Старик и горы

    Опустел старый аул. Выросшие сыновья и дочери покинули родительский дом. Девушек забрали в жёны джигиты из соседних аулов, а сыновья выбрали место для новых домов не там, где издревле жались к скалистой горе обветшалые и покосившиеся родительские сакли, а ниже, у подножия горы, где просторнее и земля плодороднее.
До недавнего времени лишь над одной саклей холодными вечерами в потемневшее небо поднимался лёгкий дымок.

   Старый Джалил не спешил покидать свой дом. Хотя в нём было тоскливо и одиноко. Но недалеко была могила жены; туда, на кладбище, старик приходил ежедневно. Полгода назад он похоронил свою Самиру, и сердце всё ещё щемило, всё ещё болело… Посидит возле могилки, поговорит – глядишь, и отпустит давящая боль.
Младший сын, Максуд, звал:
– Перебирайся, отец, поближе к нам. Новый дом тебе присмотрели. Да и нам поможешь – пригляд нужен за маленьким Баширом, твоим внуком…

Однажды вечером старший внук, девятилетний Анвар, наблюдая за дымом над дедовой саклей, заметил:
- Я знаю, почему у нас небо быстро чернеет. Дом деда высоко, и чёрный дым над его саклей быстрее добирается до неба и чернит его.
На следующее утро Максуд с сыновьями приехал к отцу. Анвар, лихо соскочив с повозки, бросился в дом. Четырёхлетний младший внук, сердито нахмурившись и сдерживая слёзы (старший брат не подождал!), тоже быстро засеменил к дому, крича на ходу:
– Деда, поехали к нам!
Старик обескураженно всплеснул руками, но не смог противиться напору внуков.
Через час, побросав в телегу нехитрые пожитки старика, повозка медленно покатилась вниз.
Внуки, держа деда за руки, шли рядом и наперебой рассказывали, чем займутся завтра, послезавтра… Старик ласково улыбался, чувствуя сыновью заботу. И даже подсказал внукам новые забавы.
На миг обернулся назад. «Там, за спиной, осталось прошлое, былое». Потом посмотрел на новое селение. «Будущего у меня уже нет. А что же есть? Настоящее». И старик крепче сжал детские ладошки.

   На следующее утро он разбирал вещи, раскладывал по полкам, а потом, устав, махнул рукой. «Прибегут внуки, помогут найти место для утвари, веселее вместе прибираться».
Старик вышел во двор, посмотрел вверх на окрестные вековые горы, снеговые и лесистые. Тихо произнёс:
– Да, горы вечны, всё помнят… А дома забывают, дома ветшают…
Задумчиво, глядя на старый аул, проговорил:
– Чем руководствовались мои предки, основывая древнее поселение высоко в горах, сложно сейчас сказать. Может, решение было связано с безопасностью… Но, несомненно, выбирали место основательно и с умом. Раз просуществовало селение несколько столетий… Поднимусь-ка наверх… Надо ж рассказать Самире о своём переезде…

И старик, взяв с собой краюху хлеба и бутылку воды, стал подниматься в горы.
Навестив могилу жены, рассказал ей о новом доме, о внуках… И показалось Джалилу, что Самира одобрила его решение перебраться поближе к сыну. Пообещав навещать её до морозов, старик, прощаясь, сказал:
 - Хоть и дальше я теперь от тебя живу, но ближе на один день… И с каждым новым днём буду всё ближе и ближе…
Хотел было навестить старый дом, но передумал. «Спасибо, старый дом. Но ты теперь пуст. Прости, ты в прошлом…»
Неспешно Джалил покидал кладбище. Вдруг его внимание привлекла надпись на одном из надгробий. Он остановился, задумался. Затем с горечью произнёс:
– Да, Джабир, тебе не хватило жизни, чтобы исправить зло, которое ты совершил, будучи живым…
Он задержался и возле другого холмика. Ему старик низко поклонился:
– Спасибо тебе, добрый человек! Ты пришёл в этот мир, чтобы сделать его лучше.
У третьего небольшого холмика Джалил опечаленно проговорил:
- Ты, Гульфия, так и не поняла, что сила в тебе самой… А ты всё искала внешние опоры: на кого положиться, на кого опереться, кто поддержит, кто поможет…


   Вьётся серпантином вниз узкая каменистая тропинка; по ней осторожно ступает старик.
Притомился Джалил. Остановился, огляделся.
– А из нашего старого аула вид на мир был величественнее, дали живописнее…  … И звёзды там были ближе... – тихо проговорил старик.
Помолчал.
 – Но это неважно. Теперь у меня лучшая дорога – дорога домой. И мой дом теперь не там, где я родился, а там, где появился новый смысл.

   Осеннее солнце, уже не такое палящее, как летом, но всё ещё ласковое и согревающее, стояло в зените.
Джалил сошёл с тропинки, присел, прислонившись спиной к стволу дуба. Достал бережно завёрнутую в чистую тряпицу краюху хлеба, откусил, запил водой.
Понаблюдал за причудливыми серыми облаками, плывущими по голубому небу, цепляющимися за белые горные вершины.
Хмыкнул:
– Твердокаменные и могучие горы рождают реки, малые и большие, рождают грозные лавины, изламывают горизонт, влияют на климат, но не могут остановить лёгкие, как лебяжий пух, облака. Или облакам, как любимому ребёнку, дозволено всё? И горы бессильны перед шаловливым чадом?

   Роща, раскинувшаяся вдоль склона горы, была наполнена пением птиц, шёпотом ветра, перестуком падающих желудей, лесным шелестом. Старик слушал осеннюю расслабленную тишину и спокойствие, журчание горного ручейка.
Откуда-то с горы пёрышком спорхнула осенняя дремота, покружила над рощей и, приметив усталого путника, смежила ему веки, подарила лёгкий сон.

…И чудится-снится старику, что слышит он шептанье-шелестенье пары деревьев: вековой дуб, широкоплечий и коренастый, в наростах и с узловатым стволом, ворчливо пеняет своей подружке, росшей рядом с ним.
– Ну что ты всё причитаешь, всё переживаешь за сына, молодого дубка!.. Так случилось, что занесла его ветром судьба на каменный выступ…  Был у жёлудя шанс скатиться к нам, в родную рощу… И рос бы сейчас с нами… Но он выбрал другой путь… Облюбовал место поодаль. Видишь, как рвётся ввысь, стройнее всех своих братьев и сестёр, лесной молоди… И полон величия…
– Да, он красив, и кудрявые ветви широко раскинул… Но тревожно мне… Плохо, что себя он выставляет напоказ, плохо, что в земле непрочно корни укрепил… Да и нельзя на том выступе крепко укорениться... И воды в том месте мало… Шальной ветер и гроза могут причинить ему вред, – сокрушалась мать юного дуба.
– Что поделаешь… – скрипел старый дуб. – Да, в родной роще, будь он рядом с нами, мы бы могли ему помочь, его защитить… – Тяжело загудел, покачал ветками лесной патриарх. – У него теперь свой путь… Смирись, моя подруженька… Тебе есть о ком заботиться…
Снисходительно сверху вниз поглядывал юный дуб на родную рощу. На каменном выступе, на просторе, на воле, он может и себя показать, и многое увидеть: зелёные дали, заснеженные горы, и даже, где-то далеко-далеко, полоску лазурного моря.
– Я бы никогда не увидел этой красоты, если бы рос там, внизу, в роще… Здесь мне не приходится делить территорию с другими деревьями, - развесистый красавец-дуб зашелестел пышной кроной с резными листьями.

   Послеобеденный луч осеннего солнца скользнул с верхушки дерева по стволу вниз, прогнал заплутавшую дремоту из старческих, выцветших ресниц, предпринял безуспешную попытку разгладить глубокую морщину на челе, а потом нежно погладил обветренную, тёмную щеку старика.
Джалил, словно сгоняя невидимую мошку, хлопнул шершавой рукой по колючей щеке и открыл глаза. Огляделся.
На исходе сентября осень волшебной кистью уже основательно расписывала лесной наряд пестрой акварелью.
Старик залюбовался переливами красок. Изумрудная зелень лета разбавлена золотисто-рыжеватым, морковным и гранатовым цветами. Пожухлую, потерявшую сочные краски траву осень прикрыла красивым листопадным покрывалом. Солнечный луч запутался в тонких серебряных нитях паутины.
Взгляд старика привлекла пара деревьев, росшая на опушке леса.
Осень подарила берёзке платье из золотой парчи. Кудрявый клён сразу приметил красавицу в богатом наряде; зарделся, покраснел от смущения. А та, словно никого вокруг не замечая, любуется своим отражением в водах небольшого, говорливого ручейка.
– А где же тот дуб молодой, о котором шептались в роще?
Старик повертел головой и увидел дуб, одиноко растущий на каменном выступе.
Подошёл к нему и похлопал по стволу:
– Нечего сказать, хорош, хорош… Но и вправду, опасно тебе тут находиться…
Дуб недовольно зашелестел ещё зелёной листвой. Осень не торопилась трогать своей волшебной кистью этих богатырей.

   …На неделе в горы забрела непогода. С утра солнце упрятала серая пелена. К обеду туман разогнал средиземноморский порывистый ветер. Ненадолго показалось хмурое солнце, которое вскоре спряталось за грозными тёмными тучами. А к вечеру непогода разбушевалась не на шутку – с косым холодным дождём, с неистовым шквалистым ветром… И уж совсем нечастой гостьей в последние дни сентября – грозой.
Сверкало, громыхало, гремело всю ночь. К утру, совсем выбившись из сил, непогода убралась за Кавказский хребет, спряталась в горном ущелье.
– М-да, наломала дров немало, – стоя на крыльце и посматривая на вырванное дерево во дворе, негромко проговорил Джалил. – Бурю не переживают гнилые и слабые.
Пройдя за огороды, он вышел к речке.
Обычно мелкая горная речушка, которую можно было спокойно перейти по колено, утром превратилась в бурный, грязный, неуправляемый поток.
Джалил присел на камень у реки.
- Тебе тоже не нравится непогода, да? – спросил старик у реки. – Вижу, вижу, не нравится. Ишь, какая гневная, ишь, как бурлишь и кипишь… Вижу, вижу, в гневе страшна… Запросто собьёшь с ног и о камни ударишь, только сунься к тебе…
Помолчал, наблюдая за гремучим потоком, а потом примирительно сказал:
– Знаю, знаю, не любишь ты долго возмущаться и сердиться… Если непогода опять не пожалует к нам…
Старик посмотрел на чистое умытое небо, на искрящееся солнце, на горы и, опять обращаясь к реке, проговорил:
– Обещаю тебе, и сегодня, и завтра не будет непогоды у нас.
С трудом, придерживаясь за поясницу, встал с камня, посмотрел вверх на старый аул и с тревогой в голосе произнёс:
– Пережил ли мой старый дом ночную бурю?
Вспомнил молодого дуба на каменном выступе: «Выстоял ли он?»
- Сегодня уж не смогу подняться. Сил не оставила ночная буря: сон забрала, тревогой наградила. Отдохну нынче, наберусь сил, и завтра наверх поднимусь.

   Ранним утром, когда голубая дымка едва коснулась вершин гор, старик, уже одетый, вышел на крыльцо.
Не спеша Джалил поднимался в горы. Повсюду виднелись следы бушевавшей накануне непогоды.
Издалека старик обратил внимание на рощу, раскинувшуюся вдоль склона, где под сенью могучего дуба он недавно отдыхал. Картина предстала неожиданная… Джалил подошёл ближе. Обычно осень дарит дубам золотистый наряд в последнюю очередь. Но сегодня, вместо ожидаемого зелёного или жёлтого цвета, старик увидел высохшие бурые листья и на лесном патриархе, и на его подруге. Такие листья бывают на дубах поздней осенью или даже зимой.
– Странно… Такое вижу впервые…
Внезапная догадка заставила Джалила поднять голову и посмотреть на выступ, где рос молодой дуб. Он не увидел развесистого красавца с пышной кроной и резными листьями.
Джалил поднялся на выступ.
От молодого дуба осталась лишь горстка пепла. Не осталось даже пня.
– Горы не прощают высокомерия, наказывают всех. И людей тоже…
Старик не стал долго сокрушаться и задерживаться на выступе. Он поспешил наверх.
Старый дом пережил бурю. Разбилось лишь одно окно, да весь двор был усеян ветками и сучьями.

   Побывав на кладбище, Джалил рассказал Самире об уцелевшем старом доме, о сгоревшем молодом дубе, о разболевшейся спине.
– Пойду домой, намажу спину снадобьем, которое ты когда-то приготовила, да полежу… Прощай, прощай, – махнул рукой и, осторожно ступая по камням, направился к подножию горы, в новое селение, где ждал его новый дом.
– Внуки, уж небось, прибежали… Обещали нынче…

   На полпути, в роще на склоне горы, он остановился передохнуть. Окинул взглядом горы, снеговые и лесистые, и неожиданно задал себе вопрос, который раньше никогда не задавал ни себе, ни другим:
– За что любят горы? И почему я люблю горы?
Отвечать начал не сразу, а лишь тогда, когда неспешно продолжил свой путь вниз:
- Я чувствую себя здесь малым живым созданием, признавая величие природы. Там, в долине, на равнине, человек мнит себя могущественным: покоряет природу, перекраивает пейзажи… А здесь все неизменно, устойчиво, целостно и неделимо.
В памяти всплыли слова знакомого альпиниста, погибшего при сходе лавины: «Путник, будь осторожен, ты здесь — как слеза на реснице».
Старик остановился, нахмурился, сокрушенно вздохнул, заворчал:
– КрасОты… КрасОты есть и в долине…
Джалилу явно не нравилось объяснение Кирилла.
Посмотрел на самую высокую белую снежную гору, место гибели альпиниста:
– Наверное, за чем-то другим лезут в горы…
Ворча и тяжело ступая, продолжил свой путь:
– Хотел парень быть поближе к таинственному космосу, к тайнам Мирозданья? – старик вопросительно взглянул на ясное голубое небо.
Безмолвствовало бездонное небо.
– Или он хотел увидеть застывшее время в каменных горах? Или прикоснуться к ледяному холоду горы и почувствовать затаённую жаркую силу глубин Земли?
Молчало небо отрешённо. Лишь вечности свет голубой отражался в ледяных горах…
– Не хочешь отвечать, ну и ладно, – примирительно сказал старик. – Что теперь гадать… Парень выбрал свой путь…

   Увидев свой новый дом, Джалил поймал себя на мысли, что рад его видеть. И, насколько возможно, зашагал быстрее...