами просились в руки, и оставалось лишь кое-что предпринять: во-первых, самое легкое – взять чужое добро, и, во-вторых, самое трудное – удержать чужое добро в своих руках. Впрочем, попытка – не пытка. Чем черт не шутит, когда Бог спит?

В 1499 году от наместника Вязьмы в Москву начали поступать вести о неких новых гонениях на православных христиан в Литве. Поговаривали, что смоленский епископ Иосиф клятвенно обещал королю Александру обратить всех его подданных в латинскую веру, дабы они больше не смотрели с надеждой на единоверную Москву. Александр этому благому делу противиться не стал, и начал даже принуждать к смене веры свою жену Елену – дочь Ивана Великого. И если Елена своему крайне вспыльчивому отцу на мужа никогда не жаловалась, то Литовская Русь терпеть такие новации в общественной жизни не пожелала и немедленно пришла в движение, целыми областями, со всеми своими князьями и боярами качнувшись в сторону Москвы. При этом следует напомнить уважаемому читателю, что православным стало неуютно в Литве уже очень и очень давно, но на Москву они побежали только теперь. Почему так? Потому что все эти бесчисленные потомки Рюрика и Ольгерда окончательно убедились в том, что Москва сильнее. Если сейчас самому не переметнуться под крылышко к тому, кто сильнее, завтра у тебя отберут всё силой и в лучшем случае спровадят куда-нибудь за Урал собирать дань с югорских оленеводов.

Первыми под руку Москвы переметнулись: князь Симеон Бельский, князь хотетовский, князья мосальские, бояре мценские и серпейские. Вслед за ними принялись слагать с себя вассальные обязательства перед литовским королем и другие южнорусские властители. Александр тут же начал забрасывать своего тестя нотами, требуя не нарушать условий мирного договора и немедленно прекратить прием перебежчиков в московское подданство. Ему вежливо отвечали, что Литве самой бы не следовало в нарушение мирного договора с Москвой касаться вопросов веры, и тогда её подданные не начали бы разбегаться во все стороны.

Войны впрочем, судя по всему, не хотели обе державы. И более чем очевидно, что в тот год Иван с Александром в драку бы друг с другом так и не полезли, не случись непредвиденное. С одной из веток гнущегося под ударами стихии литовского дерева вдруг шлепнулся на землю здоровенный сочный плод, который тут же откатился к ногам московского государя. То были, ни много – ни мало, исконные враги Ивана III Московского, самые рьяные защитники литовских интересов в русских землях, потомки Дмитрия Юрьевича Шемяки и Ивана Андреевича Можайского. Устав уже враждовать со своими бывшими соотечественниками, они сами просились в русское подданство и кланялись Ивану Великому Черниговым, Стародубом, Гомелем, Любечем, Рыльском и Новгородом Северским.  Все эти земли и города ещё следовало очистить от литовских гарнизонов, но все равно, это было нечто! После Новгорода Великого то был, пожалуй, самый большой куш, который можно было забрать у нерадивого соседа запросто, да ещё и на самых законных основаниях. Южная Русь добровольно просилась в подданство Москве, а значит и возможная война с Литвой за обладание ею становилась не захватнической, а национально-освободительной. Вот почему, боярин Телешев немедленно отправился в Литву с объявлением войны.

Как и в прошлый раз, наступление русских войск на запад шло стремительно. Мценск и Серпейск сдались московским воеводам без боя. Брянск пытался обороняться, но был взят приступом; брянский епископ и королевский наместник под крепкой стражей отправились в Москву. На берегу Кондовы московскую рать встретили два Симеона - черниговский князь и внук Шемяки. Оба тут же присягнули на верность московскому государю. Их примеру последовали и потомки Ольгерда, князья Трубецкие – властители трубчевские. Ещё одна московская рать двинулась в сторону Смоленска и овладела Дорогобужем.

На этом бескровный этап новой войны закончился. Дальше рекой полилась кровь.