От ложного Средневековья 2 к торжеству фашизма

Алексей Порьяз написал об "Осени Средневековья" Йохана Хейзинги,  хочу в дополнение сказать о некоторых аспектах этого труда, и шире, потому что речь пойдёт о концепциях культуры в работах Хейзинги и Шпенглера в изложении философа Гаяне Тавризян.
Мы сегодня хорошо понимаем, почему в эти годы наши магазины были завалены книгами о Средневековье, фэнтези и всякими псевдоисторическими романами с готической кровавой подоплёкой. Группа АСТ вообще выпустила линейку "Романы, действие которых происходит в Средние века".
Запад начал хвататься за Средневековье-2, потому что других оптимистичнвх сценариев не было и надо было как-то убедить обывателя в том, что пусть сейчас темно и кроваво, но прорыв к свету будет. Подчас это принимало абсурдные формы, как у военного историка, ветерана Алжирской войны Доминика Веннера в книге "Самурай Европы", где автор перед тем, как
 пустить себе пулю в горло на алтаре Парижской Богоматери, предлагает Европе спастись через средневековую японскую модель.
В эстетике кинематографа так называемой французской постновой волны средневековые образы уже прижились (Морис Пиала "Под солнцем Сатаны", 1987). К тому же их было легко коммерциализировать, потому что Средневековье насквозь символично. Посмотрите на нашу молодёжь, которая носит худи и выглядит как пародия на капуцинов. То, что делала Милен Фармер с Лораном Буттона, амбивалентно продвигая образы кающейся грешницы и блудницы, это уже постпостновая волна, окончательное превращение игрищ с сатаной в торжество либерального фашизма.

Кстати сказать, наше встраивание в эти деструктивные процессы носило и характер возвращение к "истокам", "религии предков", неоязычеству, которым бьют по свету православия. Подробно об этом пишет иерей Георгий Максимов в своей книге.

У меня Хейзинга в мыслях всегда сопоставляется с Ингмаром Бергманом, который понял глубину Средневековья не хуже, чем голландский мыслитель. Не зря он раскрыл слова из Послания к Коринфянам "Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу", их тоже упоминает Хейзинга.
О Средневековье, преломление которого получило развитие в фильмах шведского режиссёра, надо написать отдельно. И там нет никаких иллюзий, потому что Бергман точно говорит не только о молчании Бога, но и том, что Бог Запада превратился в страшного паука. Такой Бог точно никогда не заговорит и не откроет путь к спасению души.

Когда я читала "Осень Средневековья", меня поразило размышление автора о том, что спустя пятьсот веков мы способны видеть свет даже от трагичных образов. Я рекомендую вам перечитать главу "Искусство в жизни", где Хейзинга пишет о том различии, которое являет нам литература, история и изобразительное искусство. А ведь происходит все потому, что живопись "не знает жалоб, из него улетучивается боль и горечь эпохи". 
Другой аспект я постигла из работы философа Гаяне Тавризян. Гаяне Михайловна — автор многочисленных книг, посвященных философии. Рассмотрим ее фундаментальный труд «О. Шпенглер, И. Хёйзинга: две концепции кризиса культуры» (М., 1988). В ней она рассматривает творчество двух мыслителей — немецкого историософа, представителя философии жизни Освальда Шпенглера и нидерландского философа, историка, исследователя культуры Йохана Хёйзинги.

Исследование Гаяне Тавризян, выдающегося специалиста по истории философии XX века, имеет очень большую ценность для историков, культурологов, философов. Во введении автор называет тему общего кризиса западной культуры одной из главенствующих и наиболее устойчивых в философии и истории XX века. Мало, кто знает, что «Закат Европы» Шпенглера существует в двух томах. И если первое издание в 1918 году стимулировано или ускорено опытом Первой мировой войны, то второе, появившееся в 1920-1930-е годы, показало реакционность взглядов Шпенглера. Речь идет также о работе «Человек и техника». Некоторые идеи Шпенглера были положительно восприняты фашистами, но надо помнить, что в 1933 году он отказался сотрудничать с нацистами и даже высмеивал их «тевтонские» устремления. В итоге Шпенглер оказался в опале.

В 1920-е годы сама идея «заката» Запада вызывала негативные оценки, Томас Манн резко осудил труд Шпенглера с моральной и гуманитарной позиции.

Гаяне Тавризян считает, что не случайно в 1970-1980-е годы в ФРГ реакционное ядро его учения взяли на вооружение неоконсерваторы, мотивируя это кризисом демократии. В целом, новаторский труд немецкого гения ставил не только философские проблемы, он говорил и об экологическом кризисе, и об опасности переизбытка техницизма. Общая философская формула «Заката Европы» — взаимодействие многовековой культуры с развернутыми формами научно-технической цивилизации.

Вся немецкая историография поддерживала индивидуализирующее начало, а Шпенглер, напротив, обезличивал процессы, явления и эпохи. «Индивидами» с его точки зрения были только тысячелетние «культуры». Ему принадлежит идея множественности и равнозначности культур. При этом за чрезмерный догматизм его критиковал британский историк, философ истории, культуролог и социолог, как он себя называл «эмпирик» Арнольд Тойнби.
И все же большая заслуга немецкого мыслителя в том, что он выступил против принятой в европейской историографии трехчленной периодизации истории, против самой концепции всемирно-исторического процесса. «Предпочтения самого Шпенглера, — пишет Гаяне Тавризян, — отданы в первую очередь не морфологии культур как таковых, но той "логике" истории, согласно которой возникают и исчезают эти миры культур». Из них он выделяет для анализа в большей мере египетскую, античную, западноевропейскую и магическую (арабскую).
Парадоксальным образом Шпенглер не признает никакой преемственности в сфере искусства: символы культуры отделены друг от друга, невоспроизводимы. Например, нет ничего общего между античной и западноевропейской скульптурой. «Былое искусство, уменье не подхватывается, оно утеряно где-то на дорогах Эллады, виды искусства теснят друг друга, гибнут, взамен расцветают другие, ни один вид в истории не узнает себя... "
Нет у Шпенглера преемственности и «возрождения», но есть предопределенное повторение, ритм судьбы. Шпенглер фактически не может «выбросить» идею определенного единства мирового исторического процесса, его развития, но у философа есть свои «круги». Здесь тоже возможно возвращение на новой, более высокой ступени уже бывшего в другой культуре: «но для сегодняшней Европы это не эллинство, а "практический", деловой, "империалистический" мир».

Философско-культурологический трактат голландского автора Йохана Хёйзинги «Осень Средневековья», указывает Тавризян, вышел с «Закатом Европы» почти одновременно: опубликован на нидерландском языке в 1919 году. Трактат описывает духовную ситуацию во Франции и Нидерландах в XIV-XV веках.

Гаяне Тавризян выделяет глубокие противоречия средневекового общества, так как они носят универсальный характер. В XV веке произошел конфликт между характерами, психологией людей и социально-этической регламентацией их жизни, между идеалами (главным образом рыцарства) и политической реальностью. Хёйзинга скрупулезно изучает многие источники, приходит к выводу, что в XX веке взгляд на Средневековье меняется, становится более объективным. Да, было кровопролитие, хроническое отсутствие безопасности, но и свои коллективные радости тоже были (музыка, живопись). Был у средневекового человека даже порой и мир в душе. Общество двигалось к гибели главным образом из-за внутреннего кризиса. Произошло истощение духовного потенциала.

В 1935 году Хейзинга пишет книгу «В тени завтрашнего дня», звучат его обвинения в адрес милитаризма, расизма, шовинизма.

Самую большую опасность для культуры Запада ученый видит в поворотах мысли к иррационализму, интуиции, инстинкту. С его точки зрения, «исчезновение стиля» — основной момент всякой культурной проблемы. Выражается это в деградации форм, эпигонстве, эклектизме. То есть у эпохи отсутствует собственное лицо. Видел он опасность в развитии общественных наук, поскольку они, в отличие от точных, ограничены национальными рамками, границами страны: здесь больше простора для произвола, предубеждений. Один из главных факторов дезинтеграции культуры — поворот общественных наук, философии к антиинтеллектуализму, отказу от традиционного для культуры идеала познания, истины.

Хёйзингу не удалось заставить замолчать. Он работает в концлагере и в ссылке: так появляется труд «Поруганный мир». По мысли Тавризян, историк в значительной мере предвосхитил суждения прогрессивных ученых Запада наших дней. Среди выдвинутых им положений — призывы к созданию новой этики, которая бы строилась на общечеловеческих ценностях.