Старик и горы

 Опустел старый аул.  Выросшие сыновья и дочери  упорхнули из родительского гнёздышка. Девушек в жёны забрали джигиты из соседних аулов, а сыновья для постройки новых домов выбрали местечко не высоко в горах, где издревле жались к скалистой горе обветшалые и покосившиеся родительские сакли, а пониже, у подножия горы, где и просторнее, и земля плодороднее…

До недавнего времени лишь над одной саклей холодными вечерами в потемневшее небо поднимался лёгкий столб дыма.

   Не торопился старый Джалил покидать свой дом.  Хотя и тоскливо, и одиноко было в нём. Но недалеко  была могилка жены; туда, на кладбище, ежедневно приходил старик. Полгода назад он похоронил свою Самиру, а сердце всё ещё щемит, всё ещё болит… Посидит возле могилки, поговорит, - глядишь, и отпустит давящая боль на сердце.

Звал Максуд, младший сын:
- Перебирайся, отец, поближе к нам. Новый дом тебе присмотрели. Да и нам поможешь - пригляд нужен за маленьким Баширом, твоим внуком…

   В один из вечеров старший сын Максуда, девятилетний Анвар, наблюдая снизу вверх за клубами дыма над саклей деда, заметил:
- Я знаю, почему у нас небо быстро чернеет. Дом деда высоко, и чёрный дым над его саклей быстрее добирается до неба и чернит его.

   На следующее утро Максуд с двумя сыновьями приехали к дому отца. Лихо соскочив с повозки, Анвар бегом бросился в дом. Четырёхлетний младший внук, сердито нахмурившись, и сдерживая слёзы (старший брат не подождал его!),  тоже быстро засеменил к дому, на ходу крича:
- Деда, поехали к нам!
Старик обескураженно всплеснул руками, но противиться напору внуков не смог.

   Через час, побросав в телегу нехитрые пожитки старика, повозка медленно покатилась вниз.
   Внуки, крепко держа деда за руки, неспешно шли за повозкой и наперебой рассказывали деду, чем они будут заниматься завтра, послезавтра … Старик по-доброму усмехнулся,  почувствовав заботу сына. И даже подсказал внукам новые совместные занятия.
На мгновенье оглянулся назад. «Позади  у меня за спиной прошлое и былое».
Потом посмотрел на новое селение. «Будущего у меня уже нет. А что же есть у меня? А есть настоящее».  И старик бережно сжал детские ладошки.

   На следующее утро старик некоторое время  разбирал, сортировал и раскладывал по шкафам вещи, которые вчера не успели разобрать, но вскоре, устав, бросил это занятие. «Прибегут внуки, и помогут найти приют и удобное место для кухонной утвари;   веселее вместе прибираться».

   Старик вышел во двор, посмотрел вверх на окрестные вековые горы, снеговые и лесистые.
Тихо произнёс:
- Да, горы вечны, всё помнят… А дома забывают, дома ветшают…
Задумчиво, глядя на старый аул, проговорил:
- Чем руководствовались мои предки, основывая древнее поселение высоко в горах, сложно сейчас сказать. Может, решение было связано с безопасностью…  Но, несомненно, выбирали мои предки место основательно и с умом. Раз просуществовало селение несколько столетий… Поднимусь-ка наверх… Надо ж рассказать Самире о своём переезде…
И старик, взяв с собой краюху хлеба и бутылку воды, стал подниматься в горы.

   Побывав на могилке жены, рассказал ей о новом своём доме, о подросших внуках… И, как показалось старому Джалилу,  Самира  одобрила переезд мужа поближе к сыну. Пообещав жене до морозов непременно её навещать, старик, прощаясь, заметил:
- Я хоть и дальше теперь от тебя живу, но ближе к тебе на один день…И с каждым новым днём буду всё  ближе и ближе…

   Хотел было старик навестить старый дом, но потом передумал. «Спасибо, старый дом. Но сейчас изнутри ты уже пустой. Прости, но в прошлом ты уже».
Не торопясь Джалил  уходил с кладбища.

   Неожиданно его внимание привлекла надпись на одном могильном холме. Остановился, задумался. А потом с горечью сказал:
- Да, Джабир, мало тебе оказалось жизни, чтобы исправить то зло, которое ты совершил живым…
Задержался старик и возле  другого холмика. Но ему он низко поклонился:
- Спасибо тебе, добрый человек! Ты в этот мир приходил, чтобы сделать наш мир лучше.
Возле третьего небольшого холмика опечаленно произнёс:
- Ты, Гульфия, так и не поняла, что в тебе самой была сила...  А ты всё искала внешние опоры: на кого положиться, на кого опереться, кто поддержит, кто поможет…

   Вьётся серпантином вниз узкая каменистая тропинка; по ней осторожно ступает старик.
Притомился старый Джалил.  Остановился, огляделся вокруг.
- А из нашего старого аула вид на мир более величественнее, более живописные дали радовали глаз…  Да и  звёзды там были ближе...
Помолчал.
- Но это теперь неважно. Теперь у меня появилась лучшая дорога – дорога домой. И мой дом теперь не там, где я родился, а там, где появился новый смысл.

   Осеннее солнце, по- летнему не такое  ослепительно-палящее,  но всё ещё ласковое  и согревающее, -  в зените.
Сошёл с тропинки, присел, прислонившись спиной к стволу дуба ... Потом достал бережно завернутую в чистую тряпицу краюху хлеба,  откусил, запил водой.
Понаблюдал за причудливыми  серыми облаками, которые плыли  по голубому небу, цепляясь за белые горные вершины.

Хмыкнул:
- Твердокаменные и могучие горы  рождают реки, малые и большие, рождают грозные и всесокрушающие лавины, изламывают горизонт, влияют на климат,  но не могут остановить лёгкие, как лебяжий пух, облака. Или облакам, как любимому ребёнку,  дозволено всё? И горы бессильны перед шаловливым чадом?

   Роща, раскинувшаяся вдоль склона горы, пеньем птиц наполнена, шёпотом ветра, перестуком падающих желудей, лесным шелестом. Слушал старик осеннюю  расслабленную тишину и спокойствие, журчанье горного ручейка.
   Откуда-то с горы пёрышком спорхнула  осенняя дремота, покружила над рощей, и, приметив усталого путника, смежила ему веки, подарила лёгкий сон.

… И чудится-снится старику, что слышит он  шептанье-шелестенье пары  деревьев: вековой дуб, широкоплечий и коренастый, в наростах и  с узловатым стволом,  ворчливо пеняет своей подружке, росшей рядом с ним.

- Ну что ты всё причитаешь, всё переживаешь за сына, молодого дубка!.. Так случилось, что занесла его ветром судьба на каменный выступ… У жёлудя  была возможность скатиться к нам, в родную рощу… И рос бы сейчас с нами… Но он выбрал другой путь… Облюбовал место поодаль.  Видишь, как рвётся ввысь, стройнее всех своих братьев и сестёр, лесной молоди… И полон величия…

- Да, он красив, и кудрявые ветви широко раскинул… Тревожно мне… Плохо, что себя он выставляет напоказ, плохо, что в земле непрочно корни укрепил… Да и нельзя на том выступе крепко укорениться... И воды в том месте мало… Шальной ветер и гроза могут причинить ему вред, - сокрушалась мать юного дуба.


- Что поделаешь…- скрипел старый дуб. - Да, в родной роще, будь он рядом с нами, мы бы могли ему помочь, его защитить…- Тяжело загудел, покачал ветками лесной патриарх. - У него теперь свой путь… Смирись, моя подруженька… Тебе есть о ком заботиться…


Снисходительно сверху вниз поглядывал юный дуб на родную рощу. На каменном выступе,  на просторе, на воле, он может и себя показать, и многое увидеть: зелёные дали, заснеженные горы, и даже, где-то далеко-далеко,  полоску лазурного моря.


- Я  не смог увидеть эту красоту, если бы родился там, внизу, в роще… Здесь мне не приходится делить территорию с другими деревьями, - развесистый красавец-дуб зашелестел пышной кроной с резными листьями.


Послеобеденный луч осеннего солнца скользнул с верхушки дерева по стволу вниз, прогнал заплутавшую в выцветших стариковских ресницах дремоту, предпринял безуспешную попытку  разгладить глубокую морщину на челе, а потом погладил обветренную темную щеку старика.


Джалил, сгоняя несуществующую мошку, хлопнул себя шершавой рукой по колючей щеке, и открыл глаза. Огляделся.


На излёте сентября осень волшебной кисточкой уже основательно расписывает пёстрой акварелью лесной наряд.

Старик залюбовался переливами красок. Изумрудная зелень лета разбавлена золотисто-рыжеватым, морковным и гранатовым цветами. Пожухлую, потерявшую уже сочные краски траву, осень прикрыла красивым листопадным покрывалом.
Солнечный луч запутался в тонких серебряных нитях паутины.


Привлекла внимание старика пара деревьев, росшая на окраине леса.

Подарила осень платье из золотой парчи берёзке.  Приметил красавицу в богатом наряде кудрявый клён; зарделся, покраснел от смущения. А красавица никого и ничего не замечает вокруг; любуется своим отражением в водах небольшого говорливого ручейка.

- А где же тот  дуб молодой, о котором шептались в роще?


Старик повертел головой, и  увидел особняком росший  на каменном выступе дуб.
Старик подошёл к нему, похлопал по стволу:

- Нечего сказать, хорош, хорош… Но и вправду, опасно тебе тут находиться…


Дуб недовольно зашелестел ещё зелёной листвой. Осень не торопится трогать своей волшебной кисточкой этих богатырей.

… На неделе в горы забрела непогода. С утра солнце  упрятала серая пелена. К обеду туман разогнал средиземноморский порывистый ветер. Ненадолго показалось хмурое солнце, которое вскоре спряталось за грозными тёмными тучами. А к вечеру непогода разбушевалась не на шутку – с косым холодным дождём, с неистовым шквалистым ветром… И уж совсем нечастой гостей в последние дни сентября – грозой.

Сверкало, громыхало, гремело всю ночь. К утру, совсем выбившись из сил, непогода убралась  за Кавказский хребет, спряталась в горном ущелье.


- М-да, наломала дров немало непогода, - стоя на крыльце и посматривая на выдранное дерево во дворе, негромко проговорил Джалил. – Бурю не переживают гнилые и слабые.


Пройдя за огороды, вышел к речке.

Обычно мелкая горная речушка, которую можно было спокойно перейти по колено, утром превратилась в бурный грязный неуправляемый поток.

Джалил присел на камень у речки.

- Тебе тоже не нравится непогода, да? – спрашивает старик у реки. – Вижу, вижу, не нравится. Ишь, как гневлива, ишь, как бурлишь и кипишь… Вижу, вижу, в гневе страшна… Запросто собьёшь с ног и о камни ударишь, только сунься к тебе…
Помолчал, наблюдая за гремучим потоком. Потом примиряюще сказал:

- Знаю, знаю, не любишь ты долго возмущаться и сердиться… Если непогода опять не пожалует к нам…


Старик посмотрел на чистое умытое небо, на искрящееся солнце, на горы, и, опять обращаясь к реке, проговорил:

-Обещаю тебе, и сегодня, и завтра не будет непогоды у нас.

С трудом, придерживаясь за поясницу, встал с камня, посмотрел вверх на старый аул, и с тревогой в голосе произнёс:
- Пережил ли мой старый дом ночную бурю?

Вспомнил молодого дуба на каменном выступе: «Выстоял ли он?»

«Сегодня уж не смогу подняться. Сил не оставила ночная буря: сон забрала, тревогой наградила. Отдохну нынче, наберусь сил, и завтра наверх поднимусь».


Рано утром, едва голубая рассветная дымка затуманила горы, старик, уже одетым, вышел на крыльцо.

Не спеша Джалил поднимался в горы. Тут и там были видны следы бушевавшей сутки назад непогоды.


Ещё издали старик обратил внимание на рощу, раскинувшуюся вдоль склона горы, где  под сенью  зелёного дуба он на днях отдыхал. Какая-то неожидаемая картина…  Старик подошёл поближе.  Обычно осень дарит дубам- крепышам золотистый наряд в последнюю очередь. Но сегодня, вместо ожидаемого зелёного или желтого цвета, старик увидел высохшие бурого цвета листья и на лесном патриархе, и на его подружке. Такие  листья обычно бывают на дубах поздней осенью, или даже зимой.

- Странно… Такое вижу впервые…

Внезапная догадка заставила Джалила поднять голову, посмотреть  на выступ, где рос молодой дуб. Не увидел старик развесистого красавца с пышной кроной и резными листьями.


Джалил поднялся на выступ.

От молодого дуба осталась лишь горстка пепла. Не осталось даже пня.

- Горы не прощают высокомерия, наказывают всех.

Не стал старик долго сокрушаться и  задерживаться на выступе. Поспешил наверх.


Старый дом пережил бурю. Окно лишь разбилось одно,  да весь двор был усеян ветками да сучьями.

Побывал на кладбище. Рассказал Самире об уцелевшем старом доме, о сгоревшем молодом дубе, о разболевшейся спине.

- Пойду домой, намажу спину снадобьем, которое ты когда-то приготовила, да полежу…  Пока, пока, - махнул рукой Джалил и, осторожно ступая по камням, направился к подножию горы, где раскинулось новое селение, где был его теперь новый дом.

- Внуки, уж, небось, прибежали… Обещали нынче…


На полпути, в роще на склоне горы, остановился передохнуть. Окинул взглядом горы, снеговые и лесистые, и неожиданно задал себе вопрос, который ранее никогда не задавал ни себе, ни другим:

- За что любят горы? И почему я люблю горы?


Отвечать начал не сразу, а лишь тогда, когда неспешно продолжил свой путь вниз:

- Я чувствую здесь себя маленьким живым существом, признавая величие природы. Это там, на равнине, в долине, человек может быть могущественным: покорять природу, менять пейзажи… А здесь пейзажи неизменно устойчивы, целостны и неделимы.


В памяти всплыли слова знакомого альпиниста, погибшего при сходе лавины: «Путник, будь осторожен, ты здесь — как слеза на реснице».

Старик остановился, нахмурился, сокрушенно вздохнул, заворчал:

- КрасОты…КрасОты есть и в долине…

Джалилу явно не нравилось объяснение Кирилла.

Посмотрел на самую высокую белую снежную гору, место гибели альпиниста:

- Наверное, за чем-то другим лезут в горы…

Ворча и тяжело ступая, продолжил свой путь:

- Хотел быть парень поближе к таинственному космосу, к тайнам Мирозданья? – старик вопросительно  взглянул на ясное голубое  небо.

Безмолвствовало бездонное небо.

- Или он хотел увидеть застывшее время в каменных горах? Или прикоснуться к ледяному холоду горы и почувствовать затаённую жаркую силу глубин Земли?

Отрешённо молчало небо. Лишь вечности свет голубой отражался в ледяных горах…

- Не хочешь отвечать, ну и ладно, - примирительно сказал старик. – Что теперь гадать… Парень выбрал свой путь…


Увидев свой новый дом, Джалил поймал себя на мысли, что рад его видеть. И, насколько возможно, зашагал быстрее...